Зачем ты вообще пошла сегодня в этот долбанный караоке-бар, да еще и в компании Джиёна, Сынхо, Сухека и еще нескольких абсолютно незнакомых людей? Совершенно не можешь понять причин для подобного решения, ведь Квон решил отправиться в караоке не один, а в обществе очередной красотки. Длинноногой, дорого-одетой и заискивающе глядящей ему в рот.
Сжимаешь зубы, наблюдая за тем, как она хихикает над очередной шуткой продюсера — к слову, не настолько и смешной. Вообще порой складывается ощущение, что ты попала на какое-то чудовищно поставленное представление — слишком уж наигранными и показными кажутся «ухаживания» Джиёна. Однако его пассия явно считает их более, чем уместными. Видимо, девушке льстит внимание настолько известной персоны, как G-Dragon. А перед ней сейчас определенно не Квон, а именно тот наглый, самоуверенный парень со сцены.
— Джиён-а! Джиён-а, спой мне что-нибудь, а? Прошу, прошу, прошу! — капризно надувает выкрашенные в лиловый цвет губы девица, кокетливо хлопая ресницами. Хочется закрыть лицо руками от стыда за неё. Неужели эта особь женского пола не понимает, насколько по-идиотски сейчас выглядит? Ощущение, будто смотришь какой-то сериал, где герои вдруг начинают творить несусветный бред. — Споешь, оппа?
И «оппа», к твоей досаде, достаточно легко соглашается. Что, конечно же, не может тебя не злить. Сама мысль о том, что Джиён будет петь для этой девицы, кажется кощунственной. Хочется встать и уйти, однако уже поздно, ведь теперь все будет выглядеть бегством. А ты и так достаточно унижена за последние дни. Поэтому, изо всех сил изображая полную незаинтересованность происходящим, делаешь вид, что рассматриваешь фотографии, развешанные на стенах заведения.
К твоему еще большему раздражению, Квон поет «Obsession». Каждое слово песни и каждый взгляд, брошенный молодым человеком в сторону его пассии, все сильнее расшатывают твою нервную систему. Едва сдерживаешься, чтобы не вскочить и не убежать прочь из душного, прокуренного помещения. И певать, как это будет выглядеть со стороны.
Обожаешь эту песню. Она звучит в твоих наушниках каждое утро и вечер. Часто представляешь, что Джиён мог бы посвятить песню, подобную этой, и тебе. Конечно, все это лишь наивные мечты, но все равно.
Ощущаешь себя какой-то не до конца адекватной собственницей. И ведь ты уже почти уговорила себя, что нужно двигаться дальше самой и дать двигаться дальше Квону. Не стоит бросать на него печальные взгляды, не стоит ревновать ко всем подряд и уж, тем более, не стоит доканывать продюсера ночными разговорами «по душам». Однако, черт возьми, в такие моменты, как сейчас, кажется, что совершенно невозможно держать себя в руках.
Жутко хочется наорать на Джиёна, отхлестать по щекам. И, пожалуй, если бы тебе было хоть немного больше лет, то ты так бы и поступила. А так, несмотря на гнев, серьезно опасаешься, что о вашей кратковременной связи узнают и разразится грандиозный скандал. И ты вынуждена молчать — просто сидеть и делать вид, что все по-прежнему в порядке.
Песня заканчивается. Длинноногая радостно хлопает в ладоши, чуть ли не визжа от восторга, а ты, как не тужишься «держать лицо», кисло наблюдаешь за этой «прелестью».
Внезапно Сынхо наклоняется к тебе. В нос тут же бьет запах алкоголя. Стилист заявился в агентство уже под конкретным градусом, да и здесь успел опрокинуть в себя несколько рюмок соджу. Никогда не злишься на то, что парень частенько пьет, однако сегодня эта его привычка невероятно раздражает.
— Хочешь, и я что-то для тебя спою? — спрашивает тихо. — Правда, это будет тот еще цирковой номер.
Смотришь на него недоуменно. Ни разу в жизни не видела друга поющим. Даже представить не можешь, что вас ждет, но все же по инерции согласно киваешь, продолжая немного удивляться неожиданному предложению стилиста.
