О — Ориентиры

Остаток ночи проходит удивительно спокойно. Слава быстро переживает первое потрясение и возвращается к привычному миловато-хамоватому образу. Под разговоры ни о чем время пролетает совсем незаметно, незаметно настолько, что когда Мирон начинает снова узнавать местность, вокруг уже совсем светло. – Это твой дом? – с первого раза угадывает Слава, чем вызывает настороженный взгляд. – У меня там знакомые хату сдают... Возможно. Или я экстрасенс. – Значит, будущее видишь? – Мирон останавливается у лестницы, Слава – напротив него. – Вижу. – И что там будет? – Слава криво улыбается, снимает с себя шарф, закидывает его на плечо хозяина и проводит рукой от его плеча до запястья. Мирон быстро теряет нить разговора, и хотя вся его сила воли уходит на то, чтобы выглядеть невозмутимо, он все равно чуть не вздрагивает, когда холодные пальцы касаются его руки. – Я вижу... – сильно растягивая гласные, начинает Слава, притягивая его руку ближе к лицу. – Что? – переспрашивает Мирон, не выдерживая затянутой паузы, и тут же начинает презирать себя за это. Слава улыбается, резко шагает ближе, так что его дыхание отпечатывается на щеке, неприятно выворачивает Мирону запястье, смотрит на часы и с серьёзной миной заявляет: – Что ты пойдёшь домой, а я в школу. Мирон откровенно зависает, пытаясь понять, что только что произошло, и приходит в себя только спустя несколько секунд. – Постой! – Слава, отошедший на несколько шагов, оборачивается, сияя широкой довольной улыбкой. – Телефон у тебя есть? – Есть. – А номер? – И номер есть. Но тебе я его не скажу. – Почему? – удивляется Фёдоров. – Потому что я знаю, где ты живёшь, а где живу я, ты не знаешь. Захочу – приду. Часов в... Пять выходи из дома. – А если не выйду? – чисто из принципа спорит Мирон. – Выйдешь, – Слава уже не оборачивается, но по голосу слышно, что ситуация ему очень нравится. – С чего ты взял? – Я уже говорил: я вижу будущее! *** Уснуть не получается, поэтому Мирон докуривает пачку, покупает новую и целый день мечется по квартире. С одной стороны гордость душит его, не давая допустить даже мысли о прогулке со школьником. С другой – думать об этом приятно. Наверное, он сходит с ума от рутины, потому что когда на часах уже без десяти пять, он так ни до чего и не доходит. Распорядок дня сбит и безвозвратно проебан, терять нечего, и, осознавая это, Мирон первый звонит Охре. Ваня с ума не сходит, отвечает в своём репертуаре, с параноидальным подозрением: – Что случилось? – Ничего, – быстро обрывает Мирон. – Вань, скажи, да или нет? – По поводу? – в ответ раздаётся практически шёпот, наверное, говорить Ване сейчас не удобно, но тем больше мотивации быстрее закончить разговор. – Ваня, да или нет? – Я не могу сказать... – Да или нет? – начинающим подрагивать от раздражения голосом переспрашивает Мирон, сминая в руке пустую пачку. – Да. Хотя нет, лучше не... – дальше слушать ему уже не хочется. Фёдоров сбрасывает вызов и кидает телефон на кровать. Симка в нем все равно только для личных звонков, а говорить с Ваней он больше не собирается. Почти две минуты он смотрит на помятую пачку, бросает её на пол, отряхивает руку от табака, вздыхает, хватает оставленное на стуле пальто, проверяет наличие ещё одной пачки в кармане, обувается и выходит из квартиры. Ещё какое-то время уходит на борьбу со своим вторым "я", где интерес обыгрывает гордость, и Мирон наконец спускается по лестнице и выходит из дома. – Выглядишь заебаным, – вместо приветствия замечает Слава, сидящий на ступеньках. – Че случилось? – Ничего. Ты знаешь, где мало народа? – Знаю, – лукаво улыбается Слава. – А тебе зачем? – Проводишь – узнаешь, – это было не обязательно, потому что отказываться он явно не собирается. Но почему бы не поиграть, раз уж начали партию?

