Пятый грядет

      Камень, сковывающий его тело, раскалывается в тот же момент, когда на шее мужчины рассыпается артефакт, создавший каменную ловушку. Федя дёргается, освобождаясь от клетки, в которую его заперли, и хочет броситься к Кокорину, как помещение вдруг поглощает темнота. Он не знает, где они находятся, но чувствует глубину этого места. Его воздушная натура тянется вверх, к пространству и воздуху, и не может его ощутить. Этот пугающий зал находится невероятно глубоко под землёй. Сюда не доходит свежий ветер и яркие солнечные лучи. И поэтому, когда пламя фонарей затухает, помещение наполняет мрак. Федя не видит ничего, даже собственных пальцев. Но ему надо найти Сашу, нужно помочь тому, и поэтому он беспомощно машет руками перед собой, делает несколько шагов вперед, туда, где должен быть его охотник. А потом он слышит голос. — Дети мои. Как я рад вновь вернуться в этот мир!       И он узнает этот голос. Он узнает этот голос всегда и везде. Голос Саши, который столько раз призывал его к себе, столько раз приходил к нему во снах. Феде хочется сказать, чтобы Кокорин перестал дурачиться, что сейчас совсем неподходящая ситуация для глупых шуток, но… он понимает, что это совсем не шутка.       Он слышит голос Кокорина, но это не Кокорин. В голосе у Саши никогда не было таких властных ноток. От голоса Саши никогда не становилось так страшно и волнительно одновременно. Перед голосом Саши никогда не хотелось упасть на колени.       А потом вспыхивает свет. Это не фонари, это не пламя. Но это и не Солнце или Луна. У этого света нет источника. Он просто есть. Он наполняет всё помещение, освещая каждый его уголок. Освещая каждого, кто находится здесь.       Антона, что прижимает к себе окровавленную руку и смотрит как затравленный зверь. Марио, что тихо стонет от боли. Дениса, что беспомощно шепчет что-то на ухо полуденному. Илью, что выглядит так, будто готов упасть на колени. Александра, на лице у которого лишь бесконечная усталость.       И Сашу, раны которого вдруг куда-то пропали. Сашу, который выглядит лучше, чем когда-либо. Сашу, в глазах у которого отражаются звёзды. Смолов смотрит в эти глаза и чувствует себя так, будто падает в пропасть. Кажется, что эти глаза видят его душу. Не просто видят. Разбирают на составляющие, раскладывают по полочкам, взвешивают все его мысли, эмоции и поступки. И эти глаза точно не принадлежат Саше.       А потом он видит, как Ерохин-старший опускается на колени. За ним повторяет его сын. Падает на пол Илья, преклоняется Руслан. Даже Майкл вдруг теряет всю свою наглость и встает на колени перед Сашей.       А не-Кокорин обводит их всех взглядом и вновь смотрит на Смолова. А тот вдруг понимает, что единственный по-прежнему стоит на ногах и смотрит в глаза тому, что захватил тело Саши. — Дитя Эрасмоса, — задумчиво произносит Саша тем временем. — Ты такой же своевольный, как и он сам. — Кто ты? — вопрос почему-то получается жалким. Голос дрожит, и слова эти больше похожи на писк. — Я – Ментор, — а вот голос Саши разносится по всему помещению, проникает в душу каждому. — Пятый из Богов. Создатель всего живого. Отец всех людей. Преданный и изгнанный. Вернувшийся, чтобы карать и одаривать. Я тот, кто изменит этот мир.       Слова его звучат, как речь больного из психбольницы. И Смолову бы засмеяться, сказать, что Богов всего четверо. Потребовать у Кокорина, чтобы тот перестал вести себя как ребенок. Но… он знает, что перед ним Бог. Он чувствует силу, исходящую от уже-не-Саши. Он видит бесконечную мудрость в этих пугающих глазах. Он точно знает, что перед ним стоит не Саша. Перед ним стоит не человек. Сейчас он смотрит на Ментора. На Пятого Бога. — Удовлетворил ли тебя мой ответ, дитя Эрасмоса? — с усмешкой на губах спрашивает Ментор, глядя ему прямо в душу. И Смолов может лишь кивнуть, не в силах выдавить из себя хоть слово.       