Красная лента

      …В домофон резко позвонили около восьми вечера, когда Найджел и Эйдан, все-таки выбравшись из-под одеяла и слегка одевшись, расслабленно лежали на диване перед экраном домашнего кинотеатра, и выбирали фильм для совместного просмотра.       Вуд никого не ждал и хотел проигнорировать звонок, но он повторялся, снова и снова, надсадно, настойчиво, так что альфе пришлось встать, хотя бы за тем, чтобы отключить надоедливое устройство.       Но, когда он вышел в прихожую, то услышал характерные звуки, доносившиеся с лестничной клетки: шипение переговорных устройств, скрежет вороненой стали, скрип сапог, и понял, что к нему пожаловала полиция.       Что ж, надо было ответить, если он не хочет, чтобы эти беспредельщики выломали дверь.       Найджел нехотя включил видео и нажал кнопку переговорного устройства:       — Кого там принесло на ночь глядя?       — Откройте, полиция!       — С хера ли? И не подумаю.       — У нас ордер на обыск. Откройте, иначе мы высадим дверь!       Вуд прислушался: голос командира показался ему знакомым, и видеокартинка подтвердила догадку: группой командовал капитан Думитреску.       — Драгомир, ты что ли? Какого чёрта шумишь? У меня дома чисто. Выломаете дверь — затаскаю по судам, даже если у тебя три ордера.       Думитреску (это действительно был он) кашлянул и сказал тоном пониже:       — Найдж… ээ… мистер Вуд… Тут у меня господин Ионеску, и с ним еще какие-то французы. Они утверждают, что ты похитил и силой удерживаешь у себя их сына, омегу, Эйдена Данвиля. Это правда?       Вуд на секунду задумался, но потом решил, что скрывать нечего:       — Да, этот омега у меня, и теперь он мой. Я повязал его вчера ночью. Передай моим новоиспеченным родственникам, что тревожиться не о чем — он здесь абсолютно добровольно, и я хорошо о нем забочусь.       За все время, что Эйден провел вместе с Найджелом, ему так и не хватило мужества ответить ни на один телефонный звонок, коих в памяти скопилось уже более сотни, пока его аппарат попросту не отключился от севшей батареи. И теперь, когда Вуд с кем-то переговаривался через дверь, Данвиль с замиранием сердца догадывался, что это всполошенные его молчанием родственнички пожаловали сюда в сопровождении полиции.       — Найдж… Что им нужно? — робко спросил он, хотя сам прекрасно понимал мотивы и цели столь позднего визита.       Вуд не расслышал вопроса или попросту проигнорировал его, и тогда Эйден, покинув надежное убежище в виде диванных валиков и теплого пледа, босиком пробрался в прихожую. До его слуха долетела последняя фраза альфы, на что из-за двери раздался приглушенный рев и поток отборной брани сразу на двух языках — французском и румынском, и чей-то увесистый кулак (скорее всего, отцовский) несколько раз обрушился на ни в чем не повинную дверь:       — Эй ты, putain de bâtard! Открой немедленно дверь и дай мне забрать этого… la petite coquine, моего сына! Я сам решу, с кем ему быть и кто будет о нем хорошо заботиться, ты понял, merde de porc?! (1)       Данвиль вздрогнул и ощутил, как внутри у него все сжалось и плечи напряглись и ссутулились, как если бы по ним уже прошелся в воспитательных целях отцовский стек. Он вцепился в руку Найджела и побелевшими от страха губами пробормотал, запинаясь, глотая буквы:       — Н-нет, я н-не хочу туда к ним… Й-а… х-хочу быть с т-тобой… — и неожиданно опять почувствовав себя ребенком, жизнью которого отец всегда распоряжался по своему усмотрению, вплоть до его поступления в институт. За несколько лет студенчества, он уже привык к некоторой степени самостоятельности, а вот, поди ж ты, стоило только отцу повысить голос, как Эйдену снова восемь, и он опять в чем-то бесконечно виноват перед ним и папой…       В повседневной жизни, не связанной с темными сторонами бизнеса, Найджел Вуд был довольно спокойным человеком, совершенно не склонным решать все вопросы кулаками, стрельбой и устрашающим рёвом. Именно поэтому в деловой среде (и криминальной, и легальной) он считался хорошим переговорщиком, и его частенько приглашали побыть медиатором в сложных разборках, которые могли закончиться большими убытками или большой кровью, а иногда и тем, и другим.       