Долгий, долгий путь

Марк проснулся оттого, что в соседней комнате Югём разговаривал по телефону очень громко. Не ругался, а просто очень эмоционально выражал своё отношение к чему-то. Было даже непонятно, о чём он говорит – просто нечленораздельное тараторение, и всё. Впрочем, как и всегда. Потянувшись, Марк вспомнил вчерашний вечер. Они не стали ужинать, потому что Марку нужно было поехать на открытие магазина одежды, к которому он имел самое косвенное отношение. Он упросил агента достать ему пригласительный и на Югёма тоже: в одиночку на таких мероприятиях Марк начинал умирать со скуки буквально через пятнадцать минут, когда все закуски с банкетного стола были перепробованы. Югём, конечно, не отказался пойти. Марк знал, что Югём хотел сделать два дела одновременно: и побыть с Марком, и проследить, чтобы никто из альф к нему даже не приближался. Марку до сих пор становилось смешно оттого, насколько быстро Югём закипал от ревности. Буквально один взгляд, одно слово – и можно было нести огнетушитель. Марк только смеялся мягко и гладил его по лицу. Поэтому Югём не упускал случая поприсутствовать на мероприятиях вместе с Марком. А на следующий день он любил просматривать ленту в инстаграме с их совместными фотографиями и повторять, какая они «всё-таки горячая парочка». Скромности ему тоже было не занимать. В итоге Югём весь вечер ворчал, что шампанское можно было бы прикупить и покачественнее, и не убирал руку из заднего кармана джинсов Марка ни на минуту. Марк уже давным-давно перестал сопротивляться ему – с тех самых пор, когда Югём настоял на том, чтобы Марк взял его фамилию или хотя бы присоединил его фамилию к своей. Потому Марк ничего не сказал ему, когда по пути домой Югём сделал ему с десяток неприличных намёков за первые четыре минуты в машине. Марк отвернулся к окну, стараясь изо всех сил игнорировать настойчивые приставания со стороны Югёма и отзывчивость собственного тела. Если иногда в голове Марка всё-таки загоралась лампочка «благоразумие», когда речь шла о Югёме, то для его тела такой лампочки не существовало вовсе, никогда. Из-за отсутствия именно этой лампочки Марк, махнув рукой на диету, согласился заказать две гигантские пиццы на поздний ужин и целоваться долго и мокро, пока на пороге не появился человек из службы доставки. Потом Югём лопал пиццу прямо в гостиной, капнув несколько раз соусом на белый кожаный диван, и кормил Марка с рук, когда он отказался есть больше одного куска. «Один голод я утолил, остался ещё один,» – сказал Югём между делом. Марк закатил глаза, понимая, что выспаться ночью ему не придётся. Лёжа в кровати, Марк ухмыльнулся себе под нос. Посмотрел на обручальное кольцо – тонкая золотая полоса на безымянном пальце. После свадьбы время пошло странным образом: казалось, что тот день был буквально вчера, но Югём и он были вместе целую вечность. Причём, в режиме медового месяца. – Хэй, засоня, – Югём заглянул в комнату, улыбаясь широко. – Ты бы хоть трусы надел, – заметил Марк. Югём сделал вид, что ничего такого не слышал, подошёл к кровати и нагнулся, чтобы поцеловать Марка в щёку. – По-моему, я и так хорош. И хёну нравится, – сказал Югём, качнув перед Марком бёдрами; Марк только вздохнул устало. – Что будешь на завтрак? Только никакой бурды из сельдерея, как в прошлый раз! – У меня выходной, так что буду есть то же, что и ты, Гём-и, – сказал Марк, вставая с кровати. Югём покивал, натянул спортивные штаны и пошёл на кухню. Одеваясь, Марк почувствовал себя странно. Необычное чувство появилось из ниоткуда и быстро улеглось, поэтому он не обратил на него внимания. Умываясь, он ощутил его снова, чуть сильнее. Как будто слегка закружилась голова, слегка затошнило, слегка заскребла тревога – только всё разом, небольшим комом непонятного. Марк замер над раковиной, сердцебиение стало чуть быстрее. Время