Пятый грядет

      Под утро магия Богов ослабевает, и проснувшийся Александр слышит, как рядом с ним тихо стонет Саша. Ерохин слышит собственное имя, а ещё имя напарника Саши. И понимает, что именно снится сейчас Головину. Медлит мгновение, а потом осторожно касается плеча парня, трясёт того. — Саша, — тихо зовёт он.       Головин распахивает глаза и испуганно дёргается в сторону, закрывает лицо руками, всхлипывает. А Ерохин замирает, боясь сделать лишнее движение, напугать парня ещё больше. Больше всего ему хочется сейчас обнять Сашу, защитить от всего мира, пообещать тому, что все будет хорошо. Но он понимает, что он совсем не тот человек, которому позволено подобное. Именно он виноват в кошмарах Саши.       Парень медленно приходит в себя. Убирает руки от лица, смотрит загнанно и озлобленно. И от этого взгляда у Ерохина сердце кровью обливается. Саша был таким светлым и теплым. Рядом с ним Александру всегда становилось легче, все беды куда-то уходили, проблемы забывались. Когда он видел улыбку Саши, слышал его радостный смех, то думал, что всё обязательно получится, всё будет хорошо. Ради Саши он хотел стать лучше, хотел всё исправить.       И он всё испортил. Теперь у Головина испуганный взгляд, полный боли. Нет больше этой его улыбки, немного неловкой, но такой тёплой. Нет смеха, от которого сердце пропускало пару ударов. Саша был светлым пятном жизни Ерохина. Но Александр испортил всё. Вместо того, чтобы тянуться к Головину и становится лучше, он утянул юного жреца с собой на дно. — Ты в порядке? — осторожно спрашивает он. — Нет. — Я могу чем-то тебе помочь? — Ты можешь вернуть Хёрдура? — голос Саши звучит холодно, и от этого еще больнее. — Нет, — с отчаянием отвечает Ерохин. — Ты можешь вернуть Верховного? — Нет. — Ты можешь вернуть хоть кого-то из тех, кто умер по твоей вине или по вине Культа? — Нет. — Тогда ты не можешь мне помочь.       Саша резко встаёт на ноги и выходит из комнаты, оставляя Ерохина наедине с прожигающей его болью.       Он манипулировал людьми много лет. Культ был небольшой организацией. У них были деньги, но вот людей было мало. Наёмникам можно было доверить далеко не все, а круг истинно верующих был мал. К тому же им нужно было оставаться в тени. Если бы Храм или Орден узнали о существовании Культа слишком рано, то их бы просто уничтожили. Действовать нужно было тихо.       И поэтому ему не раз приходилось прибегать ко лжи, манипуляциям, подкупам, даже шантажу. Отец ставил ему цель, а Александр добавился её всеми возможными способами. Приходилось действовать и через постель. Это Александру было неприятнее всего, но… цель оправдывает средства, как всегда говорил его отец. И поэтому он втирался в доверие, ложился в чужую кровать, отдавал своё тело. Чтобы достигнуть цели.       Ему уже приходилось видеть глаза тех, кого он предал. Но это всегда были люди, заслужившие подобного. Бизнесмены, из которых Культ тянул деньги, политики, которых его отец использовал. Они были неприятными людьми, и, предавая их, Ерохин испытывал лишь глухое удовлетворение. А Саша…       Саша был другой. С того самого момента, как Ерохин его встретил, он понял это. Он был честным, наивным и невинным. Обманывать его было больно. И поэтому Александр говорил ему так много правды, как мог. Он не мог рассказать про Культ. Не мог рассказать про отца. Но мог открыть парню душу, рассказать о своих переживаниях. И он сделал это. Быть может, зря. Потому что Саша пробрался в его сердце, захватил то и стал там властвовать. И, когда пришло время предать его… Ерохин вдруг понял, что попросту не может.       