О — Ориентиры

На улице ещё немного прохладно, но солнце уже во всю светит. В городе шумно, играют патриотические песни, люди толпятся по обочинам, кто-то бухает на лавках и все такое прочее. Мирон не ненавидит подобные торжества, День Победы вообще хороший праздник, только веселиться в него не хочется. Да и нет у него времени на все это. Года три как нет, даже больше. Думать о времени ему не нравится. Потому что три года назад был Хабаровск, а эту часть своей жизни Мирон старается забыть. Только не получается нихера. – Скоро? – вздыхает Мирон, оборачиваясь к Виталику. – Да, почти приехали, – Виталик всегда выглядит упоротым, зато говорит, только если спросишь, и водит, как черт. – Торопишься? – Хочу избавиться от этого, – натянуто улыбается Мирон. У них с Виталиком не такая большая разница в возрасте, так что установки обращаться на Вы Мирон не даёт. Иметь личного секретаря-водителя-оруженосца все ещё странно. Хотя за два-то года можно было привыкнуть. И вообще надо радоваться, что все так сложилось. Когда они вернулись в Питер, Дима почти сразу уехал по "важным делам", и прощание у них было не из лучших. Встреча с Саней тоже как-то не задалась, и им бы, наверное, был совсем пиздец, если бы не тот звонок. Саня долго слушал, потом говорил, опять слушал и когда он убирал телефон в карман, вид у него был охуевший, но довольный. – Что? – даже Ваня на фоне молчаливого и бледного Мирона выглядел болтливым. – У Слова теперь новый командор, – медленно, будто напоминая себе самому, проговаривает Саня. – Сказал, что они хотят душа в душу жить и... Тебе, Мирон, просили передать. – Что? – еле слышно сипит Мирон, хотя он точно не хочет слышать ответ. – "Ну и кто теперь самый умный?". Хуй знает, к чему, сказали ты поймёшь. О чем это? Мирон качает головой. Саня сменяет гнев на милость, даже не спрашивает, почему Мирон наотрез отказывается, почти умоляет не работать со Словом. Его оставляют в Питере, дают участок, и Мирон с головой уходит в работу, чтобы не было ни минуты думать о чем-то или ком-то. Уходит так удачно, что уже через год Саня отдаёт ему центр и огромную часть полномочий. По сути Мирон его правая рука, и единственный минус в том, что все это не совсем его заслуга. То есть, конечно, он год не видит света, но разве они хоть как-то повлияли на образование нового Слова? Нет. Им просто благосклонно позволили сохранить всё, с точным пониманием безвыходности ситуации. Мирон почти слышит в голове голос с насмешливой гнойной интонацией: "Ты, конечно, можешь сказать, что все проебал, но тогда тебе пиздец. А можешь не говорить, и все будет заебись. Только помни, что это я тебе палку кинул". И он помнит. Три ебаных года помнит. Бесится, ненавидит и помнит о ебаном Славе Карелине. Память вредная штука. Наверное, даже слишком, потому что Макс вообще не похож на Славу, и имена у них даже близко не стоят, но Мирон все равно пару раз путается, мысленно молясь, чтобы Макс не заметил. Кто вообще слушает, что ему говорят во время секса? Мирон надеется, что не Макс. Он хороший парень, забавный, милый, не раздражающий сверх меры. С ним хорошо, они уже год вместе, и, если честно, не сказать, что Мирон особо часто возвращается мыслями к Хабаровску. Так, бывает... Ну, когда не спится, или в душе, или в долгих поездках, как сейчас, или... Виталик резко тормозит, Мирон успевает упереться рукой в бардачок. – Что?.. – начинает он, оборачивается к Виталику, но отвлекается на шум спереди. – Смотри, куда прешь, уебок! – чуть не сбитый парень ударяет кулаком по капоту. – Тут