Ты боишься смерти?

      Дождь идет. Небо затянуто тяжелыми грозовыми тучами. В моменты, когда сверкает молния и слышны разрушительные раскаты грома, пронизывающие все тело, от головы до пят, я дрожу. Дрожу, как последний осенний лист на ветви дерева. И, как он, я трясусь, от каждого сильного порыва завывающего ветра.       Промокшая, иду к «Хогвартс-эксперссу» до Лондона. От холода у меня немеют руки. Хорошо, что мой багаж благодаря ненавистной мне магии весит не больше, чем дамская сумочка (на вид он мой старый потрепанный портфель для бумаг).       На перроне я ставлю переноску с котом и портфель на холодный кафель и подкуриваю сигарету (не так уж много их у меня осталось). «Чарли, не злись на меня. Ты весишь двенадцать килограмм, у тебя теплая подстилка в этой твоей переноске» – подкидывает мне оправдание мое подсознание.       Дождь уже переходит в самый настоящий ливень, когда прибывает поезд, совсем немного не успевший спасти мою сигарету от ледяных капель.       Я занимаю первое купе, которое вижу, и выпускаю кота из переноски. И только он открывает рот, чтобы выкинуть что-нибудь по-обыкновению колкое, как неожиданно в дверь купе заглядывает Квиринус Квиррелл, сопровождаемый стойким запахом чеснока. – Мяу, – неестественно зло обращается ко мне кот, на что мой коллега не обращает никакого внимания. – Мо-жно я подся-ду к вам, – говорит, заикаясь, профессор (кот бесцеремонно заползает ко мне на колени, не упуская возможности провести по моему лицу своим промокшим хвостом, перед тем, как сесть), – вдвое-ем в дороге весел-лей. – Конечно, мистер Квиррелл. «Выкуси, хулиганье пушистое. Молчание тебе к морде». – Ел-ле успел, пог-года ужасная, – невнятно бормочет мой коллега, закидывая свой чемодан на полку для багажа. – Профессор Дамблдор не говорил, что у меня будет попутчик, – с улыбкой сообщаю я, когда этот самый попутчик наконец-то садится напротив. – Мо-я вин-на, – начинает ерзать он на месте, – я давно прос-сил нашего директора познаком-мить меня с Николасом Фламелем. А тут т-такая возможность, п-понимаете? Когда я узнал, что моя кол-лега, – Квиррелл робко улыбается, – приглашена к кумиру моей юности, не уд-держался. Профес-сор Дамблдор в последний момент сообщил мне о своем реш-шении отправить меня с вами.       И все-таки меня не перестает преследовать чувство, что все не просто так. Альбуса Дамблдора я знаю давно (лучше скажи, кто его не знает, Сара). Он всегда был великим волшебником, на всех континентах. О, магический мир боготворит его.       Наша первая встреча состоялась, когда мне только-только исполнилось девятнадцать. То был 1987 год. Я приехала к Фестеру на новогодние праздники. До сих пор помню, как неожиданно Альбус появился на нашей кухне. Фестер обрадовался гостю, представил его, как давнего друга нашего отца (мои мама и папа погибли в битве еще во время магической войны против того кого-нельзя-называть). Помню, Дамблдор постоянно спрашивал, не помню ли я его. Оказывается, он был частым гостем в родительском доме. Дайте подумать секунду. Точно! Он упускал одну важную деталь, я не виделась с ними годами, пока я училась, они воевали. Но это неважно. Неважно потому что, как только старый волшебник покинул тогда дом, я стала свидетельницей разговора моего брата и моей бабушки Дафны (она училась с Альбусом на одном факультете).       Бабушка презирала его, призывала брата не верить Дамблдору, не общаться с ним, рассказывала полные абсурда школьные истории об умелом мальчишке-манипуляторе. Я считала, что это все бредни от потери дочери и разочарования в себе. А через полгода она умерла. Брат стал через раз отвечать на письма, не рассказывал, чем занимается. Через полтора года умер и он. А я слишком поздно узнала, что происходит, чтобы успеть ему помочь. Слишком поздно картина происходящего сложилась в моей голове. Сама не зная, я была заочно вписана моим братом в опасную игру со смертью.       