Долгий, долгий путь

– Вот урод! – воскликнул Марк, дочитав вслух сообщения Джексона. Югём, сидевший за рулём, бросил ему косой взгляд. – Гём-и, у меня просто нет других слов. – Я думаю, он просто не верит в истинных, а Джексон-хён верит, – сказал Югём серьёзно. Марк посмотрел на него с прищуром: – А вы все альфы такие неверующие? – Сладкий, я верю только в тебя. Остальное меня не волнует, – сказал Югём и повернул руль. Марк взялся за ремень безопасности, чувствуя, как вес тела перекатывается на одну сторону. Снова задумался о том, сколько он ест, не набирает ли килограммы слишком быстро. Он старался следить за своим здоровьем максимально пристально, старался посещать врача как можно чаще. Срок его, конечно, был совсем невелик, два месяца и восемь дней, даже живота не было толком видно (хотя Югём заверял, что его Марки начинает потихоньку округляться), но Марку очень хотелось, чтобы всё шло как надо. Он отказался от любимого фаст-фуда и, прислушавшись к совету Ёнджэ, стал есть меньше сладкого. Перестал засиживаться по ночам за сериалом и принимать приглашения на поздние тусовки. Начал отказывать донельзя любвеобильному Югёму. Сам не знал, почему, ведь врач говорил, что никаких отклонений у него не наблюдается, поэтому нужно было пользоваться моментом и радовать мужа и себя. Но Марк почему-то не переставал тревожиться, поэтому перед сном просто устраивался удобнее на груди у Югёма или утыкался носом ему в плечо и пытался уснуть поскорее. – Приехали, – сказал Югём. Марк, вздрогнув, понял, что успел задремать. Открыв глаза, он увидел, что они притормозили на парковке большого супермаркета, часть которого была отведена под детский магазин. Это Югём настоял, что начать присматривать кое-какие вещи лучше заранее, а не в последний момент. Марк ворчал на него: казалось, что появление ребёнка для него – как игра в дочки-матери. Югём больше на него не обижался, только вздыхал и целовал в щёку, отчего Марк сразу же таял и говорил, что гормоны добьют его. – Так и что Джексон-хён хочет теперь делать? – спросил Югём, осматривая выставленные в отдельную секцию детские коляски. – Джек?.. – переспросил Марк; Югём покивал, и Марк взял его под руку. – Говорит, что больше не хочет видеть этого подонка… – …неужели хён мог так сказать, а… – Какая разница, Гём-и? Дело не в этом. Ты же согласен, что он вёл себя по-скотски? Югём улыбнулся с прищуром, прижал Марка к себе и погладил его по пояснице. – Ну конечно, конечно. – И вот, – продолжил Марк. – что тут поделаешь? Джек предложил ему исправить то, что у них было. – В смысле, то, что было в Японии? – уточнил Югём и попробовал прокатить одну из колясок вперёд-назад. – Но они же, кажется, и не общались там. Хён работал гейшей, а тот альфа был просто гостем в их доме. Разве было какое-то лично общение? Марк метнул на него взгляд: ну как не понимает?! – Гём-и, он Джека, можно сказать, обесчестил. Ладно, Джек не был девственником, но это совсем другая история. Приходить к омеге месяцами, говорить такие слова… – Какие ещё «такие»? – Про любовь, какие же ещё. Джек и так был один-одинёшенек тогда в Японии. Мы с Ёнджэ-я звали его в Корею, но он отказался – у него всегда свои причины. Ну ты представь, Гём, – Марк уже переставал обращать внимание на кроватки, украшения для комнаты, пеленальные столики, погружаясь в анализ. – ты один, в чужой стране, уже ни на что не надеешься. А тут вдруг появляется альфа, который тебе