Забытые страницы

— Эй, чувак, полегче, — уже с опаской произносит парень за моей спиной. Мне хочется плакать от облегчения. Я спасена. Выстрел. Державший меня падает на землю с криком. — Повторять не стану, — жестко произносит Эдвард. — В машину. Дважды просить не надо. Дрожащими пальцами дергаю за ручку, пока его пальцы крепко сжимают оружие. Открывается не с первого раза, а он ждет, не сводя напряженного взгляда с тех парней. Запрыгиваю на сидение, торопливо захлопывая дверь — в машине тепло, а меня бьет дрожь. Эдвард живо садится рядом, дверь резко закрывает, тут же жмет на газ. Бледная ладонь с длинными пальцами ныряет в карман и вытаскивает тонкий серебристый телефон. — Алло, — его голос — вроде бы обычный, но что-то в нем глубокое, обволакивающее, будто бархатное. Встряхиваю головой. — На Стенвел-Роуд семь пьяный ублю… молодой человек напал на девушку, — твердо и быстро проговорил он. Замер, слушая ответ. — Нет, она в безопасности. Обездвижен ранением в ногу в процессе обороны. Да. Подъеду. Эдвард Каллен. Закончив вызов, не глядя засовывает телефон в карман. Смотрит прямо, а я молчу, не зная, что ему сказать. Он останавливается через пару минут и поворачивается ко мне. Наклоняется ближе, отчего я невольно задерживаю дыхание. Рука тянется к бардачку и приоткрывает его с громким щелчком, достает небольшую черную коробочку. Брови Эдварда по-прежнему нахмурены, когда он достает оттуда ватные диски и бутылек с, видимо, обеззараживающей жидкостью. Он протягивает руку к моему лицу и медленно, аккуратно проводит влажным диском по ссадинам — я замираю от того, как удивительно нежно двигаются его пальцы, только что с силой сжимавшие пистолет и спускавшие курок. — Щиплет? — обеспокоенно спрашивает он, взгляд зеленых глаз смягчается, и в этот момент он становится невероятно похож на маленького себя с того снимка. — Нет… нет, — запоздало отвечаю я, засмотревшись. В глубине его глаз, точно в омутах, мерцают искры, теплые и завораживающие. Он протирает мое лицо все теми же нежными движениями, проводит по нижней губе, и я чувствую тепло его пальцев через ватный диск. Отворачивается. Снова нажимает на газ, но уже мягче, тише. — Так… ты Эдвард? — нарушаю тишину я. Он переводит взгляд на меня, и в один миг его глаза словно вспыхивают. — Ты… помнишь меня? — тихо шепчет он. — Н-нет, — растерянно признаюсь я, и зеленые омуты гаснут. — П-прости… Я просто… видела фотографию… И номер оставила… Я хотела позвонить другу и промахнулась, я не ожидала, что ты возьмешь трубку, и… спасибо. Грустно улыбается. — Для тебя — что угодно. Закусив губу, растерянно смотрю на его профиль. Эдвард снова глядит на дорогу, выражение лица нечитаемое, но глаза отрешенные какие-то. Вокруг нас повисает тишина, но не спокойная, а давящая, напряженная, и мне кажется, будто я чувствую на языке вкус опустошения и горечи. — Я звонила тебе, — снова подаю голос я и тут же осекаюсь, словно в горле встает ком. — Раньше… Эдвард снова поворачивается. На его лице застывает напряженное ожидание. — Когда именно? — Ну… семь лет назад, — бормочу я. — Знаешь… я просто… память… — Я знаю, — он отводит взгляд. Машина снова поворачивает и останавливается около полицейского участка. Эдвард выдыхает, прислонившись лбом к рулю. Я до боли закусываю губу, борясь с накатившими слезами. Сердце пронзает острое желание говорить с ним, не молчать. Убрать это обреченное выражение с его лица. Пусть я почти его не знаю. Но ведь когда-то он был мне очень дорог… Но почему же он бросил меня, как и все остальные? — Прости, — наконец произносит он. — Прости меня, прошу, Белла. Эдвард поднимает взгляд на меня. В его глазах — все отчаяние мира, расплавленное