Сынхо поднимается с места и под удивленными взглядами присутствующих направляется к микрофону. На мгновение все вокруг, будто по команде, смолкают и так, молча, наблюдают за тем, как стилист, почесывая затылок, рассматривает микрофон, зажатый в руке. Ощущение, что парень попросту не может вспомнить, для чего он ему был нужен.
— Эту песню я хочу посвятить своему особому человеку, — произносит наконец, поднимая на тебя взгляд.
Густо краснеешь, так как все присутствующие тут же переключают внимание на тебя. Даже Квон выглядит ошеломленным и растерянным. Пристально вглядывается то в твое лицо, то в лицо друга.
— Пупс, я рад, что ты у меня есть, — тем временем продолжает стилист. — Блядь, вот реально. Говорю, как есть.
Киваешь все так же по инерции. Не знаешь, куда себя деть. Щеки не просто горят -полыхают огнем. Кажется, приложи ты к ним сейчас что-нибудь и тут же услышишь громкое шкворчание. А ведь Сынхо еще даже не начал петь.
Когда начинает играть мелодия, осознаешь, что весь кошмар еще впереди. Ведь выбор стилиста пал на песню «I’m in love», и, похоже, Сынхо вообще плевать, кто там и что думает о его вокальных навыках.
Парень не поет песню, он ее буквально выкрикивает в микрофон, смешно гнусавя и явно испытывая настоящее удовольствие от всего происходящего. Полный пофигизм, которому ты не можешь не позавидовать. Кто-то начинает смеяться, кто-то, как ты сама, просто улыбается, сдерживая рвущийся наружу смех. Однако в зале есть и тот, кто остается пугающе серьезным.
Нахмуренные брови, тяжелый взгляд и две рюмки соджу, опрокинутые в себя одна за одной. Джиён выглядит так, будто только что поймал кого-то на плагиате своей с муками созданной песни. Не сводя с Сынхо цепкого взгляда, прикуривает сигарету и откидывается на спинку дивана. Улыбка слетает с твоих губ от нехороших предчувствий. Или тебе кажется, или за подобной, не совсем нормальной реакцией вот-вот последует какая-нибудь безобразная сцена. И снова все из-за тебя.
Нужно было остановить Сынхо. Сказать, что все в порядке и так. Но нет же, отправила друга отгребать за вас двоих. Готова себя собственноручно вздернуть на рее от запоздалого чувства вины.
А Сынхо, тем временем, продолжает самозабвенно «петь», прикрыв глаза от удовольствия. В какой-то момент даже начинает потихоньку надвигается на тебя. Сухек, сидящий на одном из мягких пуфов, с интересом наблюдает за действиями друга.
— Эк его торкнуло-то, — не поворачиваясь к тебе и потихоньку потягивая мохито, восхищённо тянет актер.
Хочется уже не просто провалиться на месте, а бесследно и навсегда кануть в Лету. И было бы весьма неплохо, если бы можно было прихватить с собой и Сынхо. К тому же, начинаешь вскипать от едкого комментария, брошенного в сторону твоего друга напомаженной спутницей Джиёна. И сама понимаешь, что стилист кошмарно поет, однако он всего лишь обычный человек и не зарабатывает вокалом на жизнь. Да и кто она вообще такая, чтобы судить о вокальных способностях кого бы то ни было?
Буравишь красотку убийственным взглядом. Как-то до странного плевать, что и Квон замечает твой взгляд и совершенно правильно его растолковывает. Сынхо — твой лучший друг, и черта лысого ты позволишь хоть кому-то в таком ключе о нем высказываться.
Музыка как раз заканчивается, когда ты холодно спрашиваешь:
— А ты можешь лучше?
Все внимание, естественно, тут же переключается на тебя. Причем, все, естественно, прекрасно понимают, из-за чего именно прозвучал твой вопрос. Все, кроме самого Сынхо.
Смотрит на тебя с легким недоумением. Может быть, и стоило на этом закончить, однако тебя уже понесло. Тебя и прежде жутко раздражала эта девица, а тут еще и ее брезгливое «вашему другу нужно меньше пить». Все, теперь самой тебе уже не остановиться. А рассчитывать на помощь из вне не приходится — все слишком ошеломлены твоим агрессивным поведением.
