Красная лента

      Губы Найджела приятно скользнули по его шее, Эйден прикрыл глаза, отдался новым для себя ощущениям, прогоняя последние тревоги и сомнения, и потерся бедром о напряженное естество альфы.       Он полагал, что уже достаточно готов к тому, что случится дальше, но… когда острая и рваная боль пронзила кожу над ключицей, не сумел сдержаться и жалобно вскрикнул:       — Ай! Ты что?! Что ты делаешь?! Мне больно!       Но Вуд словно оглох, его зубы еще плотнее сомкнулись на месте укуса, и в нос Данвилю ударил солоноватый запах крови, его собственной крови…       Омега испуганно забился под альфой, уперев ладони ему в плечи и силясь отстранить его от себя, однако, не преуспел, и, рискуя сделать лишь хуже, быстро затих под Найджелом, вцепившись пальцами в гладкие простыни и отвернув лицо в сторону.       Кусая дрожащие от обиды губы, Эйден вдруг остро пожалел, что поддался зову плоти и так скоропалительно решился на безумную и опасную авантюру с практически незнакомым ему альфой. Кто знает, что у этого типа теперь на уме? И как теперь он сам будет объясняться с дядей и родителями, как им скажет о том, что помечен каким-то откровенным бандитом, который подцепил его, точно шлюху, в своем ночном клубе? Конечно, они были неправы, не рассказав ему про помолвку, но теперь его гнев на них поуменьшился, и в сознание омеги впервые толкнулась мысль о том, что, возможно, этот самый князь лугару не поступил бы в их первую брачную ночь, как Найджел…       Прокушенная альфой кожа кровоточила и горела несмотря на то, что Вуд принялся старательно зализывать отметину. Поначалу Эйден хотел отпихнуть его прочь и вскочив с кровати, запереться в ванной и осмотреть укус. Но руки Найджела властно лежали на его бедрах, и тяжелое тело альфы, вклинившееся ему между ног, было не так-то просто сдвинуть с места… Если он будет сопротивляться, Вуд попросту может взять его силой и повязать против его воли — в том состоянии, в каком он был, ни один альфа не совладает с природным инстинктом, и будет большой удачей, если Данвиль вообще выберется из его дома живым…       Все эти доводы вихрем пронеслись у него в голове, и Эйден решил, что совсем не хочет закончить свои дни в виде изломанной и изнасилованной легкомысленной шлюшки — даже не из-за публичного позора, а потому, что жить ему нравилась куда больше, чем умирать.       «Значит, я не должен разозлить его настолько, чтобы он захотел причинить мне еще больше боли и сделать одноразовой игрушкой…» — вывод напрашивался вполне очевидный, и Данвиль постарался немного расслабиться и отвлечься от болезненно пульсирующей метки.       К слову, под воздействием слюны и языка альфы, она уже болела не так сильно, как поначалу… Но теперь метку можно было бы удалить с кожи только у пластического хирурга, а пока она украшает его ключицу, им все равно придется объясняться с родителями.       Эйден подумал, что было бы неплохо прямо сейчас, до того, как они перейдут опасную черту, поинтересоваться, способен ли его избранник представить себе все последствия своего импульсивного поступка?       — Ты… ты ведь понимаешь, что теперь тебе придется просить у моих родителей разрешения помолвиться со мной? — осторожно спросил он Найджела, еще и для того, чтобы немного отвлечь альфу от собственного тела и обратить его к неизбежным последствиям содеянного. — Они ведь уже выбрали мне будущего мужа. И им очень не понравится то, что ты дал мне свою метку… как и тому, кому они меня предназначали…       Но странное дело — он говорил вроде бы правильные слова и старался быть серьезным и убедительным, а его тело вдруг снова отозвалось на прикосновения и поцелуи альфы волной глубокой жадной дрожи… будто метка только подстегнула