Долгий, долгий путь

Скрывать беременность Марка стало практически невозможно. Марк кутался в оверсайз, но даже сквозь вещи на три размера больше живот был заметен. Марку хотелось спрятаться от всего мира, досидеть оставшиеся неполные три месяца и родить потихоньку, так, чтобы никто ничего не заметил. Югём пообещал вполне серьёзным голосом, что собственными руками свернёт шею любому, кто попытается навредить его Сладкому. Марк ему охотно верил. Однако всё равно не хотел делать официальное сообщение. Ему казалось, что он зашёл в тупик. Выход предложил Джебом. И Марк был по-настоящему счастлив, что это именно ему пришла в голову такая сногсшибательная идея. Югём, пусть и нехотя, но тоже дал добро. Даже взялся подыскать подходящее издание, готовое сообщить всем приятную новость. Конечно, сомнения Марка не прошли полностью. Он продолжал кусать губу и пару раз пасовал. Но Джебом, улыбаясь мягко, говорил, что всё будет в порядке. Марк ему верил. Они приехали на фотосессию вместе. Джебом забрал его на своей машине из дома, по дороге они заехали выпить кофе, – Марк посидел с Джебомом просто за компанию, потому что старался избегать кофеина. Джебом рассказывал о недавних проектах, часть из которых проходила в Японии, а часть – в Макао. Когда Джебом рассказывал о том, как торчал в аэропорте из-за задержки рейса, Марк ещё раз напомнил себе, для чего он делает заявление. Вот уже пару недель его агенту приходилось отказываться от заграничных контрактов, потому что врач посоветовал Марку не летать самолётом ради поддержания здоровья ребёнка. Марк тогда очень испугался, расплакался, но врач заверил, что это всего лишь мера предосторожности, и только. Марк переговорил со своим агентом, и они решили принимать участие лишь в местных кампаниях. Иногда Марк ездил на поезде, игнорируя глупые шуточки Югёма про то, что он как будто вернулся в каменный век. Ну правильно: не Югёму же нужно было вынашивать их ребёнка, он мог позволить себе пару перелётов в неделю на короткие расстояния. А ещё мог жрать картошку-фри, острую курицу и запивать всё колой. Жизнь начинала казаться Марку очень несправедливой. Обстановка в студии была минималистичной: задрапированный светло-серым полотном экран, табурет, довольно мощное освещение. В тот день Марку улыбнулась только гримёрша, с которой они работали давно. Джебом потрепал его по плечу ободряюще, и Марк ушёл с гримёршей в соседнюю комнату. Пока ему делали макияж и укладывали волосы, телефон разрывался от сообщений Югёма: тот задерживался на совещании и обещал рвануть в студию при первой же возможности. В какой-то момент Марку стало немного стыдно: зачем так мучиться? Он бы мог спокойно сидеть у себя на совещании и ни о чём не переживать. Но Марка подтачивала нервозность, поэтому хотелось, чтобы Югём поприсутствовал хоть сколько-то. Тем более, что Югём вроде как хотел контролировать процесс, чтобы «не было ничего лишнего», – замечание, которое жутко не понравилось Джебому. Марк знал, что Джебом приходил в ярость, когда в его работу пытались вмешиваться посторонние люди. Несколько раз Марк брал телефон в руки и снова откладывал его на стол под зеркалом, но в конце концов написал: «Просто приезжай забрать меня, Гём-дун-и. Со мной всё будет в порядке. Тем более, Ёнджэ-я обещал заехать тоже». Марк не смог не улыбнуться, вспомнив, что Ёнджэ и Джебом каким-то чудом помирились. Ёнджэ пока наотрез отказывался переезжать обратно к Джебому, но это было уже что-то. Они вроде бы снова ходили на свидания, однако не целовались. Марк не совсем понимал, с чего Ёнджэ занял такую серьёзную оборонительную позицию. Но Ёнджэ, в конце концов, виднее, это же он психолог, причём, не настолько плохой, как он сам считает. – Ну что, хён, готов? – Джебом постучал в гримёрную и заглянул, улыбаясь. Марк покивал, пока ему поправляли чёлку. Джебом позвал его с собой. Марк завязал тонкий