На письме, извещающем о его смерти, адресантом значился Альбус Дамблдор. Слова бабушки Дафны по сей день всплывают у меня в голове, каждый раз, когда я думаю Фестере.       И сейчас, когда я согласилась на преподавание в Хогвартсе, меня постоянно преследуют мысли о подвохе. «Что ему нужно от меня?» – вопрос разрывает мое спокойствие на части. – К-как вам Хогвартс? – неизменно заикаясь, спрашивает меня Квиррелл, отвлекая от ненужных раздумий, таких же пустых и бессмысленных, как я (Сара, мы это уже проходили, прекращай). – Чудесно. Простите, я задумалась, – кот, взглянув на меня краем глаза, кладет свою лапу на мою руку, и опускает на нее мордочку. – Говорите, Николас Фламель – ваш кумир, увлекаетесь алхимией? – Немн-ного, – как-то радостно восклицает профессор и, тихонько хлопнув в ладоши, оставляет руки вместе, прижимая их к себе. – М-меня завор-раживает его уд-дивительная биография, целых шестьс-сот лет жизни, представляете? Вечн-ная жизнь. – Звучит печально. – Как вы д-думаете, Николас Флам-мель позволит нам взглянуть н-на филосовский кам-мень? – Уж не хотите ли вы, профессор, превращать любой металл в золото? – усмехаюсь я. – Неужели вам неин-нтересно? – с удивлением спрашивает меня он. – Представл-ляете сколько всего мож-жно открыть при помощи одн-нго только камн-ня. – Представляю. – Не кажд-дому алхимику под силу соз-здать такое, – продолжает гнуть свое, заикаясь, профессор. – Только одному, – киваю я. – Скажите, профес-сор, если бы у вас оказалс-ся философ-фский камень, чтобы вы сделал-ли? – Я бы постаралась раскрыть весь его потенциал, – честно отвечаю я. – А вы? – Я бы наш-шел способ вернуть к жизни своего луч-чшего друга. Я так одинок без нег-го. Наверное, вы дум-маете, что это глупо? – робко улыбается Квиринус Квиррелл. – Вовсе нет. – К сожал-лению, это невозм-можно, – с горечью мямлит профессор. – Теоретически, возможно. – Бр-росьте, чт-то за вздор? – он отводит от меня свой взгляд, начиная рассматривать, проносящиеся мимо нас пейзажи. Последовав, его примеру, я тоже обращаю свой взор за стекло, начиная попутно делиться теорией, которая рождается как-то на ходу: – В восемнадцатом веке жил одержимый победой над смертью алхимик Луиджи Гальвани. Препарировав в своей лаборатории однажды обычную мышку, он заметил то, что когда скальпель коснулся ее тельца, мышцы на лапках начали дергаться. – Профессор Квиррел оторвав свой взгляд от окна, непонимающе смотрит на меня. – Это явление он назвал «животным электричеством». После он пробовал различные способы искусственного воздействия напряжений. Понимаете? Применяя древнюю магию, Гальвани направлял удары имитируемой молнии, прямо на тела своих подопытных. – Как-к это связано с философ-фским камн-нем? – Луиджи Гальвани проводя свои ужасные опыты, опирался только на воздействия ударов разной мощности и места их наведения. Он добивался лишь временных реакций испытуемых. – Я вс-се равно н-не улавливаю св-вязи, профес-сор, – рассеянно говорит Квиррелл, пожимая плечами. – Мертвые животные, а после и люди, максимум возвращались в сознание лишь на несколько секунд, и снова умирали. Разве это неудивительно, учитывая, что большинство подопытных погибали не в его лаборатории и не в день эксперимента? А теперь представьте, что может получиться, если, допустим, совместить его «животное электричество», древнюю магию призыва душ и камень, который служит ингредиентом эликсира жизни? – Это вполн-не мо-жет сработать! – неожиданно воскликнул Квиринус Квиррелл. – Вы настоящ-щий ген-ний, профес-сор. – Это всего лишь неподтвержденная теория. – Н-не хотите чего-ниб-будь? Чай? Кофе? – оживленно спрашивает меня мой коллега, прерывая разговор и как-то непонятно поджав губы. – Вид-димо, тележка со слад-достями и напит-тками работает только, ко-гда в поезде дет-тишки, – криво улыбается он. – С вами все вопрядке, мистер Квиррелл? – Д-да, конечно, про-сто голова что-то, зна-ете, заб-болела, – отмахивается он. – Так вам что-ниб-будь захва-тить? – Я буду кофе, спасибо. – Смотр-ри у меня, – зачем-то в шутку пригрозил Квиринус Чарли, когда тот поднял голову, наблюдая за тем, как мой коллега поднимается со своего места. Через секунду профессор защиты от темных сил мигом вылетает из купе (так сильно хочет кофе?). – Сам у себя смотри, – недовольно бормочет кот и переворачивается, утыкаясь своей мордочкой мне в живот.       