его желание принадлежать Найджелу Вуду всем собой…       Да, Эйдан Данвиль определенно был эльфом, пришельцем с далекой звезды, принцем из Эльдорадо — кем угодно, но только не обыкновенным человеческим омегой… Сперва это существо из иномирья жалобно вскрикнуло и забилось под ним раненым олененком, когда он поставил метку, знак привязанности; и, вместо привычной омежьей реакции, в виде слез благодарности и стонов блаженства, томных просьб — «еще, Найдж, еще…» выдало вдруг строжайшую отповедь, с поминанием родителей, помолвки! — и, так твою растак, будущего мужа.       Вуд не мог определить, что из перечисленного разозлило его больше всего, но мудрое тело, безусловно стоящее на страже интересов своего владельца, уже разобралось в ситуации и мгновенно погасило запредельное возбуждение — точно в пылающий зев камина плеснули бочку ледяной воды.       Ядовитый ответ уже висел на кончике языка:       «Я обычно не назначаю помолвку после первой же поёбки!» — но Найджел не позволил ему сорваться, чуя нутром, что после такого замечания между ним и Эйданом все закончится, не начавшись. Казалось бы, да и хуй с ним, он этого мальчишку сегодня впервые увидел, еще утром знать не знал о его существовании, и может, через месяц не вспомнит ни лица, ни имени…       Но что-то подсказывало ему не спешить, не топтать, не вырывать с корнем хрупкий росток, пробившийся сквозь ледяную корку, намертво сковавшую сердце после измены Гэби; и глубокая обида на странную реакцию Эйдана нашептывала о том же.       «Прогони его — и тогда тебе уж точно не узнать счастья…»       — Фффууууухххх… — Найджел выпустил Эйдана из объятий, откинулся на спину и нашарил на прикроватной тумбе сигареты и зажигалку. — Котёнок, а ты умеешь за пять секунд разгонять с нуля до двухсот, прямо как мой «мерс». Я за тобой не успеваю… и вообще староват для этих ваших омежьих игр.       Он щелкнул зажигалкой, закурил, выпустил пару синеватых колечек дыма и, заложив одну руку за голову, предоставил Эйдану решать, чего ему больше хочется — забраться к альфе подмышку, оседлать бедра или же, повернувшись задницей, устроиться спать. Запах цветения по-прежнему дразнил ноздри, и член оставался возбужденным, но Вуд был не зеленым юнцом, а взрослым альфой, и умел в случае необходимости терпеть, обуздывая потребности тела. Жажда немедленной случки отхлынула, зато открылись старые душевные раны, и вот они кровоточили и болели куда сильнее, чем хуй, не получивший своё.       Нет уж, если он повяжется с Эйданом, то после заявит на него права, а пока пусть котёнок сам решит, чего хочет… Решит головой и сердцем, а не задницей и омежьей щелью.       Сердце у Найджела было одно, и рисковать им по-второму разу, да еще так глупо, он не хотел.       Внезапно Найджел Вуд повел себя, как нормальный цивилизованный альфа, хорошо знающий «кодекс альф» и следующий ему — остановил свой страстный натиск, не переходя ту грань, за которой уже была не любовная прелюдия, а откровенное насилие. И Эйден сполна оценил бы этот благородный жест, если бы в ответе Вуда ему не почудилась какая-то горечь. И вроде ничего такого обидного никто из них друг другу не сказал, а весь запал вдруг как-то погас, и чудесная магия, соединившая их ароматы, начала распадаться, разрушая только что обретенную связь истинных…       «Лгут те, кто уверяет, что эта связь, раз возникнув, остается нерушимой сама по себе — нерушимо лишь согласное решение двоих быть истинными друг для друга и поддерживать возникшую между ними связь своими поступками» — как-то вдруг всплыли в его памяти строки недавно прочитанной книги «Исповедь одиночки». Ее написал омега, который вовремя не сумел распознать своего истинного альфу, оттолкнул его, руководствуясь мнениями других людей, а когда понял свою ошибку, было уже поздно что-либо исправлять, его истинный погиб в автоаварии. Потрясенный этой утратой, омега дал обет безбрачия и всю свою жизнь посвятил исследованиям отношений между истинными.       