Hold me tight

Говорите, что не подозреваете меня в банальности? И все же я сказал: «Люблю тебя!» Но это и вправду не было банальностью. С. Е. Лец

      – Может, тебе нужно что-то?       – Пистолет с одним патроном, – буркнул Баки, опускаясь щекой на подушку.       Черти бы драли нацистов, и Гидру, и всю жизнь…       – Ну, судя по тому, что ты это говоришь, хотя у тебя есть пистолет с полным магазином, стреляться ты все-таки не планируешь, – Наташа присела рядом, провела ладонью по его плечу, по волосам.       Ладно, с жизнь он, пожалуй, загнул, она не так плоха. А вот выпотрошить Гидру очень бы хотелось, в первую очередь Золу. Найти, что ли, какого-нибудь некроманта, заплатить за поднятие коротышки-ученого из мертвых да претворить свои кровожадные мстительные идеи в жизнь? А что, если существовали суперсолдаты, скандинавские боги и прочие менее приятные личности, то почему бы не существовать в этом мире и некромантам? Учитывая человеческую природу, у них бы отбоя от клиентов не было…       – О чем ты думаешь?       Наташа аккуратно перебирала его спутанные пряди, и Баки внезапно разобрал невеселый смех. Вот так, лежа на кровати с закрытыми глазами, уткнувшись лицом в мягкую подушку, рядом с девушкой, которая разве что не чесала его за ушами, он сам себе напоминал собаку. Старую, побитую, ни на что не способную собаку, которую держат до сих пор только из жалости да за былые заслуги.       – Думаю, что, если где-то в мире существуют те самые некроманты, способные призывать умерших, – сил выдумывать что-то не было, признаваться в последних мыслях не хотелось, и Баки озвучил предпоследние, – я бы заплатил им любые деньги за возможность высказать претензии некоторым людям.       Шмидт, Зола, Карпов, Пирс… Еще можно включить в список Рамлоу – не то чтобы у Баки было что ему сказать, но съездить по морде таких лишним не бывает. А Карпов, может, еще жив, с такой змеи сталось бы. Хотя сколько лет прошло…       – И длинный список потенциальных слушателей твоих претензий?       В голосе девушки не было ехидства, и Баки некстати подумал, что она бы согласилась не только помочь найти некроманта, но и рядом постоять во время всего процесса.       – Наташа, как думаешь, ты бы смогла убить человека? – Господи Иисусе, вот же вопрос в голову пришел. Он что, совсем с катушек слетел?       «Слетел, – ответил Баки сам себе. – Причем да-авно. Еще в том поганом сорок третьем».       Наташа вздохнула и помассировала его затылок. Ну точно как собаку чешут.       – Если ты так ненавязчиво интересуешься, смогу ли я тебя пристрелить, если ты попросишь, то ответ «нет».       – Да нет, я не про себя, что я?.. Это в целом. В теории.       – В теории? – задумчиво протянула она. – Не знаю. Голыми руками точно нет: я слишком брезгливая. А вот из огнестрела… Честно говоря, мне всегда было интересно это узнать. Но, как ты понимаешь, проверить на практике у меня не было возможности. А ты думаешь, я бы смогла?       Баки помолчал. Психолог из него был так себе, но война многому научила. И не только война, тренировочные лагери тоже. Там не одного и не двух парней отсеяли в запас именно по этой причине – полная неспособность выпустить пулю в ближнего своего, даже врага.       А он попал в снайперы по противоположному принципу.       – Я бы предпочел, чтобы тебе никогда не пришлось это узнать на практике, как ты выразилась. Но думаю да, ты бы смогла.       Только без «бы», понял вдруг Баки, причем не в состоянии аффекта, а вполне осознанно.       – Что-то меня на трагизм потянуло, – он перевернулся на спину. – Не обращай внимания.       – На что? На то, что ты который день мучаешься от головной боли? На это трудно не обращать внимания, Джеймс. Что случилось?       – Не знаю.       Он правда не знал. В прошлый раз, когда ему было так хреново, он вспомнил смерть Старков. А теперь что? Озарение насчет еще какого собственноручно совершенного убийства?       