Конечно, как же это он и промолчит.       Оставшийся путь до Лондона мы с профессором Квирреллом обсуждаем спонтанную теорию и выпиваем, между делом, по три кружки кофе. Кот в это раз не пьет. Он никогда не пьет в дороге. Терпеть и так невыносимо, а с кофе – просто невозможно. – Как вы представляете себе этот эксперимент без философского камня, если он один из составляющих теории? – непонимающе развожу я руками, на предложение профессора испытать мои мысли на практике. – Ког-гда будут готовы вс-се расчеты, подо-браны все ингреди-енты и упор-рядочен ход-д эксперимента, Никол-лас Фламель сам не смож-жет удер-жаться, – с воодушевлением уверяет меня Квиринус. – Даже не знаю, честное слово. – А вы тол-лько пред-ставьте, профес-сор, только поду-майте, какой это б-будет шаг для мира! Какой прор-рыв. Мы подъезжаем к Лондону, когда я наконец сдаюсь: – Ладно, давайте попробуем. – Зам-мечательно! – восклицает Квиррелл. – Давайте договоримся, пока не будет готова и продумана каждая деталь эксперемента, мы не будем обращаться к Николасу Фламелю (не хватало еще быть осмеянной). – Кон-нечно-конеч-но, о че-мм речь? – кивает он головой. – Скоро выходить. Мне выйти, чтобы вы могли переодеться? – Н-нет, я пойду так. Этот головной уб-бор был по-дарен мне африкан-ским принцем, – гордо и заикаясь по своему обыкновению, объясняет мне он. – А мантия? – В ней я-я похож на ино-странца в мир-ре маглов (скорее на сумасшедшего), – улыбается профессор.       Я же покинула школу в своем привычном повседневном Нью-Йорском наряде: темно-серое пальто в пол, серый свитер и черные джинсы. Волосы собраны в косу, макияж потерялся еще в 1989 (если спросят буду петь песни про естественность). За время проведенное в поезде, вещи, волосы и кот уже успели высохнуть.       На перроне вижу, как из соседнего вагона выходит профессор Снейп. На нем строгого кроя пальто черного цвета, того же цвета брюки, того же оксфорды (я обожала оксфорды, когда училась в институте Салемских ведьм), даже его саквояж черного цвета. Хотя бы один коллега не будет выглядеть, как «иностранец» (вы понимаете, о чем я?).       И вообще, что он здесь делает? Перспектива одного попутчика меня особо никак не пугала, но теперь, когда их два, а приглашал Николас Фламель, если я правильно поняла, только меня, невольно задумываюсь о том, что что-то здесь не так. Может, Альбус не доверяет мне настолько, что новоиспеченную преподавательницу, по его скромному, необходимо выгуливать только в компании двух сторожевых коллег? Или это просто незапланированная сходка поклонников Николаса Фламеля?       Не обращая на нас с Квирреллом никакого внимания, Северус Снейп быстро растворяется в стене. – Не знала, что мистер Снейп едет с нами, – говорю я, подкуривая сигарету. Затяжка. – Будем надеяться, что у профессора дела в Лондоне. Откуда нам знать, что там у него, может, он и не с нами едет, – как-то недовольно бормочет Квиринус у меня за спиной. Выдох. – Он вам не нравится? – бесцеремонно прямо спрашиваю я. Затяжка.       От неожиданности или от чего-то еще мой коллега отвечает не сразу, отчего я оборачиваюсь, успевая застать тот момент, когда слегка приоткрытый искривленный гримасой то ли шока, то ли неприязни рот Квиринуса начинает говорить. Выдох. – Н-нет, что вы, – неуверенно начинает он, – не пой-мите меня неп-правильно, профес-сор, Северус Снейп очень мрачный человек. Мне бывает неком-мфортно ряд-дом с ним, – Квиринус Квиррелл робко улыбается, пожимая плечами (затяжка-выдох). – Дава-йте я по-могу вам с порт-тфелем? – Да, спасибо, – я протягиваю ему свою ношу, мысленно умоляя взять и неподъемного кота. Затяжка. Выдох. Тушу сигарету и выкидываю ее в урну.       