Человек, к сожалению, хранит за душой то же, что осталось уже за спиной. С. Е. Лец
Комплект ключей и транспортная карта оказались вынужденной необходимостью. Джеймс не сдавал позиции и на следующее утро после нашего шоппинга снова вышел в коридор, когда я собиралась. Ему даже ничего говорить было не надо, я и так поняла. – Почетный эскорт или конвой? – Сопровождение. Он явно плохо спал, но бодрился, а я сделала вид, что не заметила. Кажется, мы оба пока были не готовы к этому шагу. Утром Джеймс провожал меня до сквера напротив офиса, вечером там же ждал, и после работы мне приходилось изыскивать все более неправдоподобные для моих коллег причины задержаться на пять минут, чтобы выйти отдельно от всех. Хватит и того, что Барнс с маниакальным упорством отсвечивал на улицах. Близились выходные, мы спорили за завтраками, куда пойти за нормальной курткой и ботинками с соблюдением всех необходимых условий для потенциального магазина, и распланировали субботу с утра до вечера. И облажались, потому что… Потому что в его время этот праздник еще не был установлен, а меня в Америке интересовали разве что Рождество и День Независимости. – Я чего-то не понял?.. Джеймс с непостижимой для такого габаритного мужчины грацией разминулся с офицером в форме ВВС, державшим на плечах ребенка, и свернул на дорожку сквера. – Если верить Гуглу… забей, – я поймала его непонимающий взгляд, – сегодня третья суббота мая. Ох ё-мое… Сегодня День Вооруженных сил США. – Потрясающе. В нашем районе мы этого как-то не заметили, но запланированная неспешная прогулка по Флашинг-авеню превратилась в настоящий квест, который не сулил нам ничего хорошего. Кафе, бары и магазинчики (какие вообще работали) были набиты битком. – Похоже, сегодня не наш день, – я, если честно, расстроилась. Я так хотела растормошить Джеймса хоть немного, а то он снова начинал походить на привидение. – Давай пройдемся? – вместо логичного «вернуться домой, потому что тут полно людей» он внезапно выдал совершенно противоположное предложение. – Ты уверен?.. – Да. – Ладно, пошли. Мужчины, женщины, дети… Я на ходу пыталась выцепить в интернете что-нибудь про сегодняшний день и поняла, что, возможно, зря мы вышли из дома так относительно рано: большая часть прохожего люда явно расползалась с недавно закончившегося в центре Бруклина парада. На авеню чем дальше, тем сложнее было протолкнуться, весь город гулял пешком. – Раньше этого праздника не было. – Если это вопрос, то я не помню, – Джеймс провожал взглядами солдат и офицеров. – Нет, это факт, его придумали уже после Второй мировой, – я убрала телефон, иначе рисковала столкнуться с кем-нибудь. – И, может, хватит все списывать на свою амнезию? – И что мне делать, если я действительно не помню? – Записывать надо. Он хмыкнул и промолчал. В который уже раз за эти дни? – Могу задать вопрос? – это начало разговора стало привычным, как воздух, которым я дышала. Он всегда отвечал «да», но часто не отвечал потом. – Да. – Почему ты стараешься быть таким тихим? Джеймс помрачнел, и я поняла, что не услышу ответ. Но ошиблась. – Потому что у меня в голове порой слишком громко. – Это… ты про Солдата? Я как-то незаметно стала разделять их в своем мировоззрении. Был Зимний Солдат – оружие Гидры, судя по слухам – почти безупречное и абсолютно безотказное; он был где-то там, под слоем тишины, неловких полуулыбок и самоконтроля. Я представляла его себе теоретически, мне этот Солдат казался чем-то близким к фантастике, наверно. Как бы я ни говорила «я понимаю», было глупо врать. И был Джеймс Барнс, Баки, который сейчас шел рядом со мной. Который каждую ночь закрывал дверь спальни и говорил не входить, пока он не выйдет сам. Который был реальным и который верил в чудовище-Солдата больше, чем порой, кажется, верил в себя. – И про него тоже… – он остановился