Кто же не встанет на сторону человека? Но не каждый выберет внутреннюю. С. Е. Лец
Не знаю, зачем я сказала это. То есть сказанное не было ложью, и все же. Я слышала шум на кухне и вспомнила, что так и не купила конфет к чаю. Или кофе. Нет, все же к чаю, наверно: кофе он пил реже и только по утрам… Механизм допотопного будильника на столе тикал чрезвычайно громко, а я смотрела в потолок, отчаянно жалея, что тогда согласилась на это рабочее предложение. Смена места, выход из зоны комфорта, ну давай, ты можешь, какие перспективы… Засунуть бы сейчас всех подруг на мое место и посмотреть на них – я бы обхохоталась, в основном из злости. Моя зона комфорта в виде московской квартиры, родителей, стабильной заработной платы и редких компанейских посиделок меня вполне устраивала, так что меня дернуло? Решила сделать большой шаг в большой мир, смотаться в Штаты и в качестве приятного бонуса к опыту в языке и профессии подцепить в стране свободы выбора «нормального парня», как напутствовала Саша. Потому что нельзя найти кого-то, сидя жопой дома на диване, и вообще мужчины не падают с неба… Да, они выпадают из окон. Мысли текли ровной рекой: видимо, свое я уже отплакала, в остальном же объезжать тараканов в голове я научилась давно. Я сползла с кровати на пол, поджала колени к груди. Все, что произошло за последние два дня и особенно этим вечером, казалось безумным сном из тех, которые – яркие и нелепые – иногда приходят под утро, но в сны наяву я не верила. Или скажем иначе – это уже область клинической психологии, а мне туда в качестве пациента пока рановато. Что остается? Как говорил чрезвычайно разумный ушастый коммандер: если отбросить все невозможное, оставшееся должно быть истиной?.. Черновики, испорченные распечатками неудавшихся графиков и таблиц, лежали в ящике, как всегда, и хоть что-то в моей жизни не изменилось. Хоть что-то. Пункт первый и самый очевидный. Мой сосед Джеймс, так отвратительно громко хлопнувший дверью в бывшую комнату Мишель, – Джеймс Бьюкенен Барнс тысяча девятьсот семнадцатого года рождения. Реально? Вполне, почему бы и нет. Он же, выглядевший лет на тридцать с небольшим? Криогеника и пример Капитана Роджерса доказывают теоретическую и практическую возможность подобного. Пункт третий, гораздо более сложный. Согласно официальным данным, основанным на рапорте все того же приснопамятного Капитана, врать которому резона точно не было, сержант Барнс упал с железнодорожного моста в горах с высоты как минимум в несколько сот метров. Для обычного человека выжить после такого невозможно. Проблема в том, что иначе объяснить наличие Барнса среди живых в двадцать первом веке невозможно так же. Баки Барнса нашла Гидра, она же сделала из лучшего друга Роджерса его подобие. Вот в это я могла поверить на раз. Гидра и ее члены вслед за Иоганном Шмидтом верили только в один культ – культ сверхчеловека. Войны выигрывают солдаты, живой ресурс и прочее-прочее-прочее. Созданное этим подразделением Третьего Рейха оружие ни шло ни в какое сравнение с их исследованиями и опытами над людьми. Зимний Солдат вписывался в идею как нельзя лучше. Отсюда же вытекали боевая подготовка, шпионские навыки… Когда знаешь, что искать, гуглить становится легче. Имя Зимнего Солдата засветилось на нескольких вымаранных документах, выкинутых год назад в сеть Черной Вдовой, и быстро разлетелось по интернету в определенных кругах шизанутых чудиков и фанатов теорий заговора. Интересно, знала ли соратница Капитана о чудовищной насмешке судьбы?.. История появления Солдата насчитывала, кажется, полвека по меньшей мере, и теперь ему приписывали кучу политических убийств, массовые бойни, все – вплоть до похищения детей и надругательств. После пятой истории с сексуальным насилием и рабством я почувствовала, что утопаю в этом бреде, и это было дико. Но чуть меньше, чем знать, что за стенкой сидел тот, кто мог все подтвердить или опровергнуть. Или не мог? В Аненербе практиковали гипноз, Гидра, по словам Джеймса, нашла более техничный и надежный способ. Как, как отделить правду от лжи?! Или хотя бы подобие правды. Я потерла глаза, чувствуя, как