Прямолинейность не является кратчайшим путем, ведущим человека к цели. С. Е. Лец
Понедельник проходил, словно в кошмарном сне, только не получалось проснуться. Утром я с огромным трудом выползла из-под одеяла и еще прежде, чем заварила чай, получила смс от уже убежавшей на работу Мишель. «Удачи», – гласило сообщение, и я чуть не пролила напиток. А спасет ли нас обеих удача в эти дни? В полицейском участке была такая масса народу, что не продохнуть, и приходилось стоять у приоткрытого окна. – Мисс Качалова? – сержант безбожно коверкал мою фамилию, ну да что до нее? Врать не буду, мне было страшно, и уже вовсе не от увиденного у Бруклинского моста на прошлой неделе. Это казалось таким давним. – Прошу, садитесь. В комнате помимо меня и сержанта находились еще один офицер и мужчина в костюме с сединой в черных волосах. Я знала, что он представитель российского генконсульства, но его имя начисто вылетело из головы. Мне зачитали правила и права, и мы начали. – Назовите ваше полное имя, дату и место рождения. – Качалова Наталия Николаевна, родилась двенадцатого февраля тысяча девятьсот девяносто первого года в Москве. – Семейное положение? – Не замужем, – на кой черт им оно? – Вы являетесь свидетельницей террористического акта на Манхэттене, организованного группировкой ИГИЛ. Вы видели, что произошло? – Да, – я пыталась вспомнить, отчаянно жалея, что вместо чая не выпила утром кофе. Башка просто отваливалась. – Мы с подругой… – Мисс Мишель Доре? – Да, с ней… Мы возвращались из магазина, шли к метро, когда услышали крики на другой стороне улицы. Я повернулась и увидела, как фургон, серого, темно-серого цвета, влетел в толпу и проехал еще метров тридцать, наверно, прежде чем остановился… Я теребила кольцо на пальце и вдруг поняла, почему у меня спросили о семейном положении: кольцо было надето на левый безымянный, и в офисе поначалу, пока я не объяснила основы ношения обручальных колец у православных, меня тоже постоянно заставали врасплох с этим вопросом. – Вы рассмотрели водителя после того, как он вышел из фургона? – Более-менее. Он… он был невысоким, заметно ниже большинства других мужчин вокруг. Черные волосы, короткие, борода… смуглый, не очень красивый, по правде говоря. – Во что он был одет? – офицер напротив меня записывал все со скоростью стенографистки. – Низ я не видела, а сверху была черная куртка как спортивка, «Адидас» или типа того. – Скажите, а вам не показалось, что в толпе был сообщник – или сообщники – террориста? Ну вот мы и добрались до самого интересного. – Да, сейчас, когда вы спросили, – не совсем сейчас, конечно, гораздо раньше, но не будем придираться, – я думаю, там был один парень. Я бы не сказала, что он мне показался сообщником, но я видела, как он закрыл дорогу полицейскому, который преследовал террориста. – Как он выглядел? – Выше среднего, блондин, волосы уложены на бок, гладко выбрит. Чем-то на греческие статуи похож, – я описывала парня, бравшего нас в заложники, исходя из воспоминаний о нем на моей кухне. – Развитая мускулатура. – Это он? – и офицер вынул из-под папки фото, протянул мне. Я взяла, всмотрелась в знакомые черты. Да, это был он. С той лишь разницей, что, когда мы виделись с ним в последний раз под нашими окнами, парень дышал. А на фото явно запечатлели труп. Бледное лицо в ссадинах, губы разбиты в хлам, голова как-то странно набок. Это объясняло уверенность офицера Маккензи в том, что он нас больше не побеспокоит, только причина оказалась ложной. Террориста не арестовали, а убили. И я вдруг начала догадываться, кто. – Мисс Качалова? – сержант подошел ближе, наклонился ко мне. – Д-да, это он был в толпе. – И у вас дома, я полагаю, тоже? – полисмен сел на край стола, консул недовольно поморщился, но ничего не сказал. В конце концов, близость бедра сержанта к моей руке мои права не нарушала, а мне было все равно. – Очевидцы опознали на этом фото человека, с которым вас, вашу подругу и ее бойфренда, мистера Алена Круза, видели на улице в весьма недвусмысленном положении. – Он пытался нас убить. – Именно. Как он на вас вышел? – Найдите некроманта и спросите у него сами, – буркнула я. Сержант усмехнулся и забрал у меня фото из рук. – Как вам удалось спастись? – Нам помогли. – Кто? – Один из полицейских, приставленных к нам с Мишель для охраны. Офицер Маккензи. Коп-секретарь