у панорамного окна ресторана, практически бездумно глядел сквозь стекло на плазму над стойкой. Там повторяли утренний парад. – Сколько в тебе Баки Барнса? – я рассматривала его профиль так же нескромно, как он поверх голов посетителей смотрел телевизор. Четкие линии прямого носа и скул. – Сколько Зимнего Солдата? – Поровну и нисколько, наверно, – Джеймс снова задавал направление и темп, хотя двигаться сегодня на Флашинг-авеню можно было только с черепашьей скоростью. – Я знаю, что уже не тот парень, которого Капитан Роджерс называл лучшим другом и чьи фото висят в музее Вашингтона. И больше не безликий призрак без памяти и жизни. Я что-то… кто-то между. – Так ты вспоминаешь? – Это сложно так однозначно назвать. Я могла ошибаться, но выражение, с которым он смотрел на празднующих, было далеким от восторга или сопереживания. День Армии США трогал бывшего сержанта пехоты еще меньше, чем меня. Мы все же зашли в магазинчик верхней одежды, но ничего приличного там не нашли. Или даже не искали, потому что Джеймс равнодушно перемерил почти все модели, а мне было абсолютно плевать на фасон и цвет. – Что-то я просто помню. Что-то, если я узнаю это со стороны, как в музее, воспринимается как внешняя информация, – после почти часа прогулки мы сидели в маленьком открытом кафе. Я позволила себе оторваться в честь чужого торжества и заказала «Колу», Джеймс от этой дряни отказался. – Но потом… Потом бывают вспышки. Связанные или нет, иногда совсем нечеткие. Порой я могу узнать себя, или Стива, или еще кого-то. А часто нет, словно смотрю незнакомое кино с незнакомыми актерами и сюжетом. Я покрутила запотевший стакан, шипящий пузырьками, и задала вопрос, на который не решалась прежде: – Тебя снятся сны? – Снятся, – он не стал отпираться, не стал отводить глаза. Только едва улыбнулся. – Все сплошь кровь и смерть в основном, когда чужая, когда моя. Редко что-то другое. Но заканчивается всегда одинаково: меня снова помещают в криокамеру, я ощущаю во рту холодный воздух и не могу ни говорить, ни даже дышать. И просыпаюсь, чувствуя, что не могу вдохнуть… Джеймс уставился на свои ладони, лежавшие на столе, сжал кулаки, и я, почувствовав мгновенную необходимость, накрыла его руку своей, сжала… Он не стал вырываться, и мы немного посидели в молчании под аккомпанемент гула прохожих. – Иногда я хотел отодрать нашивки с формы так сильно, что приходилось сдерживаться, – он расслабился, откинулся на спинку стула. – Во время войны? – Да. – Почему? – я расплатилась, мы снова пошли просто вперед. Так было проще говорить. – Я… не хотел идти на фронт. – Разве? В смысле: я думала, ты был добровольцем. Джеймс покачал головой. – Ну, мы пошли в призывной пункт, да. Со Стивом… Но, когда меня записали, я не был очень рад. Не знаю. – Ты поступил так, потому что это было необходимо, да? – шла война, подумала я, и молодые парни шли в армию, потому что кто-то должен был. Защищать, освобождать… А не потому, что эти парни жаждали покинуть родных и дом и умирать. – Так было правильно. Но это не отменяло того, как мне хотелось вылезти из формы и вернуться, потому что… потому что война – дрянь, Наташа. Стив не понимал этого до конца, наверно. Я почувствовала, что улыбаюсь. Его слова вызывали сплошь ужасные картины в моем воображении, но было кое-что, что меня действительно радовало – Стив. Не «Капитан Роджерс», как Джеймс иногда называл героя Америки, а просто Стив… – Где мы? – я рассматривала однотипные здания, полные квартир среднего класса. Мы как-то незаметно под его руководством свернули с Флашинг-авеню, начали петлять по незнакомым мне улицам. Через небольшой проулок виднелись решетчатые ворота спортплощадки и ярко раскрашенное строение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось школой, запертой в коробке многоэтажек. – Ты учился здесь? – Если