— Можешь?! — повышаешь голос, сама того не замечая.
Красотка продолжает, хлопая ресницами и приоткрыв рот, во все глаза таращиться на тебя. Впрочем, где-то ее даже можно понять. Явно привыкла, что все считают ее слова дико забавными. Затем, наконец немного придя в себя, в поисках поддержки начинает поглядывать на Джиёна, но тот почему-то молчит. Выглядит продюсер при этом так, словно является зрителем в кинотеатре — только попкорна и не хватает. Когда ловишь на себе его пронизанный любопытством взор, приходишь в еще большую ярость. Ощущение, будто спрашивает глазами: «Ну, и что там дальше?».
Его спутница же, по-дурацки захихикав, делает несколько глотков шампанского. Заметив это, окончательно срываешься с места в карьер.
— По-моему, кому и надо меньше пить, так это тебе самой! — выпаливаешь, кивком головы указывая на бокал, зажатый в руке девушки. — И знаешь, я лучше буду до конца своих дней слушать пение Сынхо, чем выслушивать «компетентное» мнение таких, как ты. В кошмарном пении нет ничего плохого — оно никому не приносит особого негатива. В то время, как слова некоторых персон вызывают желание тут же помыть им рот мылом!
Даже у Джиёна похоже шок от твоей тирады. Что уж говорить об остальных, присутствующих в зале. Смотрят на тебя, вскочившую на ноги, так, будто только что с ними заговорила стена или тарелка.
Первым в себя приходит Сынхо.
— Пупс, ну ты чего? — тянет немного осуждающе. — Пусть говорят, что хотят.
Сердито поворачиваешься к парню.
— Да черта с два, «пусть говорят, что хотят»! — взрываешься ты. — Я тут сижу два часа, и уж поверь мне, ты у меня, оппа, не самый херовый певец из всех здесь присутствующих. От некоторых у меня вообще уши в трубочку скручивались. И ничего! Я молчала! Слова плохого не сказала! И не умерла при этом, заметь.
— Я у тебя? — смешно округлив глаза и довольно улыбаясь, выдыхает стилист. — Да я у тебя вообще самый-самый. Забыла, что ли?
— Не забыла, конечно, — подтверждаешь, натягивая на себя ветровку. — Во всем, что не касается вокала.
— Интересно, а что входит в это «все»? — вдруг подает голос Квон. Переводишь взгляд на продюсера и тут же жалеешь о своих словах. Сканирует тебя, жестко усмехаясь. Только сейчас замечаешь, что Джиён уже капитально поднабрался. Как ты не заметила этого раньше? — Не, реально, меня очень интересует, в чем еще «у тебя» Сын Хо-оппа лучший, а?
— Джиён-а, — пытается утихомирить начавшего подниматься с дивана друга Сухёк, у которого реакция почему-то оказывается гораздо более быстрой, нежели у остальных. Однако тщетно. Продюсер уже стоит на ногах и сверлит тебя мрачным взглядом. Чувствуешь его злость почти физически. — Дружище, давай никому не будем портить настроение.
Нет, ну что за человек? Что плохого ты ему сделала? Что?
— Да во всем Сынхо-оппа у меня лучший, — чеканишь каждое слово по слогам, с вызовом глядя Квону в глаза. — Во всем! А у тебя есть с этим какая-то проблема, сонбэним? Если нет, то, пожалуй, покину вашу замечательную компанию.
Разворачиваешься, направившись к выходу. Сынхо следует за тобой, но ты и так была уверена, что он тебя поддержит. Нагнав, обходит и идет впереди — лицом к тебе.
— Меня еще никто никогда так не защищал, — восхищается, раскидывая руки в стороны. — Мне даже показалось на мгновение, что ты там устроишь кровавую вакханалию и оторвешь моей обидчице голову.
Фыркаешь, качая головой.
— Трудно отрывать то, чего, в принципе, нет, — бросаешь презрительно. На деле злость уже начала отступать, и от напыщенно-восхищенного взгляда стилиста, обращенного на тебя, хочется рассмеяться. — Хотя, надо признаться, такое развитие событий тоже могло бы иметь место.