Ему хочется закричать, хочется броситься на Сашу, хочется вырвать этого чёртового Бога из его тела. Но он может лишь стоять на месте, прикованный к полу страхом. Потому что он ощущает силу существа, что стоит сейчас напротив. И чувствует себя песчинкой, бактерией, неспособной ни на что. — Что это тут у нас? — вдруг спрашивает Ментор, а после касается центра своей груди.       И Смолов вдруг видит цепь, светящуюся, полупрозрачную, но невероятно крепкую цепь, что идёт от его груди, к груди Саши. Цепь, что связывает их и делает единым целым. Цепь, что позволяет сильфу чувствовать Кокорина. Цепь, что выдёргивает Смолова к Саше по первому зову. Их связь. Их запечатление. — Это будет лишь мешать, — раздражённо говорит Ментор.       А потом вдруг берёт и разрывает цепь. Разрывает их связь, которая всегда была нерушимой.       И Федя вдруг чувствует невероятную боль. Боль, которую просто нельзя описать словами. Ему кажется, будто вместе с этой цепью Ментор вырвал кусок его души. Лишил Смолова чего-то важного, что делало его тем, кем он был. Он слышит чей-то крик и даже не может понять, что это его собственный крик. Он падает на колени, царапает пальцами грудь, пытаясь закрыть ту дыру, что осталась в ней теперь. Эта дыра будто затягивает в себя всё, что было у Феди. Ему кажется, что ещё немного, и дыра затянет его самого. Не останется больше ничего.       А потом приходит спасительная темнота.

***

      Лёша кричит у него в голове. А ещё плачет. И умоляет. Умоляет остановиться, прекратить. Он то обвиняет Антона во всех бедах и говорит, что ни за что не простит. Кричит о том, что Антон должен гореть в аду, что Антон чудовище и заслужил только мучения. То вдруг начинает плакать и просит диббука перестать. Говорит, что простит ему всё. Что они снова будут вместе, снова будут счастливы, если Антон только остановится.       Антон его не слушает. Он всеми силами пытается заглушить этот голос в своей голове. Но тот становится лишь сильнее. Будто Антон теряет свои силы. Будто начинает проигрывать. Но Лёша всё равно не может ничего, кроме как кричать. Антон держит тело крепко. Он не даст Лёше больше ни одного движения.       Потому что тот ошибся уже один раз. Позвал на помощь, и теперь они оба с ужасом смотрят на то, как корчится от боли Смолов. Кричит так, как не может кричать человек. Воет и плачет, царапает пальцами грудь так, что Антон уверен – под одеждой кожа разодрана в кровь.       Это Лёша во всем виноват, пытается убедить себя Антон. Это он позвал на помощь. Это из-за него тут появился Кокорин. И только поэтому этот Майкл, такой пугающий, будто это он диббук, а вовсе не Антон, пытал Сашу. И только поэтому здесь оказался Смолов. И только поэтому он сейчас кричит.       Но Антон знает, что это совсем не так. Он пытается обмануть сам себя. Но не получается. Потому что он виноват. Это он пришёл сюда. Это за ним последовал Кокорин. Это из-за него тут Смолов.       А ещё это он убил человека. Антону страшно. Он убивал раньше. Он точно это знает, хотя и не помнит. Просто мысль об убийстве не кажется ему чуждой. И всё же рядом с Лёшей он привык быть шёлковым. Научил себя прощать. Практически исправился. Лёша смог вытащить его из пучины мрака, в которую проваливается каждый диббук. И Антон просто не мог его лишиться. Не мог остаться один. Потому что без крепкой руки Лёши, что держала его все это время, он точно провалился бы во тьму. И поэтому… поэтому он сам разжал руку. Встретил тьму с распростертыми объятиями, чтобы спасти Лёшу любой ценой.       Он был так рад, когда ему сказали, что нужна лишь кровь. Когда он понял, что убивать не придётся. Что он сможет спасти Лёшу, а потом выбраться. Он думал о том, что обязательно заслужит прощения Лёши. Что парень всё поймёт и ещё поблагодарит его. И они будут вместе, будут счастливы. А потом… потом появился тот жрец.       