О — Ориентиры

Слава почти доползает до ближайшей скамейки и кое-как садится, опираясь спиной на ножку. Голова раскалывается, во рту стойкий вкус крови. Он весь в пыли и крови и, наверное, привлекает очень много внимания. Так поебать на все. Биологию Слава прогуливал очень часто, симптомов сотряса не знает, и какая нахуй разница, что с ним, если ему так херово. Он незаметно для себя вырубается, и дёргается, только когда Мирон трясёт его за плечо. – Слава, – у него такой приятный голос. – Что случилось? Слава поднимает голову, смотрит в обеспокоенные синие глаза и слабо улыбается. – Твоя мечта сбылась, – в горле пересохло, так что его голос звучит сипло и тихо. – Помоги дойти до дома... Но сначала дай сигу.

***

Мирон довозит Славу до дома, помогает подняться на этаж и зайти в квартиру. – У тебя температура, – Слава слабо отталкивает его руку от своего лба. – Похуй. – Не расскажешь, что случилось? – Какая разница? – Мирон не хочет спорить, поэтому подавляет вздох. Слава прихрамывая доходит до ванной, по дороге снимая куртку, и так и кидает её на пол. Квартира у него всратая и будто брошенная, с плохо отштукатуренными зелёными стенами и рваным линолеумом. Нормальный человек жить тут не станет, а Славе самое то. Под ногами пищит Коха, Слава оглядывается на неё и что-то говорит себе под нос. Мирон слабо улыбается, глядя на котёнка, проходит по коридору и останавливается в дверях ванной, привалившись плечом к дверному косяку. Слава медленно стягивает с себя футболку, поджимая губы, когда ему особенно больно. Это вообще-то неприлично, но Мирон откровенно пялится. Ему можно, от вида синяков и выступающих костей все равно ничего кроме жалости, злости и почему-то немного вины не появляется. Слава облокачивается на раковину, включает воду и подставляет голову под кран, пару раз набирает воду в ладонь и пьёт. Мирон смотрит на его лопатки и мутную воду в раковине. Из коридора снова пищит Коха, Фёдоров оборачивается на неё и вздыхает. И правда лежит в миске с ромашками. Спустя пару минут Слава выключает воду, отворачивает кран (один и для ванны, и для раковины) к ванной и встряхивает головой. Прозрачные струйки мутнеют, пробегая по его шее и плечам. На это, наверное, нельзя залипать, но Мирон залипает ровно до тех пор, пока его взгляд не падает на дороги на Славиных руках. – Что ты с собой делаешь? – тихо спрашивает Мирон. – Если хочешь вправлять мне мозги, дверь вон там, – устало выдыхает Слава и делает шаг вперёд, чтобы выйти в коридор, но Мирон выставляет перед ним руку, жёстко берет за шею и наклоняет к себе. – Ебнулся?! – Возможно, – Слава дёргается, смотрит ему в глаза и нервно улыбается. – Ты упоротый? – Возможно, – повторяет Мирон. Наверное, у Славы и правда температура, потому что стоять рядом с ним (полуголым) пиздец жарко. Фёдоров и правда упорот, поэтому он снова теряется в реальности и наблюдает, как струйки воды стекают по бледноватой коже. – Я могу пройти? – тихо спрашивает Слава, подаваясь чуть ближе. – Тронешь шприц – сломаю тебе руку. – Мне больно. – Будет больнее. – Ты не станешь... – Стану, Слава. – Мирон. – Да? – короткое слово тонет в поцелуе. Этого стоило ждать, серьёзно, это стоило каждой потраченной на метания и внутренние споры минуты. Момент портит только осознание того, что Мирон не может прикоснуться к Славе так, как хочет, потому что на том живого места нет. Конечно, скорее всего он нарвался сам, но это не отменяет подавляемого желания всадить по обойме в каждого мудака (Слава не рассказывал, но Мирон сомневается, что так его отмудохал кто-то один). А за испорченный момент можно и две обоймы. На языке останется вкус крови. Ему очень хочется, но жизнь не всегда даёт нам выбор. Мирон нехотя отстраняется, выдыхает и прикусывает губу, все ещё не убирая руку со Славиной шеи. Слава устало смотрит на него, поднимает руку к лицу и стирает кровь, текущую из снова открывшейся ранки на губе. – Иди спать, – тихо говорит Мирон, отходя с прохода. Слава проходит пару шагов по коридору, останавливается и оборачивается, держась за стенку. – А ты останешься? – он смотрит сначала на Мирона, а потом на кровь у себя на пальцах. Мирон трёт переносицу. Коха сидит в зеленой миске с рисунком ромашек. – Останусь.