Бои без правил

Коллин сидел в мягком кресле, напротив хозяина «Летней розы», и лениво осматривал кабинет. Тут даже днём царил полумрак — на окнах висели тяжёлые шторы, не дающие солнечному свету попасть в комнату. Весь кабинет казался мрачным из-за тёмной мебели, которая, впрочем, отлично сочеталась между собой. Мистер Харрис обсуждал с мистером Валмасовым детали контракта, после заключения которого Коллин станет официальным бойцом клуба. Мистер Харрис ощутимо нервничал. Коллин видел, как он часто поправляет очки своими толстыми пальцами. Его полное лицо покрылось блестящим потом. В кабинете действительно было душновато, несмотря на работающий кондиционер. Мистер Валмасов наоборот был спокоен и сдержан. От него прямо-таки веяло фальшью и холодом, и Коллин чувствовал себя рядом с ним несносным мальчишкой. Этот русский смотрел, казалось, в самую душу своими холодными светлыми глазами, которые напоминали кусочки льда. На его шее висела золотая цепь, пальцы украшали несколько колец, и всё в его облике кричало о богатстве. Этакий «русский король». Коллин почти не слушал их. Всё за него сделает менеджер. Парень лениво развалился в широком кресле и настукивал носком кроссовка ритм какой-то песни. Мистер Харрис называл мистера Валмасова причудливым именем «Данила». — Можно спросить? — Коллин поднял голову на мужчин, когда пауза в их диалоге затянулась. Мистер Валмасов холодно улыбнулся, и по спине Коллина невольно пробежались мурашки. — Ты уже спросил. — А… да, — смутился Коллин, но потом взял себя в руки и твёрдо спросил, глядя мужчине прямо в глаза: — У вас есть официантка, Алё-на. Где я могу её найти? Мистер Валмасов посуровел. Улыбка спала с его лица, а взгляд стал колючим и ледяным, хотя, казалось бы, куда холоднее? — Зачем она тебе? — спросил русский, прожигая Коллина серыми призрачными глазами. Коллину стоило больших усилий не отвести взгляд. Парень пожал плечами и, как можно безразличнее, сказал: — Она мне понравилась. Я хочу снять её. Вы же, вроде, говорили, что любую официантку можно снять на ночь. Так? — Говорил, — не стал отрицать мистер Валмасов. На его щеках заходили желваки. — Но эту девушку нельзя. — Почему? — вскинул брови Коллин. — Я заплачу… — Нет. — Ледяной тон мистера Валмасова заставил Коллина заткнуться. Парень понял, что влез куда-то не туда. — Она не спит с кем-попало. Это не обсуждается. — Но я не «кто-попало»!.. — Мистер Рей, — тактично влез менеджер, — может, вам стоит прогуляться? — Что?! — разозлился Коллин. Он недовольно уставился на наглого менеджера. Тот невинно смотрел на него из-за стёклышек своих дурацких круглых очков, как отец на буйного сына-подростка. Коллин вскочил с кресла. — Хорошо, я уйду! Коллин выругался сквозь зубы и быстро покинул кабинет. Он не мог слышать, как мистер Валмасов сказал менеджеру: — Дерзкий мальчишка, — мистер Харрис согласно кивнул, — передайте ему, чтобы держался подальше от моей официантки. — Конечно-конечно, как скажите. — Вот и хорошо, — мистер Валмасов прикурил, — вот и хорошо… ** Неделю спустя. Вставать с постели отчаянно не хотелось. Но я встала и занялась обычными делами, коих скапливалось немало к выходным. Я сготовила суп и котлеты, убралась, измерила бабушке давление и сходила в аптеку. В последнее время у бабушки скакало давление, и я боялась, как бы ей не стало плохо, пока меня нет. Я напоила бабушку таблетками, строго наказала ей никуда из дома не ходить и попросила соседку проведать её вечерком. Бабушка Лида, наша соседка по площадке и лучшая подружка моей бабули, клятвенно обещала проследить. И тогда я со спокойной душой пошла на работу. Весь день у меня сильно болел живот от «женской болезни», и никакие таблетки не помогали. Я бы отдала многое, чтобы остаться дома и просто поваляться в кровати с какой-нибудь сопливой книжкой. Но нужно было отрабатывать долг. — Алёна, — окликнула меня Кристина, — Валмасов зовёт тебя. Подойди, там что-то срочное. Я вскинула брови, но ничего не сказала. Самой было немного страшно. Зачем я ему? Не била же, вроде, никаких фужеров… Так я и металась от одной мысли к другой, пока поднималась в его кабинет, расположенный на втором этаже клуба. — Можно? — спросила я, коротко постучав по двери. — Входи, — ответил господин Валмасов, и я несмело вошла. Он опять сидел за столом, обложившись бумажками. Но, как только я вошла, он поднялся, поправил ворот рубашки и подошёл ближе. Я осталась стоять на месте, как истукан. — Вы что-то хотели? — спросила я, решившись через пару минут молчания. Валмасов курил, прохаживаясь по