Грядущее объяснение с роднёй омеги он тоже представлял в виде переговоров, цивилизованных и должных закончиться к обоюдному удовольствию; на свою беду, родитель Эйдана — или кем он там приходился котёнку — не обладал ни разумом, ни терпением, и предпочел начать с грубости и угроз… Это было ошибкой, большой ошибкой.       Найджел не любил, когда ему сходу грубили, а попытки угрожать всегда давали обратный эффект, поскольку приводили альфу в ярость и подзадоривали к хорошей драке до победного конца. Ко всему прочему, старый козёл за дверью своей бранью изрядно напугал котёнка, который выбрался в коридор за своим истинным и стоял на холодном полу, переминаясь с ноги на ногу и дрожа, как осиновый лист.       Когда Эйдан попросил законной защиты, то буквально заикался от страха, и Найджел почувствовал, как у него волосы на загривке встают дыбом, и глаза наливаются алым… он не отдал бы омегу, даже если бы к нему под дверь пригнали спецназ, бился до последней капли крови, и скорее убил бы их обоих, чем уступил с позором, проявил недостойную альфы слабость.       Но пугать Эйдана еще сильнее не входило в его намерения.       Найджел обнял юношу за плечи, давая поддержку, прижал к своему боку и зарылся губами в волосы, а потом спокойно сказал:       — Не бойся, котёнок, тебя никто у меня не заберёт. Не позволю. Но ты подойди сюда, к камере и микрофону — так, чтобы родители на тебя посмотрели, а доблестный капитан Думитреску хорошо расслышал — и скажи громко, что ты сам хочешь быть со мной. Понимаешь? Просто скажи это.       Объятия и уверенный ровный голос Найджела, в котором угадывалась скрытая до поры боевая сталь, подействовали на Эйдена успокаивающе. Правда, он все еще был не совсем уверен в том, что его отец и дядя так вот запросто отступят, когда услышат от него лично, что он выбрал остаться здесь… Уж скорее заплатят тем, кто там за дверями пахнет порохом и оружейным маслом, чтобы они ворвались в дом и забрали его от Найджела силой, чем смирятся с его личным выбором…       Но Вуд снова жестом подбодрил его и пододвинул к окошку видеомонитора, показав на кружок встроенной камеры, куда нужно было смотреть, чтобы его увидели на наружном мониторе домофона.       — Отец, дядя Жоржиу, я… я в порядке. Я… мне… мне тут хорошо… и я хочу остаться с Найджелом, пока у меня всё не закончится… — постаравшись придать голосу уверенность, Эйден старательно проговаривал каждое слово и пытался не делать слишком долгих пауз, и смотреть в камеру, а не на сгрудившихся под дверью людей в камуфляже и с автоматами наперевес, за которыми маячили две крупных фигуры его родичей и красное пальто его папы…       — Да что же это такое творится там, капитан? — неожиданно прервал его дядя — Вы разве не видите, что мальчика запугали? Что он… что на нем лица нет от страха перед этим… я даже не могу подобрать приличного слова для тебя, Найджел Вуд! Ты совратил невинного омегу, воспользовался его уязвимым положением, нарушил кодекс альфы самым преступным образом! А теперь выставляешь нам в виде живого щита поруганного тобой мальчишку и ждешь, чтобы мы ему поверили? Что ты там держишь у его бока? Нож? Пистолет? А ну отойди от него и покажи руки! Капитан, вы тут являетесь представителем законной власти, прикажите этому типу отойти назад, а перед этим — открыть дверь! Покажите ему ордер с прокурорской подписью! И предупредите, чем ему грозит неповиновение властям!       Эйден снова весь сжался, ожидая, что двери тут же начнут штурмовать, ну, а что будет дальше, ему страшно было представить. Но, вместо того, чтобы позволить Вуду отодвинуться от него и показать, что в руках у него пусто, омега порывисто прижался к нему сам и, крепко обнимая, крикнул в камеру:       — Не смейте его трогать! Он мой истинный! И я останусь с ним, слышите вы все там? ЭТО МОЙ ВЫБОР! И моя ответственность, я уже могу решать сам за себя! Мне двадцать лет, а не пять, и я сам, САМ сюда приехал и… никуда с вами не пойду! Капитан, запишите мои слова в ваш протокол! Я, Эйден Данвиль, свидетельствую о том, что прибыл сюда по доброй воле и, руководствуясь кодексом омеги, воспользовался правом свободного выбора! И все, что происходило здесь между нами, происходило с моего полного и совершенного согласия, и не нуждалось в получении мною разрешения у моих родителей и опекунов!       