только говорить про само место, – Джеймс пошел вокруг забора. – То здание было меньше, только один этаж… Я не уверен. Великая вещь – интернет… – Это новая постройка, две тысячи второго года, – к счастью, залезать на территорию он не стал, слушал меня внимательно. – Прошлую школу снесли, она была шестьдесят третьего… А до этого здесь была государственная начальная школа для мальчиков постройки начала двадцатого века. – Похоже. Получается, я тогда ошибся, и это… Он резко сорвался с места, практически на бег. Пришлось не отставать, мы вернулись на предыдущую улицу, откуда еще была видна стена школы, двинулись дальше – в направлении от Ист-Ривер – и я слышала, как Джеймс что-то считал: то ли домики по левую руку, то ли метры нашего спринта. Раз, два, три, десять… Дом был трехэтажным, блекло-кирпичным, судя по окнам – с высокими потолками и с пожарной лестницей левее крыльца. «Сдаются апартаменты» – вывеска у входной двери. – Это твой бывший дом? – я пыталась отдышаться после внезапной пробежки. – Второй этаж, – и Джеймс показал на центральное окно: – Там была комната родителей… Он повернулся ко мне с глазами, горящими каким-то бешеным энтузиазмом: – Знаешь, я все-таки что-то помню. – Ага… Было бы гораздо круче, если бы ты помнил адреса, а не внешний вид, а то семьдесят лет прошло, знаешь ли. Джеймс рассмеялся, взлетел по ступенькам и заглянул в окно первого этажа. – А я думала, вы жили рядом. – Со Стивом? – он дождался моего утвердительного кивка. – Нет, не особо. Почему ты так решила? – Ну… А действительно – почему? Довоенный адрес Капитана Роджерса можно было найти в открытых архивах, в остальном же было просто сказано, что они с Баки часто проводили время вместе. – Не знаю, – честно созналась я, – просто мне так показалось. Что вам друг от друга было недалеко. – Я просто быстро бегал, – в тон мне отозвался Джеймс, и я живо представила его ежедневные пробежки от одного дома к другому, может, даже по несколько раз. Это объясняло, как он стал лучшим атлетом в классе. – Если хочешь, можно зайти, – эта идея пришла мне в голову внезапно. Если тут сдаются квартиры, наверняка можно посмотреть под видом потенциальных покупателей. – Я не настолько сентиментален, Наташа, чтобы смотреть на пять раз покрашенные стены и новую мебель. По крайней мере теперь я знаю, что эта часть мозаики в моей дырявой голове на своем месте. – И что дальше? – я смотрела на Джеймса и думала, какой он бывал разный, словно помимо Солдата внутри сидело еще несколько личностей. Конкретно сейчас я видела кого-то, очень похожего на парня со старых кадров: тот же заинтересованный взгляд, та же ничем не омраченная улыбка, прикрытая тенью кепки как тенью фуражки. – Наверно домой. – Только не пешком, я очень тебя прошу. Он со смешком вытянул руку в сторону проезжей части в таком несоответствующем двадцать первому веку, но таком подходящем ему лично жесте: – Как пожелает девушка.***
Все случилось как-то само собой. Войти получилось только во второй автобус. Баки почувствовал растущее недовольство из-за массы народу вокруг, но Наташа оставалась удивительно спокойной. И это словно успокаивало его. – Тебя это не раздражает? – сесть было нереально, стоять в проходе практически тоже. Они кое-как пробились на другую сторону от дверей, чтобы их не вынесли на следующей остановке. – Да нет, я привыкла к часам пик, – Наташа прислонилась к окну, он встал напротив, спиной отсекая бурлящий жизнью салон. – Тебе это мешает? Баки покачал головой. В данный момент скопление людей вызывало у него больше удивление и некоторые трудности в чисто техническом плане. Всех мотнуло из стороны в сторону, автобус затормозил, и по взлетевшим бровям девушки Баки понял, что сейчас произойдет. Выставил руку над ее плечом, чтобы хоть как-то минимизировать последствия тарана толпы. И все равно этого