перестал строчить и уставился на меня, словно я сказала, что Санта Клауса не существует. И чего мы так пялимся, товарищ? А тот поиграл в гляделки сначала со мной, потом со своим начальником и по кивку вытащил, будто хреновый фокусник, еще одну фотографию. Тоже блондин, только пухловатый, с ежиком волос и явно сломанным левым ухом. Да что их всех на покойников сегодня тянет? – Я должна его знать? – я положила карточку перед собой и посмотрела на сержанта. – Очевидно да, ведь, по вашим словам, именно он спас вам жизнь. Знакомьтесь, – и полицейский придвинул фото обратно ко мне, – офицер Дуглас Маккензи, двадцать пять лет, был направлен вместе с офицером Костасом в патруль у вашего дома. Согласно отчету судмедэксперта, оба они были застрелены из одного и того же пистолета примерно за два часа до того, как вы бежали из квартиры. Дугласа нашли в исподнем, его форму и табельное оружие обнаружили только на следующий день. Оп-па, приехали. Давайте на чистоту – не понять, что с нашим спасителем не все гладко, было бы сложно. Но этот поворот истории я не ожидала никак. Итак, что мы имели? Мертвого копа, именем которого нам представился мужчина, который спас наши шкуры и убил – без сомнений – сообщника террориста. Вопрос в том, он ли убил полицейского, чью форму напялил, или снял одежду уже с покойника?.. – Мисс Качалова? Да что ж ты заладил, блин. И ладно бы еще хоть верно произносил. – Я не знаю, что вам сказать, сержант, – мысли в слова формировались с трудом. – Все, что я знаю – нас спас человек в полицейской форме, который представился офицером Маккензи. Он помог нам бежать и переждать ночь, после днем он ушел. А на следующее утро, очень рано, вернулся, разбудил нас и сказал, что наш преследователь нам больше не страшен, так как его арестовали, и мы можем вернуться домой. – Он так сказал? – сержант смотрел на меня в упор, а я концентрировалась на пальцах офицера напротив, на том, как из-под его ручки появлялись ровные линии моих показаний. – Да. – И вы поверили? – Меня учили доверять представителям закона. – Вы можете описать этого мужчину? Ладно, беру все свои слова назад – я дура. Полная и, возможно, безнадежная, но было абсолютно очевидно, что спасший нас встречаться с теми, кто в этой работе облажался, не хотел. А я не хотела его выдавать. Назовите это блажью или сентиментальностью, но ей-богу, у всех на всё свои причины. И кем бы тот мужчина ни являлся, я хотела отдать ему долг, пусть он об этом никогда и не узнает. Я искреннее надеялась, что бедного офицера Маккензи и его напарника все-таки застрелил террорист, а самого преступника с чертами лица греческого бога не жалела ни секунды. Умер, явно мучительно и больно? Туда и дорога. – Едва ли, сержант. Я видела его только днем, перед тем как он уходил из квартиры, где мы ночевали, и потом, когда мы оттуда уходили все вместе. Я не присматривалась, мне после всего произошедшего не до того было, и я ведь думала, что он коп, – чистая правда. – Так что все, что я могу сказать, – он высокий, темноволосый, носил полицейскую форму. – И вам ничего в его облике не бросилось в глаза? – Эм, нет. Сержант еще поспрашивал меня, и я в основном старалась быть предельно честной, но лгала в главном – я бы его узнала. Меня мурыжили еще час с лишним. О водителе почти не вспоминали, похоже, он полицию Нью-Йорка уже не волновал, и все допытывались о его сообщнике и нашем благодетеле. Как он оказался в квартире (через дверь, вестимо), как оказался с нами на улице (через окно, отдельно), куда привел, где мы ночевали. Вот тут мне не пришлось врать ни полслова, я действительно не помнила, где мы перекантовались, и прошла бы мимо ставшего нам пристанищем здания, окажись оно передо мной. Потом я высидела все нервы, и свои, и чужие, в комнате перед компьютером, где очередной полицейский с моих слов монтировал фоторобот ИГИЛовца. Я боялась, что они вспомнят и про фальшивого Маккензи, ведь тогда мое описание будет разительно отличаться от показаний Мишель… О господи, точно – Мишель! У меня вылетело из головы, что завтра мою подругу будут допрашивать точно так же, и тогда все мои усилия скрыть ненастоящего копа пойдут прахом. Не говоря уже о том, что я вообще-то давала ложные показания вот пять минут назад. Мне мгновенно захотелось отмотать время, крикнуть «Постойте!» и во всем сознаться. Черт, а если они узнают? Я ведь тут по визе, меня пригласили работать в головной компании… Да меня депортируют к такой-то матери, если не упекут. Да, точно, закроют за пособничество терроризму, сокрытие убийцы сделает меня соучастницей. Кто знает, скольких этот мужик уже убил?.. – Вам нехорошо, мисс? Какое там, мне было дурно. Идея выгородить «Маккензи» теперь казалась до ужаса смехотворной и не стоящей всего этого, тем более моей визы, репутации и свободы. – Мисс? – Я… я хотела бы кое-что сказать… – Да? – Я… я… Мне кажется, у него были более широкие губы. Мне надо позвонить Мишель.***