Первым делом на вокзале покупаю сигареты. Беру про запас, пока Квиррелл отчужденно стоит в сторонке и, дожидаясь меня, рассматривает на витринах разные журналы для «мальчиков».       В аэропорту, в дамском туалете, стоя в кабинке, я уменьшаю кота с помощью магии. С собой в салон можно взять животное при условии, что оно весит меньше восьми килограмм, при этом еще и дополнительно за это заплатив. В туалете, к сожалению для кота, к счастью для меня, он тоже молчит.       Интересно, сколько запоздалых шуток меня ждет?       Все время, вплоть до регистрации на самолет, ловлю себя на мысли, что ищу глазами мистера Снейпа.       Кот молчит и при возможности кидает на меня из своей переноски осуждающие недовольные взгляды, один раз даже закатывает глаза, отчего профессор Квиррелл, случайно заметивший это, хохочет, как ребенок, тыкая пальцем в сторону Чарли. А коту льстит такое положение дел, дразнить профессора ему определенно нравится. По глазам вижу, что нравится. Хотя его третье закатывание глаз было лишним.       Затем я его все-таки замечаю, профессора Снейпа. Он появляется неожиданно, кивает нам в знак приветствия, проходя мимо прямо к стойке регистрации. Квиррелл сразу мрачнеет и перестает строить глазки Чарли.       В самолете я обнаруживаю, что мое место рядом с профессором Снейпом. – Вы не боитесь летать? – пытаюсь я завязать разговор, заняв свое кресло.       На что кот тут же подмигивает, а я в свою очередь разворачиваю его переноску так, чтобы он мог наблюдать только за облаками. – Нет, – отрезает он.

Спустя десять минут молчания. – Профессор Снейп, – осторожно начинаю я, – могу я вас спросить? – Очевидно, раз вы не лишены языка, можете, – равнодушным сарказмом отвечает мне мой «мрачный» коллега, как правильно подметил Квиррелл. – Профессор Дамблдор отправил вас и мистера Квиррелла проконтролировать меня? – я задаю свой вопрос серьезно, достаточно строго, чтобы дать понять Северусу Снейпу, что дела до его колкостей мне нет никакого. – С чего вы взяли? – Мне показалось, что профессор боится моего побега, поэтому попросил вас и мистера Квиррелла сопроводить меня. – Вам показалось. – А мне так не кажется, – не отступаю я. – Неужели вы думаете, что я настолько глупа? Профессор Квиррелл не отходит от меня ни на шаг, будто преследуя, спрашивает как мне Хогвартс, предлагает мне подготовить эксперемент, который требует тщательного изучения и займет, по меньшей мере, полгода. Передайте, пожалуйста, Альбусу Дамблдору, что он зря думает, что я нарушу условия контракта и сбегу при первой же возможности. – Послушайте, – резко начинает профессор Снейп, – я не знаю, что вы там себе придумали в своей «гениальной» голове, но неужели вы думаете, что мне больше нечем заняться, кроме как присматривать за вами? – он проговаривает это, чеканя каждое слово, проговаривая их с такой твердостью в голосе, что мне становится страшно. Теперь я понимаю Квиринуса. – Почему тогда вы сидите сейчас здесь, а не варите зелья в своей лаборатории? – это моя последняя попытка (довольно наглая) добиться объяснения присутствия обоих коллег. – Это не ваше дело, – огрызается он в ответ.       В конфузном для меня молчании к утру мы приземляемся в Париже. Нас встречает давний друг семьи Фламелей (по его утверждению), Себастьян Леруа, высокий мужчина с прямым носом и острыми скулами, о которые можно порезаться. Его длинные волосы цвета молочного шоколада той же длинны, что и у профессора Снейпа. Однако у Себастьяна они аккуратно зачесаны назад, а у Северуса Снейпа просто распущенны.       Улицы французской столицы проносятся мимо нас, наполняя приятным чувством причастности к чему-то грандиозно великому, исторически важному. Этот город нельзя просто рассматривать вот так, из окна автомобиля, его нельзя прочувствовать через книги или фильмы. Париж необходимо услышать, увидеть, к нему необходимо прикоснуться, чтобы понять, насколько он прекрасен.       