оказалось недостаточно: ввалившиеся пассажиры надавили на уже находившихся в салоне, какой-то парень под центнер весом попытался развернуться и просто двинул Баки в спину, бросая его вперед… Он почувствовал ее прикосновение к руке: Наташа то ли держалась сама, то ли держала его. Последнее было уже абсолютно бесполезно – с самим собой Баки боролся не больше пары секунд, а потом опустил голову, утыкаясь носом в ее волосы, и сделал вдох. Наташа пахла смесью каких-то неизвестных фруктов: такой был гель для душа, и Баки кольнула мысль, что и на нем, наверно, такой же запах. Она пахла чем-то еще. Не в прямом смысле, скорее в моральном; вызывала какие-то ассоциации, то ли неизвестные, то ли давно забытые. Баки дышал ровно и глубоко, и плевать на окружающих, которым не было никакого дела, и в себя его привело только ощущение, что Наташа сжала хватку на его предплечье. Ему бы отстраниться – но было некуда, он не чувствовал в ней напряжения от этой физической близости и только поднял голову, чтобы встретиться взглядами. Наташа улыбалась, молча. Баки улыбнулся в ответ и снова наклонился – в это раз, чтобы прислониться лбом. Зрение мгновенно расплылось, он видел, как Наташа закрыла глаза, и поступил точно так же… На их остановке было гораздо меньше людей, но, чтобы выйти на улицу вовремя и без потерь, пришлось схватить девушку в охапку. – Представляю, что тут будет в июле, – Наташа вывернулась из его рук, но только затем, чтобы взять под локоть. – Наверно, проще вовсе не выходить из дома. – Будет хороший праздник. – У вас были хорошие? – У нас четвертого июля был день рождения Стива, так что мы праздновали вдвойне, – Баки усмехнулся. Ее затея была стара как мир. – Пытаешься выяснить, как много я помню? – Ну ладно, раскусил, – она ничуть не смутилась. Ни тому, что он ее поймал на этом плане, ни тому, что на них – идущих под руку – местная молодежь смотрела, как Баки в детстве рассматривал скелеты динозавров в музее. – Мы гуляли в основном на Кони-Айленд – это был центр всех праздников, и Стив любил рисовать на набережной. – Я как-то с трудом представлю себе Капитана перед мольбертом с палитрой в руках. Баки почувствовал, что его разбирает смех. – Я тоже, и наверно Бог миловал меня увидеть этого заморыша в таком виде… Нет, Стив всегда рисовал карандашом. – Хорошо получалось? – Ну, из школы его не выгнали, так что, видимо, да. Дома готовить было жутко лень, о чем Баки и сообщил девушке и не получил никаких возражений. – Отлично, потому что я есть все равно не хочу. Зазвонил мобильник, на экране Баки успел увидеть четыре буквы, одинаково выглядевшие и звучавшие на десятках языков. – Да, мам, привет… Ой, нет, наверно не услышала, прости, мы были на улице, – Наташа закатила глаза. – Ну гуляли просто. Да… с Мишель. Баки предпочел ретироваться в комнату, но все равно слышал обрывки разговора и ощутил пустоту в груди. На ее фоне патетика какого-то генерала по телевизору звучала оглушительно громко… – Я смотрю, ты просто оккупировал телек, – Наташа вошла в спальню и смотрела на экран, полный мельтешения. – Не то чтобы мне еще есть чем заняться. А тут хотя бы новости. – Мама звонит почти каждый день, – она помахала телефоном в руках. – Волнуется? – Ну да, я единственное чадо в семье. Гиперопека и все такое. – Радуйся. Она жива и помнит о тебе. – Почему в твоем исполнении это звучит так… безысходно? Баки покачал головой и краем глаза следил, как Наташа подошла к кровати и забралась рядом с ним, скрестив ноги, устремив взгляд на очередной отрывок очередного парада, на этот раз из Шайенна. – Наверно, потому что многие из нас отдали бы душу в наше время за такой способ связи. А приходилось писать письма, которые не всегда доходили вовремя. Если вообще доходили. – Ты часто писал домой с фронта? Она касалась плечом его плеча – металлического, пусть