люди празднуют! – Забей, Гной, погнали! – зовёт второй голос, но Мирон не обращает на него внимания. – Нихуя не забью! На стрелу пусть выходит, мудло, пиздеть будем! Э, открывай... – Слава, сука, откуда ты тут взялся, Карелин хлопает ладонью по боковому стеклу, смотрит на Мирона и замолкает. Пару секунд он выглядит удивлённым, но затем неприятно улыбается. – Какие люди! И без охраны! – Кто там? – спрашивает высокий тощий парень за Славиным плечом. – Друг детства, – скалится Слава, зная, что его поймёт только Мирон. – Стеклышко-то опусти, а! Снизойди до холопов! Мирон стекло не опускает, коротко просит Виталика отъехать подальше (они стоят на переходе, но сзади на них уже начинают орать) и подождать, а сам выходит из машины, вообще не понимая, что он делает. – Ну здравствуй, Мирош! Слава выглядит похоже на себя прежнего, но с первого взгляда очевидно, что это совсем другой человек. Всего три года могут идти как "целых три года", если последний раз видел человека в пятнадцать. Слава заметно вырос и, кажется, похудел, лицо у него выглядит каким-то болезненным, сероватым, с заметными красновато-бурыми тенями под глазами. Взгляд у Славы тоже изменился до неузнаваемости, не холодный, но стеклянный, фальшивый и наглый до кома в горле. Такие люди из кожи вон лезут, чтобы нарваться на что-то просто от скуки или из вредности. А уж в Славе вредности на маленький городок хватит. Но это все полная херня, первое, что бросается в глаза пугает больше всего. Мирон всю жизнь существует в определённых неприятных кругах, видел такое сотни раз, и здесь угадать тоже не трудно. Слава не дурак, все понимает, но вида не подаёт, только по глазам видно, что это не особо ему нравится. Он картинно раскидывает руки, от него веет перегаром и алкоголем. Как будто не было трех лет. – Что, даже не обнимешь? – Слава улыбается, знает, что берет на понт. Тут что не сделай, будешь выглядеть, как идиот. Мирон берет себя в руки, выдыхает и быстро обнимает Славу. Тот на секунду сминает в руках его рубашку, не давая отстраниться. – Мажорно живёшь, да? – за одну эту фразу, тихо произнесенную на ухо, хочется разбить Славе еблет. Слава это знает, быстро отстраняется, как ни в чем не бывало хлопает Мирона по плечу. – Букер, зацени, это Окси, мой кореш, – нарочито хвастает Карелин. – Окси, это Букер. Мой бро. Букер слабо машет рукой, стараясь сохранять равновесие. – Ну че как не родной? – Мирон все ещё не знает, что сказать, и тупо пожимает плечами, даже не замечая, что Слава называет его не по имени. – А у меня день рождения сегодня. Девятнадцать лет. – Поздравляю, – ровно говорит Фёдоров, чувствуя, как сердце скачет где-то у горла. – А мы бы все равно встретились скоро! – продолжает болтать Слава, будто никуда и не торопится. – Только завтра. Мир тесен! Завтра у Мирона только одна встреча, которую он бы с радостью пропустил если мог. – Гнойный, значит? – это помогает прийти в себя. – Сам придумал или кто подсказал? – И сам, и подсказали. – Тебе идёт. – Я думал, ты сам допрешь, если вспомнишь меня, – между частями предложения нарочито долгая пауза. Слава точно знает, видел минуту назад, что Мирон нихера не забыл, но говорит именно так просто для того, чтобы задеть. И ведь задевает же, уебок. – Я не знал, что ты сам во все это лезешь, – конечно, Мирон знал. Он какое-то время наводил справки, а потом решил, что следить за тем, что тебе уже не принадлежит, слишком больно. Пусть будет абстрактное "что" вместо реального живого "кто". – Теперь знаешь, – Слава улыбается, поворачивается к