***

Любой подросток в любом городе знает как минимум одну заброшку. Слава знает все заброшки Хабаровска, и сейчас может выбрать какую захочет. Но Мирона ведёт на свою самую любимую. Похуй, что далеко. Мама почти всегда занята, а батю вообще не ебет, где и что он делает. Что касается Андрея... Андрею вообще не обязательно знать. Ведь Слава самый обычный провинциальный школьник. Когда ещё в его жизни будет странный незнакомый приезжий, который ходит в магаз со стволом наперевес? Вот и правильно, что никогда. Недостроенная пятиэтажка встречает все тем же проломленным забором и высокой, высохшей травой. – Ну так что? – терпение не самая сильная Славина сторона, и вопрос он задаёт уже в середине слабо заметной тропинки. – Че ты хотел? – Рано, – непреклонно отвечает Мирон, игнорируя его взгляд. Слава цокает языком, но больше никак не выказывает разочарования. Трава постепенно перебивается разбитой плиткой, а рядом со стенами заброшенной стройки начинает попадаться всякий аутентичный мусор, вроде бутылок, непонятных тряпок и, конечно, шприцов. Они проходят в полуразваленный дверной проем, поднимаются по лестнице и проходят ещё несколько комнат, в одной из которых и располагается "то самое" место. Их место. Здесь они вместе с Ваней и Мишей первый раз напились, первый раз накурились, а Слава здесь же и ебался первый раз. Удовольствие было сомнительным, однако воспоминания все равно почему-то казались тёплыми. Родными что ли. – Милости просим! – улыбается Слава, разводя руками. – Гостем будешь. Он пинает ногой притащенную из Ваниного падика тумбочку, заменяющую тут стол, и падает на выцветший диван, который они спиздили из чужого двора и тащили до стройки все втроём. Мирон осматривает комнату, поджимает губы, что выглядит очень смешно, и садится рядом. – Не нравится? – жалостливо интересуется Слава, в порыве наигранного чувства даже положив руку ему на плечо. Мирон долго смотрит в ответ, но так ничего и не говорит. По его глазам сложно точно определить эмоции, кроме некого понимания или даже сострадания. В любом случае Слава отводит взгляд и увлечённо ищет в кармане сигареты. – Так ты что-то хотел? – напоминает он, уже прикурив. – Хотел, – отрешенно соглашается Мирон, достаёт из кармана немного смятую пачку Винстона, а оттуда – знакомо скрученную сигарету. – Ты когда-нибудь курил? Слава хочет фыркнуть, но вовремя останавливается. Это, пожалуй, не лучшее начало знакомства. Привет, я Слава, мой отец наркоман! Поэтому долгую фразу заменяет лаконичное "да". – Тогда ничего нового ты не узнаешь, – заключает Мирон и прикуривает. – Ты же никуда не торопишься? – Нет, – Слава дёргает плечом и делает затяжку из его рук. – Никуда. Они скуривают косяк и какое-то время сидят молча. Порыв ветра пробирается под куртку, и Славу передергивает. Вместе с холодом его отчего-то (ну не виноват же в этом один невинный косяк) посещает флэшбэк, крайне неуместный и странный. В их квартире, абсолютно не изменившийся за пять лет, отец сидит за кухонным столом в окружении своей излюбленной атрибутики, а ещё совсем маленький Слава мнется у порога. У отца закрыты глаза, голова откинута назад, к стене. – Пап, – зовёт Слава, но реакции не получает. – Папа. Отец вроде как начинает двигаться, его голова падает набок, и Слава подходит чуть ближе в надежде на ответ. Блик от шприца на секунду отвлекает его, всего на секунду, а когда Слава снова смотрит на отца, у того по губам течёт пена. Белая, как у собак, больных бешенством. – Холодно? – этого не было и не могло быть в том месте и времени. Слава дёргается, ещё секунду видя перед собой дергающегося в припадке отца, порывается встать, но его ловят за локоть и усаживают обратно. – Слава! – Мирон встряхивает его и заглядывает в лицо. – Ты в порядке? – Да, – неловко врет Слава, пытаясь вывернуться из его рук. – Просто... Просто вспомнилось... Все нормально. – Ты бледный, – игнорируя слабое сопротивление, Мирон касается ладонью его лба, и Слава все-таки замирает. – Уверен, что все хорошо? В ушах колотится сердце, язык липнет к нёбу, теплая рука медленно сползает к щеке, от чёрного воротника веет дымом и уже знакомым одеколоном. – Я... – тихо выдыхает Слава, почти не слыша собственный голос за непрерывным писком. В синих глазах белеет его отражение, дым бьёт в голову, и Слава Карелин, который не то, что не ищет слова по карманам, так и вообще этими самыми словами раскидывается налево и направо, не может выдать ничего вразумительного. А потом он слышит слишком уж знакомый голос со стороны улицы. – ...если бы я был таким же ебланом, как ты, – неуместным заумным тоном завершает Ваня. – Блядь, – выдыхает Слава, практически трезвея. – Какие у тебя надёжные места, – язвительно усмехается Мирон. – Тихо! – шипит Слава, подрываясь с места. – За мной! Сейчас! Мирон встаёт, осматривает его, будто хочет найти какой-то подвох, но все же нехотя кивает. – Пошли.