Эпоха Закатного солнца

      Вечно спокойная, как самое тихое песчаное море, Хафса с трудом держала себя в руках. Уже целую неделю на них нападают и скрываются из виду, словно какие-то призраки, нарнийцы. Уже семь ночей муж не находит времени, чтобы навестить ее покои. И в очередной раз, когда из главного холла послышались звуки борьбы, женщина не выдержала.       Она научила лучших воинов эмира элементарным вещам, но даже с этим справлялись не многие. Лишь шестеро из всего сброда могли метать огонь, как это делала Хафса, однако ее дражайший супруг не смог разбудить внутреннего феникса.       Женщина застыла наверху парадной лестницы, наблюдая, как сражаются дикари из плодородных земель с ее подданными. Среди общей массы видела она полулошадей и полукозлов, были там же и быки и волки, и люди. На лестнице вдруг заметила она юного мужчину с курчавыми темными волосами. Мокрая челка его налипла на лоб, а в руках держал он арбалет. Лицо его было знакомым, и не сразу сообразила Хафса, что это тот самый юнец, что нарушил их покой вместе с древней королевой.       Хафса успела изучить немного из истории Нарнии, откуда она и узнала о Сьюзен, королеве волшебного рога.       Стрела пролетела в опасной близости от женщины, что заставило ее очнуться. Она кинулась наверх, перепрыгивая ступеньки, и выискивая на ходу среди толпы Рияза. Женщина удачно споткнулась о полы своей одежды, что очередная стрела пролетела на пару сантиметров выше ее головы. Она могла бы отмахнуться, выпустить несколько огненных шаров в ответ, вот только почему-то злость ее не брала. Только страх.       Хафса поднялась на второй этаж и побежала по коридору стремительно, задыхаясь. В прошлый раз было легче. Ей пришлось спрятаться за колонну, ожидая, когда пронесется следующая стрела, но ее не было. Шум битвы остался далеко позади, доносились лишь отголоски, а Хафса с трудом дышала, прислушивалась и ожидала. Нарнийцы нападали все семь дней без продыха, и с каждым разом становится тяжелее контролировать внутренний огонь.       Питер видел, как стремглав умчался Каспиан вверх по лестнице, догоняя женщину. За все разы, которые им пришлось сражаться с пустынным народом, он впервые видел ее. Красивая, слегка округлая женщина с темными волосами, яркими чертами лица, такой бы замуж за тархистанца и есть виноград гроздьями в саду, ни о чем не думая. Питер предположил, что это та самая дама, о которой говорила Сьюзен и которая является корнем всех бед.       Он отыскал Эдмунда среди бьющейся толпы, который словно почувствовав взгляд брата, обернулся. Они оба знали, что силы не равны. Воинов, которые сражались с ними рядом, было в полтора раза меньше, чем крепких пустынных мужей, что бились вопреки ожиданиям не при помощи магии, а грубой физической силы. Короли оба знали, что им не дотянуть до вечера, и возможно, эта жалкая попытка станет их последней.       Питер заметил движение на втором этаже. Он вновь увидел женщину, глаза ее горели адским пламенем, как и сама она. Верховный король был испуган, одно дело слышать рассказы о деве, что пылает огнем, другое — видеть воочию. Молодой король отреагировал быстро, удивляясь самому себе, и отпрыгнул в сторону, когда мимо него пронесся огненный шар.       Главный холл Кэр-Паравела превратился в пеплище. Горели в огне и свои и чужие, они кричали от боли и падали замертво. Питер видел все своими глазами, кое-как уворачиваясь от все новых и новых нападений. Эдмунд пытался взобраться на второй этаж по главной лестнице, прячась за резной белокаменной балюстрадой. Кэр-Паравел спасало только то, что был этот замок из камня, а не из дерева, как тархистанские корабли, что догорали в бухте.       Хафса сосредоточила свое внимание на худощавом пареньке, что подбирался к ней семимильными шагами по лестнице вверх, и не видела, что муж ее зашелся в поединке с королем Нарнийским. Питер и Рияз славно бились, но не долго. Лезвие ятагана хоть и было изогнуто для пущего удобства, но в ближнем бою уступало мечу особой ковки. Питер, не моргнув и глазом, всадил клинок по самую крестовину в грудь эмира, что тот только и успел распахнуть глаза от неожиданности и кашлянуть кровью, забрызгав лицо молодого короля.       