Начинаете смеяться, осторожно спускаясь по узкой лестнице. Оказываетесь на пролете между вторым и первым этажом, когда слышите за собой торопливые шаги. Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто вас преследует.
— Блядь, ты находишь эту ситуацию смешной? Да, дружище? — злится Квон, наконец поравнявшись с вами. — То есть, все теперь будет так?
— Как так-то? — без особо интереса переспрашивает Сынхо, накручивая браслет на запястье.
— Вот так! Что мы с тобой, блядь, больше даже не созваниваемся, — несмотря на твердость в голосе Джиёна, кажется, что сказать ему хочется вовсе не это. — Что ты всегда с Хаи.
— Тебя точно волнует именно это? — интересуется стилист, опираясь бедрами на перила. — Что я всегда с Хаи? Или же, все-таки, что Хаи всегда со мной?
Вспыхиваешь, будто спелая вишня. Поспешно отводишь взгляд, не в силах выдержать то, как Квон начинает прожигать тебя пытливым взглядом после вопроса друга. Ситуация определенно вышла из-под контроля и грозит вылиться в настоящую катастрофу. Только и не хватало — разборок на людях.
Да и вообще предположение, что Джиён ревнует тебя, кажется чем-то нереальным. Разве может он вообще ревновать тебя в нормальном понятии этого слова? Скорее всего, Квону просто неприятен тот факт, что после вашего последнего разговора, ты предпочла не бегать за ним и страдать, а просто попытаться жить дальше. Однако он ведь сам посоветовал тебе так поступить. Так чего теперь злится?
— Айгу! — не выдерживаешь наконец. Смотришь на продюсера, у которого зубы сомкнуты от злости настолько, что на скулах желваки ходуном ходят. — Я не понимаю, в чем вообще проблема, сонбэним? В чем проблема-то? Сынхо-оппа, на минутку так, твой друг. И эта расфуфыренная цаца сказала про него гадость. По логике это ты, а не я, должен был поставить ее на место. Но ты предпочел промолчать. Конечно, трудно ругать ту, кто, наверняка, хорошо «дает» в кровати.
Слова срываются сами по себе и звучат невероятно грубо. Впрочем, плевать. Ты столько времени держала свои мысли при себе, что уже не можешь остановиться на половине пути. Даже несмотря на то, что оба парня удивленно таращатся на тебя — разгневанную и раскрасневшуюся.
— За что ты сейчас на нас взъелся, Джиён-а? За то, что я встала на защиту Сынхо? За это? Он мой друг, черт тебя возьми! Конечно, я встала на его защиту. Был бы ты моим другом, я и на твою бы встала. И плевать, кто там и что думает!
Качаешь головой, с ног до головы осматривая Квона убийственным взглядом. Тебя колотит от гнева. От того, что ты вообще уже ни черта собачьего не понимаешь. От того, что Джиён то гонит от себя, то внезапно устраивает разборки. От того, что, похоже, он сам не понимает, для чего сюда сейчас пришел. Иначе, как объяснить его молчание и отведенный взгляд?
А ты устала, чертовски устала и от бесконечного бега от самой себя, и от своих безответных чувств, и от долбанного Квона. Кажется, что тебя сейчас взяли и выжали досуха.
Почувствовав легкий приступ головной боли, начинаешь пальцами массировать виски.
Для чего ты вообще пришла сюда сегодня, гребанная мазохистка?
— Знаете, я, пожалуй, пойду, — произносишь, развернувшись и устремляясь по лестнице вниз. Сынхо хочет последовать за тобой, однако ты никого сейчас не хочешь видеть. — Мне пройти три квартала. Не нужно провожать.
Конечно, Сынхо ни в чем не виноват, и можно было не быть с ним такой резкой. Но с другой стороны, где гарантия, что Джиён вновь не отреагирует на ваше общение со стилистом, будто разъяренный бык на плащ тореадора. Вы и так с ним с лихвой выставили сегодня проблемы, существующие между вами, на всеобщее обозрение. Еще не хватает — на радость сплетникам, устроить разбор полетов прямо на лестнице.
Оказавшись на свежем воздухе, решительно шагаешь по мостовой прочь от караоке-бара. Засовываешь руки в карманы ветровки и подставляешь лицо моросящему дождю. Прохладные, крупные капли слегка освежают и тебя, и твои мысли.
