Долгий, долгий путь

Ночью Джексон проснулся. Даже не понял, отчего именно. Последние недели две он спал как никогда много: работа в стрип-клубе подошла к концу, а новая пока не начиналась. Он с ужасом понял, что у него не было отпуска уже несколько лет, поэтому не спешил подыскивать новое место работы. К тому же, Джинён заверял, что он может позволить себе немного побездельничать. Вся кровать была горячей, влажной от пота. Джексон провёл ладонью по лбу, откидывая чёлку в сторону. В теле ощущалась какая-то странная болезнь. Все кости горели и ныли, как при течке, но он знал, что для течки было ещё слишком рано. Во рту пересохло, поэтому он встал кое-как и пошёл потихоньку на кухню. Не включая свет, он налил стакан воды и подошёл к окну. Снова прислушался к себе: теперь казалось, что мышцы наливаются слабостью, становятся тяжелее. «Да что же это такое?..» – Сэн-а, ты почему не спишь? Голос низкий ото сна и медленный, тихий. Джексон невольно прикрыл глаза: слабость и тяжесть стремительно перемещались в нижнюю половину тела, в низ живота. Последние две недели Джинён жил у него в квартире. Он переезжал довольно медленно из-за своего рабочего расписания, за день успевал забрать едва ли не пару вещей. Бэм радовался каждый раз, когда видел, как Джинён появляется в дверях. Джексон тоже радовался, но по-своему. Ему было не выразить тех чувств, что переполняли его, когда Джинён, уставший и бледноватый после рабочего дня, улыбается ему и держит на руках Бэма. Они завтракали и ужинали все вместе, вместе проводили выходные Джинёна. Однако Джексону всё равно становилось неловко. И он знал, что Джинён тоже испытывает некий дискомфорт. Они снова попались в старую ловушку: никак не могли понять, что им теперь делать друг с другом, как обращаться. Они пытались идти друг другу навстречу, но пока шаги получались крохотными, как у Бэма. Джинён повторял, что не хочет нарушать границы Джексона, а Джексон просто не представлял, где они начинаются и заканчиваются – и у Джинёна тоже. Именно по этой причине Джинён сразу же сказал, что какое-то время будет спать в гостиной на диване. Джексон согласился, хотя такое решение показалось одновременно и разумным, и смешным. Но таким образом они были избавлены от лишней неловкости. Хотя Джексон всё меньше и меньше представлял, насколько затянется их вежливое расшаркивание друг перед другом. Стоя ночью у окна, он почувствовал, что, кажется, этот срок истёк. – Джексон… – позвал Джинён низким голосом. Но теперь низким совсем не после сна: он, должно быть, уловил только что появившийся запах. По позвоночнику вниз скатилась дрожь, отзываясь вибрацией в паху. Джексон думал о том, что позади него стоит Джинён, одетый только в широкую футболку и свободные боксеры. Он закусил губу в темноте. Джинён подошёл совсем неслышно. Крепко обнял за талию и прижался носом к быстро пульсировавшей на шее вене. Джексон, едва не уронив стакан на пол, припал к нему всем телом. Слабость стала невыносимо сильной. – Тебе сейчас хочется или ещё нет? – спросил Джинён тяжело, касаясь губами шеи. – А тебе сейчас хочется? – спросил Джексон в ответ; ещё было не понятно, нужно было разобраться... Джинён поцеловал его в затылок, у самой линии роста волос. Джексон вцепился пальцами в его руки у себя на талии. – Кажется, мне ещё никогда никого так не хотелось, – сказал Джинён. У Джексона чуть не подогнулись колени: он не слышал от Джинёна ни подобного тона, ни подобных слов. – Пойдём в спальню? Ни одна омега не смогла бы ослушаться альфу, говорившего таким тоном. Это был даже не совсем вопрос, а указание с лёгкой вопросительной интонацией. Джексон коротко угукнул, поставил стакан на стол и пошёл вслед за Джинёном по тёмному коридору. По дороге он плотно закрыл дверь в комнату Бэма дрожащей рукой. В конце концов, последние месяцы Бэм перестал просыпаться по ночам, а он всё ещё соблюдал меры предосторожности на всякий случай. Едва оказавшись в спальне, Джинён стянул с себя футболку и небрежно, очень не по-джинёновски бросил её на пол. Он забрался на кровать, поставил подушку вертикально у изголовья и сел, облокачиваясь на неё спиной. В темноте засверкали его почерневшие глаза. Джексон тяжело сглотнул. И понял, что совершенно растерялся. Прямо перед ним, в его собственной кровати сидел самый красивый и самый сексуальный альфа в его жизни. И он не просто сидел – он ждал. Ждал его, Джексона. И когда глаза подстроились под почти полную темноту