Раздался женский крик, испуганный, переходящий в плач, но пропитанный яростью, и сильнее вспыхнула женщина огнем. По щекам ее текли бы слезы, если бы не испарялись, еще не успев сформироваться в глазницах.       Хафса видела, как Питер поставил ногу на грудь ее убитого мужа, и с силой вытащил меч, по лезвию которого стекала кровь. Она думала, что не любила Рияза, потому что ее выдали замуж насильно, и сама желала ему смерти столько раз, сколько никто не желал. Но теперь, у нее словно сердце вынули из груди, оставив на его месте зияющую пустоту с привкусом боли на устах.       Она зашвырнула в Эдмунда огненный шар, выбив из него дыхание и хорошенько приложив головой об стену. Питер дернулся было бежать к брату, но женщина быстро спустилась по ступеням. Они вышли один на один, горящая пламенем и убитая горем фиаллэ, и храбрый нарнийский рыцарь. Он крепче перехватил рукоять меча, готовясь к нападению. Защищаться нечем, пусть оружие его не плавится от волшебного огня, но не станет и помощником в этой неравной схватке.       По лбу стекали капли пота от усталости, напряжения, а еще от жара пламени. Языки, казалось, щекотали его лицо, но Хафса медлила. Она хотела насладиться страхом, что из маленького семечка разрастался в душе короля и отражался в его глазах. Она медлила и злилась все сильнее, разгораясь до предела, и это было только на руку Питеру. Он в очередной раз вспомнил старца Менельтора и его пример с пирожным.       — Больно смотреть, как близкие умирают? — с легкой ухмылкой спросил Верховный король.       Ему тоже было больно. Сердце щемило, когда он видел, как падают его воины, умирают чьи-то мужья и дети. Он представлял не раз на их месте сестер и брата, а теперь еще и Тиарет, и становилось в тысячу крат больнее. Эти визуальные образы заседали в голове прочно, заставляя дрожать от бессилия и отбирая спокойный сон.       — Я подарю тебе такую же боль! — Прорычала женщина, намереваясь наброситься на Питера и прикончить его, спалить так, чтобы остался только пепел. Но она не успела.       Стрела с красным оперением воткнулась ей в грудь. Хафса отшатнулась от неожиданности.       Питер, обернувшись, увидел Сьюзен, что вошла через парадные ворота, а за спиной ее стоял отряд Орландских рыцарей во главе с королем Рамом. Королева Великодушная выпустила вторую стрелу, попав в бедро женщине, что заставило ее опуститься на колени, и подошла близко, держа наготове третью, последнюю стрелу.       — Чего ты ждешь? Не дашь мне великодушно умереть? — Женщина пыталась смеяться сквозь слезы, но не возымело это никакого эффекта. Рука Сьюзен не дрогнула.       Огонь спалил древко, только наконечники расплавленным металлом оставались внутри, и стал потухать вопреки воле хозяйки. Глаза ее заметались в панике, и наступила какая-то слабость неистовая. В воздухе витал немой вопрос, на который ответ знал лишь один из присутствующих.       Хафса смотрела на свои руки, кожа вдруг перестала быть золотистой, и пальцы пеплом начали расплываться от легкого дуновения ветра. Она плакала, так как слезы больше не испарялись, касаясь ее кожи. Плакала от боли, тихо, бесшумно. С замиранием сердца наблюдали все вокруг за происходящим, и когда от Хафсы осталась лишь небольшая кучка праха, фиаллэ сложили оружие.       — Феникс стал пеплом, — грустно подметил Питер, — Эдмунд!       Он подлетел к брату, который только-только очухался и совсем не понимал, что происходит. Почему над ним склонилась Сьюзен, и от чего все так радуются. Потерев место ушиба, король Справедливый подметил, что стоит приделать подушки к стенам, чтобы было не так больно.       Каспиан сидел в дальнем коридоре, прислонившись к холодной колонне из мрамора щекой. Его сильно потрепали, половина лица покрылась волдырями, которые неприятно зудели и горели. Он крепко держал рукой рану в бедре, из которой лилась кровь ручьем. Глаза медленно закрывались от усталости, взгляд затуманился. Каспиану показалось, что к нему приближается женский силуэт, но он не смог разглядеть лица, провалившись в глубокий сон.