***
Стремительно покинув зал, Гарри, ступив в тоннель, неосознанно замедлял шаг, пока и вовсе не остановился. И вот куда он собрался? К преподавателям? В Хогсмид? Или и вовсе на Косую аллею? Конечно, выбраться из школы незамеченным он сможет — в этом Гарри не сомневался. Вот только он не видел в этом смысла. Он в чужом времени. В чужой реальности, где никто его не знает и никому он не нужен. Гарри устало прислонился к стене. Ему резко стало всё равно — освободится ли Том и станет ли его догонять, чтобы взять реванш. Ему действительно некуда идти. «Нора», особняк на Гриммо, Тисовая улица — там сейчас жили совершенно другие, посторонние люди. На мгновение безумно захотелось, чтобы рядом оказались Рон и Гермиона. И Джинни, наверное. Несмотря на их болезненный разрыв, она сумела остаться ему близким человеком. Его друзья. Он так легко прогонял их из особняка Блэков, не желая видеть их жалость, но сейчас готов был отдать все сокровища мира, чтобы они оказались рядом — единственные, кто всегда понимал его и поддерживал в любых ситуациях. Но друзей не было. Был холод подземелий Тайной комнаты и обглоданные косточки мелких животных под ногами. Был разъярённый Реддл, который жаждет его крови — Гарри был в этом абсолютно уверен. Была чужая реальность, в которой Поттер не мог найти место для себя. Он глубоко вздохнул. Может, сбежать в маггловский мир? Приложить какого-нибудь маггла «Конфундус», найти денег и временное пристанище, спокойно всё обдумать? Гарри скривился, резко вспомнив — война. В мире магглов сейчас полыхала война, развязанная Гриндевальдом. «Что, думаешь о всякой ерунде, чтобы не думать о главном?» — проснулся ехидный внутренний голосок, который Гарри уже начинал тихо ненавидеть. Неужели его собственное подсознание издевается над ним в такой извращённой форме? Вот только это было правдой — он как мог избегал мыслей о произошедшем. Ибо первое, что он чувствовал — отвращение к самому себе. Он должен ненавидеть Реддла — здесь и сейчас. Тот применил против него «Империо»! Он должен его ненавидеть. А он — понимал. Неожиданно обрушившееся озарение — ещё когда он вглядывался в синие глаза — стало единственной истиной, расставив хоть что-то в сознании Поттера на свои места. Почему-то Том отчаянно желал, чтобы Гарри был рядом. Но он не знает других способов, кроме подчинения. Реддл не поверит обещаниям, не удовлетворится демонстрацией намерений. Нет. Он должен получить гарантии преданности другого. Те, которые удовлетворят его. Например, таковыми временно может выступить поставленная Метка. А средства для достижения цели Том не выбирал никогда. Гарри устало потёр лицо руками. Он должен злиться. Когда-то он слышал в каком-то фильме, который смотрел дядя Вернон по телевизору, странную фразу: «Самое страшное на поле боя — понять врага. Потому что понять — это значит простить. Но на войне нет места прощению». Они не на войне. Наверное. Чёрт, он действительно понимал этого ублюдка. Непростительное заклинание. Гарри не сомневался, что если Том до него доберётся, то в ход пойдёт в лучшем случае «Круцио». Сможет ли он понять Реддла тогда? Хотелось даже не кричать — просто выть. Обратить ритуал можно было в течение двенадцати часов после его проведения. Они давно истекли, и теперь у него нет пути для отступления. Чужая реальность теперь его единственная правда жизни. Реддл — единственный, кого он знает в своей новой жизни. Его проклятие, его искупление. Глаза подозрительно защипало. Закралась мысль, что не так уж и неправ был Волдеморт в своём бесконечном утверждении, что он, Гарри, слаб. Иначе почему он не убил Реддла? Почему хотя бы не отплатил равноценно за применение «Империо»? Какого чёрта он всё ещё хочет поговорить с Томом и достучаться до него? Что с ним и в самом деле не так? Тому не нужно его сочувствие. Том не станет меняться только потому, что самому Гарри очень этого хочется. Тому глубоко безразлично — какого там искупления хочет Гарри. Том не отступится от намерения создать крестражи. Тома нельзя исправить, как бы сам Гарри ни хотел надеяться, что это возможно. И это — единственная непреложная