кабинету, будто разминал ноги. Но на кой ему тут я? — Один боец хочет увидеться с тобой, — рассказал мужчина. Я вскинула брови. — Ты ему понравилась, и он хочет снять тебя. — Ч-что?.. Но… но… вы же… — Я сказал, что ты не продаёшься. — А, да, спасибо, — залепетала я, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди. Меня обуял такой страх, что даже голова пошла кругом. Немного успокоившись, я спросила: — А… а кто он, тот боец? — Это не имеет значения, дорогая, — отмахнулся господин Валмасов. Он осторожно прикоснулся к моему обнажённому плечу, и его горячая ладонь обожгла кожу. Я вздрогнула и отступила. — Что вы делаете? — испуганно спросила я, смущаясь от его неожиданной ласки. Я попятилась назад и упёрлась бёдрами в стол. — Думаю, что ты скоро сведёшь с ума всех бойцов в моём клубе, — усмехнулся он. Валмасов отложил сигару в пепельницу и остановился напротив меня. Он стоял так близко, что я чувствовала запах его одеколона. Мужчина наклонился ко мне, что я едва не запрыгнула на стол, лишь бы убраться подальше, и заговорил мне на ухо: — Ты очень красивая, Алёна Кувчинская, даже красивее матери. Скажи, ты девственница? — Что вы такое спрашиваете?! — воскликнула я, отталкивая его в грудь. В голове пронеслись воспоминания о том, как я точно также отталкивала Коллина… — Отпустите! Что вы себе позволяете? — Тихо, дорогая, не кричи, — он схватил меня за подбородок, и я испуганно затихла. — Больно… — Потерпишь. Ты не ответила на мой вопрос. Повторить? Или ты слышала? — Слышала, — буркнула я. Валмасов кивнул. Я поморщилась и сказал: — Я девственница. — Очень жаль, — вздохнул он, и мои брови взлетели на лоб. — Значит, придётся подождать. — Подождать? Что… что вы имеете ввиду? — Разве не ясно? — с притворным удивлением спросил Валмасов. — Я хочу тебя. Хочу обладать тобой. Но ещё рано… Сердце бешено забилось от ужаса. Я не понимала, что происходит, и это-то было страшнее всего. Дыхание рывками вырывалось из груди, но воздуха мне не хватало. Голова пошла кругом, и мне казалось — упаду. Я открывала рот, как рыба, но ни звука не вышло из меня, кроме рваных вздохов. — Год. Один год, — сказал господин Валмасов, рассматривая моё лицо. Он заправил мне за ухо прядь волос, и я дрожала в его руках, которые были мне противны. — Через год ты станешь моей, и я обещаю, что прощу тебе все долги твоего непутёвого папаши. — Не говорите так о моём отце! — неожиданно вырвалось у меня. Я обрела способность говорить. Злость нахлынула на меня жгучей волной. Я оттолкнула его от себя. Валмасов отпустил. Я бросилась бежать. Вслед мне донеслось: — Один год… И я выскочила из кабинета, едва не сбив с ног кого-то из персонала. Слёзы выступили из глаз, но я попыталась их проглотить и задушить в себе. Было не время и не место. В голове бились его последние слова: «один год», «через год»… Через год мне будет восемнадцать. Что он хочет со мной сделать? Превратить в свою рабыню?.. Продать?.. Что?! Одно я знала точно — не зря я боялась его. Он — настоящий псих, и мне надо бежать от него, куда глаза глядят. Но как? Полиция в городе под его контролем, отца нет рядом… Кто может мне помочь? Этого я не знала, и потому считала ситуацию безвыходной. ** Всю смену я вспоминала приставания Валмасова и его недвусмысленные намёки. Я пыталась отвлечься на работу, на клиентов и чёртовы столы, но мысли раз за разом возвращались к случившемуся. Я понимала, что «как раньше» уже никогда не будет. Что моя относительно спокойная работа в «Летней розе» подошла к концу. Что теперь мне не будет спасения от моего непосредственного начальства. Но не могу же я покориться? Подчинить себя его воле? Всё во мне протестовало, но иного исхода я просто не видела. После разболелась голова. Я ловила на себе обеспокоенные взгляды Кристины, но молчала, как партизан. Она, что удивительно, не лезла ко мне с расспросами, и я была ей благодарна за это. Когда стали активно приниматься ставки, я поняла, что сегодня будет очередной бой. Моё настроение испортилось окончательно, особенно, когда я узнала, что на ринг выйдет Рей-американец. Его только не хватало. Я увидела в зале Андрея Ломкова. Он сидел у бара, разговаривая о чём-то с барменом Мишей. Я подошла к ним, и мужчина даже поздоровался со мной, что было странно и непривычно. Надеюсь, сегодня он не заставит меня смотреть бой вместе с ним? Начался первый раунд. Я невольно обернулась на ринг. Двое бойцов пробовали друг на друге первые удары. Одним из бойцов, конечно же, был Коллин Рей, который снова юлил, как змей, а вторым оказался молодой