Эйден почерпнул из книг этого омеги много разных сведений и житейских историй с плохим или хорошим концом. И вот теперь сам же был готов совершить ошибку, оттолкнув от себя того, с кем ощутил связь, по всем признакам настоящую…       Это никак не входило в его планы, да и, положа руку на сердце, и плана-то у него никакого не было, и Данвиль устыдился своей же непоследовательности. Еще несколько минут назад его желанием было полностью отдаться Найджелу Вуду, и вот стоило тому подтвердить всю серьезность своих намерений меткой, как Эйден запищал, словно школьник, которого бьют хулиганы, вместо того, чтобы перетерпеть короткую вспышку боли и отблагодарить своего истинного за этот дар…       Напряженное молчание затянулось, а густой табачный дым нещадно размывал их личные запахи, будто подтверждая книжную цитату о хрупкости взаимной любви истинных.       Эйден тихо лежал рядом с Вудом, отрешенно изучающим то танец дымных завитков, то лепнину на потолке, и мучительно думал, что же ему теперь делать, как исправить случившееся между ними недопонимание? Его ум искал правильное решение, а сердце сжималось от острой нежности к альфе, которого, похоже, он сейчас серьезно обломал в чем-то очень важном. И, глядя на тлеющий кончик сигареты, Данвиль понимал, что времени у него совсем мало — еще на несколько затяжек…       Решение пришло внезапно, откуда-то изнутри, но точно не от ума… Эйден сел, поджав ноги и развернувшись к Найджелу лицом, протянул руку, забрал у него сигарету, сделал пару затяжек и, затушив окурок, вернул свои руки на горячее тело альфы.       — Ненавижу игры и интриги. Просто хочу, чтобы ты не жалел потом о своем выборе. — честно признался он, дотронувшись до щеки альфы и мягко заставив его посмотреть себе прямо в глаза. — Потому что я… я уже не жалею. Я выбираю тебя.       Если бы Эйдан продолжил капризничать или дуться, или выкатил бронебойное орудие омег — губы, сложенные в куриную гузку, и обиженное молчание, Найджелу было бы проще справиться с ситуацией. Для начала он бы прекратил разыгрывать «королеву драмы», включил юмор и зло высмеял самого себя, престарелого романтика, окосевшего от запаха девственника и запавшего на его газельи глаза; потом спокойно докурил бы сигарету, дожидаясь, пока омега устанет ломаться и сам начнет умолять вставить ему по самые гланды… и довел бы начатое до логического конца: оттрахал бы юнца в полное удовольствие, и, продержав в сцепке несколько часов, наполнил до ушей своей спермой. А с утра, позволив сперва помыться и выпить кофе, сунул бы в карман омежке пачку баксов и отправил болезного домой на такси… и похуй, кто там из его родни явится качать права и требовать компенсации.       Но Эйдан определенно решил выиграть конкурс на звание самого странного омеги в Европе (а там и до мирового кубка чудаков недалеко), потому что снова зашел с неожиданной стороны, и снова — с козырей. Отобрал сигарету, демонстративно — но неумело — затянулся, и уставился своими невероятными громадными глазищами прямо в душу Найджелу Вуду…       — Я выбираю тебя, — сладкой музыкой прозвучало в ушах, и сладкая горячая дрожь прошла по телу, растаяла в паху и заставила воспрянуть член, который только-только решил немного расслабиться.       — Котёнок… — хрипло и растерянно пробормотал Найджел, ощущая, как предательски сжалось горло, заставив сглотнуть и тем самым обнаружить волнение. — Котёнок, ну, откуда ты такой взялся — с Луны, что ли, упал?.. Что ты со мной делаешь?..       