Сынхо хотел защитить тебя и спел песню. Ты хотела защитить Сынхо и нагрубила красотке Квона. А вот чего от вас хотел Квон?
Чувствуешь вибрацию телефона в кармане. Достаешь его и смотришь на табло. Номер не определен. Раздумываешь недолго, а затем принимаешь вызов.
— Слушаю, — произносишь вкрадчиво. Услышав на фоне гул голосов, понимаешь, что звонящий или звонящая находится в караоке-клубе. — Говорите.
В ответ — лишь голоса поющих какую-то веселую песню людей фоном. Ком застревает в горле от догадки, кто именно молчит на том конце связи. Гордость взывает к тому, чтобы тут же сбросить звонок, однако просто не можешь этого сделать. Физически не можешь.
Так и застываешь посреди тротуара с зажатым мобильником в руке. Плевать на спешащих куда-то прохожих, с трудом маневрирующих мимо тебя, плевать на дождь, который успевает усилиться, плевать на то, что, похоже, Джиён так ничего и не скажет тебе.
Сердце колотится быстро-быстро. Со стороны, наверняка, выглядишь городской сумасшедшей. Молча стоишь, приложив мобильник к уху, посреди промозглого дождливого Сеула в своей ярко-алой куртке. Странная девочка, принявшая звонок от странного мальчика.
Почему вы оба так и не можете отказаться от странных садомазохистских отношений? Ведь двоим это сделать было бы гораздо легче. А так… Раз за разом вскрываете, казалось бы, успешно начинающие заживать нарывы. Впрочем, если твои ночные звонки еще можно оправдать ненормальной, наполненной юношеским максимализмом любовью к Джиёну, то понять его действия — невозможно.
Страшно хочется верить, что все странные поступки Квона из-за того, что и он все же испытывает хоть какие-то чувства. Испытывает, но прячет их настолько извращенным и жестоким способом. Старательно гонишь от себя эту едва-теплящуюся надежду. Безумно страшно вновь обжечься. Вновь поверить Джиёну, а затем снова вдребезги разбиться о его реальность, где тебе никогда не будет места. Здесь есть место лишь пафосным вещичкам и таким же пафосным красоткам. Тряпичный пупс супротив кукол Барби — к твоей досаде, выбор очевиден.
— Не звони мне, пожалуйста, больше, — каждое слово дается тебе с огромным трудом. — Я не хочу, понимаешь? Я больше не хочу.
Скинув звонок, продолжаешь движение в сторону здания YG. Дождь уже не просто усилился — перерос в ливень. Переходишь на бег, хотя делать это, в принципе, уже и ни к чему — хуже все равно некуда — и так вымокла до нитки.
Стремительно направляешься по лестнице вверх, когда встречаешь своего менеджера.
— Айгу, Хаи. Чем ты думала? Ты же можешь заболеть, — осуждающе цокает языком, буквально впихивая тебя в общежитие.
Тут же начинает заваривать чай. Что же, ты бесконечно рада, что Кан Вобин сейчас здесь. Можно наконец по-настоящему отвлечься. Быстро переодеваешься в спальне в сухую одежду, вытираешь полотенцем мокрые волосы, а затем делаешь из него тюрбан.
— Ты уже знаешь новость? — спрашивает тебя из кухни мужчина.
Выйдя из спальни, с благодарностью принимаешь кружку из рук менеджера и с искренним любопытством переспрашиваешь:
— Какую новость?
Вобин начинает оживленно тарахтеть о том, что тебе предстоит участвовать в телевизионном шоу «Спасибо», съемки которого пройдут на острове Чеджу.
Глупо хлопаешь ресницами, переваривая информацию. Почему ты всегда, все и обо всем узнаешь последней? К тому же, по-прежнему ненавидишь участвовать в ТВ-шоу, не говоря уже о подобных передачах, где все внимание сосредоточено на двух-трех гостях.
— Выпуск будет посвящен артистам YG, — явно понимая причины твоей растерянности, объясняет мужчина. — Так что, у тебя будет поддержка.