и через несколько слоев их одежды. – Реже, чем некоторые, чаще большинства… – Баки нехорошо усмехнулся. – Я писал всегда по два: родителям и Стиву, но, как оказалось, он не получил ни одного. Был слегка занят на театральных подмостках по стране, пока я исправно писал на домашний адрес. А я тогда все думал, почему он не отвечал… – Ты злился на него из-за этого? – новости больше не представляли на нее интереса, Наташа слушала его. – Не так, как после освобождения из плена. – А там-то за что можно было злиться? – Ну, я сказал что-то типа «не наделай глупостей», когда мы прощались, – он не видел ни комнаты, ни даже ее рядом. Перед глазами яркими огнями сверкал Экспо 43. – А через пару месяцев он стоит передо мной за линией фронта в сердце вражеской базы, выше меня на пару сантиметров, и раскидывает нацистов как куклы. А потом мне еще рассказывают с восторгом, как он бросался на гранату… Знаешь, все говорили: «Герой». А мне так хотелось сказать: «Придурок», но меня бы уже не поняли. – Так ты не знал про Капитана Америка? – Про него знали все, но на сцене он всегда был в маске, эксперимент тогда еще не афишировали, и я как-то не провел параллели… по понятной причине. Наташа расхохоталась. Наверно, представляла себе его изумление, хотя на самом деле, когда он оклемался, Баки был ближе к тому, чтобы лишить Америку ее раскрашенного в цвета флага героя собственноручно. Стив, пытавшийся объясниться, выглядел тогда, по словам Картер, жалким донельзя. – Так ты помнишь его. Баки откинул голову назад. Этот раунд он сдавал без боя. – Помню. – Тогда почему ты сбежал от него? Или почему не найдешь? Роджерс мог бы тебе помочь. – Я так тебе надоел? – он спросил в шутку, но сознание, вот же сука, кольнуло остро отточенным страхом. – Нет. Я просто спрашиваю. Она всегда говорила и отвечала прямо. Пресловутая женская логика и сопутствующая необходимость догадываться, что женщина имела в виду, – кошмар всех мужчин от начала времен – обошли ее стороной. – Потому что я… я не думаю, что это хорошая идея. Прошло семьдесят лет, Наташа. Я изменился, и это время не могло не изменить его. Еще Щ.И.Т., на который он работает… – Щ.И.Т.а больше не существует. – Тем не менее… Я хочу разобраться в себе прежде, чем затащу в этот мир его. Баки понимал, что его доводы шаткие, но надеялся, что смог донести до девушки основную мысль: сначала внутренние проблемы, потом внешние. Да, наверно, Стив мог бы помочь. Но Стив Роджерс – уже давно не просто парень из Бруклина, друг Баки Барнса и первый на линии огня. Теперь он символ, человек и флаг в одном лице, а флаги раскрашивают не люди, а политики. И если честно, Баки не был уверен, что Стив сможет что-то сделать, если какой-нибудь человек вроде Александра Пирса ткнет героя Америки в простой очевидный факт: Зимний Солдат – вражеский шпион и серийный киллер самого высокого уровня, на чьем счету несколько десятков покойников. Если так посмотреть, у США куча претензий к Солдату, и как минимум еще стран пять с полным правом могут прижать Роджерса с требованием депортации и суда над оружием Гидры. – То есть меня в «этот мир» ты тянешь без зазрения совести? – Наташа нахмурилась, но они оба знали, что верного ответа тут нет. – Ты всегда можешь указать мне на дверь. – Не начинай, а?.. Только раз уж зашел разговор, давай договоримся: если опять захочешь сбежать, хотя бы предупреди. А что, если он не захочет? Тоже предупредить? Наташа переключала каналы с такой скоростью, что было трудно понять, что было на предыдущем, пока наконец они не попали на черно-белый фильм. Баки его не знал и смотреть художественный вымысел про Вторую мировую не имел ни малейшего желания, но спорить не стал. Впрочем, Наташа снова перескочила дальше: – Терпеть не могу большинство фильмов про войну. – Почему? – Потому что начинаю плакать. – Но