Он был силён, невероятно силён. И он побеждал. И Антон вдруг понял, что если он сейчас не сделает хоть что-то, то они проиграют. Этот пугающий жрец остановит их. Заберёт ключи. И они не смогут вернуть Бога. И Бог не сможет помочь Лёше. И тогда Антон уже никогда не заслужит прощения. И тогда он испугался. И поэтому ударил. Ударил даже раньше, чем понял, что делает. Его сущность привыкла убивать. И поэтому всё случилось так легко. Он просто взмахнул рукой и оборвал чью-то жизнь. Так легко, так непринуждённо.       И Лёша в его голове начал кричать. Так, как не кричал никогда. Антон пытался извиниться. Пытался оправдаться. Говорил, что всё это ради Лёши. Но тот не слушал. Не желал его понимать.       И сейчас не хочет. Он и сейчас кричит на Антона. Требует исправить всё. Но как? Что он может сделать против Бога? Как он может это исправить?       Антон был не готов. Он был просто не готов к тому, что Бог окажется таким. Что у него будет этот взгляд, прожигающий насквозь. Что у него будет голос, проникающий в самую душу. И что у него будет лицо Саши.       Антон не любил Кокорина. Тот пугал его. Потому что всегда говорил в лицо: я убью, если ты оступишься. Но он уважал Сашу. За то, что говорил правду. За то, что пытался помочь. И он точно не желал Саше такого. Стать куклой в руках Бога. Антон слишком хорошо знал, каково это.       Пошёл бы он на всё это, если бы знал, что все так закончится? Да. Ради Лёши. — Дитя Атамуса.       Антон поднимает голову, понимая, что Ментор обращается к нему. Он не помнит, когда оказался на коленях, но сейчас он смотрит на Бога снизу вверх. У Ментора лицо Саши, но он совсем не него не похож. Лицо Кокорина всегда было подвижным. Он много улыбался, хмурился, удивлялся. А сейчас Антон будто смотрит на застывшую маску. И только глаза невероятно живые. Пугающе чёрные, будто отражающие звёздное небо. — Встать, — приказывает, именно приказывает, Бог.       И Антон послушно поднимается на ноги. Даже Лёша в его голове замолкает. Они оба сейчас думают о том, что же будет дальше. Ментор назвал его созданием Атамуса. И у него есть повод не любить четверых Богов. Антон видел, что случилось с Федей, созданием Эрасмоса. Что будет с ним? — Ты сослужил мне хорошую службу. «А теперь ты умрешь», — оптимистично заканчивает Лёша. — Так что я исполню твоё желание, — вместо этого говорит Ментор.       А потом берет Антона за руку и тянет на себя. Антон шагает на встречу Богу, чувствуя при этом странную боль, наполняющую тело. Боль приятную, такую, которая бывает, когда разминаешь затёкшие мыщцы. Антон замирает напротив Ментора и ждёт, что же тот станет делать. А он… отпускает руку Антона и поворачивается к тому спиной, полностью теряя к диббуку интерес. — Простите… — неловко говорит Антон, а потом вдруг слышит стон.       Он тут же узнает стон. Он ведь не раз срывал его с губ Леши своими ласками. Вот только сейчас это не стон наслаждения. Лёша стонет от боли. Но как Лёша может стонать, если Антон контролирует тело? Если он точно знает, что с их губ не сорвалось ни звука? Диббук медленно поворачивается назад и замирает, не в силах поверить в то, что видит. Тело, которое он столько раз видел в зеркале сейчас лежит на холодном каменном полу, сжавшись в комок. Лёша, только Лёша, лежит сейчас на полу и стонет от боли. А Антон стоит рядом и смотрит. Как это возможно? Антон смотрит на свои руки и видит, что те не изменились. Те же тонкие пальцы, те же шрамы на запястьях, те же мозоли. Он щупает своё лицо, касается волос и понимает, что совсем не изменился. И всё же теперь он управляет только своим телом. Телом, которое является точной копией тела Лёши, но принадлежит лишь Антону.       