Он пытался все исправить. Предлагал Саше сбежать. Но разве Головин сбежал бы, знай он всю правду? Слишком благородный и самоотверженный, он точно остался бы спасать мир. И поэтому Ерохин так и не сказал ему правды. А простой просьбы не хватило.       А теперь парень смотрит на него таким взглядом, что Ерохину хочется выть на луну. Или попросту вскрыться. Потому что он просто не может жить с осознанием, что сломал Сашу.       Ерохин встаёт и выходит из комнаты вслед за Сашей. Тот сидит на кухне, обхватив руками чашку с кофе, и смотрит куда-то в стену. Ерохин усаживается рядом с ним и молча смотрит на парня. Что он может сделать? Как он может всё исправить? — То, что ты переметнулся на нашу сторону, ничего не меняет, — вдруг говорит Саша, заставляя мужчину вздрогнуть. — Не надейся, что я тебя прощу. — Я понимаю, — кивает Александр.       Ему отчаянно хочется начать оправдываться. Но он знает, что так станет лишь хуже, и поэтому просто молчит. Смотрит за окно, где медленно встаёт солнце, и молчит. — Зачем ты это сделал? — вновь начинает говорить Головин. — Зачем его убил? — Ты не поверишь, но… я не хотел. Я не хотел никого убивать. И уж точно не хотел убивать твоего друга. — И всё же ты это сделал. — Да. — Пообещай мне кое-что. — Всё, что угодно, — кивает Александр. — Когда всё это закончится… просто исчезни из моей жизни. Навсегда.       Ерохин чувствует себя так, будто ему по сердцу полоснули бритвой. Невероятно больно. Но чего ещё он хотел? Он заслужил это. Во всем случившемся виноват лишь он один. Если бы он был сильнее, если бы был смелее… Ерохин уверен, что Головин на его месте не сдался. Не поддался бы воле отца, не стал покорным инструментом в его руках. Он бы точно боролся. — Обещаю, — тихо отвечает Ерохин.

***

      Илья смотрит неуверенно, не зная, что ему теперь делать. Простил ли его Рома? Или это была лишь минутная слабость, вызванная опасностью? Он признался, что любит Илью. Но что, если сделал это лишь для того, чтобы спасти Кутепова от кары Богов? Достоин ли Илья прощения? Может ли он быть рядом с Ромой, претендовать на счастье после всего того, что совершил? — Долго ещё будешь пялиться? — Зобнин лениво открывает один глаз.       Они спали в разных комнатах. Рома устроился в комнате вместе с Сашей и Александром. Остался с ними, чувствуя напряжение между ними двумя, готовый остановить наступающий взрыв. Кутепов спал на кухне, вместе с Чаловым, который всё ещё смотрит на него недоверчиво, и Лёшей, который заснул, едва его голова коснулась подушки.       И поэтому поговорить раньше не получилось. А сейчас они наконец остались вдвоем. Ерохин и Головин говорят о чем-то на кухне. И, быть может, Илье стоило остаться с ними, проследить, чтобы ничего не случилось, но… ему нужно было увидеть Рому. Нужно было понять, что его слова – правда. — Ты на самом деле меня любишь? — тихо спрашивает парень, опускаясь рядом с Ромой. — Я в тебя уже лет десять влюблён, — честно отвечает Рома. — Когда мы только познакомились, ты мне сразу понравился. Ты был таким спокойным, уверенным. Рядом с тобой всегда было так… уютно. Ты придурком был всегда, людей от себя отталкивал, потому что не умел по-другому. Но обо мне заботился. И я ценил это. Вот и влюбился. Не знаю точно, когда. Может, когда ты меня по Храму водил и рассказывал о том, как тут живётся. Может, когда ради меня подрался с хулиганами. Может, когда я заболел, а ты приходил ко мне с домашкой и рассказывал, что вы проходили сегодня. А может потом, позже уже. Когда я напился впервые, а ты меня домой притащил и перед Верховным выгораживал. Или когда ты меня драться учил, повалил на землю и уселся сверху. И так близко был, что мне аж жарко стало. И я мог только молить Богов, чтобы ты не заметил, как я возбудился.       