как будто замедлилось, дыхание затруднилось. «Заболел?..» – Ну ты куда пропал, а? Голос Югёма отрезвил, вытащил из холодящего кожу состояния. Тяжело выдохнув и покачав головой, Марк пошёл вслед за Югёмом на кухню. Видимо, многочисленные перелёты начали давать о себе знать. Ёнджэ посмотрел в окно, в темноту, разбавленную редкими огнями. В этом спальном районе Сеула все ложились спать довольно рано, потому что сплошь и рядом жили семьи с маленькими детьми. Ёнджэ вздохнул тяжело и задёрнул плотню штору. Собственная квартира, стоявшая без дела больше трёх лет, теперь ощущалась чужой и холодной. Нет, съехать от Джексона было просто необходимо, невозможно испытывать терпение и гостеприимство слишком долго. Он и так засиделся. Даже так – застоялся. И сдвинуться с места не получается никак. Посидев ещё немного на диване, Ёнджэ взглянул на часы – половина одиннадцатого ночи. Расписание он знал до сих пор очень хорошо, даже до обидного хорошо. И время у него ещё было. Поэтому он быстро натянул на себя толстовку, взял телефон с ключами и вышел из квартиры. Метро в это время суток почти пустое. Все, кто хотел домой, уже дома, а от станции до станции слоняются только неприкаянные одиночки. Ёнджэ нужно было сделать три пересадки, чтобы наконец подняться наверх и оказаться в другом спальном районе. Очень захотелось спрятаться, скрыть лицо, хотя никто на него не смотрел. Он натянул капюшон поглубже и зашёл в подъезд, открыв первую дверь своим ключом. – Ты дома? – спросил он на всякий случай. Хотя прекрасно знал, что дома нет никого. Кивнул себе, снял кроссовки и прошёл в гостиную. Как и ожидалось, тут и там валялись вещи, в основном, одежда и обёртки от шоколадных батончиков и картонки из-под заказанной еды. Ёнджэ провёл пальцем по деревянному подлокотнику дивана – оказалось, что он на несколько тонов темнее. Ёнджэ покачал головой и улыбнулся слегка. Ёнджэ протёр пыль везде, где не успел протереть в прошлый раз. И как он живёт, не замечая, что всё кругом побелело? Потом собрал с пола и подоконников весь мусор, сложил рядом с переполненным мусорным ведром, которое нужно было вынести перед тем, как уйти. Заглянул в шкаф, поискал грязные вещи. Он всегда искал вещи на стирку одним и тем же способом – просто подносил к носу и вдыхал глубоко. Голова чуть закружилась, но зато он насобирал достаточно белья. Загрузил всё в машинку, поставил режим так, чтобы успеть развесить одежду на верёвку. Обернулся и увидел, что ванна не очень-то чистая. Достал губку и моющее средство, закатал рукава повыше, стал оттирать широкую белую ванну, в которой когда-то сидел сам. Вытерев лоб запястьем, он заглянул в спальню. И там тоже беспорядок: бельё сбитое, покрывало валяется чуть ли не на полу, рядом с потерявшими свои пары носками. Ёнджэ улыбнулся самому себе: ну не получалось у него никогда следить за своими вещами. Он взбил подушки, проветрил комнату, пока на улице стало прохладнее, поправил простынь, отнёс тапки к входной двери. Потом застелил покрывало, быстро пропылесосил спальню. Обернулся, чтобы взглянуть на висевшие на стене часы – без двух двенадцать. Нужно было уходить, и побыстрее. Закрыв все окна и выключив свет, Ёнджэ обулся и запер дверь квартиры, в которой жил ещё совсем недавно. Теперь же он мог появляться здесь только как тень, так, чтобы никто не знал. Если кто-то узнает, он просто со стыда сгорит. Ему и так очень стыдно, но когда это всё для себя, без свидетелей и их унизительного сожаления, всё ещё более-менее терпимо. – “What can I do?.. I go straight to you… I’ve been told… to kiss but never be…” – напевал Ёнджэ, глядя в пустоту и шагая в сторону метро. Глаза уже начинали слипаться, но дорога до старой квартиры занимала ещё где-то с полчаса. Даже смешно, насколько прав был Марк, когда сказал, что психолог из него действительно хуёвый.