В душе неуверенно пока еще разгорается радость. Теперь он сможет жить полноценно! Антон любил Лешу, любил их общую на двоих жизнь. И никогда не говорил парню, как же сильно его тяготило такое положение дел. Он не мог отправиться на прогулку, если этого не хотел Лёша. Он не мог выбрать, когда ему проснуться. Пока не просыпался Лёша, Антон видел лишь темноту. А ещё он не мог поцеловать того, кого любит. А теперь… теперь он может это всё. Он может ласкать Лёшу и получать ласки в ответ. Может коснуться его губ, может обнять его, взять за руку и повести с собой на свидание. Теперь он точно сможет всё исправить!       Антон наклоняется к Лёше. Тот уже перестал стонать и сейчас лежит с закрытыми глазами и тяжело дышит. Раньше Антон чувствовал всю его боль и сейчас так странно не понимать, что же происходит с Лёшей. Но он научится всему. Теперь у него есть на это время. — Как ты? — тихо спрашивает он, осторожно касаясь плеча Лёши. — Давай я тебе помогу.       Он берет парня за руку, пытаясь помочь тому встать. Он думает о том, как вернуться в их общую квартиру. Мечтает о том, как впервые поцелует Лёшу. Размышляет о том, как же им делить одну кровать. А потом вдруг слышит: — Не смей прикасаться ко мне, ты чудовище! — Лёша, Лёша, это же я, — тихо шепчет Антон.       Он гладит Лёшу по голове, шепчет что-то успокаивающее. Тот, наверное, просто не понимает. А парень отталкивает его руки, выворачивается из хватки и дёргается назад, отстраняется. Смотрит испуганным взглядом, мотает головой. — Отойди от меня, — то ли приказывает, то ли умоляет он. — Это же я, Антон, — беспомощно повторяет диббук. — Я знаю, кто ты, — твердо отвечает Лёша. — Отойди!       В его глазах страх. И злость. Ярость, которой Антон никогда раньше не видел. Его Лёша всегда был добрым, спокойным. Даже когда они дрались, он всегда переживал о том, чтобы никому не причинить вреда. Как он может смотреть с такой злостью? Как он может быть таким? — Ты убил человека, — тихо шепчет парень. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего.

***

      Ментор смотрит ему прямо в глаза. Не в глаза даже. В душу. Илья не выдерживает и опускает взгляд, смотрит на ноги Пятого бога. Он видит джинсы, старые, потертые, перемазанные в осенней грязи. И кроссовки. Кажется, дорогие, и, кажется, некогда белые. Сейчас они серые и стоптанные. Илья видит капли крови на этих кроссовках. Такая одежда на Боге кажется чем-то чужеродным. Даже кощунственным.       Илья представлял себе явление Бога совсем не так. Он ждал, что перед ними предстанет тот величественный юноша с картин, что украшали стены этого места. А Бог вселился в тело охотника. Будто бы он простой диббук, паразитирующий на других. И эта мысль кажется такой отвратительной. Значит, и то тело с картин когда-то принадлежало какому-то человеку? — То тело было моим.       Илья вздрагивает и поднимает испуганный взгляд на Ментора. Ну, конечно же, Бог умеет читать мысли. И он прочёл сейчас всё то, о чём думал Илья. Что теперь ждёт жреца? — Четверо уничтожили мое тело, — и предвещает вопрос, который ещё не успел появиться у Кутепова в голове: — Я мог бы создать себе новое. Но зачем?       Илья не видит злости во взгляде Ментора. Может, тот прочитал не всё, о чём подумал Кутепов? Или же он всё же на самом деле добрый Бог и не карает людей за глупые мысли? — Не бывает добрых Богов, сын мой.       И снова Илья не подумал, перед тем как подумать, как бы глупо это не звучало. Контролировать мысли, оказывается, невероятно тяжело, и он остаётся открытой книгой перед Богом. В какой момент его мысли разозлят Ментора? — Я справедливый Бог, — тем временем продолжает Пятый. — Я не караю людей за мысли. Я караю их за поступки. Например, за поклонение предателям.       