нравится. И запах такой, что думаешь: это мой истинный. Крышу сносит, ты сам не свой. И он тебе говорит: детка, давай потрахаемся. Что тут скажешь? Отдашься не задумываясь. И ведь когда отдаёшься, думаешь, что не зря: ведь это твой истинный, вы будете вместе на всю жизнь, потому и не думаешь отказать. А он, – бац! – и исчез. Джек думал, он его выкупит – так хрен. Уехал и фамилии не спросил. А потом оказалось, что он Джеку заделал ребёночка… – Марки-хён, хотя бы чуть-чуть потише, окей? – Я почти всё. Ну и вот, ребёнок ему ничего не стоил все эти годы. Джек сам рвётся напополам в своём отеле уборщиком. Только сейчас хотел дать ему знать, что, мол, ты отец, порадуйся. А он так с ним обошёлся… Сначала отшил, а потом сам заявился к нему в отель, якобы «поговорить». А сам сказал, что у них не было никаких серьёзных отношений. Чего ему только нужно было? Сделать Джеку ещё больнее? Просто не понимаю, Гём… – Попробуй сейчас расслабиться хотя бы немного, ладно? – сказал Югём и кивнул на ряды детских кроватей. – Давай лучше подумаем о нашем ребёнке. Если Джексон-хёну что-то понадобится, мы ему непременно поможем, а пока… – Пока подумаем о нас, – выдохнул Марк, успокаиваясь. Югём потёрся носом о его висок, и Марк не смог сдержать улыбку. – Люблю тебя, Гём-и. – Я тебя тоже люблю, Марк Туан-Ким, – сказал Югём и, немного помолчав, прибавил гордо. – Всё-таки, тебе жутко идёт моя фамилия, как ни крути. Молодец, что ко мне прислушался. Марк не стал ничего отвечать. Он предпочитал игнорировать такое неприкрытое самодовольство Югёма, надеясь, что со временем оно пройдёт само собой. Ёнджэ напрягся, замер. Крепко сжав в пальцах мокрую половую тряпку, он боялся даже пошевелиться. Он отчётливо слышал, как в замочной скважине входной двери повернулся ключ. Теперь ему точно конец. Закусив губу почти до крови, он ждал. Ждал, не оборачиваясь, только прислушиваясь. Как негромко опустились на пол кеды, одна за другой, как об стены дважды ударился негромкий кашель, как медленно открылся замок-молния на кожаной куртке. – Привет, Ёнджэ. Щёлкнул выключатель, но свет загорелся только в коридоре, проливаясь в комнату прямоугольником через дверной проём. Ёнджэ побоялся отвечать, комкая край грязной тряпки в руках. – Спасибо, что наводишь порядок в квартире, – сказал голос за его спиной; пока ещё безопасно, совсем не близко. – Не знаю, как бы справился… Наверное, никак. Смешок. Ёнджэ знал, что на самом деле ему не смешно нисколько. – Что сидишь на полу? Вставай давай, поднимайся, – сказал голос привычно неэмоционально. Ёнджэ сразу же распрямился. Посмотрел на свои голые голени и ступни: пришлось закатать джинсы и снять носки, чтобы помыть пол. Он был уверен, что успеет закончить. Видимо, что-то в расписании поменялось… – Я буду ужинать. Ты голодный? – спросил голос, всё ещё издалека. – Нет, хён, спасибо, – прокашлявшись, сказал Ёнджэ. Даже голова закружилась оттого, как давно он слышал этот голос в последний раз. – В любом случае, заканчивай и приходи на кухню. И это не просьба даже. А почти приказ. Ёнджэ покивал, не оборачиваясь. Ёнджэ знал его слишком хорошо, чтобы принять его предложение как дружественный жест, как попытку сблизиться так или иначе. Как только шаги стихли на кухне, Ёнджэ бесшумно опустился на пол, намочил тряпку, стараясь не плескать водой громко, пока отжимал её, и принялся домывать пол. На кухне Ёнджэ появился минут через десять. От него пахло потом, что вызывало