Или просто день рождения близился, вот и корежило?       – Наташа, я могу попросить тебя кое о чем?       – Конечно.       Судя по тону, она была рада это слышать. Конечно, она несколько дней спрашивала, не нужно ли чего, и наконец он сам попросил.       – Насчет моего грядущего дня рождения. Я не хочу праздновать.       – Почему? – от удивления Наташа даже перестала гладить его по голове. Эй-эй, он вовсе не такого эффекта добивался!       – Просто не хочу. Я еще до войны успел разочароваться в этом дне, а потом вовсе… Да и стремно, если честно, – внезапно признался Баки. – Сколько мне лет физически, я даже не знаю, а праздновать хронологически, когда из зеркала смотрит морда чуть за тридцать, – это как-то… Отдает дешевым ужастиком. А у меня и без того ужасов в жизни достаточно. Поэтому вообще ничего в этот день не хочу. Совсем.       А еще он подумал, что патологически честен сегодня. К добру ли?       Наташа тем временем огорченно вздохнула.       – Горазд же ты обламывать мне планы… А вдруг я готовила для тебя суперпраздник с суперподарком?..       – Не надо мне ни праздников, ни подарков, тем более с приставкой «супер», – он не видел из-за закрытых глаз, но буквально представил, как девушка прикусила язык. Она не виновата, что некоторые слова имели неприятное для него значение. – Неужели нельзя сделать вид, что это будет просто очередной ничем не примечательный день? Лучшее, что вообще можно сделать – посидеть вечером вместе, посмотреть фильм… Кстати, ты обещала продолжить знакомить меня с классикой российского кинематографа, а то мы на прошлом разе так и остановились. Вот считай, я прошу это в подарок.       – Совместный просмотр кино? И только? – тоскливо протянула Наташа.       Баки стало даже неловко за низменность своих желаний, но очередной укол боли в висок потер стеснение.       – Да. Какой-нибудь фильм из тех, которые ты любишь. Только не про Вторую мировую, очень тебя прошу, – поспешно добавил он, чем вызвал грустную усмешку.       – Неужели настолько не понравился фильм?       – Понравился бы куда больше, если бы ты не плакала так сильно.       Впрочем, он сам тогда был виноват. Еще в прошлом году, когда к очередной годовщине налета на Перл-Харбор по телевизору крутили хронику и художественные киноленты, от которых Наташа плевалась, не посмотрев и трех минут, черти дернули Баки попросить показать что-то из ее родного на схожую тематику… Мало того, что Наташа обрыдалась, хотя и клятвенно заверяла, что при просмотре этого фильма у нее так каждый раз, но и он сам сдержал слезы только чудовищным усилием воли. И то для этого пришлось трижды напомнить себе, что он взрослый мужчина и опытный солдат, и вообще не подобает развозить сопли о том, чего на самом деле не было.       Они замолчали на какое-то время. Баки лежал, стараясь не шевелиться, чтобы не провоцировать подлую мигрень, наслаждался тишиной и тем, что Наташа все-таки вернулась к прерванному занятию – перебиранию его волос. Эти нехитрые ее движения всегда отвлекали его от дурных мыслей, ну или хотя бы делали их более переносимыми. Особенно после кошмаров. Сны с участием Золы, Пирса и Стива – иногда по отдельности, иногда вместе – снились ему все реже и все менее красочные. Может, что-то вставало на место в его больной голове, а может, этому способствовало знание, что в момент пробуждения он обнаружит себя не в криокамере, не под конвоем и даже не на голом грязном полу, а в мягкой теплой постели. И можно будет выдохнуть, не спеша приводя в порядок сердечный ритм, найти под боком в темноте Наташу и обнять, уткнуться лицом в ее затылок или шею. И просто продолжить лежать. Или, если он умудрился ее все-таки разбудить, можно уложить голову ей на грудь и тихонько о чем-нибудь поговорить.       К счастью, такое действительно случалось все реже, а сожаление «лучше бы сдох в сорок пятом» и вовсе давно выветрились из головы.       