истина. А он просто слабак, который тешит себя беспочвенными иллюзиями. — Поттер. Гарри вздрогнул. А вот и его расплата и вероятно — конец земного существования. В голосе Реддла была лишь ледяная стальная ярость. Гарри не пытался ни пошевелиться, ни как-то ответить. Он — дурак. Он поверил, что Реддл — другой. Что в свои едва ли шестнадцать у него не было характера Волдеморта. Но это ложь. И жалкие иллюзии. Возможно, в книге всё-таки была написана неправда. Сейчас Гарри казалось, что Том с рождения был тем, кто есть, кем станет. Люди не меняются — кажется, это сказала ему когда-то Гермиона. Никто не виноват, что Гарри предпочёл придумать себе какой-то другой, более приемлемый для него образ Реддла и старался найти сходство с оригиналом, ища любую мелочь, которая позволяла бы ему верить. Он просто безнадёжный глупец. Усталость навалилась неожиданно. «Ты слабак, Поттер. Ничтожество», — холодный высокий голос и пронзительный взгляд красных глаз. «Любовь — великая, загадочная сила, мальчик мой», — добродушная улыбка великого волшебника и голубые глаза, которые мерцают за стёклами очков. Гарри открыл глаза и выпрямился, отступая от стены. Том стоял всего в нескольких шагах, и глаза его горели нехорошим огнём предвкушения — Гарри на удивление чётко видел это в полумраке тоннеля, слабо освещённого светом факелов. Реддл не спешил что-либо предпринимать. Да и зачем? Здесь и сейчас — он был кошкой, которая уже знала, что поймала свою добычу. Загнала её в угол, получив полную власть над ней, которой и наслаждалась, удовлетворяя естественную потребность хищника. Гарри сделал шаг вперёд, не пытаясь достать палочку и сознательно приподнимая руки в демонстрации своей безоружности. Он шёл на проклятую поляну в Запретном лесу, зная, что умрёт, но не зная, что сможет вернуться в мир живых. Он не смог научиться жить с тем, что обратил против Волдеморта его собственное заклинание, которое его и убило. Он не смог перестать любить мир, который подарил ему больше боли, чем радости. Гарри сделал ещё шаг, машинально отметив неуловимый проблеск растерянности в глазах Тома. Он больше не крестраж Волдеморта. Он больше не сможет вернуться. Он слаб — прав был его враг. Он не умеет отступать. — Убей меня, Том, — ещё шаг сократил расстояние между ними. — Давай. Ты решишь все свои проблемы. Ведь именно этого ты хочешь. Реддл замер. Не найдя никакого внешнего проявления, внутри заметалась растерянность, затмившая даже злость. Поттер сошёл с ума? Придумал какой-то хитрый план? Зачем он это говорит? — Давай, Том, — Гарри повысил голос, не открывая взгляда от поразительного красивого, абсолютно бесстрастного лица Реддла. — Я врал тебе. Напал на тебя. Едва ли не лишил тебя жизни. Я — твой враг. Ты убиваешь врагов — жестоко и без жалости. Это просто — всего два заветных слова. Твоё любимое заклинание. Давай, Мордред тебя раздери. Том сглотнул, не понимая, какого чёрта творится с Поттером. Вероятно, не зря он показался ему слабоумным. Зачем он ищет смерти? Мысли почему-то путались. Поттер заслужил «Круцио». Поттер заслужил «Авада Кедавра», которую просит. Том вскинул палочку, но губы не подчинялись, словно не желая произносить простые слова. Нет, он не станет выполнять желание Поттера. Тот снова пытается им манипулировать, влиять, заставить сделать что-то, что нужно ему. Волдеморт никому и никогда не подчинится. Он не станет выполнять чьи-то нелепые требования… — Ты чудовище, Реддл. Уже сейчас, — голос Гарри сорвался, а глаза подозрительно блестели, но он упрямо продолжал говорить. — Для тебя нет ничего проще, чем отнять жизнь. Одну бесполезную никчёмную жизнь врага, который слабее тебя. Давай! — в голосе скользнуло остервенение. — Убей того, кто станет твоим палачом в будущем. Пока я даю тебе такой шанс… — Заткнись! — яростно заорал Том. Поттер смеет демонстрировать своё превосходство над ним! Недопустимо! — Круцио! Гарри даже не пытался устоять на ногах, опускаясь прямо на усыпанный скелетами животных пол. Он до крови прикусил щеку изнутри, сдерживая крик. Каждую клеточку тела наполнила адская боль. Но он совсем не был уверен, что причина