Солнце прошлого

Весь день в университете я едва ли задерживала внимание на теме урока более минуты. Вернее, название темы — это максимум, что я могла извлечь из каждого предмета. День был настолько же мучителен своей продолжительностью, насколько непродуктивен. По большей части из-за того, что накануне я познакомилась со знаменитостью и ни с кем не могла этим поделиться. Я люблю поговорить, не стану отрицать, но рассказывать об этом своим университетским подругам я не стала. Такими вещами делятся только с лучшими друзьями. Моя лучшая подруга, которой я могла доверить практически всё, на тот момент училась в другом городе, и мне было малоудобно сообщать ей об этом через мессенджер. Я то желала заставить время идти быстрее, то, замечая, как стрелка на моих наручных часах неумолимо приближалась к половине шестого, снова планировала свой побег через задний ход. Как только закончилась последняя пара, я застыла посреди аудитории в растерянности, сковавшей мои конечности. — Селена, ты идешь? — голос одногруппницы вывел меня из транса, и только после этого я медленно посеменила к выходу. Воздух был пропитан вечерней прохладой. Я глубоко вдохнула, заполняя легкие осенней свежестью. Билла и его белый Рэндж Ровер я заметила сразу. Он стоял напротив главного входа, прислонившись спиной к машине и глазами пробегая сквозь толпы студентов, лениво покидающих здание. Вероятно, он подозревал, что я захочу удрать. Завидев мою колеблющуюся фигуру на ступеньках здания, он начал энергично махать мне рукой, подзывая к себе. — Хээй, рад тебя снова видеть! — радостно воскликнул он, когда я приблизилась к машине. — Я тебя тоже. И вправду, как только я увидела Билла с его неукротимым оптимизмом, вся нерешительность вместе с дурными мыслями уступили место радостному возбуждению, которое обычно появляется в преддверии Нового года. — Запрыгивай, нам нужно ехать, Том мне уже раз пять позвонил за час. — Том? А что он обо всем этом думает? — спросила я, садясь в машину и пристегивая ремень безопасности. — Очень много всего, но вслух говорит мало. Если бы я не мог читать его мысли, я бы подумал, что у него и вовсе голова не этим забита. Но я-то знаю, что ему не наплевать. Он всю ночь сегодня провозился в постели, мол, из-за неудобных кроватей в отеле. Нашел, кому байки рассказывать. Я прекрасно понимаю, что скрывается за его напускной невозмутимостью. — И почему он старается казаться безразличным? — Да это проснулся его внутренний обиженный ребенок, над детскими чувствами которого надругались в раннем возрасте, — с усмешкой проговорил Билл. «Да сколько можно говорить загадками? Мне уже неловко задавать ему третий вопрос подряд. Хотя, с другой стороны, главный мотив моей встречи с ним — получить ответы». Не успела я и рта открыть, как машина остановилась напротив въезда в отель. Внутри он оказался гораздо эффектнее, чем с фасада. Первое, что бросалось в глаза, — это дугообразный стеклянный потолок, сквозь который в вестибюль проникали солнечные лучи, окрашивая пространство в нежно-золотистый цвет. Зона отдыха в самом центре лобби больше походила на Центральный парк в Нью-Йорке, не уступая ему по количеству растительности. Сидя в люксовых креслах в тени искусственных деревьев, можно было без труда представить, что это вовсе не вестибюль дорогого отеля, а парк отдыха со всеми удобствами. Разве что звуков природы не хватало. Если бы я и впрямь получила работу здесь, то весь рабочий день моя челюсть лежала бы на красной ковровой дорожке, встречавшей гостей около вращающейся позолоченной двери. Пройдя по блестящему мраморному полу с искусными узорами, мы зашли в стеклянный лифт, что в наше время перестало быть новизной. Пока прозрачная конструкция поднималась на нужный этаж, Билл неожиданно нарушил молчание: — Старайся не обращать внимания на язвительные комментарии моего братца. А я уверен, во время нашего разговора их будет не мало. Нелепо прозвучит, но он утверждает, что видела тебя два года назад здесь, в Мюнхене. — Это невозможно. Уж события двухлетней давности я бы запомнила, — с уверенностью ответила я, мысленно прокручивая ситуации, где бы я могла повстречаться с Томом. Нет, такого определенно не случалось. Когда мы зашли в номер, который, по всей видимости, относился к президентским апартаментам, перед нами предстали три двери. Билл открыл передо мной центральную дверь, и я попала в элегантную гостиную. Стены изобиловали множеством картин, почти на каждой из которых была изображена красочная композиция из цветов. Посередине комнаты, сразу напротив