Баки нахмурился, пытаясь поймать возникшую и тут же ускользнувшую мысль. Что-то вся эта цепочка рассуждений ему сейчас напоминала… Про Золу, чтоб ему в могиле до второго пришествия не спалось… про смерть… про Наташу и Россию…       Ах нет, вспомнил внезапно. Не про саму страну, а как раз про отечественный кинематограф.       – Ангел, а ты помнишь, как мы эту квартиру искали?       – Ну… помню, – не очень уверенно произнесла она. – А что?       – У нас с тобой в то время имел место небольшой разговор на тему преимуществ живых перед мертвыми.       – Чего?!       Баки усмехнулся, подумав, что действительно хватил лишнего. Это его математическая, тренированная и прокачанная память была способна фиксировать произошедшее в лицах и деталях. А Наташа вряд ли в состоянии вспомнить небольшой диалог без малого уже годичной давности.       – Ты тогда сказала: «Мертвому спокойно, но скучно».       – Эм-м…       В голосе девушки было столько растерянности, что пришлось открыть глаза. Устремив взгляд в потолок, Наташа беззвучно повторила слова раз, потом другой, потом – снова, но теперь на русском. А потом заметно просветлела лицом.       – Хах, да, я поняла… И даже вспомнила, – и с явным подозрением посмотрела на него. – А к чему это ты вдруг?       – Да ничего такого, – решив, что сидеть и гладить его по голове ей должно было уже надоесть, Баки обхватил Наташу за талию и повалил на себя. Краткие писки возмущения с ее стороны он проигнорировал. – Просто это ведь цитата из фильма, так? И я вот подумал: ты не откажешься его мне показать? Раз уж повод образовался.       Наташа положила щеку на его плечо.       – Не откажусь. И думаю, такому меломану, как ты, очень понравится песня из этого фильма.       – Только, – запоздало уточнил Баки, – он не про войну?       – Нет. Вообще там про времена гражданской войны в России, но сюжет не в этом. И плакать я не буду, обещаю.       – Ну вот и отлично.       К счастью, голову попустило без последствий. Видимо, это все-таки была психосоматика: весна, перепады давления и температуры, «праздник», который праздником вовсе не ощущался, и что-то еще настолько неуловимое, что Баки списывал на обострившуюся за годы паранойю.       Проводив утром Наташу до работы, дома он понял, что ковыряться в тонкостях дипломатического языка настроения нет совершенно, равно как и заниматься упражнениями, равно как и просто втыкать в телевизор или интернет. Это не было депрессией, скорее наоборот – Баки чувствовал себя абсолютно спокойным и свободным. Немного помаявшись бездельем, в конце концов он решил, что слой пыли на спинке кровати слишком толстый. И, включив радио на ноутбуке, закатал штаны и полез в кладовку за тряпкой…       – Нда, одна-ако.       Голос за спиной вывел его из состояния, близкого к трансу, и Баки обернулся. Наташа стояла посреди гостиной, пристально оглядела жилище и настороженно поинтересовалась:       – Джеймс, все хорошо?       – Да. А непохоже?       Он пожал плечами, тут же ощутив некомплект одежды, и вспомнил, что промокшую от пота и мыльной воды футболку снял еще пару часов назад и теперь бродил по квартире раздетый до пояса и босиком. На улице стояла двадцатиградусная теплынь, и, хотя ветер был еще по-весеннему прохладный, ему в доме было бы вполне комфортно и в одних трусах. А уж в спортивных штанах тем более.       – Обычно люди устраивают генеральную уборку, либо потому что вокруг очень грязно, – Наташа опустила сумку на диван, – либо потому что пытаются справиться с депрессией. У нас с утра вроде было вполне чисто…       – Ты смотришь на меня так, будто я не протираю подоконник, а собираюсь с него прыгнуть.       – Искренне надеюсь, что нет.       – Ну что ты, конечно, нет. Во-первых, в моем случае такой способ самоубийства, как сигануть с третьего этажа, не прокатит в принципе, – улыбнулся Баки, откладывая тряпку. – А во-вторых, почему ты не рассматриваешь третий вариант: у меня просто такое настроение, что делать головой ничего не хочется, а руки занять надо. Еда в холодильнике есть, поэтому я решил устроить уборку. Вот и все. Никакого подтекста.       