режет под веками. Нет, все-таки не выплакала… Проще всего было бы сделать вид, что все это – тупая шутка. Что эта история с еще живым героем своей страны Барнсом – выдумка, миф; что Джеймс просто похож на погибшего сержанта или и того лучше – поехал крышей и считает себя им. Так было бы гораздо проще, но я не могла так спасовать перед возможной реальностью, и дело даже не в упрямстве. Джеймс мог бы соврать мне, но не стал, и я не знала, почему. Тешила себя надеждой, что дело во мне. Что, быть может, я и правда чем-то заслужила это. Эту странную, невероятную, чудовищную с какой-то стороны, но – правду. Откровенность. Я захлопнула ноутбук, абсолютно убежденная лишь в одном: первое правило любого вида отношений – говорить.***
Она давала ему выбор. Пожалуй, даже чаще нужного. Чай или кофе. У окна или у стены. В ванную первым или после. Уйти или остаться. Сон не шел, как он ни старался. Не помогли ни горячий чай, который он заварил после того, как девушка ушла спать, ни дыхательные упражнения. Баки снова прокручивал в голове ее слова и то, как Наташа не дала ему времени на ответ – просто вышла, оставив одного. Делай, что хочешь; решай, как знаешь. Он решил. Слишком быстро, кажется. Слишком просто… В дверь постучали, Баки зажмурился. – Ты спишь? – Нет. – Я могу?.. – Да. Она носила пижаму с белым медведем и куталась в кофту для тепла. Баки подумал, что темнота сейчас была настоящим спасениям для них обоих, и сел. – Ты что-то хотела? – Не знаю. То есть, – девушка хмыкнула, глядя поверх его головы в незакрытое жалюзи окно, – много чего на самом деле. Но не знаю, с чего начать. – Может, для начала пройдешь?.. Наташа, словно только ожидая приглашения, подошла ближе и, чуть помедлив, притулилась в конце кровати, когда он поджал ноги. – Я искала в интернете. Про тебя, – добавила она, будто и так было неясно. – И что нашла? – Много всего. Бред в основном. – Уверена? – Баки не знал, позабавило его это заявление или наоборот. – Ну… в общем да. Я правда не думаю, что большинство из тех… деяний, которые приписывают Зимнему Солдату на форумах, действительно твоих рук дело. – Почему? – Слишком топорно. Баки наклонил головой, рассматривая ее фигуру в сгустках теней: – Что ты подразумеваешь под этим словом? – Массовые побоища, рэкет, насилие… Почему-то мне кажется, что ты работал, – она запнулась, подбирая слова, – незаметнее? Чище. – Надо же, какое… точное определение. И что, хочешь узнать наверняка? Он сам не мог определить, зачем подталкивал девушку, зачем провоцировал на неудобные вопросы. Может, хотел проверить ее выдержку честными ответами? Или вызвать наконец логичную, с его точки зрения, реакцию, которую она должна была испытывать рядом с таким, как он? – Я… не уверена, если честно. Или дело было именно в этом – в честности, которую хотел проявить сам Баки по отношению к ней? – Ты боишься меня. Она отвлеклась от созерцания городского пейзажа в виде крыши соседнего здания и полоски месяца и посмотрела на него в упор, фиксируя зрительный контакт. – Едва ли. – Это был не вопрос. – В таком случае телепат из тебя не очень. Наташа помолчала, обнимая себя за плечи то ли для тепла, то ли для спокойствия, и Баки ее не торопил. Потом она медленно произнесла: – Ты не сделал ничего, чтобы я тебя боялась. Наоборот, ты спас мне жизнь, Джеймс, уже дважды. И то, что я чувствую… Я не хочу тебе врать – я не знаю, как описать то, что внутри меня, это гремучая смесь. Удивление. Неверие. Страх? Да, пожалуй. Перед переменами, которые ты принес в мою жизнь, пусть и невольно, потому что теперь я знаю немного больше, чем вчера. О тебе, о мире, о… Гидре. И да, я боюсь, но больше их. Того, что они могут сделать, если снова объявятся. Ее слова пережали ему дыхание. Баки выпрямился, развернул плечи, стремясь дать кислороду доступ в легкие и чувствуя, как все равно что-то давит. Несколько минут назад, когда Наташа сидела в соседней комнате, он говорил себе, что в конце концов ее мозг в попытке самозащиты придумает всему произошедшему какое-нибудь более удобоваримое объяснение, и утром Наташа будет говорить с ним, как ни в чем не бывало. Потом