В ответ на его яростную тираду, за дверью на какое-то время воцарилась гнетущая тишина, потом послышались приглушённые толщиной дверного полотна голоса, как если бы они о чем-то совещались между собой. По тому, как людские фигуры задвигались, Эйден с облегчением понял, что капитан, как разумный человек, приказал своим людям отступать. Вскоре у дверей остались только его родители с дядей, и отец, сумрачно глядя через глазок камеры прямо в душу сына, тихо пообещал ему:       — Я припомню тебе твои пламенные речи, сынок, очень скоро припомню, когда придет срок снова платить за твою учебу, за твои карандаши и альбомы, за твои шмотки и жратву и за билеты на самолёт… Мы с тобой еще поговорим, непременно поговорим о твоих правах, и я кое-что напомню так же и про твои обязанности, раз уж ты козырнул передо мной своей взрослостью…       Он помолчал, силясь разглядеть на узком мониторе истинного виновника их семейного позора и грядущего неприятного разбирательства с князем Лугару насчет срыва помолвки и брачных планов.       — А тебе, Найджел Вуд, тебе это с рук не сойдёт, обещаю. Ты не знаешь, с кем связался, не ведаешь, какие карты спутал своим альфьим гоном… Артур Данвиль слов на ветер не бросает, запомни.       Он отвернулся от камеры, отступил назад и, подав руку элегантному омеге в красном пальто, зашагал куда-то прочь, к машине.       Дядя Жоржиу, все это время молчаливо разглядывавший носки своих дорогих ботинок, тоже не остался в стороне:       — Когда вы там наиграетесь, будь любезен привезти мальчика ко мне, Вуд. Не нужно со мной тебе в ссоры вступать, ты ведь человек практичный, и тебе здесь еще дела вести, если, конечно, не сбежишь куда подальше после того, что наделал. А ты, Эйден, когда успокоишься, подумай, как у родителей будешь прощение вымаливать.       На этом, он тоже своё участие в переговорах почел завершить, и удалился в ту же сторону, что и чета Данвилей.       После тяжелых слов отца и недвусмысленного пожелания дяди, Эйден подрастерял боевой запал, и ощутил, что от их обещаний коленки у него трясутся мелкой дрожью. И не осел на пол лишь потому, что так и стоял в обнимку с Найджелом, впитывая в себя новые ноты запаха разгневанного альфы — пережаренное кофейное зерно и горечь цитроновой цедры… Наверняка, Вуд всерьез воспринял все сказанное его роднёй… и теперь, может быть, успел уже пожалеть, что связался с таким проблемным омегой…       Ощутив укол вины за грядущие неприятности, причиной которых для Вуда он стал, и чтобы как-то его подбодрить, Эйден потянулся губами к напряженной шее и прошептал:       — Не слушай их. Не верь им. Они всегда так — покричат-поругают и… сделают вид, что ничего не было. По закону они не имеют права вредить тебе. Ты все сделал правильно. И я… я никогда тебя не оставлю… что бы кто ни говорил.       — Да… да, — рассеянно ответил Найджел, думая о чем-то своем, но не упустил момент, чтобы заключить омегу в ответные крепкие объятия и увлечь вглубь квартиры, подальше от входной двери, где еще витали запахи железа, пороха, оружейного масла и целой толпы альф-чужаков.       Угрозы и обвинения Данвилей нимало его не встревожили, это было что-то вроде комариного писка над головой волка или льва, куда неприятнее был намек Ионеску — «тебе же здесь еще дела вести, если не сбежишь». Потому что за ним маячила либо альфовья разборка в лесу или на пустыре, с поножовщиной и стрельбой (простой и понятный вариант развязки), либо попытки прижать ему хвост в бизнесе, затеяв грязную торговую войну с привлечением юристов и надзорных органов (что было противнее и затратнее, но в целом тоже не смертельно).       Найджел даже решил, что для них Дарко вся эта история может сыграть «в плюс», поскольку подтолкнет разгрести давние завалы в делах, просмотреть активы, обновить агентскую сеть и наладить новые каналы логистики… а заодно — чем черт не шутит? — подумать о расширении бизнеса, выйти, наконец, в Западную Европу из провинциального Бухареста, где они уже начали плесневеть и заплывать жиром.       В злобных криках потенциального тестя, Вуда больше всего покоробило, что этот милейший человек, собиравшийся продать собственного сына в наложники вервольфу, на полном серьезе тыкал Эйдану в нос расходами на его содержание, включал на полную шантаж деньгами… Это было ударом ниже пояса, даже если оставить на время в стороне, что у самого Найджела денег куры не клевали, и в любом случае их хватило бы (и хватит), чтобы обеспечить котёнка до конца жизни.       