Ремарка Вобина про помощников еще больше вгоняет тебя в уныние. С твоим врожденным везением твоими «напарниками» наверняка станут самые «уважаемые и любимые» тобою коллеги.
— Кто со мной полетит? — спрашиваешь обреченно.
Вобин улыбается так широко, словно собирается вручить тебе крупную награду. И сердце тут же летит куда-то вниз.
— Квон Джиён и Сандара Пак.
***
Незадолго до этого
— Блять, вы мне оба можете объяснить, какого хуя вообще происходит?! — раздраженно восклицает Сухек, хватая Сынхо за рукав рубашки. Однако парень тут же вырывается. — Джиён-а, хоть ты-то объясни мне за каким хуем вы сейчас сцепились?!
— Отъебись, Сухек! — рычит Квон. От мысли, что стилист определенно вознамерился, так ничего никому не говоря, свинтить из караоке-бара, продюсера накрывает новая волна гнева.
Несколько стремительных, хоть и нетвердых, шагов вперед, и молодой человек хватает друга за локоть, раздраженно разворачивая к себе лицом.
— Блядь, ты же с ней что-то мутишь? Мутишь ведь, да? — слова срываются с уст словно сами по себе.
Наверное, не стоило столько пить сегодня. Однако близость с Хаи, которая по какой-то непонятной причине вдруг согласилась пойти в этот долбанный бар, спровоцировала Джиёна на то, чтобы начать опрокидывать в себя одну рюмку соджу за другой. К тому же, болтовня знакомой Сухёка раздражала до невозможности, ведь в этой девице, чье имя он даже не запомнил, не было ни малой толики чего-то теплого и настоящего. Ни капли того, что было в Хаи. В гребанном Пупсе, который с такой самоотверженностью бросился на защиту… другого парня. Его лучшего друга. Лучшего друга, к которому Квон бешено ревнует сейчас. До скрежета зубов, до желания зарядить по морде.
А ведь это Сынхо. Сынхо, который, априори, не способен на подлость. Но ревность, сука, не выбирает. Особенно — щедро удобренная алкоголем ревность. И вот уже хлесткие слова разлетаются в разные стороны.
— Признайся уже, блядь, что неравнодушен к ней! — орёт Джиён, а Сухёк, испуганно озираясь по сторонам, пытается закрыть другу рот ладонью.
Стилист же лишь неопределенно качает головой, делая шаг в сторону. Даже это действие Сынхо неимоверно раздражает Квона. Хочется схватить друга за полы куртки и начать трясти. Трясти так, чтобы вытрясти из него наконец ответ на так мучающий Джиёна вопрос.
Они стоят на улице у черного входа в увеселительное заведение прямо под дождем, но Джиёну абсолютно плевать, что их могут увидеть посторонние. Особенно сейчас, когда Сынхо вдруг спокойно произносит:
— Ты так говоришь, словно в этом есть что-то удивительное и преступное — быть неравнодушным к Пупсу. Думаешь, я какой-то другой? Не такой, как все люди? Думаешь, что не хочу когда-нибудь среди всего этого блядства найти что-то настоящее и стоящее? — спрашивает прежде, чем повернуться к Сухеку и несколько раз ударить актера пальцем в грудь. — Пожалуй, этого все хотят. Рано или поздно. И даже такой извращенец, как ты, Су, когда-нибудь этого захочет.
Квон стоит ошеломленный. Переварить услышанное кажется невыполнимой миссией. Ощущение, будто ему на плечи только что опустили неподъемный мешок. Становится настолько тяжело и физически, и морально, что трудно дышать.
Переведя взгляд с Сухека на Сынхо, зло усмехается.
— Так, блядь, я прав? — цедит сквозь зубы парень, не в силах поверить, что все происходит наяву, ведь это какой-то глобальный пиздец, и теперь вся ситуация вырисовывается совсем иначе, нежели еще пять минут назад.
Одно дело — подозревать друга в каких-то чувствах к Хаи и при этом знать, что тот не такой козел, чтобы с ней замутить. Совсем другое — услышать вдруг про «настоящее и стоящее».
— Дружище, не обижайся, но ты, блядь, слышишь только то, что сам хочешь, — устало отвечает стилист, разворачиваясь, чтобы уйти, однако Джиён проворно хватает друга за рукав.
