О — Ориентиры

В понедельник был снегопад. В понедельник Мирон звонил Славе, и ничего из услышанного ему не понравилось. Подавленный тихий голос наскоро сообщил, что все в порядке, и под предлогом следующего урока быстро исчез в гудках. Все это было странно и неприятно, но допытываться Мирон не хотел. Всю эту неделю, ожидая новостей от Димы и Вани, Фёдоров проводит в монотонной рутине. Ему вроде и хочется позвонить ещё, а вроде даже хорошо, что Слава сам куда-то пропал. Чем меньше у них общего, тем лучше для всех. В конце концов, это все равно никуда не ведёт. Дима отзванивается практически в час ночи в понедельник. Это не тот звонок, который хочется услышать, но тот, который ему нужен. – Что там? – спрашивает Мирон, крутя крышку от пива в свободной руке. – А ничего, – лаконично отвечает Дима. – Невидимка твой Хайд. Слово есть, Хайд есть, дела есть, слухи есть, а имён нет. Понимаешь, Мирон? Вообще нет. – Прекрасно, – Мирон поджимает губы. – Мне пизда... – Вообще-то нет, – Дима молчит, давая отзвучать какому-то объявлению. – Что у тебя там? – Твоё спасение, друг мой, – даже сквозь шум слышно его усмешку. – Ты на вокзале? – крышечка замирает, прижатая к столу мелко дрожащими пальцами. – Дима? – Да. Ты хочешь, чтобы я приехал и помог тебе не схлопотать пулю в лоб? Можешь просто помолчать в согласие, не мучай эго... – Что у тебя? – с плеч сваливается ебаный груз безысходности. Дима Шокк не из тех, кто тратит время ни на что. Его авантюризм всегда имеет фундамент, и раз уж он готов поехать в жопу мира, в этом есть смысл. Должен быть. – Инсайд, – короткий ответ вызывает улыбку и приятное чувство ностальгии. – На этот номер больше не звони. Не встречай, жди звонка... Хотя ты и сам все знаешь. – Не первый, не последний раз, – усмехается Мирон, потирая переносицу. – Блядь, если выгорит, я даже не знаю, что сделать для тебя. – Налысо побрейся, я хоть посмеюсь. – Я подумаю над этим. – Ну, времени у тебя много, – звучит ещё одно объявление, и Дима тихо матерится. – Ебаный Хабаровск. Мне уже не нравится этот ебаный город. – Мне тоже. – Ещё бы... – оглушающий даже через динамик гудок поглощает его слова. – Сука! Все, жди звонка, Мирон. Свидимся. – Свидимся, – Мирон сбрасывает вызов и швыряет телефон на кровать. Что же, часть его проблем постепенно решается. На неделе должен вернуться Ваня, и тогда все встанет на свои места. В честь этого вполне можно ещё выпить или... Телефон разрождается дребезжащим звуком. Неужели и Охра подался в полуночные звонки? Мир, вероятно, на грани апокалипсиса, если ему взбрело в голову поболтать так поздно. Или все очень плохо. Мирон с моментально упавшим настроением залезает на кровать и ищет в покрывале телефон. От взгляда на экран эмоциональный фон делает резкий виток к счастью и снова к подозрительности. Конечно, Слава не похож на того самого школьника, который ложится спать в девять, но всё-таки... Он слишком ебанутый, чтобы ни во что не влипать. – Привет, – сдержанно отвечает Мирон. – Миро-о-о-он! – тянет очень, даже слишком радостный голос. – Ты не спишь! – Ты пьяный? – это все, что Фёдоров может сформулировать. Он точно знает, что алкоголь не заставляет говорить так. – Я? – обижается Слава. – Я охуенно трезвый. Ты пойдёшь гулять? Пошли гулять! Мирон выдыхает сквозь зубы. – Может, лучше спать пойдёшь? – Я после этого неделю не усну, – смеётся Слава. – Ты выйдешь, ну? – Выйду, – вздыхает Мирон. – Мы подойдём! Жди! – бодро отчитывается Слава и сбрасывает вызов. Почему-то в жизни не получается сохранять баланс. Может, это только его личная проблема? Жизнь с детства не задалась, странно надеяться, что сейчас что-то поменяется. Люди, идущие толкать вещества в двенадцать, не становятся хорошими гражданами с домом, деревом и прочей херней. Любые отношения даже в перспективе опасны. В его случае – для обеих сторон, поэтому Мирон никогда не увлекался кем-либо надолго. Все равно это выходит боком. Даже с Ваней и Димой у них отношения немного странные. Что говорить о прочем? Мирон нехороший человек и соответственно занимается нехорошими вещами. У него не может все быть нормально, все летит в пизду с ужасающей скоростью. Прямо мгновенная кара за продвижение дела со Словом. И думать не хочется, чтобы бы он выбрал, если бы мог. Хотя если бы он и правда мог...

***

Мирон бродит по заснеженной детской площадке, думая попеременно о Слове и Славе, и в какой-то момент уходит так глубоко в себя, что чуть не зарабатывает инсульт в свои двадцать, когда у него на шее виснет дополнительный вес. – Я кинул снежком в какого-то мужика и попал, он заорал, что убьёт меня! – непонятно чему радуется Слава, заглядывая ему в лицо. – Ты хочешь водки? Мирон сначала хочет огрызнуться, но вместо ругани давится смехом. Слава, упоротый, пьяный, периодически дергающийся от смешения двух первых пунктов, выглядит ужасно нелепо и мило, как мальчик со старой советской открытки: покрасневшие щеки и кончик носа, светлые, горящие глаза и просто таки очаровательная зелёная вязаная шапка с пумпончиками. Как на это вообще можно злиться? – Что? – Слава нетерпеливо трясёт его за плечо. – Что такое? – Ничего, – сквозь смех отвечает Мирон. Он даже забывает, о чем думал до этого. Как будто никаких проблем у него и нет, а есть только здесь и сейчас. Снег, ночь, заглядывающий в его лицо Слава. – Не, че-то случилось, скажи, – настаивает тот, сжимая в руках воротник его пальто. – Мирон, скажи, скажи... Если вам когда-нибудь потребуется кого-то заткнуть, знайте, нет средства лучше пули и поцелуя. Слава вздрагивает, на секунду замирает, а потом прижимается к нему, ледяными руками обнимая за шею. Несмотря на холодные пальцы, от него веет теплом. Мирон машинально, честно, он не думает об этом, запускает руки под распахнутую зимнюю куртку, проводит пальцами по слабо выступающим ребрам. Слава тихо мычит, гладит влажной рукой его волосы... – Ну нихуя себе! – они оба шарахаются друг от друга, и если Слава вполне привык шугаться, то Мирон про себя зарекается не следовать поговорке "с кем поведешься, от того и наберешься". Ему же давно не пятнадцать. У края площадки стоит парень в яркой куртке, наверное, Славин ровесник. У него по бутылке водки в каждой руке и он почему-то в темных очках. Желания знакомиться Мирон не испытывает, но чувствует, что этого навряд ли удастся избежать. Слава едва ли выглядит смущенным, вытирает губы рукавом, смотрит на Мирона поплывшим взглядом, отчего Фёдоров начинает уже немного ненавидеть этого гребаного ночного модника с водкой наверевес. Слава переживает потерю момента гораздо легче, его заметно дёргает, но улыбка с его лица не сходит. Он улыбается, делает вид, что поправляет шапку, незаметно подмигивает Мирону и тут же отворачивается, указывая на друга. – Мирон, это Ваня. Ваня, иди нахуй.