халат на второй узел и пошёл в шлёпках к приготовленному для него месту. Джебом как всегда кратко и ёмко объяснил свой концепт, – Марку как всегда всё понравилось. У Джебома были и вкус, и стиль, поэтому Марк мог довериться ему полностью и не переживать о результате. Но когда Джебом взял в руки камеру, Марк почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он попытался расслабиться. Встал на указанную Джебомом точку напротив полотна, развязал халат. Гримёрша пряталась в гримёрке, даже дверь закрыла плотно, – наверное, не хотела смущать. Но Марку и без того было тошно от неловкости. И дело было даже не в том, что он собирался сделать, а чём-то другом, чего он и сам пока не понимал. Джебом забрал у него халат и повесил его на стул. По коже Марка пробежали мурашки. – Тебе холодно? – спросил Джебом серьёзно, настраивая что-то на камере. Марк помотал головой и выдохнул. Джебом поправил его, чтобы Марк стоял к нему боком и снова заглянул в объектив. Марк сложил руки под животом и не удержал нервного смешка: – Знаешь, мы с тобой столько лет работаем вместе. Ты меня где и как только не снимал. Но голым – впервые. Джебом улыбнулся мягко. – Это же ради дела. Ты не тушуйся, хён, я почти как врач. Да и чего я только не повидал за эти годы… – Джебом вздохнул притворно тяжело. Марк посмеялся опять. Теперь он почувствовал себя спокойнее. Они снимали гораздо дольше, чем планировали. Марк вошёл во вкус и находил всё новые и новые позы. Джебом пристально следил за тем, чтобы всё выглядело прилично и после не пришлось редактировать что-то на компьютере. Потом Марк резко почувствовал, что замёрз, и Джебом сходил им обоим за горячим чаем. Вернулся он уже вместе с Ёнджэ. Они с Марком улыбнулись друг другу, и Марк, больше не испытывая стеснения, предложил ему остаться. Ёнджэ улыбнулся ярче и сел в стороне. Они снова начали снимать. Один раз ребёнок даже пнулся – Джебом засмеялся радостно и сказал, что это очень хороший знак. К концу фотосессии Марк чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Хотелось улыбаться и улыбаться. Он повис на Ёнджэ и договорился, что они спишутся с Джексоном, чтобы засесть у кого-нибудь дома и поговорить обо всём, потому что не виделись уже недели две. Марк в сотый раз ощущал, что не может жить без них двоих. Без них, и ещё без… – Слааадкий, – Югём заглянул в гримёрную; лицо красное и влажное, как будто в студию он не на лифте поднимался, а бежал пешком по лестнице. – твой оппа тебе кое-что принёс. Марк бросился его целовать, не заметив большую шоколадку с карамелью, – как раз такую, как хотелось всё утро. От Югёма пахло потом вперемешку с парфюмом и его запахом альфы, отчего у Марка закружилась голова. Югём поддержал его под поясницу сильной рукой, и Марк улыбнулся ему в губы. Югём пошёл вниз первым, пока Марк договаривал с мамой по телефону. Когда он положил трубку, он услышал, что в студии кто-то разговаривает. Ему стало неловко: он как будто подслушивал из гримёрки, но выйти прямо сейчас не мог. Ведь разговаривали Джебом и Ёнджэ. И Ёнджэ тихо всхлипывал, время от времени высмаркиваясь. Сердце Марка сжалось, он замер у двери. – Солнышко, я не хотел… – Ничего-ничего, – Марк слышал, как Ёнджэ пытался улыбнуться сквозь слёзы. – Я привык. – Солнышко, – шептал Джебом, коротко целуя. – Не могу видеть, когда ты такой... – Уж прости, Джебом-и, я иногда не могу сдержаться, – Ёнджэ попытался посмеяться, но не получилось. На какое-то время они замолчали. А потом Джебом сказал негромко: – Может, нам попытаться?.. У Марка ёкнуло сердце. Он слегка приоткрыл дверь и увидел, как в противоположном углу студии, рядом с зашторенным окном, фигуры Ёнджэ и Джебома слились воедино. Глаза защипало; Марк закусил губу, прихватил сумку с вещами и попытался выскользнуть из студии бесшумно. Им нужно было побыть вдвоём. А его внизу ждал Югём. И большая шоколадка с карамелью.