Я сидела как на иголках, едва в состоянии сосредоточиться, и уже переделывала презентацию дважды. Черт, мне сдавать ее в конце недели, еще не все собрано, надо проверить кучу показателей и склепать дополнительную аналитическую таблицу, а у меня, помимо прочего, полно текущей работы… Но все, о чем я могла думать, – это допрос подруги, который должен был начаться полчаса назад. Вчера мы встретились в кафешке напротив офиса, и у меня сложилось впечатление, что я отправилась на второе дознание за день. Приходилось мужественно напоминать себе, что мне просто необходимо рассказать ей все и убедить не выдавать нашего спасителя. Но все оказалось куда проще, чем я предполагала: Мишель, до смерти перепуганная и вдобавок накачанная в тот судьбоносный вечер убойной дозой успокоительных и снотворного, не помнила ни имени позвонившего в нашу дверь копа, ни каких-либо его примет. Более того, она вообще с трудом вспоминала, как мы добирались до того дома (да и обратно тоже), а момент направленной на меня агрессии «Маккензи» и вовсе пропустила, и я не стала ей ничего рассказывать. – А как насчет Алена? – он был второй проблемой, куда более существенной. В отличие от Мишель, ее бойфренд был весьма стрессоустойчивым. – Я не знаю, будут ли его вызывать на допрос, Ал ведь в больнице. – Стоп, что? – я опешила. В больнице? – Мишель, что случилось?! – О, ты же не знаешь… – она вздохнула, примериваясь к пирожному на тарелке. Чизкейк, как она всегда заказывала. – Он занимается кикбоксингом и пару лет назад сильно повредил спину… Это я знала. Ален был полупрофессиональным спортсменом в легком весе, раньше даже выступал где-то, пока не перегнул с тренировками и не был вынужден лечь на операционный стол. После этого о серьезном спорте речи уже не шло, так, для поддержания тонуса. – И? – Иногда случаются рецидивы, спина болит, тогда он пьет таблетки, ему их прописал врач… – Мишель, ради Бога, можно уже ближе к сути? – В общем, эти таблетки содержат наркотики, – Мишель отодвинула тарелку, так и не притронувшись к десерту. – Тем утром, ну, когда все закончилось и мы вернулись, он жаловался, что очень сильно болит спина. Насколько я поняла, потом у себя дома он закинулся таблетками… К вечеру ему стало плохо, тошнило, рвало, и он сам вызвал «скорую». Врачи сказали что-то про увеличенную дозу натощак и моральное и физическое истощение… Ал позвонил мне, пока тебя допрашивали в участке. Ни фига себе. Я не была в курсе, что Ален принимал наркотические вещества, да еще периодическими курсами, иначе бы в жизни к нему в машину не села. – Мишель, мне очень жаль. Ему лучше? – Вроде да. Его уже выписали, но завтра он должен снова прийти в больницу, сдать какие-то анализы. Я сейчас поеду к нему, может, и переночую. Я кивнула. Я искренне надеялась, что, так как по делу о теракте у Бруклинского моста Ален не проходил, полиция довольствуется только нашими ответами. Судя по всему, так оно и оказалось. Мишель позвонила за десяток минут до конца рабочего дня и сначала жутко меня перепугала: ее тихий голос звучал, словно она собралась умирать. Пришлось свернуть дела чуть раньше, и вот мы уже вновь сидели в кафе. – Как все прошло? – Неплохо, кажется, – она теребила ремешок сумочки. – Ты знала, что тот парень, который нас чуть не убил, застрелил патрульных? – Я предположила после того, как мне сказали, что настоящий Маккензи был убит. – Они провели баллистическую экспертизу. Пули, которые извлекли из тел копов, совпали с оружием, которое нашли при нем. Ну и слава Богу! Я правда не хотела бы знать, что закрывала своей спиной убийцу полицейских. – Что-то еще? – Да нет особо. Они в основном спрашивали про террориста, не знаю, чего ты так нагнетала. – А про спасшего