Перед старинным двухэтажным домом Фламелей на Рю Монморанси, машина останавливается. Я прошу подождать меня пару минут. Себастьян говорит, что они с профессорами занесут пока вещи. С кошачьей переноской наперевес я захожу за угол дома и выпускаю кота. – Еще немного и я сделал бы это прямо в машине, – бормочет шепотом кот. – Не сделал бы, – говорю я стоя к нему спиной, пока он оскверняет дом одного из самых выдающихся алхимиков тысячелетия. – О, непременно бы сделал. Не будь в переноске прямо-таки на этого профессора Снейпа. – Обсудим дома. – Мы едем домой? – В Хогвартсе, я сказала: «обсудим это в Хогвартсе». – Ну, конечно. А теперь сделай меня прежним.       Я возвращаю коту его (внушительные) формы.       Когда я возвращаюсь, профессор Снейп недоверчиво смотрит на меня, щуря глаза, а Квиррелл разглядывает старые фотографии на стене.       Дом у Фламелей огромный, снаружи он выглядит гораздо меньше (еще бы, глупая). Вокруг висят гобилены, в больших расписных вазах стоят цветы похожие на обычные розы, только сиреневые и от них исходит странное мерцание, будто очерчивая контур бутонов, создавая своеобразный нимб. Стены усыпаны (именно усыпаны) фотографиями. На них Николас с супругой стоят рядом с выдающимися волшебниками. Есть фотографии Фламелей за работой, фотографии Шармбатона. На всех фотографиях пара выглядит уже пожилой, что неудивительно, учитывая, что им больше шестиста лет, каждому.       Я отрываю взгляд от фотографий, когда на лестнице, выходящей прямо в прихожую, в которой мы стоим, появляются Николас и Пернелла. Они спускаются медленно, паря над лестницей, словно призраки. – Я рад приветствовать вас в своем доме. Надеюсь, вы не сильно устали с дороги, – странно улыбается он, а я ловлю себя на мысли, что старый алхимик похож на сумасшедшего доктора из магловских мультиков про пса Скуби Ду 1970-х. – Северус Снейп (он кивает профессору), Квиринус Квиррел (он кивает и «иностранцу»), Сара Брендон-Филипп (он кивает мне).       Я и мистер Снейп киваем в ответ, а профессор Квиррелл бросается к Николасу Фламелю пожимать руку. – Оч-чень рад знак-комству, сэр, – заикается Квиринус восторженно. – И мне очень приятно, пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет, – говорит Николас и кивает Себастьяну, – ваши вещи будут в гостевых комнатах, эльфы об этом позаботятся. Я незаметно киваю Чарли, и он повторяет мой жест.       Кабинет Фламеля – рай для любого ученого. Экспонаты в колбах и на стеклянных подставках, расставленные на полках вперемешку с книгами действительно впечатляют. Я боюсь даже предположить сколько лет темно-синим драконьим яйцам в заколдованном стекле и сколько они стоят. Я видела такие раньше только на картинках в старинных потрепанных фолиантах. – Ненавижу формальности, – говорит вдруг Николас, садясь за большой письменный стол из красного дерева, и щелкает пальцами. Перед столом тут же появляются три кресла. – Садитесь, пожалуйста, и мы сразу разберемся со всеми делами.       Мы послушно садимся напротив стола алхимика в предложенные кресла. А Пернелла встает по правую сторону от мужа, кладя свою руку ему на плечо. – Так, – говорит он, задумавшись, – я думаю для начала мне стоит показать профессору Брендон-Филипп, что я хочу передать школе и лично ей (лично мне?), затем, – Николас кивает на мистера Снейпа, – мы обсудим с вами, Северус, наше дело, а после, – он секунду молчит, бездумно смотря на Квиринуса, – чем обязан, мистер Квиррелл? – Я дол-лгое время меч-тал с вами познако-миться, мистер-р Фламель, это такая ч-честь для меня, – с воодушевлением говорит Квиррелл, но Николас перебивает его, подняв руку вверх, призывая замолчать. – Это я слышал от Альбуса. Однако, если это все, то увидимся за обедом, а пока моя жена, – он кладет свою руку поверх руки Пернеллы, которая лежит у него на плече, – проводит вас в вашу комнату. – Мистер Снейп, мисс Брендон-Филипп, прошу проследовать