комнаты, Джексон воровато рассмотрел, насколько сильно Джинён его ждёт. Но почему-то Джексон продолжал стоять перед кроватью, теребя завязку от штанов между пальцев. Ему хотелось бы раздеться так же эффектно и соблазнительно, как во время представлений, когда альфы чуть ли не зверели и кричали во всё горло, подбадривая танцоров. Ему хотелось стать тем секси-Джексоном, беззастенчиво раскачивающим бёдрами, ласкающим самого себя между ног, трущимся недвусмысленно о пилон. Но он с ужасом понимал, что не может, как раньше, словно по щелчку, забыть себя настоящего и стать тем, кого хочет почти весь зал. Теперь у него не получалось даже убедить себя в том, что его хочет один только Джинён. Он рассеянно посмотрел на тумбочку рядом с кроватью и вспыхнул – там лежал свежий журнал с Марком на обложке. Это был тот самый их проект с Джебомом: на простом сером фоне Марк смотрел в камеру, чуть откинув голову назад и чуть развернувшись в сторону; одна рука лежит на округлом животе, вторая прикрывает его наготу внизу; и подпись большими буквами: «Манекенщики тоже могут: Марк Туан-Ким ждёт ребёнка». Ему очень не хотелось, чтобы сейчас на него смотрел Марк, пусть даже с фотографии. Он быстро перевернул журнал обложкой вниз и посмотрел на Джинёна. – Сэн-а, – сказал Джинён и поймал Джексона за пальцы. Его кожа обжигала. Лёгкие заполнялись запахом прогретого леса, отдававшего чем-то терпким, пряным, пьяным. Джексон закрыл глаза. Ему показалось, что сейчас Джинён повалит его на себя и подчинит своей власти, будет называть себя оппой, а его самого – глупенькой невинной омежкой, не знавшей тела настоящего альфы. Но вместо этого Джинён лишь поцеловал его пальцы легко и невесомо и снова посмотрел в глаза. Джексон разозлился на себя за трусость. Быстро развязал шнурок на штанах, скинул их вместе с боксерами. Джинён похлопал себя по коленям, и Джексон вскарабкался на кровать, чувствуя внизу знакомую липковатую влажность. Ему подумалось, что сейчас Джинён будет что-то говорить. Возможно, даже что-то грязное и возбуждающее, хотя в том не было необходимости. Но вместо этого Джинён поднял на Джексоне майку до самых подмышек и начал целовать его разгоревшуюся грудь. Джексон схватился за его плечи – голова закружилась слишком резко и слишком сильно. – Не забывай, что Бэм… – сипло выдохнул Джексон. Джинён ухмыльнулся: – Я прекрасно помню, Сэн-а. Или… или давай так. Джексон не успел опомниться, как Джинён, ловко поддерживая его вес одной рукой, второй рукой стянул с себя боксеры, и они соприкоснулись обнажённой кожей. Джексон не сдержался и охнул, и Джинён зашипел на него предостерегающе. От осознания того, что это их первый раз, когда они могут полностью раздеться, Джексона вело ещё хуже. Он с сожалением подумал, что долго не протянет. В спальне слышалось только их напряжённое дыхание, звуки ритмично двигающихся тел, шорох простыни. Джексону казалось, что всё это происходит не с ним. Или что всё это – просто очередной сон. Уверенность в себе так и не вернулась, но неловкость перекрывалась силой желания, в первую очередь, желания Джинёна. Джексон ощущал в себе инстинктивную необходимость дать ему то, что ему сейчас необходимо. Он даже не думал о себе, хотя получал ничуть не меньшее удовольствие. Всё закончилось даже слишком быстро. Но Джексон не нашёл бы в себе сил ещё на что-то. Он просто слез с Джинёна и лёг на кровать. Джинён сверкнул из темноты глазами и улыбкой, коротко поцеловал его в щёку и сказал: – Отдыхай на сегодня. Встал с кровати, оделся в свою одежду и вышел из спальни. Джексон обессилел настолько, что даже не смог выразить свой возмущённый протест. На следующее утро он проснулся и сразу же вспомнил о том, что было ночью. Он был всё ещё голым, отчего тело сковало неловкостью. От этого, и ещё от воспоминания о взгляде Джинёна. Джексон помотал головой: нет, рано он ещё радовался. Вчера ночью в них взяли верх животные инстинкты. Конечно, Джексон припоминал времена, когда он отдавался альфам гораздо более раскованно. Но те альфы были для него другими, как будто анонимами, с которыми его не связывало ничего, кроме секса на одну ночь или один месяц. А с Джинёном всё ощущалось иначе. Его тело принадлежало Джинёну ещё в Киото. Оказаться в руках владельца для тела значило потерять всякий контроль. Но Джексон постоянно одёргивал себя – и дело было вовсе не в Бэме. Он знал, что у Джинёна, до сих пор не верившего в истинных, всегда был выбор, в отличие от Джексона. В