слёз на щеках — боль от заклинания. — Вот так, Том. Всё правильно, — голос звучал хрипло и дрожал от судорог, скручивающих всё тело. Рука Реддла дрогнула, а в глазах промелькнуло смятение. — Ты просто такой. Осталось всего одно непростительное. Это совсем не сложно… — из уголка рта вытекла струйка крови, а зелёные глаза на миг блеснули безумием, закрываясь. — Давай. Просто докажи мне свои же слова о том, что я слаб. Это моё последнее желание. Крик зверя, загнанного в ловушку, отбился эхом от стен тоннеля. Гарри, сознание которого стремилось уплыть в вязкую тьму, могущую стать избавлением от боли, не сразу осознал, что крик принадлежит Реддлу. Боль неожиданно исчезла, оставив после себя противную дрожь, остаточные судороги и невозможную слабость. Какое-то странное чувство, смутно похожее на смесь любопытства и надежды, заставило его открыть глаза. Палочка Реддла валялась на полу, а сам он вцепился в собственные волосы. Бледное лицо искажала непередаваемая мука. Губы шептали едва слышно, но Гарри почему-то понял. — Я должен убить тебя. Почему я… не могу?.. Поттер закрыл глаза. Это не могло быть правдой. Это было. Волдеморт никогда не оставил бы врагу шанса — что бы тот ни говорил. Волдеморт не испытывал сомнений. Бледная рука никогда бы не дрогнула в момент применения пыточного проклятия — к кому бы то ни было. Гарри чувствовал себя сумасшедшим. Гарри чувствовал себя живым. Он понятия не имел — где нашёл силы, но к собственному удивлению смог подняться на ноги. Три шага, которые разделяли его и Тома, показались ему своим величайшим достижением в жизни. Ободранные до крови о камень ладони обхватили лицо Реддла, словно жили своей жизнью и лучше Гарри знали — что им делать в данный момент. Гарри чувствовал себя сумасшедшим. А искусанные до крови губы уже шептали: — Всё хорошо, Том. Даже если тебе это не нравится…***
Вальбурга вошла в гостиную факультета Слизерин стремительным шагом, явно ища кого-то взглядом. В тёмных глазах промелькнуло облегчение, когда она заметила Тома Реддла, который с безразличным выражением лица расположился в кресле и, видимо, писал заданное на дом эссе. За несколько секунд преодолев расстояние до кресла, Вальбурга незаметно взмахнула палочкой, накладывая заглушающие чары. — Абраксас, Тома ищет Дамблдор. И, как я поняла, это срочно. Малфой, который блестяще изображал лидера, как и было приказано, едва заметно вздрогнул. Сказанное означало для них серьёзные проблемы. — Ты знаешь, зачем? Вальбурга отрицательно качнула головой и прищурилась, наблюдая, как Абраксас собирает вещи Тома и поднимается на ноги. — Что ты делаешь? Малфой, ты что, собрался идти сам? Это абсурд! Ты же знаешь, что внимание Дамблдора к Тому настолько пристальное, что многие даже неприлично шутят на эту тему. Он раскусит тебя в два счёта! — У тебя есть другие предложения? — прохладно осведомился Абраксас, сворачивая пергамент с почти дописанным эссе по зельям. — Если Тома не найдут — вот тогда проблема станет нерешаемой, и шансов всё исправить уже не будет. — Я понимаю, но нам просто нужно найти Тома самим! — Вальбурга чуть растерялась, но быстро собралась. — Ты ведь знаешь — где он может быть? Надо его позвать… — Знаю. Но мы не сможем туда попасть, — отрезал Абраксас. — Я справлюсь. Вальбурга посмотрела на него с сомнением. Невооружённым глазом было заметно, что она нервничает. Малфой мысленно усмехнулся. Конечно, Блэк была воспитана во всех лучших традициях аристократии, в их холодности и безразличии ко всему, кроме собственных выгоды и благополучия. Но, интересно, понимает ли она сама, что её отношение к Тому Реддлу и даже самому Абраксасу можно описать одним словом — забота? Человек со стороны, обременённый большей моралью, чем они сами, и не знающий подоплёки происходящего, вероятно, и вовсе назвал бы отношения их троицы дружбой. Малфой не мог бы ответить сам себе — имеет ли это какой-то смысл или значение. Но он точно знал, что можно позвать Билли, который передаст Тому послание. И радовался, что Вальбурга и не вспомнила об эльфе. Нет. Он не станет беспокоить Тома и выполнит задание. Реддл удивил его