другу, берет его руку и поворачивает запястье так, чтобы посмотреть на часы. – Федь, мы проебали? Федя выдергивает руку и сам смотрит на часы. – Проебем через семь минут. – Я не побегу. – Боишься развалиться? – Да, – они переглядываются и смеются. Слава трёт глаза, бросает на Мирона странный взгляд, от которого сердце опять подпрыгивает до горла, и неожиданно приятно улыбается. – До завтра, Окси. – До завтра, – кивает Мирон, натянуто улыбаясь в ответ. Слава выдаёт что-то похожее на зигу и разворачивается к набережной. Федя кидает на Мирона последний взгляд и присоединяется к другу. – Это че, Оксимирон был?! – приглушенно охуевает Букер уже спустя несколько шагов. Слава что-то отвечает, и оба смеются. Мирон возвращается в машину, рассеянно озирается, будто не понимая, куда он попал, и, наконец вспомнив про Виталика, даёт ему отмашку ехать. Весь день пролетает одним мгновением, потому что все мысли заняты только одним человеком. Вечером, только освободившись, Мирон собирается к Ване. Вообще-то он обещал позвонить Максу, но сегодня явно не располагающий к этому день. Поднимаясь по ступенькам, Мирон перебирает варианты начала разговора, и ни один из них ему не нравится. Все разом становится с ног на голову, будто не было трех лет, не было другой жизни, будто только вчера гремел новогодний салют в Хабаровске. Честно, Мирон просто не верит, что спустя такое количество времени их встреча произошла именно так. Не верит, что перед ним сегодня был тот же мальчик с красно-белым вертолетиком. Дверь открывается почти сразу. – Слава меня убьёт, если я не приду, так что давай... – начинает и практически сразу замолкает Ваня. Ваня Светло, заметно изменившийся за три года. – Добрый вечер. – Вы издеваетесь? – только и может выговорить Мирон. – Ваня сейчас вернётся, – спустя долгую напряжённую паузу говорит Светло, отходя от двери. В лучших традициях на нем нет футболки, и все его шея чуть ли не сплошь покрыта бордовыми пятнами. – Только один вопрос, – Мирон сжимает ключи в кармане так сильно, чтобы было больно. – Вы сговорились, блядь, что ли?! Ваня не понимает, смотрит на него любопытными тёмными глазами и пожимает плечами. – Поэтому мы тебе и не говорили, – сложно сказать, есть ли в этой фразе издевка, но Мирону для покушения на убийство много уже не нужно. – Я пойду, наверное, меня там люди ждут... Ваня молча собирается и почти выбегает из квартиры, на пороге врезаясь в Охру. – Наслаждайся, – теперь уже точно издевается Светло, быстро целует Ваню в губы и сбегает по лестнице. – Поговорим? – предлагает Охра, когда быстрые шаги стихают. – Пошёл нахер, – бессильно вздыхает Мирон и медленно направляется к ступенькам. – Я подумал, тебе не нужно знать, если ты хочешь... – Ты знал, что это будет он? – Мирон стоит посреди лестничного пролёта. – Если бы я тебе сказал, ты бы начал свою шарманку... – Какую? – Будто я не вижу, – Ваня поводит плечом. – Тебе тяжело это далось, так что... – Вы все это время... – Мирон делает глубокий вдох. – ...общались? – Да. Я же не идиот, чтобы три года страдать из-за собственной... Фёдоров раздражённо отмахивается и сбегает по лестнице. – Мирон Фёдоров! Он останавливается и задирает голову, ловит строгий Ванин взгляд. – У него сегодня день рождения. Позвони. У меня есть номер. Около минуты они смотрят друг другу в глаза, Мирон поднимает вверх средний палец и под усмешку Охры сваливает. Выходя из дома, он набирает Максу. – Да? – отвечает запыхавшийся голос. – Приезжай ко мне сегодня. – На ночь? – Мирон трёт лицо свободной рукой. – На ночь.