Он притянул Эйдана в объятия и уложил на себя, удерживая за плечи, чтобы тот не опускал голову и не прятал глаза.       — Я тоже выбираю тебя. Давно, блядь, выбрал… с тех пор, как учуял, еще в машине. Иначе хрен бы ты дождался метки от Найджела Вуда —тебе тут в Бухаресте любой скажет, что эта гребаная метка куда круче, чем блядское обручальное кольцо или бормотание мэра.       Эйден обрадовался, что повел себя правильно — Найджел перестал сердиться на него и вернул в свои крепкие объятия, а признание альфы и вовсе дорогого стоило, и только подтверждало, что внезапный омежий цвет рядом с ним оказался вовсе не случаен.       Немного повозившись на животе Вуда, Данвиль пошире развел ноги, так, чтобы могучий член альфы беспрепятственно проникал между ними и дразняще скользил головкой по ягодицам, и принялся осторожно водить подушечкой пальца по груди Найджела, покрытой густыми волосами.       Страх и сомнения почти оставили его, притупившись вместе с болью свежего укуса, зато появилось любопытство и желание познать своего истинного во всех возможных смыслах. Хотя, конечно, в первую очередь, как любовника, способного подарить ему откровения телесной любви. Горячая метка альфы пульсировала в унисон с сердцем, заставляя кровь волноваться и быстрее бежать по жилам, а кофейно-цитроновый аромат вновь набрал силу, перебивая остатки табачного дыма и сплетаясь с нежными фиалковыми нотами.       — Ты… ты выглядел таким свирепым там, в машине, что я подумал, нам с Милли крышка… Но теперь я вижу, что ты на самом деле не такой. Ты сильный, смелый, властный, а еще… добрый, просто умело это прячешь… — Эйден говорил искренне то, что думал, и сам себе удивлялся — не в его правилах было признаваться кому-то в своих симпатиях, и уж тем более, когда обстоятельства складывались так, как сейчас. Но ему вдруг очень захотелось сказать Найджелу что-то хорошее и быть с ним честным. Ведь собственная честность и открытость — лучший способ вызвать ответную откровенность и доверие. А сложные омежьи игры претили Эйдану так же, как, по всей видимости, самому Найджелу, и в этом они оба были похожи.       — И ты нравишься мне… очень… — еще тише признался он, неотрывно глядя в медово-коричные глаза.       В подтверждение последних слов, омега игриво сдвинул бедра, поймав горячий член альфы в мягкий капкан, и, нащупав пальцем в густых волосах темную бусину соска, робко притронулся к ней языком, обведя по контуру…       Найджел невольно заулыбался, слушая лепет юноши — кто бы мог подумать, что наивные комплименты омеги достоинствам альфы так сильно польстят самолюбию и покажутся милыми, но, однако же, это действительно было мило и очень приятно.       Отношения с Гэби, даже в самые лучшие моменты, были полны какого-то надрыва, роковой обреченности, и даже в разгар цветения муж отдавался ему так, словно ложился на жертвенный алтарь… Да, с Гэби они всегда звучали вразнобой, как скрипка и барабан, общей мелодии не получалось, как Найджел не бился над пьесой своего брака.       А с Эйданом они словно танцевали в паре, слаженно и гармонично, страстно прильнув друг к другу не только телами, но и сердцами, и если кто-то сбивался с такта, другой поправлял и направлял, указывая нужное движение.       …Тут котёнок принялся чувственно играть с ним, дразня член бархатистыми касаниями сильных бедер, и Найджел завелся за несколько секунд, зарычал, жадно задвигался, а когда губы Эйдана сомкнулись вокруг соска, альфа и вовсе утратил способность думать, превратившись в одно сплошное плотское желание.       — Ммммммм, черррт, Эйдан! Хватит меня мучить, бесёнок! Я, блядь, не железный… Хочу взять тебя! — он поймал любовника за поясницу и потребовал ответа: — Ты хочешь быть подо мной лицом вниз или лицом к лицу? Выбирай, потому что, когда я войду полностью, мой узел запрет тебя, как сейфовый замок…       В доказательство серьезности намерений, каменно-твердый член не просто ткнулся в тесный вход, как уже делал прежде, но усилил давление, заставляя влажные створки подаваться — и сильнее течь медовыми каплями первоцвета…       Найджел не знал, почему решился с первого же раза полностью уничтожить девственность омеги (1), но иначе поступить просто не мог. Эйдан должен принадлежать ему, и точка.       Эйден обомлел, стоило объятиям Найджела сделаться жесткими, а движениям его члена — требовательными, внутри опять что-то сжалось, но то был не испуг, а предвкушение, предчувствие следующего шага в их чувственном танце…       — Я… я хочу видеть тебя… хотя читал, что так будет больнее… — признался он одновременно и в своем желании быть с альфой лицом к лицу и в своих опасениях. Но просьбы быть с ним понежнее не повторил, ему было достаточно того, что Найджел уже обещал это ранее.       Альфу не нужно было так же просить и о том, что произошло дальше — они перекатились на кровати так, что теперь Эйден оказался прижат спиной к гладкой простыне, а Найджел возвышался над ним, оглаживая и целуя его живот и бедра и готовя тело омеги для полного соития. Обняв Вуда за шею, Данвиль потянулся к нему за поцелуем, с трепетом ощущая, как крупная бархатистая головка окунается в едва приоткрывшуюся омежью щель, и сам слегка приподнял бедра навстречу грозному орудию альфы, словно бы капитулируя перед ним. Губы альфы жадно смяли его рот, язык властно проник в глубину и… то же самое произошло внизу, когда тело альфы толкнулось вперед, преодолев тонкую преграду на пути к наивысшему наслаждению.       Короткая вспышка боли заставила омегу сдавленно охнуть, но быстро погасла и сменилась влажным трением и нарастающим ощущением заполнености. Прервав поцелуй, Эйден жадно задышал ртом и, запрокинув голову на подушки, доверчиво открыл для губ и языка альфы беззащитное горло…       Эйдан в очередной раз поразил Найджела: он перестал дрожать, доверился, вел себя страстно и храбро, как опытный любовник, хотя и оставался трогательно неумелым.       Неумение, впрочем, компенсировалось пылкостью, омега принимал любовника не с пассивной покорностью, а с жадным желанием познать возможности как собственного, так и чужого тела — которое теперь становилось для него вовсе не чужим…       Но думать не хотелось, хотелось чувствовать, и Найджел чувствовал, постепенно двигаясь вперед, дюйм за дюймом проникая все глубже, преодолевая сопротивление нетронутых эластичных стенок, и балансируя на грани оргазма, каждый раз, когда котёнок стонал и невольно теснее сжимал его член.       — Эйдан… оо, Эйдан… — шептал альфа, буквально выпевая это чудесное звонкое имя, в неодолимой потребности звать любовника снова и снова, убеждаясь, что он здесь, под ним, никуда не делся.       Вскоре он понял, что больше не может сдерживаться и вот-вот кончит, а это означало немедленное раздувание узла, которое причинит боль омеге, еще явно не готовому принять в себя такой объем.       Но выхода не было — прерваться они тоже не могли, и Найджела хватило только на то, чтобы басовито простонать:       — Блядь, сейчас кончу… Котёнок, прости… он очень большой… ООООООО!!!       Семя альфы хлынуло в Эйдана потоком, омега, ощутив его, застонал и открылся, и в судороге блаженства Найджел вошел до конца.       