Долгий, долгий путь

Он видел их вместе. Своего альфу, – потому что несмотря ни на что из всех живущих на свете альф своим он будет считать только одного его, – и какую-то омегу. Причём, омега была молодой женщиной. Закипевший в венах гнев подсказал, что она – шлюха. Но он не любил делать поспешных выводов. Он просто наблюдал. Наблюдал издали, как они идут вечером по улице, держась за руки. Она цокала каблуками по влажному асфальту, а он кивал её болтовне. Дура. Она и не представляет, что он, на самом деле, не любит трепотню. Ему нужно свободное пространство. А он вроде как и улыбался. И не той своей рабочей вежливой улыбкой, для клиентов и людей, с которыми сотрудничал. А какой-то настоящей. Настоящей настолько, что захотелось приложить его лицом о холодное стекло витрины соседнего магазина. Кто-то из них остудился бы точно. В итоге пришлось развернуться и снова пойти в продуктовый. Он выстоял длинную очередь ради бутылки виски, но по-другому заснуть у него не получилось. Полночи он плакал и заливался виски, а наутро мучился жутким похмельем и пытался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Ну да, его альфа и омега-шлюха. Уж не та ли, что звонила тогда по телефону? Ёнджэ казалось, что он пытается сложить два и два и постоянно получает три. В его кабинете в клинике было тихо и спокойно, пахло чистотой. Он сел за стол и снова вспомнил Джебома с его новой омегой. На вид ей было столько же, сколько и Ёнджэ. Тёмные, натурального цвета волосы до плеч, длинные серёжки, на губах глубокий красный тинт. Улыбка такая, словно она в жизни не оставалась наедине с оппой, такая приторно-милая, сладкая-сладкая, аж мерзко. И ямочки на щеках – выглядело, как проколы, как боди-модификация. Широкая юбка-колокол показывала тонкие ноги с изящными щиколотками. Да она и вся была как тростинка, сожми чуть крепче – переломится. И как только альфы с такими спят? Весь день Ёнджэ пытался об этом не думать. Прилагал все силы, чтобы заталкивать воспоминание поглубже в голову, откуда его будет не видно и не слышно. Но получалось не очень хорошо. Точнее, совсем плохо. Эти худые ноги как будто приклеились ко внутренней стороне век. Ёнджэ видел их каждый раз, когда закрывал глаза. Они просто преследовали его. Он знал немало о навязчивых мыслях, но ещё никогда не сталкивался с ними сам. Эти ноги ввели его в какой-то странный ступор. Он даже забыл сходить пообедать, а потом забыл заехать в магазин купить что-нибудь на ужин. Только когда он остался один на один с полупустым холодильником в своей тёмной квартире, он вспомнил, что есть ему вечером нечего. Но перспектива лечь спать на голодный желудок его не испугала. Так случай сформировал привычку. Ёнджэ начал есть ровно половину от своих ежедневных порций. Сначала ему было странно постоянно недоедать, а потом тело начало откликаться лёгкостью. Отражение в зеркале становилось более чётко очерченным. Ёнджэ улыбался каждый раз, когда проводил рукой по чуть впавшему, особенно по утрам, животу. Джексон, кажется, начал о чём-то догадываться. Когда они обнимались при встрече, он отмечал, что Ёнджэ вот-вот будет колоться костями. Ёнджэ только смеялся погромче и отмахивался, говоря, что в последнее время стало слишком много дел. Марк, вечно озабоченный своим растущим животом, говорил, что если их Выдра-ним потеряет ещё пару кило, его возьмут на ближайшую неделю моды в Сеуле. Ёнджэ такие комментарии очень подбадривали. Он обещал себе дойти до конца. Оставалось только дождаться нужного момента. Он знал, что момент настанет сам собой, что ему ничего не придётся делать. Так и получилось: Джебом написал сообщение. Сказал, что разбирал бумаги и нашёл какой-то документ на имя Ёнджэ, просил заехать после работы прямо к нему в студию. Ёнджэ знал, что Джебом просил без подоплёки. Но Ёнджэ собирался приехать как раз с подоплёкой. Он никогда не забудет тот взгляд Джебома. Удивлённый, голодный, побеждённый. Ёнджэ понял, что хотя бы на тот миг он выиграл битву против омеги-конкурентки. Джебом спросил негромко: «Что ты с собой сделал?» Но Ёнджэ не ответил, только повёл плечом. В тот вечер он был сам не свой. Но в другом смысле. В Ёнджэ как будто вселился дьявол желания. Он не был тем привычным Ёнджэ, который улыбается широко, идёт обниматься и громко смеётся. Он шёл медленно, смотрел пристально, двигался плавно и тягуче. Наверное, Джебом имел в виду не только его худобу, но ещё и это превращение. По крайней мере, Ёнджэ на это надеялся. …Одежда валялась на полу по всей студии. Джебом сильно прикусил губу Ёнджэ, но Ёнджэ, уже получив то, чего хотелось, небрежно толкнул его в грудь и пошёл искать свои вещи. Он игнорировал комментарии Джебома о том, что он стал слишком худым. Просто стал одеваться, наплевав на то, что оставляет после себя беспорядок. Он достаточно долго убирался в квартире Джебома, пусть теперь наводит порядок сам. Прихватив свои бумаги и не попрощавшись, он вышел из студии. Только в вагоне метро осознание случившегося захватило его с головой. Припав виском к холодному поручню, он смотрел перед собой, но не видел ничего. По всему телу горели поцелуи и прикосновения Джебома; болели бёдра – Джебом слишком сильно вжал его в письменный стол; на груди точно проступили засосы, к утру они ещё потемнеют; на запястьях ощущался захват сильной руки. Ёнджэ зажмурился. Ему очень не хватало всего этого, буквально до дрожи. Он не видел Джебома с того самого дня, как попался за мытьём пола у него в квартире; с тех пор он не приходил убираться. Он отвык жить без запаха Джебома, без его вещей. И вот, он мог обнимать Джебома, целовать его, прижиматься всем телом, выдавливать из него сиплые стоны. Джебом всё шептал, что не узнаёт его, что Ёнджэ стал диким и неуправляемым. Ёнджэ в ответ даже не стонал, а кричал; кричал от смешивающегося с болью удовольствия. Он вёл себя так, как Джебом не ожидал и не привык. Ёнджэ очень хотелось, чтобы Джебом почувствовал себя использованным, как будто Ёнджэ позволил ему к себе прикоснуться только ради собственного удовлетворения. Ёнджэ очень хотелось, чтобы Джебом потом не спал всю ночь, вспоминая его снова и снова; может быть, если он собирался встретиться со своей новой омегой, пусть Джебом трахает её, а на её месте представляет Ёнджэ. Но в тот момент Ёнджэ осёкся. Ведь Джебом мог искать в новой омеге не любовь и даже не секс. Он мог хотеть завести ребёнка. И вот тут она разбивала Ёнджэ в пух и прах, не оставляя после него ничего, пустое место. Собственно, пустым местом он себя как раз и чувствовал всё время.