Наташа вздохнула, подошла, явно раздумывая, можно ли верить ему на слово, и все-таки решила, что можно. Обняла за шею, заставив пригнуть голову, и Баки мгновенно пожалел, что у него руки в пыли: обнимать девушку и пачкать ее юбку и блузку не хотелось. Пришлось отстраниться после первого же поцелуя.       – Эй, дай мне хоть руки вымыть.       – Ладно, ладно… Ты все еще настроен на киновечер?       – Абсолютно точно да.       В ванной, критически осмотрев себя в зеркало, Баки пришел к выводу, что ограничиться руками не выйдет: он убирался и под кроватью, и сверху шкафов, и разводы пыли были на нем повсюду. А после душа посетила ужасно хозяйственная мысль, что длинные волосы не только мешали в драке, но и в быту мыть и сушить их уже порядком заколебало. Но стричься до привычного состояния было все еще боязно.       Интересно, а Стив искал его после произошедшего? Зная друга, Баки мог предположить, что да. Но, с другой стороны, он жил в Бруклине уже почти год, вынужденно контактировал с местными и все такое… Хотя опять же, с третьей стороны, умение Стива Роджерса находить что-либо работало безотказно, только если речь заходила о неприятностях на его звездно-полосатую задницу. Во всех остальных случаях Стив мог и мамонта в своей постели на заметить, если того одеялом прикрыть.       Они совместили просмотр фильма с ужином, и, когда на экране появилась надпись «конец», Наташа закрыла ноутбук и закономерно поинтересовалась:       – Ну как тебе?       – Здорово, – Баки повозился, удобнее устраиваясь на диване, и она переложила голову с его плеча на грудь. – Да уж, со смертью мне точно не везет, ты была права… Зато повезло с тобой. Спасибо.       Он коснулся губами ее макушки и услышал тихий-тихий вздох. Наверно, Наташа не хотела бы, чтобы он это заметил, но у него было слишком лирически-спокойное настроение, чтобы игнорировать.       – Что-то не так?       – Да как сказать… просто думаю.       – О чем?       – О том, что ты устроил мне такой офигенный день рождения, а я… – ее голос звучал так жалобно, что Баки рассмеялся.       – Офигенный? Я всего-то сводил тебя в ресторан и подарил доставшееся мне за бесплатно украшение.       Ему тут же вспомнилось, сколько он метался и сомневался в те дни, не уверенный: понравится ли, оценит ли?.. Взгляд снова, в стотысячный раз за прошедший месяц, скользнул к ее шее, к тонкой цепочке, и Баки не удержался – поднял руку и провел пальцами по серебряным звеньям.       – Вопрос ведь не в цене и даже не в оригинальности, – она пожала плечом, – хотя цыганский колорит меня покорил. Вопрос во внимании, в том, что за этим подарком стоит, в том…       – Почему ты его не снимаешь? – тихо перебил он.       Наташа повернулась, чтобы посмотреть в глаза, и улыбнулась с откровенной подначкой:       – А надо?       Баки молча помотал головой. Она не сняла кулон ни тем вечером, когда он застегнул замок, ни после. Что-то внутри него умирало каждый раз, когда он видел черный камень в форме капли на ее шее.       – Он мне нравится, – спокойно объяснила Наташа. – И к тому же я его не замечаю. А говорят, что, когда не ощущаешь украшение, значит, оно на своем месте. Но мы отвлеклись от темы.       – Просто мне ничего не надо, – так же спокойно откликнулся он. – Точнее много чего, но все это лежит за пределами твоих возможностей.       – Например?       Наташа смотрела серьезно и с такой затаенной болью, увидеть которую можно было только очень глубоко в ее глазах. У Баки кололо сердце оттого, что эту боль ей причиняли мысли о нем. Поэтому – а еще по сотне причин – он честно перечислил:       – Например, я хочу увидеть Стива. Еще хочу быть нормальным – в смысле не беглым преступником, опасным для окружающих. Хочу, чтобы тебе не приходилось врать из-за меня и бояться…       – Я не боюсь.       