О — Ориентиры

Бывают вещи, в которые настолько сложно поверить, что тебе обязательно нужны доказательства. Пока их не пихнут прямо в лицо, будешь отнекиваться, даже если и знаешь, что это так. Вот и Мирон слушает и не верит. Его там не было (выбранный Славой Словом день – совпадение или расчёт?), но Рестор достаточно красноречив: – Это пиздец. Слухи расходятся быстро, визит Гнойного к Волки становится практически легендой, лишённой подробностей и достоверности. Несколько дней Мирон не может уснуть и сутки напролёт мечется по квартире без какой-то определённой цели. Звонить Славе он даже не пытается, и так знает, что трубку тот не возьмёт. Не от него, не сейчас. Сложно сказать, как так вышло и что стало решающим фактором, но в какой-то момент апатия просто переходит в злость. Искать Славу бесполезно просто потому, что этот долбаеб может и на пулю специально нарваться, лишь бы выбесить, а идти за ним сам Мирон не может. Слишком много сейчас зависит от него. А вот с выцепливанием Славиных дружков особой проблемы не возникает. Если не считать проблемой то, что Миша, немного вмазанный, с подбитым глазом (потому что заебал!) упрямо молчит, напряженно вглядываясь в пол. Мирон встаёт из-за стола, обходит и присаживается на край, ловит хмурый Димин взгляд, игнорирует, кивает притащившим Джигли ребятам и ждёт, пока дверь закроется. Миша немного (но не слишком) обречённо вздыхает, крутя в руках разбитые очки, и поднимает голову. – Убивать будешь? – спрашивает он с натянутой улыбкой. – Зависит от тебя, – смотря в сторону, отвечает Мирон. Миша смеётся. – Значит, точно будешь. – Думаешь? – Я не знаю, где Слава. – Врешь. – Докажи. Наверное, Слава специально выбирал самых ебанутых и раздражающих людей Хабаровска. Иначе как это, блядь, объяснить? – Игры кончились, – медленно, все ещё думая о Славе, начинает Мирон, вытаскивает пистолет из-за ремня и кладёт на стол рядом с собой. – Теперь все серьёзно, Миша, ты понимаешь? Люди умирают. Мне нужно встретиться со Славой. Сейчас. И ты мне поможешь, хочешь ты этого или нет. В комнате виснет небольшая пауза, Миша медленно выдыхает, потирает лицо руками и серьёзно смотрит Мирону в глаза. – Если бы Слава тут был, типа на моем месте, он бы получше сказал, – нервно и устало улыбается Джигли. – Это точно. А ещё если бы он тут был, он бы сказал, что знает... Знал лично всех наших, кого вы, мудаки, перестреляли, и ты можешь нахуй идти со своими угрозами. Славик не здесь, но это я и сам могу. Иди нахуй, мудло. Мирон почти машинально хватает ствол, но Дима ловит его руку, придавливая к столу. – Отъебись, – шипит Фёдоров, краем глаза замечая, как немного побледневший Миша вжимается в спинку стула. – Ты правда собираешься совсем все проебать? – тихо спрашивает Дима. – Всё уже проебано. – Отстань от пацана. – Он, они все, наши враги. – Ваши враги, – Мирон вырывает руку, оставляя Диме оружие. – И раз уж на то пошло, твои люди это начали. – Они ничего не начинали, – раздражённо дёргает плечом Фёдоров. – Я им верю. – Замай сам себе бочину прострелил? – они оборачиваются к немного напуганному, но принципиальному Мише. – Я не знаю, и мне плевать, – огрызается Мирон. Ему херово и больно. Хочется спать, бросить все нахер и лечь спать, сквозь дрему слушать дурацкие Славины шутки, проснуться утром и лежать в кровати до часа дня, потому что "Коха пришла, нельзя вставать, она обидится". Только Слава не то что лежать, стоять рядом с ним не захочет. И Мирону похуй, кто в этом виноват, похуй, кого надо убить, чтобы все исправить. Он устало трёт веки, смотрит на Диму, на Мишу, выдыхает и рассеянным взглядом ищет сигареты. – Вали, пока я не передумал. Миша опасливо косится на пистолет, который Дима все ещё прижимает к столу, встаёт и шарахается вбок, когда Дима делает шаг к двери. – Провожу, – объясняет он, рукой указывая Мише идти рядом с собой. – Езжай домой, Мирон, проспись. – Иди нахуй, – вместе с дымом выдыхает Фёдоров и молча провожает их взглядом.

***

– Разговор есть, – Дима ненавязчиво оборачивается на дверь здания, когда они выходят. – Какой? – Миша дрожащими руками пытается вытащить зажигалку. – Мне нужно со Славкой перетереть. – Бля, да вы... – не слушая его, Дима вытаскивает ему сигарету и берет за руку, чуть сжимая, чтобы привлечь внимание. – Мне похуй на Версус и Слово, Миш. Я помочь хочу. Как друг, – Джигли прикусывает губу, но руку не вырывает. – Слава твой друг, Мирон – мой. Я правых и виноватых не ищу, но ты скажи, как хороший друг, они же проебутся друг без друга? Миша задумчиво смотрит ему в глаза, совсем серьёзно, без намёка на шутку. – Проебутся, – вздыхает он. – Я ему передам, что ты хочешь. Но обещать не буду, Славка злой как собака ходит, ему сейчас слова сказать нельзя. – Спасибо, – Дима улыбается, ещё несколько секунд держит его за руку и разжимает пальцы. – Проводить до границы? – Провожай, – просто соглашается Миша, наконец прикуривая. – Тут неспокойно сейчас... Он засовывает пачку обратно в карман, и на его лице появляется искренняя, почти детская грусть. – Очки разбили, уебки, – вкупе с натянутой улыбкой звучит нелепо. – А я их ещё в школе выиграл в карты. – Давай посмотрю, – Миша медлит, но все же протягивает ему потертые очки с погнутой дужкой и выбитым стеклом. Дима вертит их в руках, что-то тихо бормочет. – Ну так это починить можно. – Правда? – разве что не светясь от счастья, переспрашивает Джигли. – Конечно. Только не здесь, – Дима взглядом указывает на здание. Миша кивает. – И за определённую плату. – Какую? – Всё, что произошло, с точки зрения Версуса я знаю. Хочу узнать версию Слова.