В голосе Ментора слышится сталь, и Илья весь сжимается, понимая, что сейчас его ждёт кара. Он всё ещё стоит на коленях, всё ещё не смеет смотреть на Бога. И поэтому может лишь сжиматься и ждать своё наказание. Он ощущает руку на своем затылке, а потом слышит: — Ты сослужил мне верную службу, и поэтому я прощаю тебе твои проступки. Ты сохранишь свою жизнь и будешь нести веру в меня людям.       На мгновение Илья чувствует облегчение. А потом вдруг понимает. Прощён только он. Ментор не прощает Рому, Сашу, Хёрдура, Кирилла, Алана и всех остальных жрецов из десятков Храмов по всему миру. Что будет с ними? — Они погибнут. Я сотру память о Четверых, как они стерли память обо мне. Я разрушу их Храмы, убью их жрецов, уничтожу их детей, чтобы они навсегда ушли в небытие, — сердце Ильи пропускает несколько ударов. — Я не добрый Бог, дитя моё. Я справедливый Бог. И я караю тех, кто посмел меня предать.       Илья отчаянно старается ни о чём не думать. Но в голове всплывают лица друзей. И Ромы. Разве он заслужил смерть? Рома ведь самый добрый человек, которого Кутепов знает. За что его карать? Кутепов ждёт, что Бог ответит и на этот невысказанный вопрос, но Ментор уже направляется к Александру. Ерохин смотрит на него устало и совсем без трепета. Будто перед ним не Бог, для воскрешения которого парень отдал всё, а просто какой-то дальний родственник, заявившийся в гости посреди ночи. — Ты верно служил мне. Но я не могу исполнить твое желание, — Ментор жестом показывает Александру, чтобы тот встал, и парень поднимается на ноги. — Я не могу убить твоего отца. Он мой преданный слуга, и я не могу лишиться его сейчас.       Илья видит, как вздрагивает Ерохин-старший, который осознаёт, что смерть прошла очень близко от него. Ментор быстр на расправу, это поняли уже все. Если бы он счёл мужчину бесполезным, то уже уничтожил бы его в благодарность Александру. — Ты удивлён, что твой сын желает твоей смерти после всего, что ты сделал? — спрашивает Ментор у мужчины. Тот мотает головой, а Ментор вновь обращает своё внимание на Ерохина-младшего. — Быть может, у тебя есть иная просьба для меня? — Есть, — кивает Александр. — Мог бы ты сохранить жизнь одного жреца для меня? — Ты говоришь о провидце, о рупоре, что используют Четверо? — Да.       Илья понимает, что речь идёт о Саше. Он ведь видел вещие сны, что насылали ему Четверо. Никогда не рассказывал о том, что именно видел. Но о снах в Храме знали все. С чего бы Александру просить за Головина? — Я подумаю об этой твоей просьбе, — кивает Бог. — Ладно, мне надоело протирать пол, — вдруг заявляет Майкл и встаёт с колен.       Ментор медленно поворачивается к мужчине, и Илья с несвойственным ему удовлетворением думает, что сейчас Майкл умрёт. Никогда раньше он никому не желал смерти. Но этот мужчина вызывает в нём только отрицательные эмоции: отвращение, презрение, злость и страх. — Майкл, — задумчиво произносит Ментор. — Ты предал свою семью, предал Орден… — Ага, — перебивает его Майкл. — А ещё я принес Культу первый ключ. Разве я не заслужил себе исполнение одного желания?       Он ведёт себя так, будто не осознает, что перед ним Бог, что может с лёгкостью его убить. Но… Ментор почему-то не спешит этого делать. Лишь улыбается уголками губ и кивает: — Да, заслужил.       Майкл вдруг становится удивительно серьёзным. Кажется, это впервые, когда Илья видит его без этой раздражающей ухмылки на лице. — Ты ведь Бог жизни. Ты можешь вернуть к жизни одного человека? — Нет, — качает головой Ментор и Илья видит, как сжимаются кулаки Майкла. На мгновение ему кажется, что сейчас бывший охотник бросится на Бога. — Сейчас я не могу этого сделать. Но, если ты будешь предан мне и впредь, то я верну к жизни того, кого ты любил. А сейчас у нас много дел. Пора покинуть это отвратительное место.