она постучала в дверь, и Баки допустил другой вариант – истерику. И вот теперь Наташа смотрела на него, не пытаясь скрыть беспокойство, написанное на лице, и откровенно признавала все, что лежало на душе, и Баки вдруг почувствовал… облегчение. Делать утром вид, что ничего не произошло, что он – не он, не погибший в прошлом веке сержант, не оружие Гидры, не беглец без памяти о первом и о втором… Мысль о подобном угнетала заранее, хотя Баки едва отдавал себе в этом отчет. – Я знаю, то, что я сейчас скажу, прозвучит странно… наверно, – Наташа поджала ноги, осознано или нет копируя его позу. – Но, когда ты был здесь, я чувствовала себя в большей безопасности, чем без тебя потом. Баки хрипло засмеялся. Безопасность? С ним? – Не веришь? – Я проще поверю в то, что Гидра боролась за мир во всем мире, чем в то, что я могу производить впечатление хорошего человека. – Я не сказала «хорошего». Надежного, скорее. Это не одно и то же. Молчание было странным. Не неуютным, слегка напряженным, но все же не действовало на нервы. Наташа рассеянно рассматривала обстановку комнаты, хотя здесь ничего не изменилось, а Баки старался не пялиться на нее, но получалось плохо. Ну не дверь же разглядывать, ей-богу. – Ты правда родился в семнадцатом году? – спросила девушка без видимого перехода от предыдущей темы. – Правда, а что? – Да ничего. Просто странно осознавать, что напротив меня сидит человек – ровесник революции. – Чего ровесник?! – В России в тысяча девятьсот семнадцатом году произошла революция, царя свергли. Для меня это история. А для тебя, получается… – Только не говори «настоящее». Клянусь, вашего царя расстреливал не я. Она сдержанно хохотнула сквозь сжатые губы, Баки опустил взгляд. Царя – нет, но скольких других? И знать бы еще действительно – скольких? Если они снова объявятся… Уж коли совершать ошибки – все и сразу, чтобы потом и разом жалеть. Или нет? – Наташа, я должен тебе кое-что сказать. – Да? – Я… Пожалуйста, выслушай меня, это серьезно, – Баки подался вперед, опустил локти на колени, сокращая дистанцию между ними настолько, насколько мог. Так было словно бы проще. – Я не Капитан Роджерс, и у моих… у создателей Зимнего Солдата не было ни морали, ни чувства жалости. Их нет и у него. И нет предохранителя. – У него… Ты говоришь так, словно это другой человек, – она выловила паузу в его речи. – Это как… вторая личность? – Скорее, как вторая сторона моей, наверно. Но это не то, к чему я веду, – Баки провел языком по пересохшим губам. – Суть в том, что Зимний Солдат в худшем его проявлении может вернуться. При определенных… условиях. И тогда меня – того, кто сейчас с тобой говорит – просто не останется. И защитить тебя от него будет некому. – И какова вероятность такого… возвращения? – Если Гидра найдет меня – сто процентов. А так… – он пожал плечами. – Пятьдесят на пятьдесят. Или да, или нет. – Теория вероятности вообще-то работает по-другому. – Ты все сводишь к шутке? – как будто не он сам этим вечером неуместно шутил, пытаясь скрыть нервозность. – Мне как-то надо уместить в своей голове тот факт, – Наташа комкала одеяло в опасной близости от его рук, – что ты родился в начале прошлого века, прошел Вторую мировую, был подопытным в руках Гидры и их оружием семьдесят лет, а теперь сидишь вот тут, вменяемый вполне, выглядишь слегка за тридцать и говоришь со мной. С этим, знаешь ли, без юмора справиться сложно… Ну или без пол-литра, как говорит мудрость моего народа. – Если я правильно помню, в квартире из алкоголя только водка, а предлагать ее девушке… Что? Наташа внезапно расхохоталась, согнувшись пополам, угольно-темные в ночном сумраке волосы водопадом обрушились на ее плечи, на покрывало, на его ладони… – Прости, ты просто говоришь, как герой одного романа. Там тоже было про то, что дамам нельзя наливать водку, – она выпрямилась, и Баки физически ощутил пустоту, когда по живым пальцам напоследок скользнули мягкие пряди. – А что можно? – Спирт. – Странный какой-то герой. – Ну, он кот дьявола в конце концов, – и было совершенно непонятно, говорила она всерьез или снова шутила. – Думаю, тебе бы понравился