жуткую неловкость; лицо, наверное, чуть красноватое. Он поерошил чёлку, чтобы та не казалась слишком слипшейся. Джебом посмотрел на него, стоя с тарелкой у окна. – Выпей чего-нибудь, – Джебом кивнул на холодильник и отошёл в сторону. Ёнджэ, не поднимая взгляд, подошёл к холодильнику, наобум взял оттуда бутылку, открыл и начал пить. Конечно же, клубничное молоко. Джебом ел молча, глядя на огни засыпающего города. Ёнджэ знал, что попался в ловушку, которой боялся с самого начала; и теперь он мог уйти только с позволения Джебома, никак не раньше. Даже несмотря на то, что их молчание в тёмной кухне ощущалось тяжестью нагнетаемого давления. Ёнджэ непростительно давно не видел Джебома вживую, только прикасался к его вещам и вдыхал его запах. Теперь, вблизи альфы, его ломка становилась невыносимой – смесь стыда, вины, обиды, любви, желания, голода, злобы, усталости. Он сделал ещё один глоток молока, чтобы ослабить застрявший в горле ком. Джебом, кажется, услышал, как жидкость с трудом прошла вниз, в желудок. Ёнджэ отвёл взгляд в сторону, чтобы не провоцировать Джебома лишний раз. Джебом быстро доел, поставил тарелку с палочками в раковину, выпил воды и поманил негромко: – Подойди сюда, пожалуйста, Ёнджэ-я. Ёнджэ даже не успел ничего сообразить, как его ноги двинулись навстречу Джебому сами. Он замер от него в паре шагов, не решаясь подойти ближе. Не был уверен, что ему это позволено. Рука Джебома была всё такой же сильной и нежной – именно такой, как Ёнджэ запомнил и представлял все эти месяцы. Пальцы легко прошлись от щеки до подбородка, прихватили ласково и притянули лицо ближе. Зажмурившись и стараясь сохранять самообладание даже вблизи своего альфы, Ёнджэ приоткрыл губы совсем чуть-чуть, чтобы можно было подумать, что он пытается вдохнуть немного воздуха. Его губ коснулось дыхание Джебома – опять смешок, опять несмешной. Вторая рука легла на талию, мягко обвиваясь вокруг изгиба. Ёнджэ с трудом верилось, что это не очередной сон. На столе громко зажужжал телефон Джебома. Ёнджэ, испугавшись резкого звука, отпрянул назад, вырвался из рук Джебома. Джебом бросил ему непонятный взгляд, сгрёб телефон. – Да? – его голос прозвучал холодно, даже грубо. Ёнджэ задержал дыхание. А потом Ёнджэ услышал, как из трубки вырвалось высокое женское «Оппа,..». Этого голоса он не слышал никогда, хотя женский круг знакомств Джебома был удивительно узок, несмотря на его профессию. Ёнджэ сказал себе, что делать выводы рано и нелогично. Хотя… Он ещё раз посмотрел на Джебома. Молодой здоровый привлекательный альфа, с подобающим для альфы аппетитом – аппетитом во всём. Это омегам общество предписывало справляться со своим либидо как-нибудь, тайно, не афишировать свои желания; для альфы же не считалось зазорным открыто заявить о том, что у него давно не было близости с омегой и что было бы неплохо этот пробел восполнить. И Джебом наверняка восполнял этот пробел. Судя по тому, в каком состоянии Ёнджэ застигал его квартиру, Джебом никого не пускал к себе домой. Что совсем не значит, что он не ночевал в чужой постели. Ёнджэ усмехнулся себе под нос, совсем не смешно. И как он только не подумал?.. Он поставил бутылку клубничного молока на стол и, пока Джебом разговаривал о чём-то чуть ли не сквозь зубы, потихоньку выскользнул из кухни. Быстро обулся, забрал свой телефон и ключи и вышел на улицу. Снаружи его оглушила чернота нависшей над самой головой влажной холодной ночи.