входа стоял прозрачный кофейный столик, окруженный двумя креслами и софой с серо-бежевой обивкой из дорогого материала. За ними поднималась винтовая лестница тёмно-коричневого цвета с золотистыми перилами. — Том, мы пришли! — прокричал Билл, смотря куда-то наверх. Ответом послужили неспешные шаги, доносившиеся со второго яруса номера. Через несколько секунд на лестнице появилась уставшая фигура Тома. За те шесть лет, пока я не интересовалась группой, его стиль стал более повседневным. Хотя по сравнению со стилем Билла, даже новинки моды кажутся обыденностью. На Томе была майка болотного цвета, черные винтажные джинсы и кроссовки им в тон. Он не торопясь спустился вниз и, не удостаивая нас своим взглядом, с удрученным видом прошагал к софе. Устроившись на ней поудобнее, он вальяжно раскинул руки на спинке диванчика и наконец поднял на меня глаза, в которых читалось открытое безразличие. «Да уж. С большим равнодушием на меня смотрели только парни, к которым я проявляла заметный интерес». — Том, это… — Билл хотел было меня представить, но Том его оборвал. — Я знаю, кто это. Мне, в отличие от некоторых, память не отшибло, — резко произнес он, все еще не спуская с меня глаз, полных презрения. — Я же просил свести грубость к минимуму, — проговорил Билл со вздохом. — Это и есть минимум. «Неплохо, Селена. Довела Каулитца старшего до ненависти, безмолвно стоя перед ним столбом. Впечатляет». К такому отношению к своей персоне я не привыкла, особенно со стороны людей, которые видят меня впервые. (Не будем считать те, еще ничем не доказанные встречи шестнадцатилетней давности). Натура у меня была очень ранимая. В отдельных случаях, грубое высказывание человека может чуть ли не до слез меня довести. Поэтому начиная с самого раннего детства, я старалась быть как можно незаметней, — это был единственный способ избежать порицания и резкости со стороны других людей. Постоянно хоронить свои эмоции под маской безразличия, прятать свое мнение за нейтралитетом и не говорить ни слова, когда на самом деле хочется кричать отнимало у меня немало внутренней энергии. Но, во всяком случае, это работало. Я не могла припомнить никого из моего окружения, кто бы открыто выражал свою неприязнь ко мне. На Томе моя система дала сбой. Одним своим взглядом он буквально передавал флюиды ненависти и… обиды? Не удивительно, что мне хотелось покинуть это помещение в кратчайшие сроки. Богатая обстановка отеля стала отталкивающей, перспектива изменений в жизни вызывала истерические вспышки смеха моего внутреннего реалиста, но больше всего мне было невыносимо, а местами даже противно, находиться в одной комнате с человеком, которому откровенно досаждало одно мое существование. — Я, наверное, пойду, — сказала я, проглатывая подступающий к горлу комок слез. «Ну вот опять. Соберись, Селена, не хватало еще залить слезами дорогущий персидский ковер под ногами». — Давай, хотя я удивлен, что в этот раз ты не проигнорировала мое присутствие полностью, — грубо отозвался Том. — Тооом, — завопил Билл, — я позвал Селену, чтобы мы могли поговорить, а ты ведешь себя как последняя свинья. — Мне не о чем с ней разговаривать, — каждое произнесенное им слово было пропитано желчью. Был бы он змеей, после этой фразы он бы помер от недостатка яда в организме. — Я избавлю тебя от необходимости что-то говорить. Впрочем, как и всегда. Просто сиди и кивай в подтверждение моих слов, ибо мне определенно есть, чем поделиться. Начнем с тебя, — Билл повернулся ко мне и указал рукой по очереди то на одно, то на другое кресло.— Присаживайся. Разговор предстоит длинный. Я без раздумий села на дальнее от Тома кресло. Была бы возможность уйти на второй этаж, я бы не преминула ею воспользоваться. Хотя лучше вообще уйти из отеля… из города… из страны. Собственно говоря, когда мы жили с ним на разных континентах, было волшебное время. — Нет смысла повторять, что мы были достаточно близкими друзьями в прошлом. — Да нет, смысл есть. Это явно у нее в мозгу не отложилось. Ладно ты забыла, что было пятнадцать лет назад. Но то, что произошло два года назад, запомнить-то можно, — вставил Том. — Сделай одолжение младшему брату — заткнись, а? Том закатил глаза, но ничего не сказал. И на этом спасибо, сэкономил мне пару сотен нервных клеток. — Так вот, — продолжил Билл, — мы были друзьями. Когда нам с Томом было около девяти лет, вы с мамой въехали в дом по соседству. Твоя мама все время проводила на работе. Денег на няню не хватало, и наша мама предложила ей оставлять тебя у нас. Такой расклад вещей устраивал