Все это – одна-единственная мысль, разделенная на части ударами сердца. С. Е. Лец
– Ай! Крик, больше удивления, чем страха или боли, вырвал Баки из сна. Вместо бетонного крошащегося пола – кровать, вместо наркоманов – девушка. Наташа. Воспоминания прошлой ночи сложились в картинку, Баки прикрыл глаза… – Ты не мог бы меня отпустить? Чисто приличия ради. Какого?.. Рука девушки была перехвачена его пальцами в сантиметрах от его же плеча. Барнс разжал захват, глядя на белый след на ее запястье. Хорошо хоть правой схватил. И хорошо, что во сне накрылся одеялом до самой шеи. Чем он вообще думал, когда раздевался на ночь?! Теплая кроватка мозги затмила? – Спасибо, – она выпрямилась. – Прости, не собиралась тебя будить, но подумала уже, что ты умер. – С чего бы? – голос явно оставлял желать лучшего, в горле слегка саднило. – Ты провалялся больше суток. Ого. Так ночь была позапрошлая. – Ты в порядке? – В полном, – плюс-минус семьдесят лет кошмаров. – Ладно… Я готовлю завтрак, если тебе интересно, – и девушка вышла, плотно притворив за собой дверь. Баки потянулся. Черт, как же давно он нормально спал? В прошлой жизни, кажется. Он поднялся. Тело ныло, но терпимо, в голове значительно прояснилось. Похоже, пронесло, или то, чем его напичкала Гидра при «создании» Зимнего Солдата, все-таки соизволило помочь. У Капитана Роджерса тоже есть ускоренное восстановление. Баки потер переносицу. Это прозвучало в голове не то вопросом, не то слабым утверждением, так не к месту, но он давно заметил за собой эти внезапные всплески интереса к «человеку с моста». Стив. Его звали Стив, и Баки его знал. Помнил. Отрывками, кусками, какими-то вспышками, которые приходили и уходили, и он не был уверен, что не привиделось. В комнате нашлось зеркало, встроенное в дверь платяного шкафа, и Барнс впервые за огромное количество времени получил возможность рассмотреть себя. Синяки с лица сошли, остались блеклые кровавые следы над бровью и вокруг губ: у него несколько раз шла носом кровь. Щетина, почти борода уже; волосы отросли ниже плеч и мешали жутко, хоть в хвост собирай. Но он не собирал – так проще прятать лицо. Шрам на плече мучительно выделялся белым на фоне разводов грязи, на правом боку, чуть ниже четвертого ребра, – почти заживший порез. Ничего критичного. С одеждой выявилась проблема. Лонгслив он заляпал до состояния половой тряпки, а кроме него с длинным рукавом была только теплая толстовка. И, как назло, перчатки Баки, собираясь в полубреду, видимо, оставил на стройке. Но сидеть на кухне в одной футболке? Нет уж, чем меньше вопросов, тем лучше. Куда меньше вопросов, а заодно и проблем было бы, покинь он эту квартиру сейчас. А может, и стоило?.. – Надеюсь, ты не привередлив в еде, потому что повар из меня еще тот. Чай, кофе? – на столе тарелка с яичницей, тарелка с хлебом и нарезкой колбасы. Белая чашка с чаем – для нее; зеленая, еще пустая, в ее руках, – для… него? «Хочешь молока?» Голос даже в памяти неприятен, на вкус отдавал холодом и болью, бурлящим гневом и унижением. Металл под рукавом толстовки передвигался, и Баки сам чувствовал в этом угрозу. – Эй, ты меня слышишь? Теперь она стояла прямо перед ним, запрокидывая голову, чтобы заглянуть в глаза. Пятнадцать сантиметров разницы в его пользу мешали. – Да. Чай. Кухня маленькая, Баки сел на табурет у стены, получил завтрак и приборы, девушка поставила перед ним чашку. – Спасибо, – вышло тише, чем хотелось бы, и слишком жалко. – Силен ты спать, – она села у окна, напротив. – Я… я сам не ожидал, прости. Я уйду после завтрака. Она кивнула, и ели они в молчании. Баки чувствовал взгляд, но сам старался смотреть в тарелку: в его памяти так много лиц, стоит ли мучить себя еще одним? И все-таки он ее запомнил, в сухих профайлинговых штрихах: слегка за двадцать, рост около метра семидесяти, вес килограмм шестьдесят-шестьдесят три, сложение плотное; волосы темно-русые длинные, глаза темно-голубые. В остальном отличительных примет он не нашел – ни татуировок, ни пирсинга, ни шрамов, насколько позволили рассмотреть футболка и бриджи. Свою отличительную черту Баки, прикрыв рукавом, как мог, прятал под столом, и девушка оказалась на удивление наблюдательной. – Что с рукой? – Болит, – чай оставался на языке кислинкой. – Может, тебе к врачу? – она отложила вилку. – Серьезно, ты с четвертого этажа