Родители Найджела Вуда погибли, когда ему едва исполнилось восемь, он рос в семье родственников, которые с ним не церемонились настолько, что не считали зазорным попрекать каждым съеденным куском. Потому в двенадцать лет он пошел работать — мыл машины, наливал бензин на заправке, стоял за прилавком в ночном магазинчике.       Заработанных грошей едва хватало, чтобы покрыть расходы на еду и одежду, на книги и фильмы уже не оставалось, и Найджел, сойдясь с компанией таких же гаврошей, начал сперва подворовывать по мелочи, а после -торговать травкой…       Ему было шестнадцать, когда он, едва закончив школу, сбежал из дома и возглавил молодёжную банду, восемнадцать, когда словил первую пулю и двадцать — когда впервые попал в тюрьму за разбойное нападение. Мотая срок, он познакомился и подружился с Дарко, и с тех пор они были «не разлей вода», в делах и просто по жизни. Оба сироты, познавшие унижение и нищету, они держались рядом, как братья, прикрывали друг другу спины, и судьба, тронутая их верностью, всегда улыбалась и шла навстречу… Сколько дел они вместе провернули — и не сосчитать, и наверняка провернут еще.       Вот только омеги все запутывали, и проклятая любовь, случаясь внезапно и громоподобно, рушила все планы на будущее.       Сейчас Найджел Вуд всерьёз задумался, как встроить Эйдана в свою жизнь, опасную, сумбурную и полную приключений, как оставить его рядом, несмотря ни на что, но ни в коем разе не впутывать в дела, касающиеся одних только альф… Нужно было посоветоваться с Дарко, да и беседы с Жоржиу Ионеско тоже не следовало избегать.       Когда они снова устроились на диване в гостиной и вернулись к прерванному занятию — выбору фильма — Найджел погладил Эйдана по тёплой спине и как бы невзначай сказал:       — Котёнок, завтра тебе придётся побыть одному… Мне нужно съездить кое-куда, заняться делами, но к вечеру я вернусь и, если хочешь, поедем в город, кутнуть в каком-нибудь классном месте. Или еще куда, тебе решать.       Эйдена еще внутренне потряхивало от всего случившегося, и он искал утешения и уверенности в объятиях Найджела, предоставив ему решать, что смотреть. Но когда альфа предупредил его о том, что уедет, все страхи омеги и все дурные предчувствия тут же всколыхнулись в нем с новой силой:       — Ты оставишь меня здесь одного? Так надолго? — тревожно спросил он, привстав и заглядывая Найджелу в глаза. Тот кивнул и мягко, успокаивающе погладил его между лопаток, но Эйдену показалось, что спина покрывается коркой льда, от которого тело мучительно сводит неприятной судорогой.       — А… — омега одернул себя, решив вдруг, что не имеет права требовать у альфы отчета о том, куда тот намеревается поехать и чем там будет заниматься, в конце концов, они друг другу пока никто, просто случайные любовники, знакомые от силы пару дней…       Эта мысль внезапно уколола его ледяной иголкой сомнения, одной из тех, что так щедро сыпались из уст отца и дяди, явно давших ему понять, что ко всему, что произошло между Эйденом и Найджелом, они относятся, как к глупой выходке течного омеги, уязвимым состоянием которого воспользовался ловкий взрослый альфа-авантюрист. А ну как они окажутся правы на его счет? Тот же дядя Жоржиу наверняка хорошо знаком с Вудом, раз так уверенно пригрозил ему неприятностями…       Данвиль испытующе взглянул на альфу, пытаясь отыскать в выражении его лица и расслабленной позе то, что дало бы ему убедиться в серьезности его признаний и клятв. Но как понять, имеет ли для Найджела Вуда хоть какую-то ценность все то, что в их пикантной ситуации любой взрослый альфа мог бы шептать на ушко юному неопытному омеге? А что мог сделать он сам, чтобы доказать своему истинному всю серьёзность собственных намерений никогда не разлучаться?       Стоило ему задать себе этот вопрос, как ответ обнаружился легко, будто лежал на поверхности: раз Найджел сам предложил ему решать, куда им поехать в город, то почему бы не туда, где они оба смогут официально подтвердить все свои клятвы?       — А ты можешь завтра успеть вернуться до того, как закроется городская мэрия? — спросил Эйден, осторожно прощупывая почву — Думаю, что лучший способ тебе избавиться от неприятностей с моей семьей — это прямо завтра пойти туда нам вместе и пусть наш союз зарегистрируют официально, с бумагой и печатью, как положено. Тогда и мои родители отстанут от меня с дурацкой помолвкой, и мой дядя не сможет тебя шантажировать…       Данвиль с улыбкой высказал Вуду все эти соображения, он искренне радовался найденному им простому выходу из сложной ситуации.       Но Найджел, похоже, не торопился разделять его энтузиазм, он как-то даже напрягся весь, и внутри у Эйдена вмиг что-то оборвалось и застыло — неужели, дядя и отец были настолько правы, и всю эту чушь про истинных ему в уши мог напеть любой опытный альфа, пожелавший сорвать цветок его невинности?.. И Найджел Вуд никакой для него не истинный, а просто наглый похотливый лгун?       Страшась получить от альфы подтверждение собственным сомнениям, Эйден зажмурился и, закусив губы, отвернулся, боясь, что тут же разревется от обиды и чувства огромного разочарования в том, в кого уже практически успел влюбиться…       Найджел предполагал, что вопрос о свадьбе неизбежно всплывет между ними, но не ожидал от котёнка такой прыти — Эйдан практически загнал альфу в угол, лишив всякой возможности увильнуть от прямого ответа и отделаться расплывчатым обещанием все уладить.       «Хочешь уладить — так улаживай, дорогой, бери под руку и веди в мэрию, ставь свою подпись и признавай меня младшим мужем, иначе я решу, что ты трус и брехливое трепло».       По крайней мере, именно так прозвучал для Вуда мягкий ультиматум котёнка, если очистить ядро смысла от скорлупы вежливых оборотов и прочих цирлих-манирлих.       Требование было понятным и законным, оно полностью вписывалось в представление омег о действиях порядочного альфы после ритуала лишения невинности. Правда, альфы далеко не всегда следовали этим представлениям, ценя свободу и независимость намного выше, чем так называемую «порядочность»…       Любому другому омеге, переспавшему с ним по доброй воле и ни весть что себе вообразившему, Найджел рассмеялся бы в лицо. А потом, в зависимости от ситуации, либо скрасил горькую пилюлю с помощью денег и подарков, либо -если бы попался особенно впечатлительный экземпляр -пообещал пристроить замуж или под покровительство кому-нибудь из друзей, желающих обзавестись сожителем.       Но рядом с ним, доверчиво прижавшись к плечу и груди, полулежал не «любой другой», а потрясающий, невероятный Эйдан, его радость, его котёнок, в которого он, сам не того не заметив, уже влюбился по уши и хотел тем сильнее, чем дольше они были вместе.       Омега напряженно ждал ответа и, не услышав сразу желанного согласия, померк, сник -словно солнце в его глазах спряталось в тучи, из которых вот-вот хлынет проливной дождь…       «Черт подери… А я действительно попал… что угодно сделаю, лишь бы он не огорчался и не смотрел на меня так… Я же его люблю!»       Найджел так растерялся от этого нового для себя переживания, что не сумел придумать ничего лучше, чем сказать чистую правду:       — Котёнок, я не могу прямо сейчас с тобой расписаться… Видишь ли, я пока ещё не разведён с Гэби — ну, с моим бывшим… Как-то всё не было времени заняться всей этой бумажной волокитой… И потом, я же не знал, что встречу тебя! Дай мне немного времени, чтобы все уладить, хорошо?       Эйдан только слабо кивнул, прикусил дрожащую губу и отвернулся… и Найджела словно током ударило в самое сердце, он кожей ощутил страдание омеги и, схватив его за плечи, притянул к себе и воскликнул:       — Эй, котёнок, ну… ну ты что, а?.. Ты из-за свадьбы, что ли? Чёрт побери, да свадьбу я могу устроить хоть завтра! Какую захочешь! А в мэрию можно и потом, как разведусь… Эйдан, это же просто бумажка, по правде мы с тобою мужья с позавчерашней ночи…       «Пока еще не разведен с бывшим…» — эта новость болезненно отозвалась в груди омеги, и все прочие уверения Найджела о том, что они уже практически женаты и что это все формальности, которые легко уладить, как-то провалились мимо осознания.       