всех: от твоей мамы, которая могла спокойно работать, не переживая о тебе, до нашей матери, которая наконец нашла способ нас чем-то занять. — Подожди, — перебила его Селена, — я была там с мамой? Она умерла пятнадцать лет назад. В комнате повисло молчание. — Все становится еще запутаннее, — прервал тишину Билл. — Потом разберемся, продолжай, — сказала Селена. — Мы были, мягко говоря, несносными детьми. Да что там, временами просто невыносимыми. Вечно лезли туда, куда не следовало и делали то, что было запрещено. Словом, нарушали покой семьи всеми возможными способами. Но с твоим приходом все изменилось. Проводя все свое время с трехлетним ребенком, мы, сами того не замечая, приучили себя к спокойствию. Ты привнесла в наш дом… умиротворение, если можно так выразиться. Как ни странно, нам доставляло неподдельное удовольствие приглядывать за тобой. Я посмотрела на Тома. Он, опустив глаза, глядел перед собой в одну точку. На его лице промелькнула едва заметная улыбка. — И вот, — Билл прочистил горло, — следующие два с половиной года мы были твоей семьей. Нам было не тяжело с тобой возиться, да и тебе нравилась наша компания. Мы даже как-то поклялись быть друзьями навеки возле одной старой сосны. Том еще причитал, что нужно было дуб найти, мол, сосна для таких вещей не подходит. И он в чем-то был прав. Тогда на улице стояла такая жара. Солнце аж глаза слепило. Сосна от зноя мало спасала, но деваться было некуда. Не росли у нас там дубы поблизости. У меня сердце екнуло при упоминании об ослепляющем солнце, зное. Но все же не было ощущения, что это на самом деле произошло со мной. Я молча слушала Билла, впитывая каждое слово. — Через полгода твоя мама неожиданно для всех объявила о переезде. Ей хватило трех дней, чтобы собрать вещи, передать дом новым хозяевам, с которыми она, очевидно, договорилась заранее, забрать тебя и уехать, не называя причины. Мы надеялись, что вы вернетесь, ждали хотя бы письма, что ли. Нелепо, конечно, ждать письма от пятилетней девочки, но ты была на редкость умным ребенком. Нам нужно было хоть что-то… — Но мы не получили ничего, — сказал Том. Две пары идентичных глаз уставились на меня в ожидании. Положение для меня создалось неловкое. Что я могла сказать? Что из всего того, что Билл рассказал, я смутно припоминаю только палящее солнце? — Простите, но я… я этого не помню, — сказала я, понимая, что сама себя закапываю. Том-то взглядом меня давно убил. — Серьезно? Мы в буквальном смысле вырастили тебя, черт возьми! — Том перешел на крик. — И что мне теперь благодарственное письмо тебе выписать? — его гнев передался мне, и я завопила на весь номер, но тут же спохватилась. — Прости. Просто я этого не помню. Я могла соврать что-то вроде «О, да, парни, помню, как будто это вчера произошло». Но я сказала вам правду. — И что? Мне тебе благодарственное письмо выдать? — повторил мои слова Том. «Что-то мне подсказывает, что до сих пор пустующий список людей, которых я ненавижу, скоро пополнится». — Прекратите оба! — теперь уже Биллу пришлось повысить голос. — Селена, мы тебя ни в чем не виним. Это было бы глупо, тебе тогда едва пять исполнилось. Так что просто успокойтесь и послушайте. Я тебя сюда позвал не только чтобы детскими воспоминаниями поделиться. Есть еще кое-что. Том резко повернулся в сторону брата с настороженным видом. — Даже не думай, — медленно произнес он. — Я, честно говоря, не очень рассчитывал, что ты вспомнишь, — продолжал Билл, не обращая внимания на брата. — И я тут подумал… — Если ты произнесешь это вслух, я откажусь от нашего родства. «Что происходит? Они что, мысли друг друга читают?» — Поехали с нами. — Что? — переспросила я в недоумении. — Поехали с нами, — повторил Билл с еще большим энтузиазмом. — По тебе видно, что в твоей жизни не хватает разнообразия; у тебя появилась возможность это исправить. Тем более, у нас сейчас заслуженный перерыв после выпуска нового альбома. Это не значит, что мы можем совсем расслабиться и благополучно забыть о работе, но график будет не такой плотный. Так что ты никому не помешаешь. Уверен, тебе самой будет интересно пожить какое-то время заграницей. Заодно посмотришь, как создается профессиональная музыка. Последнюю фразу он произнес с самодовольной ухмылкой на лице, высоко поднимая подбородок. У него был настолько добрый взгляд, что эта ухмылка с нотками напускного тщеславия выглядела по-детски простодушной. — Ты в своем уме? — вскричал Том с яростью в голосе. — Ты ни с кем не хочешь посоветоваться? Это тебе не щеночка завести. — Успокойся, не