Илья слушает Рому и удивляется. Потому что он не помнит всего этого. В памяти Ромы столько деталей, столько их совместных моментов. Он собирает их все, бережет, хранит. А Илья не такой. Кутепов и не помнит уже, когда они впервые встретились. Не помнит таких вот милых историй с детства. Но сейчас слушает Рому и ощущает, как на душе становится тепло от этих рассказов. Вспоминает все эти моменты. Улыбки Ромы, его вечную неловкость, смущение, постоянные косяки, которые Илье приходилось исправлять. — А я в тебя влюбился три года назад, — отвечает он. — Мы тогда на дежурстве были. Диббука какого-то ловили или что-то такое. Он педофилом каким-то был или просто психом. Запер у себя в доме кучу детей. И я помню, что я сражался с этим диббуком, а ты детей выводил. И потом успокаивал их всех, улыбался. Конфеты где-то добыл, раздавал им. И они все такие напуганные были, а на тебя смотрели и улыбаться начинали. Была там девочка, ей года три было. Ты её на руки взял, что-то рассказывать стал, и она засмеялась. Это был какой-то заброшенный склад. Вокруг грязь, пыль, кровь. А от тебя будто свет какой-то исходил. И рядом с тобой всё лучше казалось.       Рома смотрит на него восхищенным взглядом. А потом улыбается робко, будто не веря. Подаётся вперёд, тянет Илью на себя, заставляя улечься рядом и обнимает, прижимает к себе. Илья двинуться боится лишний раз, лежит не дыша, стараясь не нарушить эту сказку. Потом всё же осторожно кладет руку на голову Ромы, проводит пальцами по волосам. Чувствует, как Зобнин выдыхает ему в шею довольно. — Разве ты не злишься на меня? — испуганно спрашивает Илья. — Я… я столько всего натворил. — Злюсь, конечно, — после этих слов сердце замирает на секунду, но Рома продолжает говорить. — Но я ведь тоже в этом виноват. Ты запутался, и я должен был понять это. Помочь тебе. Мы должны были вместе с этим справиться. Если бы я был рядом, то не обманул бы тебя никакой Ментор. А я не смог. Упустил что-то, не оказался рядом в нужную минуту…       В голосе у него – боль. Рома в самом деле винит себя. И Илье от этого так плохо становится. Это ведь только он во всём виноват. Это он отталкивал Рому, не давал тому помочь. Считал, что защищает. Думал, что так будет лишь лучше. Ошибался. И причинил в итоге боль всем. В особенности Роме. — Рома, пожалуйста, не вини себя, — шепчет Илья.       Ему хочется, чтобы Зобнин накричал сейчас на него, обвинил во всех бедах. Только не говорил с такой болью. Не считал, что виноват в тех смертях, причиной которых стал Илья. — Давай не думать об этом сейчас, — вдруг предлагает Зобнин. — Быть может, нам осталось всего пару часов. Я просто хочу насладиться ими. Хочу быть с тобой и не думать ни о чём. Илья… поцелуй меня, пожалуйста.       Кутепов отстраняется, смотрит на Рому. И думает о том, что не может представить себе жизнь без этого парня. И что если с ним что-то случится, то Илья без раздумий последует за ним на тот свет. Что бы их там не ждало. А потом подаётся вперед и касается губ Ромы.