за мной в лабораторию. – Пос-стойте, мистер Фламель, – Квиррелл поднимается со своего места, и сложив руки вместе, начинает напрашиваться с нами, – я б-бы очень хо-тел пойти с вам-ми. Я нем-ного практикую ал-лхимию, и это было бы замеча-тельно, увидеть, где твор-рит такой вел-ликий человек, как вы. – С каких пор вы интересуетесь алхимией? – с непонятным раздражением спрашивает профессор Снейп. – Мистер Квиррелл, я бы рад пригласить вас пройти с нами, но, увы, не могу. Извините. Увидимся за столом. Дорогая, может, покажешь профессору нашу старую оранжерею? Уверен, она ему понравится.       В лаборатории Николаса Фламеля не оказалось ничего необычного. Книги и колбы стояли на полках, приборы – на столах. Всего в лаборатории было три стеллажа с книгами, два с колбами и различными стеклянными емкостями, три рабочих стола с доисторическими приспособлениями для перегона жидкостей и опытов с огнем, один большой котел в центре комнаты. – Не восхищайтесь, пожалуйста, чистотой раньше времени, я здесь не работаю, – говорит Николас, странно хихикая (?). – Не работаете? – спрашиваю я. – Нет, мы с моей женой переехали Девоншир, за этим домом следит мой старинный друг Себастьян. Не мог продать, все-таки я жил здесь с пятнадцатого века, – старый алхимик одним движением руки перемещает стеллаж с книгами в сторону, и нам открывается арка, которая скрывалась за ним. – Почему мы встречаемся здесь? – В Девоншире только одна гостевая комната.       Балансируя в воздухе при помощи, скорее всего, невербального заклинания левитации Николаса, из темноты потайной комнаты выплывает два сундучка. – Капациус Экстремис, – поясняет он, заметив удивление на моем лице (вот глупая, неужели ты думала, что тебе всучат большие коробки, которые будут весить целую тонну). – В золотой – для школы, в серебряной – для вас. – Не стоило. – Не говорите «не стоило», пока не узнаете, что там. – Спасибо, – сдержанно киваю я Николасу. – Я был обрадован новостью о том, что в Хогвартсе теперь будет преподаваться алхимия. Давно пора. – Насколько мне известно, в школе преподавалась алхимия на шестом и седьмом курсах, если набиралось нужное количество учеников. – И что? – фыркает алхимик. – Разве можно познать тонкости этой науки, изучая ее второпях? Нет, – махнул он рукой, – это не дело. Бесполезная трата времени. Альбус сказал, что вы изучали алхимию в Уагаду. Отличное место. – А разве вы не перескакивали через классы, учась в «Лунных горах»? – это уже молчавший до этого Северус Снейп решил выбить меня из колеи. – Мистер Снейп, вы сомневаетесь в моей компетентности? – Ни в коем случае, – без единой эмоции отвечает он. – Альбус говорил мне, что вы очень молоды, но знаете что – к черту, что они понимают в гениальности, – старый алхимик подмигнул мне и повернулся к Северусу Снейпу. – Если позволите, мы вернемся и поговорим с вами в моем кабинете.       Меня отправляют в мою комнату, как маленького ребенка и я вскипаю. Вскипаю от того, как надменно ведет себя профессор Снейп, от того, как свысока он смотрит на меня и как, практически не скрывая презрения в голосе, обращается ко мне. Меня возмущает тот факт, что для того, чтобы получить эти чертовы сундучки, мне пришлось приезжать во Францию.       Я заталкиваю сундуки в свой портфель и ставлю его рядом с переноской. За обедом я сообщаю, что мой кот приболел, и я уеду не утром следующего дня, а сразу после трапезы, на что Северус Снейп вставляет свое «аревуар». И когда только я успела перейти ему дорогу? Пермелла Фламель приглашает меня как-нибудь навестить их, назвав при этом «душечкой». Себастьян же обещает навестить в Хогвартсе (только вот зачем меня вообще навещать мало знакомому человеку?).       В комнате я беру переноску и портфель в одну руку ( с ума можно сойти от тяжести Чарли), затем черчу в воздухе второй рукой символ: равнобедренный треугольник с прямой линией чуть ниже угла, противолежащего основанию. Секунда и я в своей спальне в Хогвартсе.