в изумрудные омуты. — Почему ты не звонил? — шепчу я, каждое слово дается непосильным трудом. — Я… не мог, — он берет мою ладонь в свои, опуская голову так низко, что почти касается лбом тыльной стороны. — У меня конфисковали телефон… сначала. А потом… Я так виноват, Белла. Я молчу. — Я подумал, что не буду тебе нужен, — выдыхает он. — Ты же не помнила… Мне хочется сказать ему очень многое. Хочется сказать, что в тот момент мне был нужен кто угодно, кто знает меня прежнюю. Что именно его мне особенно хотелось увидеть, и я даже не знаю, почему. Что в его глазах я чувствую что-то знакомое, что-то близкое, хоть и не помню, что именно. Но вместо этого только всхлипываю. — Я удалила все номера, кроме твоего, — признаюсь я. Мы снова молчим. Он медленно открывает дверь и выходит. Спустя одну бесконечно долгую секунду, которую я теряюсь в мыслях, дверь распахивается с моей стороны. — Я могу дать все показания, но твое присутствие тоже желательно, — вздыхает Эдвард и протягивает мне руку. Я берусь за нее — такую теплую, немного суховатую, — и шагаю ему навстречу. Захлопнув дверь машины, Эдвард замирает и неожиданно меня притягивает к себе — так близко, что я утыкаюсь носом в основание его шеи. Он пахнет волшебно — аромат одеколона смешивается с приятным и таким щемяще знакомым запахом — его запахом. Я прислоняю голову к его плечу, пытаясь удержать слезы. Чувствую, как губы Эдварда касаются макушки. — Я так скучал по тебе, — шепотом признается он. Кажется, мы стоим так целую вечность, пока не размыкаем объятия и не заходим в участок. Он держит меня за руку, и от этого внутри что-то трепещет — что-то похожее на надежду. Он же не оставит меня снова, так?.. Шериф изучающе оглядывает Эдварда и задает вопросы о произошедшем. Потом переводит взгляд на меня. — Значит, вы увидели преследователей, забеспокоились и позвонили мистеру Каллену, так? — Именно, — подтверждаю я. Ведь фактически все именно так и было. — Этот человек напал на вас? Шериф показывает мне фотографию. Крупный темноволосый парень на фоне тюремной стены. Под глазом — расплывшийся синяк. Он выглядит не совсем так, но я точно его узнаю. — Да, это он. — Вы подтверждаете, что применение мистером Калленом насилия было обусловлено самозащитой и не выходило за ее рамки? — Да, — я твердо киваю. Почему вообще он спрашивает об Эдварде? Разве его не должны интересовать действия преступника? — Спасибо, мисс… — Изабелла Свон, — запоздало отвечаю я. Мне кажется, или он был удивлен, услышав это? — Изабелла Свон? — повторяет шериф, бросив взгляд на монитор компьютера, а затем переведя его на Эдварда. — Белла, я думаю, ты можешь подождать в машине? — он кидает вопросительный взгляд на шерифа, и тот согласно кивает. Эдвард протягивает мне ключи от машины с вязаным брелоком в форме птицы. Неосознанно провожу пальцем по мягкому клюву и крылышкам. Пряжа слегка покалывает кожу, и это ощущение вызывает смутное дежавю. Я выхожу из участка и сажусь на переднее сидение его машины. Как только вставляю ключ, начинает работать обогрев. Вздыхаю, откинув голову на сидение. Сидения в машине светло-бежевые, отделанные дорогой кожей. Стекла затонированные. В салоне пахнет хвоей от висящего на зеркале мини-бутылька. Совсем чужой запах, чужое место… Я снова словно возвращаюсь в десятилетний возраст, когда мне принесли мой гардероб и школьные учебники, а я смотрела на них и не узнавала. Мне казалось, что это не мое. А что же тогда мое?.. Задумчиво задеваю пальцем брелок на ключах Эдварда, и он медленно покачивается. Птичка из синей пряжи, с бело-голубыми крылышками и розовым клювом будто пытается взлететь, отталкиваясь от приборной панели мягкими лапами