Если бы Вуд просто сказал «да» и повел его в мэрию еще до всех своих дел, которые ему нужно уладить, Эйдену было бы что предъявить родителям и дяде — со статусом младшего мужа его семье пришлось бы посчитаться в любом случае. Но пока Найджел не вступит с ним в официальный союз, их отношения будут держаться только на взаимной влюбленности и доброй воле, а для окружающих будут выглядеть и вовсе довольно сомнительно, как если бы пресыщенный и многоопытный альфа завел себе свеженькую игрушку.       Последнее, чего Данвиль желал бы для себя и тем паче -для своего истинного -это распускание подобных грязных сплетен. Он слишком любил Найджела, чтобы мириться с позорящими его слухами.       Но даже больше этого омега боялся, что его суровый отец и хитрый дядя устроят им с Найджелом какую-нибудь ловушку и сделают так что они будут вынуждены расстаться. Ведь, пока они не дошли до мэрии, он все ещё остается помолвленным с князем волколаков…       Мысль об этом заставила Эйдена крепче ухватиться за Найджела и, уткнувшись ему в грудь, он попросил:       — Можно тогда я буду везде ездить с тобой? Не хочу сидеть взаперти и гадать, где ты и когда вернёшься…       — Со мной? Котёнок, но тебе же будет ску… так, стоп! У кого это глаза на мокром месте, а? — Найджел, чья чувствительность к настроению обострилась до предела — может, под влиянием гормонов, может, по какой-то другой, более романтической причине — вовремя заметил неладное. Жесткие пальцы приподняли подбородок Эйдана, погладили щёку, стёрли крупную соленую каплю, и альфа поспешил исправить допущенный промах, сказав самым нежным тоном:       — Конечно, можно, если тебе так хочется, мой милый. Только не плачь!       Он пару секунд помялся, раздумывая, стоит ли сразу сообщать юноше пикантные подробности своих завтрашних дел, и снова выбрал сказать правду. В конце концов, Эйдану незачем кот в мешке… Если он действительно влюбился и действительно хочет жить с Найджелом, он должен знать, чем занят альфа, когда отсутствует дома — и принимать эту сторону жизни без истерик и лишних вопросов.       — Имей в виду, котёнок, я завтра поеду по довольно грязным и злачным местечкам Бухареста, мне нужно там кое с кем переговорить, потом мы заглянем в клуб к Дарко, пообедаем, и там к нам скорее всего присоединится твой дядя Жоржиу. Мне и с ним надо перетереть. Ну, а потом, если хочешь, двинем в мэрию, и я подам заявление на развод…       Найджел впервые после разрыва с Гэби произнес вслух слово «развод», подразумевая конкретные действия по изменению семейного статуса, и прислушался к своим ощущениям — не заболит ли где, не дёрнет ли сомнением, внезапным сожалением? Нет, не дернуло, и при имени «Гэби» сердце не зачастило, билось спокойно и ровно.       «Неужели это все? На самом деле все? Чёрт побери, а ведь я, помнится, говорил Гэби, когда он первый раз навострил от меня лыжи, что всегда буду его грёбаным мужем… выходит, это был пиздёж, и Гэби оказался в чем-то прав. Мы с ним не были истинной парой».       …А его истинная пара возится и шмыгает носом у него под боком, пристраиваясь поуютнее и закапываясь в тёплую рубаху на время домашнего киносеанса. И Найджел опять растёкся от нежности, немного стыдясь самого себя -и в то же время гордясь любовью, которую сумел пробудить, и наслаждением, которое щедро дарил в ответ.       Обещания Найджела, высказанные уверенным тоном, и то, с какой нежной заботой альфа осушил омежьи слезы, вернули Эйдену хорошее настроение, и их дальнейший вечер прошел мирно и уютно. А последующая ночь — столь же жарко и бесстыдно, как первые две…       Наутро Данвиль буквально заставил себя выбраться из теплой постели и, наспех умывшись, заняться завтраком. Он даже умудрился не упустить кофе на плиту, и встретил Найджела во всеоружии — яичницей с беконом, жареными тостами со свежим маслом, и горячим маслянистым напитком, разлитым в маленькие чашки.       Уже под конец завтрака, Эйден все-таки спросил то, что ему жгуче хотелось узнать у Найджела с самого начала их знакомства, но что он все никак не решался у него уточнить. Зато теперь, раз уж они вместе поедут по делам, омеге хотелось получше себе представлять, какого рода бизнесом владеет или управляет Вуд, и каким образом его деловые интересы связаны с дядей Жоржиу?       — Ты только не злись, любимый, но это правда, что вы с твоим партнёром зарабатываете деньги не совсем честными путями? Милли мне трепался, что этот ваш ночной клуб — якобы прикрытие для казино и… ну… весёлого дома, и что у тебя были какие-то неприятности с законом из-за этого… Я просто так спрашиваю, чтобы понимать, чем тебе может пригрозить мой дядя…       Найджел не сдержал усмешки -до того наивными показались ему рассуждения Эйдана. Впрочем, это было еще и умилительно. Именно такими и должны были быть представления о его бизнесе у домашнего мальчика, занятого живописью и музыкой, не державшего в руках ничего тяжелее карандаша, цветка и члена, и, судя по воплям его отца через дверь, никогда в жизни не работавшего.       «И как он в таких тепличных условиях, в патриархальной семейке, где женят по сговору, умудрился вырасти таким свободолюбивым и независимым… и таким гордым?»       Вуд поймал себя на том, что молча любуется своим омегой, упиваясь его запахом и чувствуя, как постепенно тяжелеет член в штанах, в то время как Эйдан смотрит на него и напряжённо, но терпеливо ждет ответа.       — Да, прости, котёнок, я просто засмотрелся на тебя… Ты так сладко пахнешь, что мне довольно трудно переключиться на дела, но я попробую. Видишь ли, я не зарабатываю деньги, это не для меня. Я их делаю. У меня с ними, если хочешь, головокружительный роман: говорю им прийти, и они приходят. Правда, иногда приводят на хвосте кое-кого, полицию или конкурентов, ну, тогда приходится с ними разбираться, только и всего.       Найджел отхлебнул кофе, положил в рот остаток тоста, недоеденного Эйданом, и, поразмыслив, решил быть до конца откровенным, потому что котёнок неизбежно все узнает, так пусть лучше от него, чем от дяди:       — А деньги, Эйдан, легче всего делать на людских пороках и страстях. На лености и праздности, на страхе, на жажде удовольствий. Так что да, тебе не солгали. Мы с Дарко совладельцы ночного клуба -отличного, кстати, клуба -но при нём есть и рулетка, и шлюхи, и травка. Травка, это мой второй бизнес, классика, можно сказать, старая школа. Тяжёлыми наркотиками, вроде «хмурого», и современной синтетической дрянью я не занимаюсь.       Он хотел упомянуть еще торговлю оружием, но придержал язык: не стоило вываливать на омегу всю правду, пусть сперва переварит сказанное, привыкнет к мысли, что теперь живет с настоящим гангстером.       Эйден в глубине души опасался, что Найджел соврёт ему, начнёт выдумывать какие-то красивые объяснения, лишь бы не признать то, что, в общем-то было очевидно омеге еще тогда, когда они вдвоем с кузеном спрятались в сомнительном ночном заведении от преследователей. Но Вуд не стал ему лгать или пытаться как-то себя обелить, сказал все, как есть. И Эйден почувствовал возросшее уважение к смелому и рисковому альфе, и благодарность за то, что он был с ним прям и откровенен.       «А что ему не быть таким храбрым рядом с тобой, сопляк? Если он тебя заподозрит в том, что ты его захочешь сдать полиции — вмиг шею твою цыплячью свернёт и не почешется даже…» — проворчал у него в голове голос, подозрительно похожий на отцовский, но омега зажмурился и замотал головой, отгоняя прочь недостойные Найджела Вуда подозрения и скверные мысли о нем.       Чтобы оправдать любые его прегрешения перед законом, Эйдену хватало сейчас того, как альфа все это время себя вел, и какие чувства проявлял по отношению к нему, как своему истинному омеге. И что с того, если для всех прочих живых существ Найджел вовсе не был таким? Он ведь не марципанчик, и не евробонд, чтобы нравиться всем и каждому…       — Выходит, ты, прямо как Крёстный отец (2) -презираешь наркобизнес. А травка — это даже полезно, я её сам курил в институте, и могу с убеждением сказать, что после нее так хорошо и легко рисуется! И такие сны снятся, что фильмы фантастические снимать можно, жаль, что нельзя видеокамеру прямо в мозги вживить… — поделился с альфой Данвиль собственными прегрешениями, конечно, вовсе несущественными в глазах закона. И все-таки не удержался и уточнил то, что на самом деле волновало его гораздо больше казино или марихуаны:        — Но ты или твой партнёр не занимаетесь совсем уж мерзкими делами, ну там… нелегальной проституцией, когда молодых омег крадут и продают в бордели? Это ведь не твои парни тогда ночью загнали нас с Милли в ваш клуб?       Найджелу захотелось схватить омегу за задницу, притиснуть к себе и как следует цапнуть за нос в наказание за грехи юности, и популярно растолковать, во что могут превратить наркотики -даже лёгкие -молодые неокрепшие мозги… но Эйдан не позволил ему уйти от ответа.       