Эпоха Закатного солнца

      За бескрайним лесом, если взять чуть южнее, распростерлись высокие горы, что служили естественной границей между землями эльфов и тельмарийцев. Горы эти были высокие и достигали облаков, и нельзя было их обойти никаким образом. Плотной стеной стояли те горы, и лишь узкая брешь в скалах соединяла две страны, но не каждый путник мог побороть свой страх и ступить на тропу мертвых.       По поверьям в расщелине этой жили призраки предателей, убийц, воров, но никто и никогда не сталкивался с мертвыми. Не залетали в эту расщелину птицы, не ступали на эту дорогу животные, словно обходя стороной недоброе, а люди, что осмеливались пройти тропой той, слышали звуки средь тишины и дрожали от страха.       В тот день, когда от восточного побережья Нарнии шли столбы дыма от догорающих тархистанских судов, на валуне вглуби тропы восседали два призрака. Они были похожи друг на друга, но различались, как и при жизни. Два мужчины, с острыми чертами лица, словно вытесанными из мрамора, и острыми ушами со слегка удлиненной ушной раковиной. Они казались бы живыми, если бы не были прозрачными, как подобает всем призракам.       Два эльфа, застрявшие между мирами и оставшиеся вечно существовать бестелесно на тропе мертвых, сидели друг напротив друга и молчали. Один молчал из гордости и обиды, но было ему так же смешно, потому как брат его сидел рядом. Второй не знал, куда деть глаза свои, он чувствовал что-то, что напоминало ему о смертной жизни, похожее на чувство вины, щемящее, ноющее где-то в области солнечного сплетения.       Майрон заговорил первым.       — Пусть ты и молчишь, но глаза твои говорят о многом, — голос его разнесся эхом по всему ущелью, и мелкие камни осыпались вниз. — Иронично вышло, я стал предателем из-за тебя, а ты таковым родился.       Руатер молчал. Свежи еще были воспоминания прошедших лет, совершенных поступков, что гложили его сердце всю жизнь до момента смерти. Мертвый эльф, кого панихидой сопроводили в чертог богини Айну, знал еще при жизни, что останется заложником своих действий.       — Прощения не жди, — коротко ответил ему Майрон.       После смерти он вновь стал тем, кем родился. Не злым эльфом, знающим древнюю магию из книг, а законным королем Валинора, которого почитал и уважал его народ. Он вновь стал зваться Майроном, как звали его родители, и как звучало имя его задолго до падения.       — Твое прощение не отправит меня к богам, — ответил ему Руатер.       — А разве ты заслужил подняться к ним? — усмехнулся второй эльф и, поднявшись на ноги, он стал расхаживать вокруг валуна. — Ты посягнул не только на мою женщину, но и на трон.       — Наанис никогда не была твоей! — С раздражением ответил Руатер, подняв взгляд на брата.       Он любил свою жену всей душой, и полюбил еще задолго до того, как она была обещана старшему брату. Он восхищался молодой эльфийкой, смотрел украдкой на ее нежное лицо и ласковую улыбку. Руатер вожделенно вздыхал, когда она танцевала на празднествах, и голова его кружилась от одного взгляда мимолетного. Так было всегда, с тех самых пор, как встретил он Наанис еще девочкой, до смерти и после нее. Сердце, если бы оно было, затрепетало бы от одного упоминания, но Руатер лишь чувствовал отголосок того чувства.       — Я знаю, что ты был в нее влюблен, — спокойно заключил Майрон. — И я бы понял, если бы вы оба просили меня о расторжении союза нашего ради любви, брат. — Старший эльф устремил свой взгляд на Валинор, страну некогда принадлежавшую ему. — Но ты поступил подло.       — Я каюсь.       Лишь смех заливистый разошелся по всей расщелине, сгоняя птиц с верхушек скал, и разгоняя любопытных животных, что близко подошли к ущелью.       — Скажи мне, брат, — неуверенно заговорил Руатер. — Почему тебя убили?       Улыбка слетела с лица старшего эльфа, а воспоминания последнего дня своей жизни вспыхнули перед глазами.       — Магия, Руатер, — мужчина сел вновь напротив Руатера, — имеет свою цену. Контролировать пустошь не просто, и все хорошее в тебе исчезает, на место его приходит пустота и жестокость. — Он вздохнул тяжело. — Я решил принять смерть, немного противясь, конечно, пока не потерял себя окончательно.       Воцарилась тишина. Солнце уже садилось за горизонт, и стало совсем темно там, где и днем света почти не было. Два брата продолжали сидеть на валуне и смотреть друг на друга. Они не ссорились, хоть и были на то причины. Беседа протекала спокойно, словно встретились два старых друга, а не братья, что оказались по разные стороны баррикад.       — Ты хорошо придумал, использовать мою сказку. — Ухмыльнулся Майрон. — Волшебный рог, спаситель и древний правитель. Ума только не приложу, как удалось тебе воззвать древних правителей Нарнии? И откуда взялся у того мальчишки меч?       Руатер прикрыл глаза устало.       — Мы учились по одним и тем же писаниям, брат. — Ответил ему эльф. — И должен ты знать, что любое волшебство порождаемо сильной верой. А меч, — он задумался, — он был утерян много веков назад. Даже не думал, что найдется.       — Ты заставил Тиарет верить в легенду, скрыв истину. Умно. — Майрон бы похлопал в ладоши, но не заслуживал оваций его брат, натворивший много плохого, скрываясь под личиной мудрого правителя. — Я скажу тебе спасибо лишь за то, что воспитал ее, как подобает законному правителю.       Руатер улыбнулся от похвалы. Они никогда не были близки, у наследного принца Майрона все дни были расписаны по минутам, что на игры не хватало времени. Руатер в детстве мечтал о том, чтобы брат хоть раз похвалил его за старания, ведь лишь по его образу и подобию он занимался науками, которые ему вовсе не были нужны. И вместо одного хорошего короля, возмужало два. Пусть друг для друга они стали врагами, но правителями для народа были замечательными.       — Она выросла прекрасной девушкой, — сказал Руатер мечтательно. — Такая же красивая и умная как Наанис. — Он сделал паузу недолгую, словно боясь признавать очевидные вещи. — И она похожа на тебя.       Майрон улыбнулся.       Два брата, ставшие призраками и застрявшие в расщелине между Валинором и Тельмаром, сидели в тишине, смотря на узкую полоску неба, где зажигались звезды. Не было слов слаще, чем-то, что услышал Майрон, запечатлевшийся в истории как падший король, пробудивший пустошь.