Это было сказано настолько уверенно, что он не сдержал грустной усмешки.       – Ты просто едва ли представляешь, чего следует бояться.       – А чего боишься ты?       – Я? – Баки перебрал в уме десяток вариантов и выбрал тот, который ужасал его до глубины души: – Больше всего на свете я боюсь, что меня найдет Гидра, а ты в этот момент окажешься рядом. Потому что я на сто процентов уверен, что в таком случае, когда прозвучит этот чертов код, ты станешь первой жертвой.       – Код? – Наташа непонимающе нахмурилась, и он сообразил, что раньше не объяснял подробно.       – Солдат служил Гидре не за деньги и не за пирожки. У тех, кто создал его, была и есть железная гарантия подчинения – вербальный код. Десять фраз, которые буквально «выключают» Баки Барнса и «включают» Зимнего Солдата. Эти слова вбиты в меня на уровне подсознания, я не могу это контролировать, и стоит их произнести – я уже не я.       – И нет никакой возможности это изменить? – ее шепот был сорванным, слезно-молящим, и Баки бессильно откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. – Остановить?       – Разве что заткнуть говорящего раньше, чем он закончит… Но они знают, на что я способен. Может, не подозревают, насколько я успел прийти в себя, но шанса вырваться и успеть мне не дадут. Эти люди не идиоты.       Он почувствовал, как она приподнялась, ее дыхание опалило скулу, и Баки подумал, что сжал челюсти чересчур сильно. Очевидно, Наташа тоже заметила, потому что поцелуи скользнули со щеки ниже, к подбородку, к шее, отмечая теплой дорожкой проступившие от напряжения мышцы. Она очертила губами ключицу, слегка оттягивая ворот футболки, и Баки успел расслабиться под этой неторопливой, мягкой лаской. И поэтому дернулся, словно его ударило током, когда губы коснулись шрама на плече.       – Больно? – Наташа замерла слишком близко, и он ощущал ее дыхание там, где ему не стоило быть.       – Нет, – и тут же добавил, боясь, что секунду спустя на протест не хватит сил: – Не надо.       – Почему? – она сдвинула ткань еще, провела кончиками пальцев вдоль стального края. – Тебе неприятно?       Баки открыл глаза, перехватил ее руку, аккуратно, но надежно фиксируя запястье в металлических пальцах.       – Наташа, ответь на вопрос, – дождавшись ее кивка, Баки понял, что все мысли внезапно куда-то разбежались. Пришлось формулировать из тех, что остались. – Ты делаешь это, чтобы убедить нас обоих, что все нормально, или понимаешь, что это ненормально, но готова потерпеть, чтобы сделать мне приятно?       – Так все-таки приятно? – улыбнулась она, но он не мог поддаться на провокацию.       – Ответь на вопрос. Пожалуйста, – и добавил совсем тихо: – Мне важно знать.       Наташа убрала руку и полностью отстранилась. Посмотрела на него с грустью, и Баки заставил себя не отводить взгляд. Какой бы из двух вариантов ни был правдой, он переживет. Точно переживет.       – Джеймс, ты не задавался вопросом, почему я с тобой?       – Почему ты со мной что?       – Все, – она обвела комнату трудноразличимым жестом. – Живу, пью кофе по утрам, занимаюсь сексом, хожу по магазинам и все прочее.       – Ну… потому что мы встречаемся.       – Хорошо, а почему я с тобой встречаюсь, ты понимаешь?       – Ну-у…       Осознание, что он не улавливал, что она имела в виду, оказалось неприятным. То есть они действительно встречались, поэтому жили вместе и все остальное. А вот если копнуть глубже… Наташа молчала, не собираясь давать ему подсказки, и Баки облизал пересохшие губы. Ладно, а если наоборот? Почему он жил с ней, почему засыпал и просыпался, почему защищал…       – Потому что я тебе нравлюсь?       – Бинго, мой дорогой. И уверена, ты знаешь, что я ни за что не была бы с мужчиной, который мне неприятен. Давай чисто теоретически представим, что на момент нашего знакомства я была бы доброй, отзывчивой и сплошь позитивной девушкой, но абсолютно не твоего типажа в плане внешности. Скажи честно: ты бы остался со мной?       – Нет.       – Почему ты считаешь, что аналогичное неверно для меня?       Баки неловко пожал плечами, что тут же напомнило о причине разговора.       – То, что я подхожу под твой типаж, не отменяет того, что…       – Что? Руки? Ты серьезно считаешь это недостатком? – она раздраженно поморщилась. – Почему ты не рассматриваешь третий вариант: я не притворяюсь и не пересиливаю отвращение, а просто да – хочу сделать тебе приятно тем, что приятно и мне? Без подтекста. Почему ты не рассматриваешь вариант, что я тебя люблю?       Секунду спустя Наташина ладонь метнулась ко рту, и Баки показалось, что ее «черт» в наступившей тишине было слишком отчетливым.       Он не успел ответить – она вскинула ладони, останавливая.       – Прежде чем ты что-то скажешь, – Наташа, кажется, была готова расплакаться. – Черт… Я не… Джеймс, брать свои слова назад я не буду. Я понимаю, что для тебя это, возможно, непросто и не к месту, и извини, если я облажалась, потому что я не хочу причинять тебе боль, но… Я люблю тебя. Хочешь ты того или нет.       Если бы Гидра ввалилась в квартиру прямо в этот момент в полном составе, Баки бы даже не заметил. Он вообще не видел ничего кроме ее глаз и закушенной чуть ли не до крови губы. И собственный голос был чересчур хриплым.       – Хочу я или нет? Наташа, это все, чего я хочу, – он прижал ее к себе и зажмурился. Под веками предательски щипало. – Потому что я люблю тебя. Хоть ты и права: все это, возможно, не к месту в нашем с тобой случае…       Крепко сжатая в его объятиях Наташа все-таки всхлипнула и заерзала. Прошептала где-то у плеча:       – Знаешь, у меня вообще-то есть подарок для тебя… – она вытащила из кармана что-то, что легко скрывалось в сжатых пальцах. – Я долго думала, никак не могла придумать и… в общем-то я сомневаюсь, что ты оценишь, если честно…       Баки улыбнулся ее неуверенности.       – Оценю. Что это?       Наташа разжала кулак, и в его руке оказались две металлические пластины, соединенные короткой цепочкой. Небольшие, с округлыми краями, они отливали серебристым цветом монеля [1]. Баки провел большим пальцем по отштампованным символам. Имя и фамилия, личный номер, дата прививок и группа крови… Армейские жетоны сержанта Барнса давно сгинули где-то в недрах лабораторий Гидры, но Стив, сентиментальный засранец, добросовестно пересказал все по памяти для истории. А может, и не он, но в музее под стеклом лежали оттиски и расшифровки «бирок» всех Коммандос.       Баки запрокинул голову, чувствуя, как все-таки намокли ресницы. У жетонов в ладони был тот же сплав, те же размер, и форма, и первые две строки, но на этих, в отличие от безвозвратно затерянных в прошлом, были заполнены и остальные строчки: на третьей – Наташино полное имя, на четвертой и пятой указан незнакомый российский адрес. А еще не было буквы «Р» в правом нижнем углу [2].       – Я знаю, ты терпеть не можешь армию, – едва слышно, почти виновато произнесла Наташа, – и все, что с ней связано. Но это не об армии и вообще не о том, кем ты был…       – Я знаю. Я понимаю.       Он действительно понимал. И не мог найти в себе силы и смелость спросить, понимала ли она сама, как спокойно, легко – в подарок – только что отдала в его руки свою жизнь. Потому что, если Джеймса Барнса схватят не те люди, и он не успеет избавиться от жетонов, или если их найдут, у этих людей будут ее имя и домашний московский адрес.       – Я люблю тебя, – Баки больше не знал что сказать.       И вряд ли что-то еще было нужно. [1] Монель (монель-металл) – сплав никеля и меди, из которого с конца 1941 г. в США делали армейские жетоны. [2] В пятой строке в правом углу жетона отдельной буквой указывалось вероисповедание военнослужащего. «не было буквы «Р» в правом нижнем углу» – т.е. Наташа убрала с подаренных жетонов указание на протестантскую веру (Protestant), к которой во время войны формально принадлежал Баки.