из темно-желтых ниток. Это вызывает улыбку. Птичка глядит черными бусинками глаз, словно хочет что-то сказать. Снова отрешенно протягиваю руку, касаясь ее крылышек. Ручная работа — отчего-то я уверена в этом… Незамысловатая, с кривоватыми стежками. Я почти чувствую боль от спиц, втыкающихся в пальцы, досаду от снова отвалившего крыла, гордость и восторг от завершенной работы. Эта птичка принесет тебе удачу… Возникшая в голове из ниоткуда фраза застревает в горле, мешая дышать. Иначе и быть не может! Я назову ее… Детская ручка, сжимающая птичку в кулачке. Улыбка, такая светлая и… любимая. Тепло объятий, руки, крепко прижимающие к себе, и дыхание над ухом. Птичка-Белли. — Белла? Открытая дверь, холодный воздух с улицы и расплывающееся перед глазами лицо. — Шшш, тише, — шепчет Эдвард, вытирая текущие по моим щекам слезы. — Все хорошо. Ты в безопасности. Он подумал, что я плачу от страха… Что так сильно меня задело нападение в переулке. Его ладонь успокаивающе гладит мою спину, пока я утыкаюсь в его плечо — как когда-то совсем давно. — Все хорошо, — повторяет Эдвард. — Его вина доказана, его посадят. Тебя никто не тронет… Я отстраняюсь и снова тянусь к брелоку. Проследив за моим взглядом, он тихо вздыхает. — П-птичка-Белли? — дрожащим голосом спрашиваю я. Его глаза распахиваются. — Расскажи мне, — прошу я, заглядывая в теплые изумрудные глаза. Нежное поглаживание теплых пальцев. Он прикрывает глаза на секунду. — Ты подарила мне ее на день рождения, — он улыбается. — Связала сама, по инструкциям из Интернета… Ты так старалась, что у тебя все пальцы были исколоты. Хотела удивить меня, сделать что-то оригинальное… Ты сказала… — Что она принесет тебе удачу, — выдыхаю я, переплетая наши пальцы. — Ты вспомнила?.. Снова прикрываю глаза и прислоняюсь к его плечу. Меня обволакивает ощущение такого близкого, почти родного тепла, и я не могу даже представить, как жила без него все эти восемь лет. — Не уходи, — умоляюще шепчу я. — Больше никогда, птичка моя, — обещает он, прижимаясь к моей макушке губами. Он отвозит меня домой в полной тишине, хотя адрес я ему не сообщала. По пути я любуюсь им — его четко очерченным профилем, спадающими на лицо прядями бронзовых волос, устремленным вдаль взглядом изумрудно-зеленых глаз, смягчавшимся, когда он поворачивался и встречался взглядом со мной. И одновременно я вижу все больше схожестей со старой фотографией… и все больше различий. Он изменился. Что связывало нас тогда, в детстве? Был ли Эдвард моим лучшим другом, или — возможно, просто возможно, — там было нечто большее? Первая детская влюбленность?.. Смотря на него сейчас, я вполне могла в это поверить… Почему он пропал? Что значит, у него «конфисковали» телефон? У Эдварда были проблемы с законом, в двенадцать-то лет?.. Знает ли Эдвард, что произошло со мной в тот день?.. Мне почему-то интуитивно казалось, что ответ «да». Вопросы роятся в голове, но я заставляю себя молчать. Не портить этот момент. Ведь он вернется завтра. Он обещал. Кармен пугается, когда я возвращаюсь позже нужного, растрепанная и с кучей ссадин на лице, и я пытаюсь убедить ее, что все в порядке. Вот только отсутствие сумки, оставшейся, кажется, в том затхлом переулочке — меня передергивает от мысли вернуться туда — говорит не в мою пользу… Кармен сделала вид, что поверила, но кажется, что больше она меня одну в Порт-Анжелес не отпустит. Но я даже не могу переживать об этом — все мои мысли занимает Эдвард. Эдвард Каллен… Мой Эдвард. И когда на следующий день я вижу из окна черный мерседес, я понимаю, что теперь у меня будет достаточно времени задать все мои вопросы. И в конце концов… все наладится. Ведь теперь я не одна.