падал, и… – Не надо, – он опять произнес не так, как стоило, на этот раз слишком резко. – Ну смотри. Хозяйка мыла посуду, Барнс прикидывал, что дальше. Оставаться в Нью-Йорке опасно, но как сбежать? Аэропорты и вокзалы как варианты отпали давно, снова автобус? Можно попробовать… – Тебе есть куда идти? …или устроить марш-бросок и выйти из города на своих двоих, и потом… – Что? – Я спрашиваю, – девушка повернулась к нему, – тебе есть куда идти? Потому что, судя по твоему виду, ты скорее бомжуешь. Теперь Баки смотрел снизу вверх. – Предлагаешь остаться? – Типа того. – Почему? – Ты спас нас. Знаю, звучит пошло, – она снова отвлеклась на посуду, – но все-таки я тебе должна, и много… Да и комната свободна теперь… – Боишься очередного убийцу? – это вырвалось само собой. Баки внимательно следил за ней и потому заметил нервное подергивание плеч. – Не то чтобы очень. – Врешь. Тарелка грохнула о тарелку. – Ну, я не собираюсь выслушивать нотации от человека, который напяливает на себя форму с покойника и вскрывает чужие квартиры. Пальцы под столом сжались в кулак. – И тем более от человека, который хватает всех подряд за горло. Баки медленно выдохнул. Как там? Раз, два… – Прости, – и, когда девушка не отреагировала, добавил, скорее ради себя самого: – Я… мне жаль. Очень. Я не хотел причинять тебе боль, меня повело, и… – Из-за чего? – она все так же стояла к нему спиной, и это невыносимо действовало на нервы. Баки словно вновь оказался в казематах Гидры, где никто не смотрел прямо за исключением тех, в чьей власти были и его жизнь, и его смерть. – Можно вопрос? – девушка… Наташа, не услышав отклика, обернулась, губы сжаты в линию. Барнс машинально кивнул. – Это ты убил преследовавшего нас блондина? Надоедливо гудел холодильник, Баки снова начинало клонить в сон. – С чего ты взяла, что он мертв? – Мне показали фото его трупа в участке, когда допрашивали… И, если тебе интересно, о тебе тоже была пара вопросов. – И как ты на них ответила? – противно было признавать, но сердце участило ритм. Мысль о том, что сейчас ему снова придется пуститься в бега, а сначала замести следы, вызывала отторжение на физическом уровне. – Уклончиво. Наташа ждала, ждала ответ, и Баки не мог предугадать реакцию. – Да, я его убил. – Ясно. Он допивал чай, она протирала стол. – Мне на работу надо. Пожалуйста, сделай одолжение – не выходи из квартиры. – Хорошо, – Баки чуть было не подорвался поставить чашку в раковину, но вовремя вспомнил. – На сколько я могу остаться? Наташа сполоснула оставшуюся посуду и вышла. Баки видел, как девушка перебегала дорогу, из окна, в которое его выкинул агент Гидры пару дней назад. Теоретически, она должна вернуться к семи с лишним, так что можно было переодеться в футболку – в толстовке ему грозило сдохнуть от жары. В квартире оказалась стиральная машина (обалдеть!), но смысла запихивать в нее свой джемпер Баки не нашел: ткань была насквозь пропитана потом, кровью, запахом бензина и наркоты, в нескольких местах он нашел прорехи. Пришлось опуститься до низкого шмона, но ничего мужского в шкафу временно отведенной ему части этого жилья не нашлось. Он долго думал, стоит ли заходит во вторую, и все-таки зашел. Комната Наташи была меньше, здесь не было телевизора, шторы темно-фиолетового цвета в отличие от жалюзи в спальне Мишель. На столе ноутбук и книга, ни названия, ни автора которой Баки не знал. Гардероб типа «леди-унисекс»: джинсы и футболки, офисные платья неброских расцветок, блузки и черные брюки, пара толстовок с яркими принтами, платье в пол с пастельным цветочным орнаментом. В таком хорошо гулять летним вечером по набережной на Кони-Айленд под руку с высоким парнем и танцевать с ним же до полночи на открытой веранде кафе… Опять ничего подходящего для него, в общем. Баки захлопнул шкаф, вернулся «к себе», включил телевизор. Там вещали о политике, о том, что кто-то у кого-то выиграл в бейсбол, шла мыльная опера и какой-то мультик, который Барнс, будь родителем, своему ребенку ни за что бы не показал: в некоторых убийствах Зимнего Солдата было меньше жестокости. Второй раз он проснулся в два. Телевизор все еще работал, теперь уже другая девушка искала свою пропавшую мать, и Баки смутно поразился, как этот жанр перешел с радио на экраны, а не исчез за семьдесят лет. Это смотреть – удавиться же можно. Оставив новостной