Книжки не врали, по крайней мере в том, что ощущать в себе первый раз узел альфы — то еще «удовольствие». Когда член Найджела только погрузился в омежьи врата, легко прорвав тонкую защитную перепонку, Эйден ощутил мгновенную боль в месте надрыва, но она почти сразу прошла, сменившись иными ощущениями, куда более приятными. Но стоило Вуду пробормотать извинение и излиться в него первый раз, как ощущение блаженного удовольствия сменилось чувством распирания, и омега жалобно охнул, заново пережив болезненное растяжение надорванных створок. Вот теперь ранку засаднило по-настоящему, но как-то облегчить нарастающую дергающую боль не представлялось возможным — их тела оказались на долгое время сцеплены друг с другом, и Эйдену придется набраться терпения и храбрости, чтобы выдержать испытание до самого конца.       Он замер под Найджелом, отчаянно труся показаться перед ним слабаком и плаксой, и спрятав лицо у того на груди, часто дышал через приоткрытые губы, как велело пособие для новобрачных омег, первый раз проходящих через опыт сцепки со своим альфой…       Дыхание немного помогало отвлечься от болезненных спазмов, но только и всего — желанное расслабление не приходило, и Данвиль закусил губы, пытаясь изо всех сил сдержать стоны. Бедра его, подхваченные сильными руками альфы, мелко и противно подрагивали всякий раз, когда Найджел шевелился сам и тревожил узлом свежую ранку, и пальцы невольно вжимались в сильную спину любовника с такой силой, что будет не избежать царапин и синяков…       — Прости… прости… — бормотал он, ослабляя хватку, но через миг опять впивался ногтями в кожу и пытался не слишком надолго задерживать дыхание, когда его тело пронзала новая болезненная вспышка.       Но природа так уж устроила, что сильная боль долгой не бывает, и тело само защищается от нее, вбрасывая в кровь одурманивающие вещества. Эйден не знал, сколько прошло времени и сколько раз еще Найджел кончил, но в какой-то момент болезненная волна отхлынула от места соединения их тел куда-то вглубь, и омега смог в полной мере прочувствовать иные ощущения, которые сообщал его естеству узел альфы, скрепивший их союз самым надежным способом. Эти ощущения были из разряда более приятных — плоть альфы, хорошо увлажненная, упруго прокатывалась по обжимающим ее стенкам омежьего естества, порождая сладкий отклик, и заставляя член Эйдена расти и выпрямляться.       — Ахххх… да… так уже получше… да… мне… мне нравится… — шептал он в шею Найджела, поглаживая пальцами оставленные на ней царапины и лунки, и сам принимался двигаться под ним, старательно ловя их совместный ритм.       — Да… да… Вот так, котёночек… да, мой хороший… — шептал в ответ Найджел, ловя губами стоны и вздохи Эйдана, считая удары сердца и ненасытно упиваясь фиалковым ароматом, раскрывшимся теперь во всей зрелой полноте.       В порывах страсти омега расцарапал ему всю спину, судя по ощущениям — до кровавых полос, но эта сладкая боль была приятна и казалась малым воздаянием за боль, причиняемую им самим на правах альфы.       Тело Эйдана стало для него личным раем, наслаждение от оргазмов в сцепке зашкаливало так, что пару раз у Найджела мелькала мысль: сердце не выдержит удовольствия такой силы и разорвется. Вот уж был бы врагам повод для зубоскальства — Вуд помер, как настоящий альфа, с членом, застрявшим в омеге! Но нет, дудки, он не сделает своему котёнку такой подлости.       Крепко обняв Эйдана, он начал двигаться более плавно, а потом и вовсе замер, распластался на желанном теле, глубоко и часто дыша…       Тяжелое тело альфы прижало его к постели, дурманя разогретым запахом кофе и цитрона, и Эйден вытянулся под Найджелом, пошире разведя бедра и обняв его обеими руками за шею. В этом положении их единение ощущалось полным и совершенным, боль практически отступила, и теперь каждое движение узла порождало отклик, полный чувственного наслаждения.       