отличие от Джексона, Джинён мог собрать свои вещи и в любой момент уйти, а потом вернуться, если ему вполне понравился секс. Даже если им было хорошо в постели, Джексон понимал, что они слишком разные. Джинён имел престижную работу и залпом глотал книги, разговаривал об умных, незаурядных вещах, умел себя подать. На его фоне Джексон чувствовал себя недостаточно образованным. Несмотря на хорошее воспитание в семье и уроки в школе гейш, Джексон всё равно думал, что Джинёну скоро станет скучно рядом с ним. И даже если им удастся привязать друг друга к постели, то в остальное время общество друг друга будет их тяготить. Возможно, Джинён был прав с самого начала… – Ты уже проснулся? Джинён заглядывал в комнату, мягко улыбаясь. Влажные после душа волосы, длинный серый халат, расходившийся на груди и напоминавший о прошлой ночи. Джексон закутался в одеяло плотнее. Видеть Джинёна резко стало приятно и больно одновременно. – Как себя чувствуешь? – спросил Джинён и присел на противоположный край кровати; он закинул ногу на ногу, отчего халат немного соскользнул, обнажая бедро, которое Джексон не успел рассмотреть вчера. Он вообще не успел рассмотреть практически ничего… – Ничего, – Джексон попытался улыбнуться. Тело снова ломило и горело, особенно, вблизи альфы. – Ты румяный, – Джинён провёл рукой по его щеке. – В комнате немного душно. – У тебя окно нараспашку всю ночь было открыто. – Ну и ладно, – отмахнулся Джексон, пытаясь выпутаться из липких обжигающих желаний. – Бэм проснулся? Нужно приготовить что-то на завтрак… – Ты разве забыл, что Ёнджэ и Джебом-хён хотели сводить его в зоопарк сегодня? – Джинён улыбнулся удивлённо; Джексон замер: а ведь и правда. – Хён забрал его где-то час назад. Он, кстати, сказал, что они могут погулять с Бэмом подольше, если нужно. – Джексон посмотрел на него в непонимании; Джинён рассмеялся. – Не строй из себя дурачка, Джексон-а. Он почувствовал твой запах, как только я открыл дверь. И не нужно ничего готовить. Он встал и ушёл. Джексон понимал всё меньше и меньше. Но через пару минут Джинён принёс поднос с завтраком. А ещё через полчаса они оба лежали на кровати, разделённые лишь плотным одеялом. – Почему ты такой напряжённый? – спросил Джинён, проводя большим пальцем от виска Джексона до подбородка и обратно. – Знаешь, мне просто не верится, что всё может быть вот так вот просто, – признался он неохотно; Джинён нахмурился, будто говоря «не понимаю». – Просто Бэм и ты. Просто секс, когда только захочется. Просто работать в своё удовольствие, там, куда будет не стыдно показать нос. – Ты хочешь чего-то ещё? – спросил Джинён серьёзно. – Не хочу больше. Я даже с этим не очень хорошо справляюсь… – Перестань. Ты привыкнешь. И я помогу тебе. Джексон почувствовал, как рука Джинёна скользнула под одеяло; на его губах заиграла коварная улыбка. Джексон судорожно выдохнул от прикосновения. – Я понимаю, что ты уже давно не Комомо-сан, – зашептал Джинён в самый висок, медленно забираясь всем телом под одеяло и наваливаясь на Джексона сверху. – Но ты всё равно был и останешься для меня тем прекрасным цветком. Не знаю, способен ли я на настоящую любовь, но с тобой мне хорошо, как никогда. И если я и уйду из этого дома, то только потому, что меня выгонишь ты сам. – Я не хочу тебя выгонять, – сказал Джексон, обнимая его, уже без халата, руками и ногами. – Я просто хочу, чтобы на этот раз получилось что-то хорошее, понимаешь? – Я понимаю, Джексон, – говорил Джинён, параллельно покрывая его лицо и шею мелкими поцелуями. – И на этот раз ты не один. Мы будем пытаться вместе. И тогда у нас точно получится то, чего мы хотим. Только не думай об этом прямо сейчас. Я почти три года представлял твоё тело без кимоно и лицо без грима, а времени у нас только до обеда. – Ладно, я тебя понял, Джинён, – Джексон улыбнулся. – И не раздевайся больше ни перед кем, я прошу тебя, – сказал Джинён и обнял его крепко, прижимая к себе. – Тебе придётся привыкнуть к тому, что я собственник и ревную часто. Так что не обижайся, пожалуйста. – Я ничего не имею против. Можешь ревновать и собственничать столько, сколько душе угодно, хотя я и так твой и никуда не денусь, – прошептал Джексон ему в раскрасневшееся ухо. – А сейчас, – Джинён приподнялся на локтях и сделал серьёзное лицо. – Сейчас, господин Ван, вам прописан курс обезболивающих, поскольку у вас начался цикл. Я лично исполню процедуру. Джексон рассмеялся в голос и поцеловал его в губы.