этот роман. – Возможно. Но спирт я тебе предлагать все-таки не буду. – Я тебя услышала, – к Наташе вернулась сосредоточенность. – По поводу Зимнего Солдата. – И? – Ты хочешь меня убить? Баки перестал чувствовать под собой кровать и одеяло, завис в леденящей пустоте, и стены комнаты словно рухнули в никуда. Темнота без ориентиров, без пола и потолка, состояние невесомости тела и разума. В этом черном мире без мыслей остался только пульс, только сорванный ритм сердца. Его? Ее?.. Физическое прикосновение живых существ регистрируется изменением температуры сплава в месте прикосновения и передается в головной мозг немедленно. Безграничный пустой мир снова схлопнулся до размеров небольшой спальни. Баки моргнул. Тусклый свет падал из-за его спины, чертил тонкие паутинки линий, помогая теням быть гуще и черней. С улицы неслись звуки никогда не засыпающего до конца района, из-за стенки соседней квартиры – мужской храп, и неоправданно громко ходили голуби по карнизу снаружи. Баки посмотрел вниз, на собственные сцепленные пальцы, накрытые Наташиной ладонью. Механическое нервы под стальными пластинами простреливало фантомным жаром. – Джеймс, что слу… Ой, прости, – она отдернула руку, заметив его движение. – Ты… в порядке? Видимо, он выпал на достаточно продолжительное время. – Да. Я – да. – Ты так и не ответил на мой вопрос. Вопрос? Ах да. Хочет ли он ее убить. Баки покачал головой. Ненормальная. Она ненормальная – сидеть на расстоянии в метр от воплощения всех кошмаров и задавать такие вопросы. – Так хочешь? – Нет, не хочу. – Значит, все не так уж плохо. – Ты просто не понимаешь. – Возможно, – Наташа слезла с кровати, протянула руку, невесомо коснулась кончиками пальцев его правого плеча. – Зато ты все точно понимаешь. И, наверно, раз ты остался, все действительно не так плохо, как может нарисовать фантазия. – Или я просто действую непозволительно импульсивно. – Или. Он подождал сначала три минуты, потом еще две, а потом встал. Постучал в ее спальню, но ответом была только все та же мелодия будильника. Баки открыл дверь, прошел в комнату и раздвинул шторы. Поколебавшись, потряс девушку за плечо. – Наташа, вставай. – Мм, а может, не надо? – она уткнулась лицом в подушку, натянула одеяло по шею. – Твое начальство вряд ли одобрит опоздание. Вставай. Я приготовлю завтрак. Наташа выползла на кухню только через десять минут, отчаянно зевая. Плюхнулась на стул и кивнула в знак молчаливой благодарности, принимая чашку кофе. Баки улыбнулся. Ну да, во сколько они вчера закончили ночной разговор? Ему-то на сон требовалось гораздо меньше времени, чем обычному человеку… – Я что-то пропустила? Она обувалась, когда он вышел в коридор, опуская рукава толстовки. – В смысле? – Баки даже оглядел себя, чтобы понять причину ее удивления. – В смысле: ты куда-то собрался? – Я провожу тебя до работы. – Оу, – Наташа в точности повторила его действия – оглядела его с ног до головы и решительно резюмировала: – Это плохая идея. – Во-первых, я хочу пройтись, – ну кто бы мог подумать, что они начнут спорить по такому пустяку?! – Во-вторых, это для твоей безопасности: я хочу убедиться, что за тобой никто не следит. Да и за мной тоже. – И в-третьих – ты выглядишь, как бомж, которым ты и являлся еще вчера. Джеймс, – она подняла ладони, прося выслушать до конца, – я не против твоей инициативы, но в твоем нынешнем виде это правда так себе идея. Я предлагаю другой вариант. – И какой же? – настаивать было бессмысленно: Наташа в действительности сейчас больше права, чем нет. – Я ухожу, а ты приводишь себя в относительный порядок, чтобы можно было показаться на улице при свете дня. А потом… – она вдруг задумчиво улыбнулась, и Баки почувствовал, что эта улыбка предвещала какой-то подвох. – Если хочешь выйти в город, предлагаю встретиться после работы. Сегодня я заканчиваю в шесть тридцать. Наташа вытащила из сумки ключи и какую-то карточку и протянула ему. – И какой у тебя план на после рабочее время? – Баки перевернул визитку и прочитал адрес офиса. – Ну, я ведь угадаю, что у тебя кроме этого порванного свитера и этих замаранных джинсов ничего нет?