в итоге мы победили, – Баки постарался, чтобы это прозвучало увереннее, чем он сам ощущал. Победа в свете всего, что он знал и делал, казалось шаткой, призрачной, почти ненастоящей. – Только цена была слишком велика, Джеймс, – она пошла просматривать каналы по второму разу, уж очень сосредоточенно. – А еще все ваши фильмы на эту тему, на которые я натыкалась, были пафосными до ужаса. – То есть? – То есть я не умаляю заслуг американских солдат, действий в Европе и полезности вашего ленд-лиза, но стяг победы над Берлином воздвигали все-таки не вы. – А кто? Сложно гордиться подобным достижением, но Баки при всех провалах в памяти с уверенностью мог сказать, что первый раз в жизни поверг девушку в настоящий шок. Наташа смотрела на него с таким выражением лица, с каким на Зимнего Солдата смотрела не каждая жертва, и от этого делалось как-то… неуютно. – Слушай, я только-только вылез из криокамеры, сделай скидку… – Боже, она сейчас его убьет. – Я не шучу, я абсолютно серьезно. – Надеюсь, – Наташа фыркнула на его поднятые в полушутливом жесте защиты руки и, в конце концов, выбрала-таки какую-то передачу. – Для справки: знамя победы над Рейхстагом в Берлине было поднято советскими солдатами тридцатого апреля сорок пятого. Они поужинали, не отрываясь от просмотра весьма дурацкого шоу, в котором одна девица выбирала себе парня с помощью двух подруг, собаки и череды малопонятных заданий на координацию, знание биографий современных актеров и навыки живописи. – Это норма? – Баки грел пальцы о чашку чая, пока Наташа откровенно стебала очередного кандидата, отдаленно похожего на соседа снизу. – Если ты про шоу как явление, то вполне. Надо же чем-то заполнять эфир. – Я бы это смотреть не стал. И участвовать тем более. – Да ладно? – она смяла пустую упаковку из-под печенья. – А кто три минуты назад хвалился, что он вот такое бы провернул запросто, а ну-ка дайте ему дорогу? – Слушай, ну я правда не понимаю, как там можно было упасть. Это же проще простого. – А ты часом гимнастом не подрабатывал в сороковых? Потому что бревно шириной пятнадцать сантиметров – это как бы не проспект, ходить не так уж легко. – Часть гимнастики была в нашей школьной программе, но упражнения на бревне – женский вид вообще-то, – хотя когда тебе четырнадцать и ветер в голове, а друзья ставят двадцать центов, грех не согласиться, но не озвучивать же Наташе, как он опозорился поначалу? Кстати, о том случае… – Мужикам на этом снаряде падать противопоказано. – Ты не поверишь, – хихикнула она, словно прочитав мысли, – но девушкам тоже мало приятного. – Мне стоит спросить, где тебя угораздило? – Мне стоит спросить, как ты потом ходил? – Однозначно нет, – он скорее тогда лежал. И да, приятного было действительно мало. Баки дотянулся, поставил почти пустую чашку на притащенный с кухни табурет, превращенный в импровизированный столик, и сполз в полулежачее положение, чувствуя, как начинало клонить в сон. Но в конце концов им уже стало действительно интересно, кто же выиграет эту сумасшедшую битву за сердце девушки из шоу или вернее – кого из кандидатов не вынесут на носилках. – Ставлю на парня в красной футболке, – пока шла реклама, они решили сделать ставки. На просто так. – Этого бедолагу не девчонка удавит, так ее подруги, – Баки прикинул, что с такой ее ставкой можно было бы забиться на что-то реальное. – Я за блондина в костюме. В итоге они проиграли оба, а девушка, отправив всех десятерых претендентов лесом, осталась в компании собственного лабрадора. – Не, я так не играю, так нечестно, – Наташа в расстроенных чувствах запустила пальцы в волосы. – Десять парней на блюдечке, а ей мало. – А ты бы кого выбрала? – Баки поднял голову, чтобы увидеть ее лицо. – Из них? – она снова смотрела прямо в глаза. – Никого. Где-то далеко за окном гремел местный праздничный салют.