парень, которого, кажется, зовут Евгений. Я знала многих бойцов по именам, но далеко не всех. Валмасов часто их менял. Американец действительно был неплох. Он отражал почти все удары оппонента, стремительно атаковал и ловко уворачивался. Даже я видела, что Евгений обречён на поражение. Уже к концу первого раунда, Рей опрокинул его на спину мощным ударом. Я наблюдала за этим явно неравным боем и чувствовала, как к горлу подступил ком. Мне почему-то стало так больно и обидно от всего, что происходило вокруг меня, что слёзы выступили из глаз. Я не помнила, как добежала до раздевалки для персонала и как разрыдалась, будто маленькая девочка. Я рыдала и выла, будто не я. Мне не хватало воздуха. Было то жарко, то холодно. Меня трясло, и я не могла успокоиться. — Эй, — горячая ладонь мягко коснулась колена. Я вздрогнула, как от удара, и вскинула голову. Передо мной стоял Коллин Рей. Он был избитый после боя, полуголый и блестящий от пота. Боец опустился рядом со мной на низкую скамью и вздохнул, взъерошив тёмные влажные волосы. — Что случилось? — спросил он, повернувшись ко мне. Шов на правой брови у него разошёлся, и по лицу бежала кровь. Под другим глазом наливался синим свежий фингал. — Почему ты плачешь? Я с удивлением смотрела на него, уже ничего не понимая. Всхлипывала, обняв себя за плечи, и дрожала. В моей голове была каша, я не знала, что ответить. — Это длинная история, — тихо, почти шёпотом ответила я наконец. — Я не тороплюсь. Я посмотрела в его чёрные глаза, в которых, казалось, не было зрачков, и увидела в них искреннее сочувствие и интерес. Слёзы брызнули с новой силой. Я закрыла лицо руками, чтобы он не видел, какая я жалкая, и снова расплакалась. Коллин терпеливо ждал, пока я смогу выплакаться. Я не сразу ощутила, как он осторожно, будто боясь причинить боль, гладит меня по плечу. Я даже представить не могла, что жестокие подпольные бойцы способны на такую нежную ласку. И я была благодарна американцу за поддержку. И я рассказала ему всё: про отца, про долг, про мерзкого Валмасова. Всхлипы прерывали мой рассказ, но я продолжала, сама не понимая, почему так доверилась этому чужому страшному человеку. Коллин слушал молча, сведя на переносице густые чёрные брови. Я видела, как на его щеках ходили желваки, и как сжимались огромные окровавленные кулаки, со сбитыми костяшками. И в голове была глупая мысль, когда я смотрела на его костяшки, что ему, наверное, больно. — …а теперь я сижу тут и рыдаю, как дура, — вздохнула я, прожигая взглядом сброшенные на пол неудобные туфли. — Ты не пробовала уехать? Я усмехнулась, но совсем невесело, и подняла глаза на бойца. — Куда? — Куда-нибудь, — пожал плечами Коллин, — за границу, например, или в другой город. Россия — большая страна, неужели тут негде спрятаться от больного ублюдка? — Откуда у меня деньги на это? И я не могу бросить свою бабушку. Тем более, я несовершеннолетняя. Коллин вскинул брови в немом удивлении. Я фыркнула. — Ты выглядишь взрослой, — признался он, мне даже показалось, несколько смущённо. Я махнула рукой. — Макияж и откровенные шмотки. В них кто угодно будет выглядеть старше своих лет. — Возможно, ты права. Повисло молчание. Мне стало немного легче, после того, как я высказалась и выплакалась вволю. Я будто поговорила со старым знакомым, с которым не виделась несколько лет. Я не чувствовала стыда или раскаяния за содеянное, только лёгкую тревогу. Мою тайну теперь знает чужой человек. Я посмотрела на Коллина. Он задумчиво настукивал пальцами незамысловатый ритм по поверхности лавки. Ему бы помыться… От Коллина разило потом и кровью, и я, почему-то, почуяла эту гремучую смесь запахов только сейчас. — А зачем ты за мной пошёл? — спросила я. — Ты что-то хотел? Воды? — Нет, спасибо, — ухмыльнулся американец, — мне и прошлого раза хватило. Я вспомнила тот самый «прошлый раз». Мне стало неприятно от этих воспоминаний, я нахмурилась и собиралась нахамить, но Коллин перебил меня: — Я хотел извиниться. — Извиниться?.. — Да. Прости, что распускал руки, — сказал он, посмотрев на меня сверху. Я даже забыла, как дышать от удивления, — я не должен был. Прости, если обидел тебя. Я кивнула, сама не понимая, что отвечаю. Прощаю его или нет… Но он был первый человек в этом богом забытом заведении, который просил у меня прощения. Коллин поднялся и тяжело захромал к выходу. Я смотрела на его мускулистую спину, провожая глазами до двери, и выкрикнула: — Коллин!.. Он обернулся через плечо. — Я прощаю тебя. Боец кивнул. Его пухлых губ коснулась усмешка, и он вышел, оставляя меня одну.