О — Ориентиры

Пуля царапает Славе щеку, наискосок, начиная от челюсти. Наклонись он немного иначе, мог бы остаться без части носа или щеки и зубов. Оглушенный ударом монтировки Волки валится вперёд, роняя пистолет на землю. Слава охеревает не меньше него, поэтому не догадывается оттолкнуть оружие, но с этим справляется подскочивший к ним Дима. Он пару раз прикладывает Волки об пол и оттаскивает к стене, мельком оглядываясь на Мирона. Тот, почти не переставая кашлять, разжимает пальцы, роняет монтировку на землю и отмахивается. Сплюнув кровавую слюну, он проводит дрожащим и немеющими пальцами по Славиным волосам и поднимает тёмный взгляд на Диму, который несколько секунд тупо смотрит на кровавое пятно на его рубашке. Мирон делает короткий жест рукой, давая понять, что ему не до жалости и сантиментов. Слава хватает его руку и притягивает к лицу, периодически пытаясь что-то сказать, но ничего кроме хриплых вздохов с его губ не слетает: слезы комом встали в горле. Гора падает с плеч, и проблеск хоть чего-то хорошего ослепляет настолько, что даже кровь бросается ему в глаза не сразу, а только после того, как Мирон опускается на землю рядом с ним, поднимая свободную руку к шее, будто пытаясь ослабить невидимую удавку. Слава смотрит на его грудь, на кровь, в лицо. – Ч-что это? – это очень тупой вопрос, Слава примерно понимает, что нет смысла спрашивать. Он трясущимися руками сжимает воротник светлой (когда-то) рубашки и, понимая, что от бледного как полотно Мирона ответа не дождаться, быстро оглядывается на Диму. – Что это? Это плохо? Что с ним? Дима сжимает зубы и что-то беззвучно произносит, явно обращаясь не к Славе, получает согласный кивок и медленно выдыхает. – Всё будет хорошо, – он отворачивается к выбитым дверям и прислушивается. Кажется, мотор работает где-то совсем близко, но Славе на это вообще похуй. Он жмурится на секунду, чтобы слезы не мешали видеть, и опять заглядывает Мирону в лицо, гладит по щеке. – Мирош... Любимый... Ты как?.. Это... Блядь, это плохо, да?.. – тот качает головой, стирает кровавую слюну с губ, выдавливает из себя улыбку и кладёт руку ему на затылок, пропуская волосы через пальцы, чтобы рука не соскользнула. – Я тебя люблю, – чтобы сказать это целиком, приходится сделать большой вдох, от которого вся грудь начинает гореть от боли и нового приступа кашля. – И я тебя, – пока Фёдоров пытается протолкнуть воздух в лёгкие, Слава обнимает его, осторожно придерживая за плечи. – И я тебя люблю... Только не умирай, пожалуйста, не умирай... Где-то на заднем плане паркуется машина, Дима перекидывается парой слов с водителем и пассажиром и возвращается в конец зала. – Слава, мои разберутся... – Дима помогает Мирону встать, жёстко убирая Славины руки. – Мой братан шарит за ножевые, они его довезут до ближайшего отделения. Ты со мной. – Но я... – Слава рассеянно тянет руки к лицу, вздрагивает от боли, когда касается щеки, и снова поднимает голову, через силу пытаясь подобрать какие-то слова. – Почему?.. Он хочет что-то добавить, но вместо этого только рвано выдыхает. Слава не хочет здесь оставаться, он хочет домой, в кровать, чего-нибудь сладкого и возиться с Кохой во время очередной рекламы. Но больше всего он хочет, чтобы с Мироном все было хорошо. От всего остального, даже от Кохи, он может отказаться. Не привыкать же.

***

– Ствол, – шепчет Мирон, резко сжимая Димино плечо. Тот смотрит ему в глаза и со смесью раздражения и понимания видит в широких зрачках злую, но холодную уверенность. Будто много лет назад, когда они только познакомились. – Дима... – одергивает Слава, дергая его за штанину. Он не может встать, и, судя по окровавленным джинсам и серому цвету его лица, вероятно, уже не сможет без костылей. – Почему мне нельзя?.. – Потому что, – "он не хочет откинуться у тебя на руках". – Это... – Заткнись, – раздражённо цедит Дима, вкладывая в окровавленную ладонь лучшего друга пистолет. Мирон отстраняется, нетвердым шагом подходит ближе к Волки. – Но... – будто на заднем плане возражает Слава. – Заткнись! – Пожалуйста... – Либо перестань истерить, либо я тебе... Звучит выстрел и вой боли. Они замолкают, и даже водитель и пассажир чёрного джипа в самой неприметной в мире одежде оборачиваются на возглас. Мирон опирается рукой на стену, присаживаясь на ближайший ящик, и что-то говорит сквозь кашель, ничего конкретного в его речи не разобрать, но судя по выражению лица Волки, держащемуся за простреленное колено, это не самая дружеская беседа. – Всё равно сдохнешь, пидор! – хрипло выкрикивает Волки, так что его становится слышно во всем помещении. – И сука твоя выть будет... Второй выстрел прерывает его слова. Слава вздрагивает, Дима видит это боковым зрением. В полной тишине Мирон бросает пистолет на землю и оборачивается, быстро, будто боясь ответного взгляда, смотрит на Славу, а потом сразу на Диму. Тот кивает своим, смотрит, как пассажир чёрного джипа возится с медицинским чемоданчиком, пока водитель доводит Мирона до машины, последний раз смотрит другу в глаза и опускает голову.