думаю, что Густав и Георг будут против. Да и что в этом такого? Или пригласить друга погостить у нас запрещено законом? — Пригласить пожить — нет. А то, что может произойти, пока не достигшая полного совершеннолетия девушка живет с четырьмя взрослыми парнями — да, в некоторых штатах запрещено законом! — Ты просто не мог это не отметить, да? Пора бы тебе прекратить позволять своим сексуальным фантазиям извращать все остальные мысли в твоей голове. Селена нам как младшая сестренка. Густав, так тот вообще женат. — А Георг? Он тоже мужчина и у него тоже есть потребности. — Слушай, Том, в данной ситуации единственный, за чьи потребности нужно беспокоиться, — это ты. — Что? Это смешно. Ты как будто не видел девушек, с которыми я встречаюсь: длинные ноги, пышная грудь, модельная внешность. Том в воздухе очертил руками округлости воображаемой модели, при этом закусывая нижнюю губу, как бы представляя, что он наяву проводит ладонями по ее идеальной фигуре. — А она, — он небрежно махнул рукой в мою сторону, — просто не подходит под мои стандарты. В его взгляде читалось пренебрежение, которое он даже не пытался завуалировать. То есть, если у меня ноги не от ушей и грудь не вываливается из бюстгальтера, то ничего другого, кроме презрения, я не заслуживаю? Я, конечно, не модель, я это признаю, но ожирением не страдаю, по крайней мере. Не сказать, что я совсем худая, но даже слегка пухлой меня назвать сложно. Скажем так, округлости есть в тех местах, где они должны быть. И для моих 163 сантиметров, ноги у меня достаточно длинные. Собственно говоря, за фигурой я слежу. — Значит, решено, вылетаем через неделю, — с воодушевлением сказал Билл. — Так, нужно позвонить в аэропорт, заказать… В течение братской перепалки, которая разворачивалась на моих глазах в последние десять минут, я безмолвно сидела, откинувшись на спинку роскошного кресла, считая, что мое вмешательство было бы излишним. Но после слов Билла, я буквально подскочила на ноги и заверещала: — Стоп, стоп, стоп, а мое мнение в этом вопросе имеет хоть маломальское значение? Да будет вам известно, женщины в Германии официально имеют право голоса с 1918 года. — А ты что, против? — спросил Билл так, будто такой вариант в принципе отсутствовал в списке возможных. — Это, несомненно, лестное предложение, но я вынуждена отказаться, — попыталась я сказать как можно более вежливо. — Вот видишь, она и сама не хочет. Закроем эту тему. — Но почему? — спросил Билл, полностью игнорируя брата. Целый ряд причин выстроился в моей голове, как вдруг меня накрыло осознание того, что это были не содержательные причины вовсе, а высосанные из пальца беспочвенные оправдания. Но к превеликой радости трусихи, живущей во мне, я таки нашла один вразумительный довод: — Я не могу себе этого позволить. — И всего-то? — удивился Билл. — Об этом можешь вообще не беспокоиться. Нам не сильно ударит по карману обеспечить всем необходимым одну худенькую двадцатилетнюю девочку. — Что? Нет, — возмутилась я. — Как думаешь, я буду себя чувствовать, живя за ваш счет? — Селена, пожалуйста, тебя сейчас Билл Каулитц уговаривает жить с ним в Америке, ни в чем не нуждаясь. Ты действительно хочешь продолжать искать отговорки? — Только еще одну, — робко произнесла я. — Я весь внимание. — Я не могу бросить универ. — Возьми академический отпуск. — Ты считаешь, это так легко сделать? Год ведь уже начался. — Понятия не имею, легко это или нет. Но я знаю, что если им заплатить кругленькую сумму, ваш ректор тебя лично до аэропорта проводит и до самолета по трапу за ручку проведет. А проректор потом еще будет тебе каждый день звонить и справляться о твоем самочувствии. — Но … — начала я, но он меня перебил. — Я понимаю, сложно принять такое решение сразу. Нужно взвесить все за и против и тому подобное. Поэтому я даю тебе время до завтра. Я не просто так лезу из кожи вон, чтобы убедить тебя. Ты своего рода частичка из нашего детства, которого у нас как такого не было. Работа и популярность целиком и полностью вытолкнули его из нашей жизни. Но находясь рядом с тобой, та беззаботность будто снова возвращается. И Том это тоже ощущает, что бы он там ни говорил. Нам этой безмятежности до боли не хватает. Тебе и самой понравится. Может, ты вспомнишь что-то из детства. Я еще раз повторюсь, мы оплатим все расходы. Можешь вообще не брать с собой ни копейки. Билл остановился и, немного поразмыслив, добавил: — Да после такой речи, я бы сам с собой поехал без раздумий! Но, как я уже сказал, у тебя есть время до завтра. Я обещаю, ты не пожалеешь.