утром, оценив по достоинству оказанную помощь. Абраксас, который в последнее время порой сомневался в адекватности их лидера, снова поверил, что именно Том — тот человек, который сможет поднять магическую Британию с колен. Что же, стоит оказать помощь и сейчас. Основания у него есть — данное задание. — Я справлюсь, Вал, — повторил он непривычно мягким для себя тоном, на миг сжав девичье запястье. Тёмные глаза смотрели на него с плохо скрытой тревогой. — Это всего лишь Дамблдор. Он решительно зашагал к выходу из гостиной. Он не подведёт Тома. И переиграет Дамблдора, чего бы там преподаватель ни хотел от Реддла. Он — Малфой, а Малфои никогда не проигрывают.***
Реддл молчал. На удивление, он позволил шатающемуся Поттеру, который и сам не понимал — как умудрялся идти, утянуть себя обратно в зал Тайной комнаты. Гарри впал в какую-то прострацию, когда Том достал из кармана мантии два флакона с зельями и бросил их на кровать, на которую опустился Поттер — ноги его не держали. Он всё ещё не мог поверить, что Том остановился. Он без труда представлял, насколько Реддл сейчас ненавидит сам себя. Он отчаянно хотел верить, что произошедшее не сломает Тома. Он выпил зелья не глядя. Пусть это и яд — несколько минут назад он просил об «Аваде» в лоб. Он больше не пытался оценить степень своего безумия. Том отошёл к мраморной колонне и застыл возле неё каменным изваянием. Гарри смотрел на идеально прямую спину, растерянно отмечая, что чувствует себя всё лучше. Словно и не провёл несколько минут под пыточным заклинанием. Зелья были призваны исцелить. Том дал их ему. Вот только самому Тому зелья не помогут. Сейчас Гарри понимал Тома так, словно их ментальная связь, существовавшая когда-то благодаря крестражу, вдруг восстановилась. Реддл готов был сдаться, сломаться окончательно. Он не мог понять — почему позволил себе слабость, проявление которой презирал всей душой. Всё ещё цельной душой. Гарри встал с кровати, не чувствуя даже слабости. В размышлениях Тома не было ничего нормального. В поступке самого Гарри нормальности было ещё меньше. Кто из них в итоге толкнёт другого на грань? Они не на войне… Гарри не верил в то, что собирается сделать. Гарри понимал, что его намерение может стать для Тома последней каплей, после которой он сорвётся. Гарри решительно шагал вперёд. Он не умеет отступать. Том даже не обернулся, что лучше любых других проявлений говорило о его состоянии. Он оставил Гарри пусть и потенциальную, но возможность — ударить в незащищённую спину. Отплатить за пытки. Вряд ли он настолько верил в благородство Поттера. Гарри прикрыл глаза. Реддл вообще ему не верил. Реддл не верил никому. Но он сознательно оставлял возможность нападения. Он хотел возможной боли. Он хотел для самого себя наказания за собственную слабость, проявление которой считал чем-то едва ли не равноценным смерти. Сколько раз изящные руки Гермионы или широкие лапищи здоровяка Рона спасали Гарри от самого себя, держа в надёжных объятиях, которые могут подарить только друзья, близкие люди? Сколько раз в этих объятиях Гарри казалось, что они забирают кусочек его боли, чем бы она ни была рождена в очередной раз? Это не его реальность. А значит, можно окончательно дать свободу своему безумию. Он остановился в шаге от Тома, который так и не шелохнулся. Растерянно осмотрел свои ладони, кровь на которых уже застыла коркой, смешавшись с грязью. Очищающие чары могли бы помочь. Гарри не сделал даже попытки достать палочку. Но сделал шаг вперёд, закрывая глаза и крепко обнимая Реддла. Он ждал, что Том мгновенно его оттолкнёт. Он ждал удара. Он ждал очередного «Круцио». Он не ждал, что Том вздрогнет настолько сильно, что дрожь на миг передастся Гарри. Не ждал, что спустя минуту, которая показалась вечностью, его руку накроет ледяная ладонь с поразительно красивыми пальцами. Он больше не пытался оценить степень безумия — ни своего, ни Тома. Руки сжались крепче. Он сумасшедший, да. У него комплекс героя, да. Он не позволит Тому Реддлу стать чудовищем. Губы, на которых запеклась кровь, тронула слабая, но искренняя улыбка. Он специалист по невозможному.