нас? – Нет, – Мишель странно на меня посмотрела. – С чего ты взяла, что он не настоящий коп? – Ну… – я сразу представила себе тот мем из Интернета, на котором мужик с диким лицом стоит у стены с фото и схематическими красными линиями. – Сержант сказал, что это был их коллега из другого отдела, который заметил мертвых патрульных в машине и решил помочь. Он, кстати, просил и тебе это передать. – Прямо просил? – Да. Ложь. Закидайте меня камнями, но это была откровенная ложь. Зачем сержант соврал Мишель и – через нее – мне? Ответ очевиден: чтобы я никому не болтала о фальшивом полицейском. Означает ли это, что они нашли мужчину? Или наоборот – не нашли и не хотели признавать провал? В любом случае, от меня уже ничего не зависело. Может, и к лучшему. – Алена не будут допрашивать, – тем временем, пока мой мозг работал в совершенно противоположном направлении, Мишель вернулась к теме. – И врач сказал, что с ним все хорошо, только прием таблеток надо пока прекратить. – Ты как будто не рада, – я наконец решила задать мучивший меня вопрос: – Что случилось? Ты выглядишь очень грустной. – Просто должна тебе кое-что сказать, и я думаю, тебя это огорчит. Вот это новость. – Мишель, я обещаю, что не пойду прыгать с моста, что бы это ни было. Выкладывай. – Я переезжаю к Алену. Я, собственно, сейчас только заеду собрать кое-какие вещи и уеду к нему. Мы помолчали немного. – Рада, что вы решили съехаться. Пусть для этого и потребовались такие события, – я хмыкнула, чуть неловко, кажется. – Правда, ты рада? – Боже, Мишель, конечно! Вы отличная пара, думаю, совместное проживание пойдет вам на пользу, – я в упор не понимала, почему подруга решила, что я обижусь или типа того. Наоборот, это было в какой-то степени облегчением, ведь теперь ее личная жизнь будет точно оставаться вне моего поля зрения. Хотя я буду скучать. – Хей, только не забывай меня, ладно? – я скупа на признания чувств, знаю, это мой недостаток. – Я, конечно, желаю вам счастья, но мы все еще подруги, так что найди для меня время в расписании. Хоть часик в неделю. – Натали, не говори ерунды! – Мишель подхватилась и обняла меня, так неожиданно. – Конечно! Мы посидели еще немного с чувством, что все как-то начинало налаживаться, и вернулись в нашу общую квартиру. Пока подруга собирала первоочередное, я хоть немного привела в порядок кухню, до которой у меня не дошли руки ни в воскресенье, ни вчера. Вчера же нам вставили новое окно, и весь пол был усыпан белой крошкой. – Ну, я поехала, – Мишель чмокнула меня в щеку на прощание и выпорхнула за порог. Отлично, наконец-то спокойный вечер. Мысль включить Netflix уже не казалась такой глупой, и плевать, что я весь день отсидела за компьютером. Голова была тяжелой, хотелось спать просто до безумия, но я не могла. Стоило начать проваливаться в дрему, и шорох колес машин на улице, шаги в соседней квартире, мерный гул холодильника – все это усиливалось стократ и выворачивало мою нервную систему. Мне казалось, что сейчас входная дверь слетит с петель, и блондин-террорист снова ворвется в дом, только я одна, и мне никто не поможет, никто не защитит. Я встала, включила свет. Или почитать? Или – вот хорошая идея – сделать еще раз макет для презентации. Пока загружался ноутбук, я заварила чай, нарезала пару бутербродов. На часах половина первого ночи, ну и что? Диеты для моделей и больных, а я ни то, ни другое. Надо завтра купить какое-нибудь несильное успокоительное. Вот не думала, что меня так проймет. Наверно, это был отходняк, потому что прошлую ночь, несмотря на отсутствие Мишель, оставшейся у Алена, я спала спокойно. А может, теперь, когда она окончательно съехала, моя психика тоже подвела черту и решила выкинуть фортель. Час, полвторого, два… Я более-менее справлялась с поставленной задачей, но меня не покидала мысль, что делать дальше. Что если я и завтра не засну нормально? Травиться таблетками? Или прямиком к психологу идти? Черт. Дверной звонок оказался таким громким, что я вскрикнула. Боже, так ведь и помереть на месте недолго! Что я стою перед дверью уже минуту без движения, я поняла, только когда позвонили еще, и предположение о возвращении Мишель показалось мне глупостью – у нее ведь были ключи. Еще варианты, как в игре «Сто к одному»? Любовник соседки справа, пару раз стучавший к нам, когда неожиданно возвращался ее муж и не было времени даже выскользнуть из дома. Мишель почему-то давала ему перекантоваться у нас час-другой. Я открыла рывком, настроенная послать горе-обольстителя куда подальше, и сделала глобальный жизненный вывод – я действительно сошла с ума. На пороге, опираясь о стенку плечом, стояло второе пришествие офицера Дугласа Маккензи. Вашу мать.***