Это было так ново и прекрасно, что даже пытливый ум Эйдена оказался анализировать переживаемое им и сравнивать с тем, что он успел прочесть об этом. Он мог пока с определенностью отметить лишь одно -в прочитанных им книжках авторы явно скупились на описание чувственной стороны вопроса, больше внимания уделяя чисто физиологическим и гигиеническим аспектам таинства.       «Надо это обязательно исправить… надо мне самому написать про то, как… ооооххх… как же теперь стало хорошо…» — лениво думал омега, прикрыв глаза и купаясь в новых ощущениях своего разбуженного и раскрытого естества. Но в какой-то своей части он все еще беспокоился о том, все ли им сделано как надо, и доволен ли Найджел?       — Ты… ты там как? — открыв глаза и не имея возможности оценить выражение лица Найджела, спрятанного между его щекой и подушкой, тихо спросил Данвиль.       Альфа молчал, и на миг Эйдену показалось, что ему стало плохо или он глубоко уснул, пока его щеку не согрел долгий нежный поцелуй…       — Прекрасно, котёнок. Я… — Найджел на секунду запнулся, проверяя свои ощущения — готов ли он к новому уровню откровенности с омегой, стоит ли признаваться? -но признаться хотелось, и он сделал это:       — Мне никогда еще не было так хорошо в постели. Никогда и ни с кем, Эйдан, это чистая правда.       Он снова поцеловал любовника, нежно и благодарно, осторожно пошевелился и, опустив руку вниз, потрогал место соединения их тел. Пальцы точно утонули в горячем меду, но омега не застонал, лишь блаженно зажмурился, и Найджел понял, что сцепка заканчивается, и скоро его член обретет свободу. Эта мысль скорее огорчила, чем обрадовала. Он хотел бы трахать Эйдана не останавливаясь, довести до полного изнеможения, но другая часть души -нежная, спрятанная очень глубоко -жалела бедного котёнка и хотела дать ему несколько часов спокойного сна и отдыха, прежде чем они возобновят любовную скачку.       Найджел еще раз пошевелился и подался назад, медленно выводя член, все еще напряженный, но уже с изрядно уменьшившимся узлом.       — Ну, вот, котёнок, ты и стал моим… Чего ты хочешь теперь, для начала?       Эйдену нравилось, как Найджел называл его «ЭйдАн» — твердое «а» вместо мягкого «е» придавало его имени какое-то скандинавское звучание. А еще ему очень нравилось прозвище «котёнок», оно было каким-то необычайно уютным и трогательно-нежным в устах сурового альфы.       Когда Найджел немного отодвинулся и их тела разъединились с влажным чмокающим звуком, омега опять стыдливо покраснел, и на вопрос Вуда первым делом попросился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Но, когда он вернулся назад к постели, то без тени сомнения и стыда забрался под бок к своему истинному и, приобняв его, нежно поцеловал в шею, чуть ниже уха:       — Спасибо… ты сдержал свое обещание и был очень бережен со мной… Думаю, что совсем скоро мне захочется повторить все это еще раз… а потом снова и снова… Но если ты устал, тогда можем немного поспать. А утром я сделаю нам что-нибудь на завтрак… Как тебе мой план?       Найджел, за время отсутствия Эйдана как раз успевший сменить простынь, обтереться влажными салфетками и выкурить сигарету, и теперь блаженно валявшийся на огромных подушках -ни дать ни взять сытый лев -засмеялся и подгреб любовника поближе, укрыв его под своей длинной мускулистой рукой:       — Я не устал, что ты, дружок, не устал ни капельки… готов повторить все с самого начала, а потом еще и еще, так что осторожнее, не дразни меня там внизу… но я вижу, что у моего котёнка глазки совсем слипаются, и он вот-вот уснет, да?       Губы альфы чувственно зарылись в темные кудри, и Найджел тихо заурчал от забытого удовольствия.       — …Твой план принимается. Но только с уговором: готовить буду я, а ты сваришь нам кофе. Ну, а теперь спи, котёнок. Я с тобой…