канал, Баки вытянулся на полу и выпрямил руки над головой, соединив пальцы. Удивительно, но, судя по ощущениям, он действительно умудрился ничего себе не сломать, и это несказанно радовало. Несмотря на повышенную по сравнению с человеческой нормой регенерацию, он все-таки не раз доходил до края, вот только теперь не было под боком никаких врачей, да и лекарства в основной своей массе стали недоступной роскошью. В этом вопросе Баки старался не злоупотреблять силой: одно дело воровать одежду или еду, даже пару сотен из чужого кармана, и совсем другое – ввалиться с такими намерениями в аптеку или больницу. Мигом арестуют. Ему повезло три месяца назад, получилось залезть в оставленную на разгрузке у склада машину, но тот запас давно иссяк, последнюю ампулу эпинефрина [1] он использовал против необдуманно закинутой в себя наркоты. В шкафу, зеркало на котором еще раз напомнило о непрезентабельности внешнего вида, нашлось большое полотенце. Теплая вода показалась блаженством, и кажется, он опять умудрился задремать, но оно того стоило. Господи, он хоть на человека стал похож, не на йети. Еще бы побриться, и можно жить. Баки криво усмехнулся, глядя в зеркальную поверхность. Два дня назад он едва собрал остатки сил, чтобы просто не сдохнуть в пути через два пригорода до этой квартиры, а сейчас жалуется на щетину? Вы что-то зажрались, сержант. Хотя если вспомнить его вид утром, можно было только поражаться выдержке Наташи. Нда, везет ему на русских, подумал Баки, вновь натягивая футболку. Вот будет смешно, если окажется, что ни черта он не сбежал от Гидры, а совсем даже наоборот… Уставший мозг прострелил мгновенный страх. Поведение девушки выглядело алогичным, если мыслить здраво. Впустить ночью в дом незнакомого мужчину, оставить его в квартире под предлогом благодарности, и это при том, что Баки четко признался в убийстве. Глупо, а Наташа не была похожа на дурочку, скорее даже, при прочих равных, девушка произвела на него впечатление достаточно рационального человека. Сонливость могла быть следствием препаратов. Чай?.. В чайнике оказалась обычная заварка, тайников в квартире Баки не нашел. Он просмотрел книги на подоконнике, аккуратно поворошил одежду сначала в комнате Мишель, потом в спальне Наташи; кухня, ванная, туалет… Никакого оружия, никакой излишней наличности, никаких документов за исключением диплома об окончании университета с отличием. В ноутбуке рабочие файлы с тоннами цифр, в последних просмотренных сайтах – ссылки на какую-то женскую ерунду и афишу «Барклайс-центр» [2]. Умная приличная девушка. Умные приличные девушки не совершают таких чудовищных ошибок, как жалость к опасным незнакомцам. Но ничего, что связывало бы хозяйку квартиры с Гидрой, Щ.И.Т.ом или иной структурой, Барнс не отыскал, и приходилось уповать на лучшее. Даже при нынешнем самочувствии с девушкой он справится легко, а ему бы отлежаться… Еще день, всего хотя бы один день… И поесть бы не мешало тоже.***
Рабочие часы проходили, словно кто-то включил во мне автопилот: вбить данные, распечатать, переделать, отправить, снова… – Доброе утро, Натали. – Доброе, Мишель, – откликнулась я. – Как Ален? – О, все хорошо. Как ты там одна? – Прекрасно. Вообще это не укладывалось у меня в голове: как я, приличная, а самое главное, параноидально рассудительная девочка, пустила в дом этого бомжа? Наверно, дух свободной Америки попутал, или мне захотелось продолжения приключений. Только в классических приключениях к принцессе приезжает прекрасный принц, а не потасканный по местным помойкам товарищ слегка за тридцать. Хотя какая принцесса, такой ей и конь. Вчера вечером, вернувшись с работы, я впервые смогла внимательно рассмотреть мужчину, когда зашла в спальню Мишель. То есть сталкерить нехорошо, а за спящим – тем более, но утром за рутинными сборами я вообще умудрилась забыть о ночном визитере, и то, что оставила дома спать абсолютного незнакомца, вспомнила только в офисе. Признаюсь, я даже допустила тогда мысль, что мне все это привиделось с нервов. И в собственное жилье я вчера заходила, словно в заминированный объект, но ни один мой прогноз не сбылся: на меня никто не накинулся с пистолетом, в доме не было погрома, деньги и ювелирные украшения остались на месте. Как и «Маккензи», который дрых, развалившись поперек кровати. Блин, да он не только