Степень идиотизма своего поступка Баки осознал где-то между вторым и третьим этажом. Нет ни единого шанса, что девушки пустят его переночевать, в конце концов, они уже наверняка узнали, что он не полицейский, да и внешний вид Баки сейчас оставлял желать лучшего. Наверно, наркоманы, от общества которых он сбежал, и то выглядели приличнее, а у него одежда не стирана ни разу с момента ее кражи, да и вообще… Баки привалился к стене у окна между третьим и четвертым и посмотрел на улицу. Огни на той стороне дороги расплывались перед глазами, светофор мигал зеленым на поворот, и Барнса замутило. Именно сотрясения мозга вдобавок ко всему и не хватало. Хотя это объяснило бы, почему его самоконтроль, худо-бедно воздвигаемый каждое утро, больше не работал. Полет из окна, и затем противник приложил его головой, и после почти бессонная ночь… Целых три, итого в сумме неделя. На затылке и правом виске под пальцами все еще крошилась запекшаяся кровь, даже легкое нажатие отдавало противной глубокой болью. Найти (читай – украсть) нормальные таблетки у него не получилось, он был не в том состоянии. Чего стоило только то, что после расставания с троицей он пер до заброшенного хостела, где кантовался, больше трех часов, а вокруг бродил еще час – не мог найти здание, стоявшее буквально под носом. Потом Баки – он это четко помнил, как ни странно – чуть не совершил последнюю ошибку в своей жизни: чтобы приглушить боль, попросил у «соседей» какой-то дури и едва не откинулся. Что это было, он не знал и знать точно не хотел, но еще сутки, не меньше, его мутило, нутро жгло, перед взглядом была сплошная чернота, хотя заснуть так и не смог. Когда наркотики отпустили мозг, взбрыкнулось тело, видимо, устав от издевательств. Баки лежал на спине, стараясь не шевелиться, и единственный раз, когда он встал и добрел до водопроводного крана, можно было счесть подвигом. И все же это можно было терпеть, пока звуки вокруг не стали слишком резкими, а запах травки одуряющим. Пока он не вывернул одному из бездомных руку и не сломал другому челюсть… Ему нужно было поспать, хотя бы полежать (посидеть, постоять, в конце концов!) там, где тихо и безопасно, где можно не бояться нежданных гостей, будь то наряд полиции или решившие вновь докопаться до странного пришельца торчки. На ум Баки пришло только одно такое место, и сейчас, стоя перед черной дверью, он всерьез думал: а не сдаться ли в психушку с такими идеями? Должно было быть час ночи или около того, и будь Барнс на месте девушек, он бы вызвал копов для такого визитера, но точно бы не открыл дверь и не пригласил войти… В коридоре темно, пахло побелкой и чаем. Баки оглядел стены в дурацкий цветочный орнамент, за спиной щелкнул замок. Он репетировал эту скомканную речь все то время, пока добирался сюда, но начал все равно не с того. Гидра отучила Баки Барнса просить. – Привет. – Ну… привет, – девушка стояла у вешалки. Пижама, растрепанные волосы, но на лице ни следа сна. – Зашел в гости? – Мне надо где-то переночевать, – чего ходить вокруг да около? На сантименты не осталось сил, выгонит так выгонит. А не хотелось бы. Баки слушал тишину квартиры, упивался ею… – Выставили из полицейской дежурки? Знала. По сарказму в голосе ясно – знала, что никакой он не полицейский. – Только одна ночь. Девушка пожала плечами, прошла мимо него, обдав запахом лимона, и на ходу открыла дверь. – Здесь ванная. Комната, в которой можешь переночевать, вторая слева по коридору. – Где твоя подруга? – вот будет весело, если они столкнутся в темноте. – Съехала, – хлопнула еще одна дверь. – Здесь туалет, на кухне ты был. Спокойной ночи. Она скрылась в первой комнате слева, и Баки вздохнул. Желание умыться проиграло необходимости опустить тело и прежде всего голову на горизонтальную поверхность, и он добрался до чужой кровати. Коротковата в длину, зато двуспальная, на постельном белье розы. Или пионы, черт их знает. Баки скинул одежду и рухнул на мягкий матрас. Ему ничего не снилось.