О — Ориентиры

Мирон возвращается домой, протягивает руку к двери, и тут же раздаётся трель телефона. – Да? – вздыхает он, ожидая от Димы любой херни, кроме той, что он говорит. – Адреса у меня на руках, езжай на точку, – кратко излагает Дима и сбрасывает. Машину они разбили, и Мирон понятия не имеет, каким образом ему добраться до заброшенного завода. Приходится искать в вымершем после праздника городе такси и пробираться по сугробам. На складе холодно, но светло. Дима сидит на одном из станков, наполовину очищенном от снега, Ваня стоит рядом и курит. На нем нет шарфа, и это настораживает. – Вы ебланы, – объяснять Мирон не собирается. – Хоть сегодня можно было бы... – Надежда Маслова, – Дима отдаёт ему исписанный листок. – Меньше двух километров отсюда. – И ты хочешь прямо сейчас заявиться туда? – фыркает Фёдоров, рассматривая достаточно неплохую карту, нарисованную от руки. – Там, блядь деревня. Думаешь, она правда будет там? Сейчас? – Он думает, что там может быть что-то полезное, – это Охра только что за Диму впрягся? Без шарфа? – Ты болен? – вкрадчиво интересуется Мирон, касается тыльной стороной ладони его лба, ожидая что Ваня ударит его по руке. Но Ваня не ударяет, делает глубокий вдох и выгибает бровь. – Блядь, мне страшно, Дима, помоги. – Этому не помочь, – пожимает плечами Дима. – Так мы собираемся делать хоть что-то? Других адресов у нас все равно нет. – Почему мы не можем сделать это завтра? – они уже больше суток на ногах, начинает клонить в сон, да и сушняк дерет горло. – Потому что сегодня никто в здравом уме из дома не выползет. Это вполне логично, спорить не с чем. Мирон вздыхает, запрыгивает на станок рядом с Димой и просит у Вани сигарету. – И что именно мы будем искать? – спустя небольшую приятную (шум и свет злейшие враги после каждой пьянки) паузу спрашивает Фёдоров. – Я бы воды поискал, – задумчиво выдаёт Охра, и он сотню раз прав. – Че искать? – пожимает плечами Дима, загребает немного снега в руку и протягивает Ване. – Пей. Охра закатывает глаза, хочет ответить, но с дальней стороны завода звучит хлопок. Они переглядываются, и Дима озвучивает одну на всех мысль. – Выстрел.

***

Надя сидит на единственном в комнате стуле и качает ногой, смотря на Славу. Славе на неё похуй, потому что он смотрит исключительно на направленную на него волыну. – Сколько тебе лет? – спрашивает Надя. Сэт и Пино молчаливо наблюдают за развитием событий. – Невежливо спрашивать. – Это только для девочек работает, – возражает Надя, улыбаясь. – Сколько тебе? – Пятнадцать. – Выглядишь старше. – Ты тоже, – Славе страшно, а когда ему страшно, он делает то же, что и множество других людей: он шутит. – Ты должен знать, кто я, Слава... Я могу называть тебя так? – её милая манера общения звучит очень неприятно. – Нет, – огрызается Слава. – И я знаю, кто ты. У него болит голова, а боль злит, в сочетании со страхом это все ведёт к предистеричному состоянию, выбраться из которого просто невозможно в такой ситуации. – Какой кусачий, – Надя цокает языком и назидательно качает головой. – Тебе лучше не злить меня, если ты правда знаешь, кто я такая. – Я знаю, – повторяя её неприятную улыбку, отвечает Слава, совсем теряя остатки разума, – что ты с Хайдом, знаю, что тебя зовут чуть ли не королевой Хабары, и если честно, для королевы ты пиздец рожей не вышла. Ему пизда, это очевидно. Так очевидно, что нет даже смысла пытаться быть дружелюбным. Слава, конечно, ещё не до конца осознает, что умрёт, но что-то подобное уже сидит в его голове. Коротко стриженный мужик, правая рука Хайда, (кажется, у него кликуха Сэт, или что-то вроде) хватает его за руку и бьёт по лицу. Слава отступает назад, не падает благодаря тому, что его все ещё держат, и уже окончательно прощается со здравым смыслом. Эти уебки заткнут его только пулей. – Продолжим, – опять улыбается Надя. – Что ты знаешь о Версусе? – Что они пизже. – Дорогой мой, – Надя встаёт и подходит к нему, смотря в лицо. – Мне нужны имена. – И пластическая операция, – Слава выхватывает по ребрам, но в целом это того стоило. Он правда так думает. Осознаете, насколько человеку может быть страшно? – Ещё раз, – Надя уже не улыбается. Сэт держит его за плечо, прижимая к стене. – С первого раза не доходит? – Не беси меня, мальчик, – с этими ожогами она правда выглядит жутко. Похожа на змею. – Мне нужны эти трое. Особенно тот, кто оставил мне это. Она проводит рукой рядом с ожогом. – Хочешь поблагодарить за то, что он оставил хоть что-то привлекательное на твоём лице? – Сэт замахивается, но Надя жестом останавливает его. Протягивает руку к Пино, и тот молча отдаёт ей пистолет. – Следи за языком или это все может закончиться для тебя очень неприятно, – шипит Надя. Слава смотрит на неё, на ствол, опять на неё. – Так Хайд тебе в койке говорит? – Надя сначала хмурится, потом улыбается кладёт руку ему на плечо и гладит по шее. Слава напряжённо вжимается в стену, дёргает плечом, сбрасывая её руку, и отвлекается настолько, что даже забывает про пистолет. На секунду примерно, потому что потом сука палит ему в ногу. От боли и неожиданности Слава вскрикивает, сползает на пол, хватается за простреленную выше колена ногу. Надя наклоняется к нему, тянет его за волосы, заставляя поднять голову. – Подумай об этом, – говорит она, поднимается и отдаёт пистолет Пино. – Спасибо, Серёжа. Тот пожимает плечами. – Я хочу покурить. Присмотри за юным писателем, – просит Надя, касаясь руки Сэта и приятно ему улыбается: – Можешь развлекаться. Слава не смотрит, как они выходят из дома. Ему похеру, у него кровь из ноги херачит, пачкая новые джинсы. Он никогда не видел столько крови, даже не думал, что её может быть так много. Сэт поднимает его на ноги, так что Слава снова давится криком. – Ну, продолжаем? – спрашивает Сэт, доставая откуда-то из кармана нож. Слава обречённо смотрит на красное пятно, расползающееся по его джинсам. – Иди нахуй.