бомжевал, но и ел один раз через пять, если судить по фигуре, которая квалифицировалась где-то между пошло-голливудским «пластины мышц, и ни грамма жира» и реальным измождением: ключицы и ребра слегка выпирали, скулы были очерчены до того резко, что это казалось почти некрасивым, запястья… Ё-моё. В моей голове кто-то благим матом орал «ахтунг!», а я тупо смотрела перед собой. Это не могли быть перчатка и какой-нибудь рукав, определенно: слишком стальной блеск, слишком похоже на настоящую руку, слишком реальные белые полосы шрамов на месте соединения… сочленение тела и… металла? Протез? Господи… Это объясняло его неимоверно сильную хватку на моем плече, когда мы бегали от террориста, и… Тело прошила неконтролируемая дрожь. Я боялась представить, что стало бы с моей шеей, сдави он ее этой рукой чуть сильнее, и эта мысль до сих пор не давала мне покоя. – Мы заедем в субботу или воскресенье, наверно, – из общего потока обеденной болтовни Мишель я выцепила последнее предложение. – Прости, что? – Ты рассеянная. Что-то стряслось? – Нет, нет, я в полном порядке, – это почти не было ложью. Странно, но знание, что рядом за стенкой спал человек, уже однажды спасший мне жизнь, видимо, успокоило меня на подсознательном уровне: после того, как в ночь его визита я вернулась в свою комнату, меня срубило почти мгновенно, да и сегодня я спала крепко. – Я просто сказала, что мы с Аленом заедем к тебе на выходных, я заберу оставшиеся вещи. – О, хорошо. Потом я снова слушала о том, какой Ален замечательный, какие у них планы на выходные-месяц-год, и жизнь казалась абсолютно нормальной. В квартире было тихо, и я бы решила, что мой нежданный сожитель съехал, но верилось в это с трудом. В его-то состоянии «Маккензи» дошел бы разве что до ближайшего поста полиции или кладбища. Дверь в комнату Мишель была плотно закрыта, в ванной я нашла полотенце из тех, которые лежали в шкафу подруги «на всякий случай». Молодец мужик, почти освоился, еще бы… Что «еще бы», я просто не додумала, потому что вышла на кухню. Я вообще-то хотела поставить чайник и отравиться чем-нибудь булочно-мучным, но оказалось, что запах мяса и картошки шел не из соседней квартиры, а из моей собственной. Он что, пожрать приготовил? А ну-ка стоп… – Я так понял, у тебя особо нет времени стоять у плиты. – Во-первых, – я почти подпрыгнула от неожиданности. Он застыл в коридоре за моей спиной, засунув руки в карманы толстовки и пытаясь сдуть упавшие на лицо волосы, морща при этом нос, – если ты еще раз подойдешь ко мне сзади, я буду орать. Во-вторых, можешь не прятаться, твою руку я видела. И, в-третьих, я ведь просила не выходить из квартиры. – Я и не выходил, – мужчина помедлил, потом сложил руки на груди. – У тебя тут запас продуктов на полгода в морозилке. Мишель любила и умела готовить. Видимо, Боженька послал мне замену. Я опустилась на табурет, машинально оглядела помещение. Сковородка на плите, у раковины вымытые приборы, влажное полотенце расправлено на подоконнике. – Кто ты такой? – Просто парень. – Просто парни не вваливаются в квартиру к незнакомым девушкам, не спасают их от террористов, не избегают полиции, не… – у меня закончился кислород. – Еще много «не». – А кто ты? – Прости? – Обычные девушки не впускают непростых парней в квартиру посреди ночи, не кормят их завтраком, не оставляют в доме, – сейчас, не спросонья и после двух дней отдыха, у него был красивый, хотя все еще тихий голос, и я бы поставила пять баксов на то, что ему бы пошла улыбка. Только он не улыбался. – На что ты намекаешь? – Просто спрашиваю: кто ты? – Как ты и сказал – обычная девушка, – меня начинал бесить этот диалог. – Русская, финансовый аналитик, книголюб и сериаломан и та еще засранка, когда надо. А ты на мой вопрос не ответил. – Я не могу. – Что, придется меня убить? – Да. И это «да» прозвучало серьезнее и честнее, чем «я тебя люблю» от моего бывшего. Мы снова молчали. Он еще немного постоял, потом ушел в спальню. Ужинать совершенно не хотелось. И именно сейчас я отчетливо вспомнила – за горло он хватал меня правой. [1] Эпинефрин – он же адреналин. [2] «Барклайс-центр» – спортивная арена, расположенная в Бруклине. Является домашней ареной баскетбольной команды «Бруклин Нетс» и хоккейной «Нью-Йорк Айлендерс». Основной конкурент «Медисон-сквер-гардена» по проведению мероприятий в Нью-Йорке.