***

      Когда Артём просыпается, то Игоря уже нет рядом. Артем встаёт с кровати, натягивает на себя штаны и отправляется на поиски Акинфеева. Мужчину он находит на балконе. Игорь стоит, прислонившись к стене и крутит в руках незажженную сигарету. — Привет, — осторожно говорит Артём.       Он помнит, в каком состоянии был вчера Игорь, и боится, что желание мужчины героически уйти из жизни вернулось вновь. — Как ты?       Глупый вопрос и Артём знает это. Но не может придумать ничего лучше. Поэтому просто встает рядом с Игорем, забирает у того сигарету и бросает её вниз. — Как думаешь, у нас получится? — устало спрашивает Акинфеев. — Мы сможем победить в этой схватке Богов? Выжить, спасти друзей?       Артём не знает. Ему хочется сказать: «Конечно, все будет супер», но… он не готов врать Игорю сейчас. А сказать такое искренне он попросту не может. Потому что он совсем не уверен, что через пару часов все они будут живы. Не уверен, что хотя бы один из них переживет этот день. И Игорь видит это у него на лице. Усмехается горько, но не говорит ничего.       На балконе снова повисает тишина. Где-то внизу метёт улицу старый дворник. Ворчит себе под нос что-то недовольное, шуршит своей метлой. В соседнем доме просыпаются люди. Готовят завтрак, собираются на работу, ждут выходных. На одном из балконов появляется сонный мужчина, курит, лениво думая о своих планах.       Никто из них даже не знает, как мир близок к смерти. А может не смерти, а перерождению. Быть может, Ментор сделает этот мир лучше. Вот только будет ли в лучшем мире место таким, как они? Орден – убийцы, а может, просто мусорщики. Они убирают за Богами, подчищают их ошибки. Что станет с мусорщиками, если не будет мусора? Будет ли им место в этом мире? Или их просто уничтожат, сотрут и забудут? Нет ведь никого, кто мог бы их помнить. — Почему ты остался? — нарушает тишину Акинфеев. — Ты ведь всего пару недель с нами. Никто из тех, кто умер там в особняке, не стал тебе другом. Кокорин… вы были знакомы слишком мало. Приятель, не более. Со Смоловым у тебя и вовсе не сложились отношения. Мог бы уехать в Тулу, жить себе спокойно. Ты из-за меня остался? — Нет, — качает головой Артём, решая не врать. Быть может, сказать, что он тут только ради Игоря, было бы романтичнее. Но он не хочет врать. Не сейчас. — Знаешь… мне не к чему возвращаться в Тулу. Ничего у меня там не было. Да, я неплохо общался с ребятами из Ордена. Но… это не похоже на то, что было у вас. Я это сразу понял, когда Сашу увидел. У вас напарники вместе прошли через лёд и пламя. Они не братья даже, а что-то большее. А в Туле… ну мы дежурили вместе, после дежурства выпить ходили. И всё. Я знаю, что Кузяев ради Саши жизнью бы рискнул. А в Туле… не уверен, что ребята бы мне до зарплаты денег одолжили.       Он в самом деле понял это лишь в Москве. Пока он был в Туле, ему казалось, что у него много друзей. Он был общительным, улыбчивым, веселым. Люди тянулись к нему, он тянулся к ним. Но это было фальшивым, просто он никогда не задумывался. А здесь в Москве дружба была иной. Настоящей, такой как в книгах. Когда жизнью рискнуть готов и не бросишь никогда. — Я здесь жить начал по-настоящему. В Туле скучно было. Я рвался оттуда. Знаешь… это всё страшно. Убийства, Боги, война. И запутано очень. Но зато я чувствую себя живым. Чувствую, что в этом смысл какой-то есть. Поэтому и остался. Если бы я уехал… то уже никогда не смог бы по-настоящему жить. Только вспоминать, что упустил. А так… ну может, я и умру тут. Зато это будет по-настоящему.       Игорь смотрит на него задумчиво. И Артём думает: а сможет ли он понять? Не посчитает ли это всё глупостью? У Игоря проблемы настоящие. А Артём что? Скучно живется ему? Ах, какой бедненький. — Ты необычный, — говорит Игорь. — Слышал я уже такие рассказы. О скучной жизни, о желании большего. Но обычно все сбегали, когда понимали, во что на самом деле вляпались. А ты остался. Не только остался, но еще и… — Игорь замолкает, а потом подаётся вперёд и говорит быстро и жарко: — Если бы не ты, то я бы уже точно был мёртв. Или в особняке бы остался и сгорел. Или просто пулю себе в лоб пустил. И не только я. Все те, кто находятся тут, обязаны тебе. Так что… я рад, что ты остался. — Давай отправимся куда-нибудь на море, когда всё закончится, — предлагает вдруг Артём. — Куда-нибудь на острова. Будем валяться на пляже, пить коктейли, плавать в море. — Это свидание? — слабо улыбается Игорь. — Определённо, — смеётся Артём. — Я согласен. Осталось… выжить.