Пришлось снова скрипеть уже собственными мозгами и подбирать правильные слова, чтобы не дай боже не задеть нежную душу и не смутить пылкое воображение котёнка:       — Не знаю, что в твоем мире розовых пони и единорогов, какающих радугой, считается «совсем уж мерзкими делами», но то, о чем ты спрашиваешь — нет, это не наш спорт. Мы с Дарко бизнесмены, а не работорговцы. Наоборот, бывало, забирали омежек с улицы, чтобы не на тротуаре коксом торговали и не в подворотнях члены сосали, а шли в приличное заведение, где и крыша, и охрана, и врач, коли надо.       Он умолчал про то, что и Гэби когда-то работал барменом в их клубе, но, вспомнив, нахмурился, потяжелел взглядом и мрачно добавил:       — А вот людей я убивал, котёнок, и не раз. И не могу сказать, что жалею, все те скоты десять раз заслужили свою участь. Но… ты не бойся, Эйдан. Омежек я и пальцем никогда не трогал, чтобы они там ни натворили. И тебя тоже не трону.       Услышав про розовых пони, какающих радугой, Эйден одновременно испытал и веселье, и досаду на то, что вот как, оказывается, несерьезно Найджел Вуд воспринимает его омежкин кругозор и представления об окружающем мире. Правда, его дальнейшие слова про помощь запутавшимся омежкам заставили Данвиля облегченно выдохнуть -все-таки не мог Найджел Вуд оказаться настолько плохим, чтобы…       — … а вот людей я убивал, котёнок, и не раз…       «Вот те раз…» — сердце омеги замерло испуганной птицей, чтобы через миг быстро заметаться в тесном плену грудной клетки. Эйдену пришлось несколько раз поглубже вдохнуть-выдохнуть, чтобы унять сердцебиение и вернуть контроль над мельтешением тревожных и мрачных кадров криминальной хроники, тут же наводнивших его воображение. И, хотя Найджел постарался успокоить его на предмет собственного кодекса чести, возбранявшего лишать жизни чем-то не угодивших ему омег, это знание о своем истинном теперь никогда не оставит Эйдена. И ему придется как-то примириться с тем, что Найджел Вуд — не просто удачливый полукриминальный бизнесмен, а еще и убийца. И неважно, кто были его жертвы и чем они заработали себе подобную участь — важно было осознать, на что в принципе способен сидящий рядом с ним и мирно обнимающий его альфа… И это осознание пугало и завораживало единовременно…       — Хорошо… спасибо, что сказал и об этом тоже. Но знаешь… я, пожалуй, больше не буду пока спрашивать у тебя что-то еще о твоих занятиях и твоём прошлом. Дай мне немного времени для того, чтобы привыкнуть к уже услышанному. Зато теперь я вряд ли чему-то буду удивляться, когда буду с тобой в твоих деловых поездках. Кстати, нам, наверное, уже пора? — омега почел за лучшее свернуть свои расспросы и переключить внимание альфы на часы, стрелки которых уже подбирались к отметке «десять: тридцать» утра…       Они быстро закончили завтрак и сборы, Найджел сделал пару звонков нужным людям, чтобы предупредить о своём визите, потом велел Эйдану ждать в квартире, пока спустится в гараж, прогреет и выведет машину, и выходить за дверь не раньше, чем получит сигнальное смс.       Котёнок заупрямился было, настаивая на том, чтобы выйти вместе, и альфе пришлось рыкнуть на него, призывая к повиновению: хотя Вуд и считал в глубине души, что гоняет паранойю, он не хотел подвергать Эйдана даже малейшему риску. А полностью исключить засаду и нападение в гараже было все-таки нельзя, так что Найджел предпочел сам проверить, насколько безопасен путь, и только после этого дозволил омеге выйти и сесть в машину.       Эйдан, надувшись, забрался на пассажирское сиденье и, пока Найджел его пристегивал, начал бурчать, что альфа уж чересчур его опекает, шагу не дает ступить самостоятельно, а ведь он уже не маленький, и…       Пришлось заткнуть своенравный рот жадным горячим поцелуем. Это было тем приятнее, что салон по-прежнему хранил вязкий и нежный аромат клементина и фиалок, перемешанный с мускусом и напоминавший о пикантном состоянии юного омеги.       …И только звонок от Дарко на мобильный Найджела прервал их увлекательное занятие.       Компаньон альфы сообщил, что в городе неспокойно, особенно в кварталах старого центра, где традиционно селились лугару, и посоветовал внимательно выбирать маршрут.