О — Ориентиры

– Двинешься, отправишься догонять этих двоих, – предупреждает Дима. Охра не любитель огнестрела, Мирон возится со Славой, так что Надя теперь с ним один на один. – Слав, ты как? – Мирон слабо встряхивает его за плечи. Слава смотрит на лежащий рядом с ним труп. – Он мертвый, да? – переспрашивает Карелин, стоя на самой грани нервного срыва. – Он бы тебя убил, – объясняет Мирон и только сейчас замечает кровавые разводы на его джинсах. – Это кровь? Слава! – Я хочу домой, – медленно выговаривает Слава, безразлично смотря на кровь у себя на руках. Вообще подробная предыстория всего этого пиздеца им бы не помешала, но Мирон не может заставить себя надавить. Слава смотрит в сторону, бледный как полотно, с синими от холода губами, разбитым лицом, весь перемазанный в крови. У Мирона колет в груди от одного вида. Он осторожно отодвигает Славины руки, рассматривает рану и его начинает трясти от злости. – Я её нахуй убью, – самому себе шепчет он, но за заправленным за ремень пистолетом так и не тянется, стягивает с себя пальто, встаёт, поднимая за собой Славу, и накидывает пальто ему на плечи. – Вы разберётесь? Это относится к Диме и Ване. Дима уже держит Надю за локоть, приставив ствол ей к шее. Он на секунду отвлекается и кивает. Его сочувствие не выглядит странно. Ну или не так странно, как сочувствие Вани. – Разберёмся, – кивает он, оглядываясь на Надю. – Вы все трупы, – шипит она, но замолкает, когда Дима сжимает и выкручивает ее руку. – После тебя.

***

Мирон наскоро перевязывает Славе ногу и предлагает остаться на заводе, пока он дойдёт до ближайших домов и договорится с каким-нибудь водилой. Слава на середине фразы хватает его за руку и мёртвым голосом просит не оставлять его одного. Мысленно обещая себе сломать Наде челюсть, Мирон улыбается и обнимает его, гладит по голове, осторожно, чтобы не причинить боль. Не хочется думать ни о чем, потому что любая мысль может случайно подкинуть вопрос, ответ на который он не знает. Например, чем Слава вообще вызвал такой интерес к себе? Слово, как-никак, не гопники. – Всё хорошо, – шепчет Фёдоров. Славе вообще не стоит ходить так много, но Мирон без понятия, что ещё делать, поэтому они идут вместе, все тем же снегом смывая кровь, насколько это возможно. За косарь удаётся договориться с каким-то алкашом, и их подбрасывают до города. – Где мы? – Слава уснул в машине, и теперь сонно трёт глаза. Он совсем бледный и немного шатается. – В городе, – Мирон ненавязчиво поддерживает его за локоть. – Сейчас зайдём ко мне, я посмотрю, что... – Я хочу домой, – Слава замирает на полушаге. – Тебе сейчас нельзя домой, – как можно более терпеливо объясняет Мирон. – Всё хорошо. Не бойся. Я же с тобой. Слава долго думает и наконец кивает. Они доходят до дома, Мирон доводит Славу до ванной и отзванивается Диме. Тот сообщает, что все хорошо, и обещает позвонить, когда "Ваня закончит". Даже спрашивать не хочется. Мирон возвращается в ванную, помогает Славе раздеться, у него несколько глубоких порезов на груди, но он никак это не комментирует. Радует только то, что Надя находится в надёжных руках Охры. Спустя полчаса вещи отправляются в стирку, а заново перебинтованный Слава – в кровать. Мирон все ещё очень хочет знать, что нахуй происходит, но решает позвонить Диме позже. После долгой моральной подготовки Слава звонит маме, чтобы соврать, натянуто улыбается во время всего разговора, и на это неприятно смотреть. Когда разговор заканчивается, Фёдоров садится на край кровати, откидываясь спиной к стене. – Болит? – спрашивает он, несильно сжимая Славину руку. – Нет. – Точно? Слава кивает, двигается чуть ближе, укладывая голову ему на живот. – Ты не уйдёшь? – Нет... Не уйду, – обещает Мирон, пропуская через пальцы еще влажные волосы. – Я тебя люблю. – Я тебя тоже, – тихо отвечает Слава. Дима возвращается под утро. Один. Будит задремавшего Мирона, и тот нехотя и очень осторожно, чтобы не разбудить Славу, встаёт. – Что там? – Дима смотрит в комнату ему через плечо и отвечает не сразу. – Помнишь Бродского? – Не выходи из комнаты... – Того, который хабаровский. – Что с ним? Дима вздыхает и молча кивает, указывая на приоткрытую дверь. Мирон не сразу понимает, хмурится и уже хочет попросить чего-то более конкретного, когда до него доходит. – Уверен? – у него дрожит голос, но Дима тактично это игнорирует. – Да. Так что... – Я сам с ним поговорю. – Как в прошлый раз? – Это не одно и то же, – раздражённо возражает Мирон, оглядываясь назад. – Это... – Делай, что знаешь. Только не думай, что я собираюсь школьника резать, – удивительно, но Дима кажется обиженным. – Я не... Прости, я не это хотел... – Ложись спать. Завтра к Ване поедешь. Дима уходит на кухню, Мирон поджимает губы, подавляя вздох, и возвращается в комнату. – Что случилось? – хрипло спрашивает Слава, когда он снова садится на кровать. – Ничего, – натянуто улыбается Мирон. – Дима приехал. Спи. Утром Славы в квартире не оказывается, а на вырванном из календаря листке печатными буквами написаны два слова. Это даже не сильно удивляет. Слава не идиот, два и два сложить может, если уж он писал те статьи, то определённо мог догадаться, что к чему. Мирон на его месте точно так же сделал бы, но ему все равно как-то херово. Он долго сидит на кровати, еле соображая, что происходит. Потом вспоминает, что в мире существуют сигареты, и курит, смотря на старательно, но торопливо прописанные буквы. – Искать мы его, конечно, не будем? – угадывает замерший в дверном проёме Дима. В его словах нет желчи, и это странно. – Я к Ване поеду, – механически произносит Фёдоров и, игнорируя Диму, выходит из комнаты. Дима вздыхает, подходит к столу и читает. Вздыхает ещё раз и качает головой. Прям Ромео и Джульетта на ебнутый русский лад. Если бы сам не видел, не поверил бы. "Прости. Спасибо".