Джиёна распирает от злости и страха, что Сынхо и Хаи реально могут сойтись. До сегодняшнего вечера он никогда всерьез не задумывался о такой вероятности. Как и не задумывался над тем, что его Пупс когда-нибудь может начать новые отношения. И уж тем более — с его лучшим другом.
— Джиён, ты хочешь поругаться?
Продюсер и сам уже не понимает, хочет ли ссоры. Его так штормит внутри, что мысли путаются, ломаются друг о друга.
Хочется, чтобы Сынхо отступил. Чтобы перестал общаться с Хаи. Чтобы все было, как раньше.
— Сынхо, блядь, это же Пупс! — не в силах объяснить хоть что-то по-человечески, с отчаяньем в голосе выдыхает Квон.
— Твоя личная кукла? — сердито произносит стилист, глядя исподлобья и сжав кулаки. — Дай-ка я тебе, дружище, напомню. Это твой собственный выбор. Хотел бы, было бы сейчас все по-другому. Но ты, видимо, не хочешь. Реально, нахуя именно она тебе, Джиён-а, если вокруг столько новых дорогих игрушек? Хаи — всего лишь кукла, с которой тебе вдруг надоело играться. Так отдай ее другому.
Странно слышать от Сынхо настолько циничные слова. От Сухека можно было бы ожидать подобного, но не от Сынхо. Квон же пьян. Сильно пьян. Кажется, будто друг издевается и над ним, и над Хаи, что не может не вызвать в продюсере соответствующую реакцию.
После легкого ступора, Квон бросается вперед. Чаша переполнена, и ярость требует незамедлительного выхода. Прицелившись так, чтобы попасть другу кулаком в лицо, в итоге все же промахивается. Сын Хо же, легко увернувшись, наносит Джиёну довольно ощутимый удар в плечо. Не кулаком — всего лишь ладонью. Однако и этого хватает, чтобы Квона, и без того пошатывающегося, откинуло к стене.
Джиёну не столько больно, сколько обидно. Вся его жизнь в одночасье полетела в тартарары. Лучший друг вдруг принял другую сторону, хотя прежде всегда принимал только его.
Сынхо, подойдя к Квону, отбрасывает в сторону мокрую от дождя челку друга, упавшую тому на глаза.
— А ведь ты, Джиён-а, обвиняешь меня в том, в чем сам грешен, — говорит парень, грустно улыбаясь, и Джиён сердито отводит взгляд. Потому что друг прав, безусловно прав. — И это, блядь, не я к ней неравнодушен, а ты сам. Только вот, когда ты наконец поймешь, что тебе ни черта не удастся долго «придерживать» пупса для себя? Особенно, если в залог ты не оставил ей ничего, кроме слез.
Сынхо разворачивается и уходит. Даже не дает Джиёну времени на то, чтобы хоть что-нибудь ответить. Да и что по факту Квон может сказать другу?
Что действительно, ради блага пупсеныша, держит Хаи на расстоянии от себя, но вместе с тем не в состоянии и помыслить о том, что когда-нибудь кто-то другой будет касаться ее, как касался когда-то он сам? Что считает себя гребанным мудаком, потому что ни хера не может вернуться к ставшему за долгие годы привычным образу жизни? Что ему и не хочется возвращаться к этому долбанному старому образу жизни?
Квона мутит уже практически от каждой рожи, попадающейся ему на глаза. Порой — даже от Сухека. От Сухека, который ничего не говорит прямо, однако наверняка догадывается, что же именно произошло между Джиёном, Сынхо и Хаи. Догадывается и не одобряет.
А еще Сухек в последнее время с удвоенной силой знакомит друга с девушками, ни одна из которых «не цепляет» продюсера, да и, очевидно, никогда уже и не зацепит. Во всяком случае, так Джиёну сейчас кажется.
— Блядь, ну вы даете! И из-за кого? Из-за этой малолетки?
Насмешливый, немного брезгливый тон актера вновь поднимает в Джиёне волну раздражения.
Резкий разворот, и Джиён изо всех сил бьет Сухека кулаком в нос.
— Заткнись, Су! Просто, мать твою, заткнись!
