22-23.12.2006
Лягуха. Виктор сам не понимает, почему именно лягуха — даже не лягушка, именно "лягуха", — но это было действительно первым, что пришло в голову, когда перед ним на соседней койке оказалась эта болезная рожа. По цвету слишком сочетающаяся с бледно-зелёными стенами, какая-то размазанная, с этими расплывшимися здоровенными губами… особенно на эту самую "лягуху" Рома стал походить, когда изволил, наконец, подать признаки жизни. Проквакать что-то едва слышно и взглянуть своими огромными глазами куда-то мимо Вити. И правильнее, наверное, было бы чувствовать себя виноватым за вот такое его состояние, за то, что обеспечил бедняге сотрясение… но сломанная рука напоминала Виктору о себе, равно как и разбитый — чтоб его, уже по второму кругу! — нос. Нос доставлял особенно много проблем. Если после первого перелома Виктор ещё думал про то, чтобы вставить септум обратно, то вот сейчас, кажется, эта мысль ушла окончательно. Касаться носа — вернее, этого раздутого и очевидно рискующего срастись криво нечто — совершенно не хотелось. И больно, к тому же. И если даже потом не будет больно физически, то совершенно точно вылезут воспоминания о том, с какими усилиями и страданиями эту железку пришлось выкручивать. С рукой всё было попроще. Сломана — и сломана. Загипсована и не шевелится. Болит, но как-то одинаково, нудно и ноюще. Уже фоново. Плохо, правда, что эта рука ведущая — Виктор неоднократно ловил себя на досадном понимании, насколько много он, оказывается, вещей делал ею. Нет, извиняться перед Ромой определённо не за что. Ведь это всё он ему организовал! Ну, нос точно разбил он. На руку же Виктор, героически накинувшийся на излишне задирающуюся мелочь, упал сам. В какой-то степени с подачи Ромы — но, всё же, сам. Но сильнее, чем сломанные нос и рука, ощущался всё же удар по какой-никакой гордости. По самомнению, по чувствам… нет. Мелкий всё это заслужил — вот и пускай валяется теперь. В своей правоте Виктор был более чем уверен — но вот родители, которые приехали забрать своего героя из университетской больницы и к которым пришлось перебраться на время своей частичной недееспособности, его мнения не разделяли. Отец, за ужином, назвал, пусть и не прямо, дебилом; мать же вроде и не согласилась, но и отрицать не стала. Что-то уклончиво начала говорить про восприятие, а Виктор и дослушивать не стал — вскочил, стиснув зубы, да унёсся в свою старую комнату. Ещё б дверью хлопнул, да рука не позволила. Восприятие. Конечно же, всё дело в восприятии. Не в том, что кто-то лезет не в своё дело. Не в том, что кто-то в определённый момент стал слишком нарываться — вторую драку Виктор ведь не хотел затевать. И, конечно, ржущие одногруппники — беспокоящиеся о ещё лежащем в больнице Роме, но совершенно точно ржущие именно над ним, над его разбитой рожей и над тем, что он, оказывается, ещё и очкарик, — тоже исключительно вопрос восприятия. Пётр Михайлович, со своими шутками про косички и предположениями о том, что нос Виктору подправили за дело, тоже, очевидно, должен как-то иначе восприниматься. Виктор злился. Злился на них всех — на родителей, на Петра Михайловича, на одногруппников и отдельно на Рому. И, одновременно с этим, ещё и на себя — но уже не мог обосновать, почему. Просто за то, что он такой? Просто за то, что у него, наверное, действительно проблемы с восприятием и заодно с башкой? Он молча давил это чувство, среднее между гневом и какой-то горькой обидой — и осторожно поправлял очки, чтоб те не сильно давили на нос. Иногда случайно задевал ожог от сигареты на шее — тоже подарок от этого пиздюка, — и только хмурился сильнее. Хмурился и хотел либо снова кому-нибудь рожу разбить, желательно, в мясо, либо разбить что-то ещё. Но не мог ничего — и собственное бессилие заставляло лишь стискивать зубы сильнее и зависать дальше на подоконнике, у открытого окна, постепенно превращая комнату в холодильник и задымляя её же какими-то дерьмовыми сигаретами. За это, правда, мать тоже потом выскажет — но уже как-то всё равно. Всё лучше, чем снова разреветься, например. Захлёбываться собственными соплями, а потом не знать, как дышать, и чувствовать себя препаршиво. Жалкое ведь зрелище. И снова ведь в голове будет крутиться, давя и размазывая сильнее, это чёртово «как девчонка». Только, на этот раз, звучать оно будет голосом Ромы, запомнившимся отчего-то слишком хорошо.лягуха
11 марта 2020 г. в 23:43