Потанцуй со мной!

После американских горок они посещают ещё пару-тройку аттракционов, после чего перемещаются в уютное кафе неподалеку. Дэхен неторопливо смакует свой любимый ванильный латтэ и умильно улыбается Чонопу в ожидании черничного чизкейка, в то время как младший болтает соломинкой в стакане с мохито и что-то торопливо рассказывает вокалисту.  — Знаешь, у меня все никак не идет из головы сегодняшний «сюрприз», — неожиданно произносит Дэхен, отправляя в рот одурительно пахнущее чудо кулинарного искусства, — Значит ли это, что ты готов….?  — К чему готов, хен? — рука танцора замирает на полпути между картошкой фри и острым соусом.  — Ну… к тому…. самому, — сбивчиво лепечет Дэхен, который отчего-то смущается не хуже пятиклассницы, хотя ещё вчера при одной только мысли об этом у него никаких смущений и не возникало. Скорее наоборот. Главный вокалист в самых ярких красках представлял себе, каким же может быть их первый раз.  — К тому самому, это к которому? — Чоноп или и правда не понимает, или успешно прикидывается непонимающим. У вокалиста нет времени на то, чтобы разбираться во всем этом, потому он наклоняется к Чонопу, и, переходя на шепот, произносит с обезоруживающей прямотой.  — Заняться любовью, — Дэхен и сам не ожидает, что произнесет эти слова, поэтому смущенно опускает глаза, старательно делая вид, что это не он, что оно само собой произнеслось. Он боится, что Чоноп, услышав подобное, как минимум пошлет его к черту, предварительно обозвав извращенцем. Или, что еще хуже, молча покинет кафе, оставив Дэхена одного, наедине с не очень-то хорошими мыслями.  — С тобой? — зачем-то уточняет Чоноп, отчего главный вокалист давится непрожеваным чизкейком и отчаянно распахивает глаза, пытаясь осознать, с кем же ещё Чоноп рассматривает этот самый первый раз, — Ой, прости хен. Это была просто шутка, — младший обеспокоенно хлопает Дэ по спине, отчего крошки чизкейка усеивают пол наподобие конфетти.  — Хорошие у тебя шутки, — Дэхен хватает губами воздух и тянется за салфеткой, чтобы вытереть рот, — Я чуть не скончался на месте от одной из них. Мог бы сразу сказать, что ты ни о чем таком никогда не думал, — пусанец переводит дух и напряженно улыбается одними уголками губ, — Вышло бы куда действенней. И поставило бы такого извращенца, как я, на место, — вокалист вцепляется пальцами в край стола, ожидая подтверждения младшим собственных слов.  — Ещё раз прости, хен, — дрожащие пальцы старшего накрывает теплая ладонь танцора, и Дэхен замирает от щемящего чувства нежности напополам с рвущей сердце непонятной болью, — И, если, честно, я уже думал об этом. В последнее время довольно часто, — задумчиво улыбается Чоноп, поглаживая пальцы Дэхена, замеревшие на краю стола подобно гигантской многоножке, — Не вижу ничего плохого в таких мыслях, хен. Особенно, если в них фигурируешь ты. Вокалист удивленно приподнимает голову, не в силах поверить в то, что, оказывается, младший тоже думал о подобном. Да ещё и не раз. Да ещё и применительно к нему, Дэхену.  — И? — его голос дрожит и рассыпается на мелкие осколки, в то время как весь он без остатка оказывается поглощен изучающим взглядом Муна.  — Ну, я думал… думал… и решил, что когда-то надо будет тебе об этом рассказать, — бесхитростно произносит младший, допивая свой мохито. — И я только что это сделал, хен. — танцор отставляет в сторону стакан, на дне которого пара одиноких кубиков льда постепенно переходят из твердого состояния в жидкое, и продолжает, приглушив голос ровно настолько, чтобы никто, кроме вокалиста не расслышал его слов. — И я рад, что наши мысли и желания совпадают. Настолько, насколько это вообще возможно.  — Я тоже рад, — неразборчиво шепчет Дэхен, стряхивая с колен крошки от чизкейка, после чего замолкает на несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Затем продолжает, неловко комкая в ладони салфетку, — Только вот, если честно, я не представляю где и как все должно произойти.  — Я тоже, — пожимает плечами Чоноп, который уже успел сложить из своей салфетки некое подобие бумажного журавлика, - Но не думаю, что это слишком-то важно. Для меня нет. А для тебя, хен? — он внимательно смотрит на Дэхена, пряча улыбку.  — Важно, — признается не то ему, не то самому себе пусанец, — Очень важно. Ты не подумай, я не чертов традиционалист, или что-то в этом роде… Просто… — старший не может подобрать нужные слова, краснеет не хуже школьника на первом свидании, не замечая, что его дрожащие пальцы потрошат злосчастную салфетку, усеивая пол сотнями бумажных обрывков.  — Не продолжай, хен, — ладонь Чонопа, мягкая и удивительно теплая, накрывает его пальцы, крепко сжимая их, — Если это важно для тебя, то и для меня тоже. Мы обязательно подумаем об этом вместе. Но только не здесь. Это как-никак все же личное, так ведь? Слишком личное для того, чтобы обсуждать это на виду у всех.  — Спасибо, — тихо шепчет в ответ Дэхен и испуганно ойкает, заметив салфеточное крошево у себя под ногами. Чоноп негромко смеется, и они вместе подбирают остатки салфетки с пола, после чего идут рассчитываться по счету.  — Хен, ты светишься словно стоваттная лампочка, давно я тебя таким не видел, — именно такими словами встречает Дэхена Джело, с которым они сталкиваются в коридоре общаги. Маннэ незаметно подмигивает Чонопу, безмятежная улыбка которого говорит сама за себя, после чего возвращается к делам насущным, состоящим в том, что он безуспешно пытается отыскать в груде разнокалиберных кроссовок два одинаковых.  — А тебе какое вообще дело? — спрашивает у него Дэхен, выуживая из кучи тот самый кроссовок, что так настойчиво ищет младший, — Вот, надевай и исчезни с глаз моих, — вокалист пытается изобразить на своем лице напускную строгость, но терпит неудачу. Все потому, что губы его сами собой разъезжаются в улыбке от уха до уха.  — Уже исчезаю, хен, — улыбается в ответ Джело, запихивая в карман мобильный телефон, — Остальных хенов в общаге нет, если что, — он снова подмигивает Чонопу, после чего неожиданно хлопает главного вокалиста по плечу. — Удачи, хен! У вас в запасе примерно часа два. Потом Химчан-хен с Ендже-хеном вернутся из магазина, — с этими словами младший выскальзывает за дверь, так и не дав Дэхену хоть слово возразить в ответ на его весьма и весьма недвусмысленные намеки.  — Вот же засранец! — негромко возмущается тот, стараясь не смотреть на танцора, который застыл в коридоре этаким недвижимым столпом, олицетворяющим собой всю сексуальность и харизму этого мира. — Как будто я только и жду, пока все свалят из общаги, чтобы начать тут творить непотребства!  — А разве нет, хен? — обманчивая мягкость голоса Чонопа заставляет его оглянуться на младшего, чья улыбка раз за разом срывает ему крышу, — Тебе не кажется, что это отличный шанс?!  — Нет, нет, — быстро выпаливает Дэхен, отчаянно пытаясь отогнать от себя все то, что без спроса лезет в его голову, — Только не в общаге. Я представлял себе это несколько по-другому. Не здесь и не сейчас. Потом. И в другом месте. Более подходящем. Более романтичном. Черт. Черт, черт, черт, — вокалист закрывает глаза, вцепляется негнущимися пальцами в волосы, понимая, что если танцор и дальше продолжит его уговаривать, он точно сорвется с катушек и, черт возьми, сделает это с ним прямо здесь, в коридоре. И плевать на последствия.  — Хорошо, хен, — голос Чонопа приближается, как и он сам, становится более взволнованным, — Не думал, что ты так остро на это отреагируешь, — Чон чувствует, как сильные руки младшего обхватывают его, прижимают к себе, прячут в крепких объятьях от уже готового вцепиться в него острыми когтями сумасшествия. — Я вообще-то предлагал просто поговорить на эту тему, пока никого нет. Ну, понимаешь, чтобы Химчан-хен не зашел в самый неподходящий момент. Он это умеет. Да ты и сам знаешь, наверное.  — Знаю-знаю, — шепчет в ответ Дэхен. Стоять вот так, уткнувшись младшему в плечо, наверное, самое лучшее, что может быть на свете. Кроме чизкейка, конечно. — А можно ещё вот так вот постоять? — спрашивает он у младшего, чуть приподнимая голову.  — Наверное можно, — отвечает ему Чоноп, которому, как ни странно, подобная скульптурная композиция из двух человек нравится ничуть не меньше, чем пусанцу, — Только не слишком долго. А то придут хены, а мы тут стоим посреди коридора на манер двух статуй, — танцор негромко хихикает, ещё крепче обнимая вокалиста. Дэхен начинает хихикать в ответ. И вот, спустя пару минут, они оба безостановочно смеются, представив себе как лица Ендже и Химчана, так и то, какими именно словами их назовет Ким. Младший выпускает Чона из своих объятий лишь спустя пару минут. И они тут же скрываются в комнате Дэхена и Ендже.  — Ну, начинай, Дэхен-а, — Чоноп опускает привычное обращение «хен», подчеркивая этим нечто, что связывает их обоих.  — Начинать что? — главный вокалист поправляет на кровати подушку, так, чтобы было удобнее сидеть, и непонимающе смотрит на танцора.  — Рассказывать о том, чего бы ты хотел в наш «самый первый раз», — как о чем-то само собой разумеющемся говорит младший, усаживаясь рядом, так, чтобы оказаться напротив вокалиста и внимательно разглядывает Дэхена, который отчего-то стремительно краснеет, наливаясь интенсивным вишневым цветом.  — Что вот так вот сразу? — Дэхен делает «страшные» глаза, придвигаясь ближе, — Тебе с подробностями или как? — за всеми этими «шуточками» старший отчаянно пытается скрыть собственное смущение, ибо подобные вопросы он ещё никогда и ни с кем ранее не обсуждал. И даже не собирался в самом ближайшем времени.  — Хотелось бы с ними, да, — Чоноп не то не замечает этой притворной язвительности хена, не то пропускает её мимо ушей, — Вдруг у тебя какие-то особые пожелания или фетиши на эту тему, — младший на удивление серьезен, тогда как главному вокалисту хочется провалиться под землю от подобных намеков. Хотя, если честно, несколько таких, с позволения сказать, «фетишей», у него все же есть. Но все они строго засекречены, и покидать его, Чон Дэхена, беспутную головушку пока не готовы. Особенно тот, что касается лодыжек танцора и самых нескромных фантазий вокалиста на их тему. А вместе с ним ещё пара десятков подобных не то фетишей, не то просто самых затаенных желаний, связанных исключительно с Мун Чонопом и отдельными частями его тела.  — Ну… я даже не знаю, — старший мучительно подбирает слова, пытаясь сформулировать то, что вот уже по меньшей мере неделю бродит в его голове подобно соджу самой высокой крепости, — Во-первых, все должно происходить не здесь и не в каком-то дешевом мотеле на ночь. И в этом-то состоит одна из проблем, — Дэхен ненадолго задумывается, прикусывая нижнюю губу, не замечая при этом, как младший едва заметно подается вперед и взгляд его на пару секунд меняется. Привычная безмятежность вдруг сменяется напряжением, и все внимание танцора на эти пару секунд оказывается приковано к губам старшего. Вернее, к белоснежным зубам, что, по мнению самого Чонопа, невероятно сексуально прикусывают губу вокалиста. Но, стоит старшему продолжить, танцор тут же возвращается к своему обычному состоянию, ничем не выдавая собственных мыслей и желаний.  — Ну, это не такая большая проблема, чтобы её нельзя было решить, хен, — Чоноп поправляет задравшуюся футболку, смахивает невидимую взгляду соринку с покрывала и внимательно смотрит на вокалиста, гипнотизируя его своим излюбленным взглядом исподлобья.  — Возможно, — пожимает плечами Дэхен, чувствуя как здесь, рядом с танцором, каждое новое слово дается ему все легче и легче, — Но она не единственная. Я банально боюсь налажать. Сделать что-то не так. Испортить так же, как портил разы до этого, — его пальцы беспомощно комкают край покрывала, в то время как в глубине карих глаз начинает плескаться, казалось бы, давно уже позабытый страх. Страх потерять все то, что они с таким трудом создали вместе.  — А ты не бойся, хен, — пальцы Чонопа накрывают его дрожащие ладони, — Пока я рядом, ничего не бойся. Хорошо? — младший придвигается ближе, почти касаясь своими коленями босых пяток старшего. Дэхен молча кивает, не в силах отвести взгляда от по-настоящему обеспокоенной улыбки Муна. — И, если тебе так сложно говорить об этом, давай теперь начну я? — предлагает младший. Вокалист снова кивает. Его молчание куда как красноречивей слов, которые порой стоят не так уж и много. — Если честно, у меня не так уж и много требований ко всему вот «этому», — танцор сознательно не называет вещи своими именами, дабы зыбкое спокойствие главного вокалиста продержалось как можно дольше, — Разве чтобы все происходило не слишком быстро. Не то все будет выглядеть простым «сексом на одну ночь», уж извини, хен. И, наверное, чтобы ты позволил мне, пусть и ненадолго, но побыть «сверху». Чтобы хотя бы раз почувствовать себя не младшим, а равным тебе. Конечно, есть ещё пара моментов, но это уже мои личные «бзики» и не думаю, чтобы можно было просить тебя принять во внимание хотя бы один из них. Я уже не говорю о том, чтобы согласиться с ними, — все время этого несколько длинного для Чонопа монолога, Дэхен молчит, только с каждым новым словом все шире распахивает глаза. Подобное красноречие танцора внове для него. Как и странное ощущение, что из них двоих именно он, Дэхен, младше. В психологическом плане точно. — Вроде все, хен, — Чоноп неловко улыбается, преувеличенно внимательно разглядывая тень на стене. — Теперь твоя очередь, если ты готов, конечно.  — Готов, да. Но мне интересно, что это за «бзики» такие, — тихо произносит Дэхен, напряженно морща переносицу, — Может мне они понравятся? — несмело предполагает он, даже не догадываясь о том, насколько смелыми могут быть желания младшего.  — Совсем не уверен в этом, Дэхени-хен, — улыбнувшись, качает головой танцор, — Но я вижу, что ты будешь продолжать настаивать. Надеюсь, что все это не банальное любопытство. Мне бы не хотелось вывернуть всего себя наизнанку ради просто любопытства. — Вокалист отрицательно качает головой, всем своим видом демонстрируя не любопытство, а всего лишь желание получше узнать младшего. — Ну, раз ты так настаиваешь… — Чоноп молчит с минуту или две, решаясь вытащить на свет божий все то, что до сегодняшнего момента считал бредом сумасшедшего в лице себя любимого.  — Я пойму, если ты после всего, что я сейчас скажу, встанешь и уйдешь, правда, — голос Чонопа чуть дрожит, а пальцы ни с того, ни с сего начинают отбивать чечетку, путаясь в завихрениях покрывала. — Просто иногда, не то во сне, не то в собственных мыслях, я представляю, как кормлю тебя твоим любимым черничным чизкейком. А ты лежишь передо мной обнаженным, и бисеринки пота блестят на ключицах, сводя меня с ума. И кормлю я тебя с рук. Вернее с пальцев. И мне просто сносит крышу от того, как сексуально ты облизываешь каждый из них, так, что каждая клеточка кожи трепещет от прежде не испытываемого наслаждения, — голос младшего опасно вибрирует, когда он, прикрыв глаза, неспешно рассказывает все это вокалисту. Вместо того, чтобы прийти в ужас от подобного описания, Дэхен чувствует, как он начинает возбуждаться. Не то от этого тягуче сладостного голоса танцора, не то от весьма красочного описания. Он почти готов сорваться с места и побежать за этим чертовым чизкейком, чтобы на практике испытать все то, о чем сейчас ему повествует танцор. — Прости, хен, кажется я слишком увлекся, — Дэхен разочарованно вздыхает, когда Мун неожиданно прерывает самого себя на полуслове и порывается встать и выйти из комнаты.  — Подожди, — Дэхен успевает схватить его за руку, прежде чем младший успевает это сделать, и практически силой вернуть на место. Благо, что Чоноп не слишком-то упирается. — А как же второй момент?! Я хочу и про него узнать, Оп-а, — главный вокалист медленно облизывает губы и крепко сжимает ладонь танцора. Странно, но его совсем не пугают подобные фантазии. Быть может потому, что эти фантазии ой как хочется применить на деле. А может потому, что его собственные куда как более пугающи.  — Ты в этом уверен, хен? И ты не хочешь послать меня куда подальше? — Чоноп даже не пытается выдержать зрительный контакт, голос его дрожит словно надломленная струна и грозит перерасти в нечто среднее между стоном и плачем. Слишком уж тяжело далось ему это признание, с корнем вырванное из самого сердца.  — Скорее хочу, чтобы ты оказался как можно ближе ко мне, Оп-а, — мягко улыбается пусанец, пытаясь обнять младшего. И, пусть и с трудом, у него это получается. В его объятьях танцор затихает, лишь дрожит мелко-мелко, словно боится чего-то неведомого, — Не бойся, хен у тебя хоть и кретин ещё тот, но не только не против этого твоего «бзика», но даже «за» всеми руками и ногами, правда. — Дэхен осторожно касается пальцами тонкой полоски смуглой кожи, виднеющейся из-под футболки и замирает, чувствуя, как бьется сердце Чонопа, больно отдаваясь под ребрами железистым кровяным привкусом, — И я не отпущу тебя, пока не расскажешь мне о втором «моменте».  — Ну хорошо, хен, — свистящий шепот танцора отдает пепельной горечью, но, вместе с этим, наполняет Дэхена какой-то нечаянной радостью. — Второй, как ты выразился, «момент» гораздо проще. Я просто хочу принять с тобой ванну вместе. Не так, как мы по-быстрому ходим в душ по двое, когда опаздываем на мероприятия. А так, как показывают во всех этих слащавых фильмах про любовь. Знаешь, такая огромная ванна. Не джакузи, обычная, но большая. Такая, чтобы мы могли в ней свободно поместиться. И чтобы обязательно пена. Разноцветная, чтобы до самых краев и чтобы пахла сахарной ватой. Какая-нибудь ненавязчивая музыка фоном. И ты, хен. Рядом со мной. В этой ванной. И чтобы наши руки касались друг друга. Под водой. Под всей этой пеной. Господи, как глупо и по-детски, — бормочет танцор, пунцовея от слишком внимательного взгляда Дэхена. От его молчания и улыбки, что появилась на пухлых губах вокалиста, да так и не желает ни в какую исчезать.  — И ничего не глупо! — останавливает уже готовый начаться очередной сеанс самобичевания старший, — Мне очень-очень нравится! Правда-правда! — Дэхен безостановочно кивает, словно китайский болванчик, и улыбается все шире и шире, становясь все больше похожим на самого настоящего Чеширского кота. — И спасибо тебе, Оп-а, за то, что поделился всем этим со мной. Это правда очень важно для меня. Только вот думаю, что на сегодня хватит откровений. Не подумай, что я не хочу делиться своими «моментами». Нет-нет, — вокалист как можно крепче сжимает тонкие пальцы танцора в своей ладони, — Просто у меня их слишком много и мне надо выбрать самые важные и не особо шокирующие. — Он заливисто хохочет, не выпуская руки младшего, после чего, к изумлению Чонопа, прижимает того к стене и целует в изумленно распахнутые губы коротким, рваным поцелуем, пахнущим ванильным латтэ. Как раз вовремя, ибо сразу после этого внезапного проявления чувств со стороны старшего, они оба слышат, как щелкает входная дверь. И сразу же становится слышно, как препираются в коридоре Химчан с Ендже. Дэхен про себя благодарит всех мыслимых и немыслимых богов за то, что отпущенного им с Чонопом на откровения времени хватило ровно до прихода одногруппников. И. если честно, подобную хвалу возносит и танцор. Только вот не касательно времени, а касательно того, что хен, вопреки всем его опасениям оказался таким же чуточку сумасшедшим и странным, как и он сам.  — Чтобы я… еще раз… да никогда в жизни, — бормочет себе под нос Ендже, заходя в их с Дэхеном комнату. Второй вокалист словно бы не замечает Чона, хотя тот сидит прямо напротив и преувеличенно внимательно разглядывает собственные носки, — Как пакеты тяжелые с покупками таскать, Ендже помоги, пожалуйста! Как моей кредиткой все оплатить, потому, что кто-то тупо забыл свою, это мы можем! А пачки чипсов мы мне дать не можем! Дожили! — вокалист возмущенно ерошит волосы, пинает ни в чем не повинную плюшевую собачку, свалившуюся с кровати Дэхена, и пыхтит как самый настоящий паровоз.  — Ну и к чему весь этот спектакль? — Дэхену, наконец, надоедает эта, без сомнения, талантливая импровизация лучшего друга, и он бесцеремонно хватает Дже за руку, когда тот, продолжая разглагольствовать о вселенской несправедливости, проходит мимо.  — Да, так, ничего особенного, — удивленно улыбается ему Ендже, присаживаясь рядом, — А ты чего тут? Я думал, вы с Чонопом все ещё гуляете где-нибудь, или вообще уединились в укромном месте и… — тут Ю весьма недвусмысленно улыбается Дэхену, покачивая ногой.  — Иди ты, — беззлобно отмахивается главный вокалист, делая попытку спихнуть лучшего друга с кровати, — Было бы оно у нас ещё, это укромное место… — Дэхен впадает в некоторую задумчивость, смотрит куда-то мимо Дже и криво усмехается собственным мыслям.  — А что если… — Ендже не успевает закончить свою мысль, как Дэхен перебивает его.  — Отели любви и прочие сомнительные места не предлагать, — Дэхен едва заметно улыбается, правда улыбка выходит несколько печальной, — Ему это точно не понравится. Да, и мне не особо хочется такое вот, — главный вокалист пожимает плечами и снова задумывается.  — Тогда… Знаешь, у меня есть просто гениальнейшая идея! Я точно тебе говорю! — Ю вскакивает с места и начинает нарезать круги по комнате, на ходу объясняя Дэхену суть своего предложения. — Они свалили на Гавайи на пару недель, не то в отпуск, в чем я лично сомневаюсь, не то выбили эти две недели для того, чтобы отдохнуть от всей этой нашей многочисленной родни. И они хотят, чтобы эти долбаные две недели я поливал все эти идиотские цветочки в горшочках, что они успели назаводить! И, представь себе только, чтобы я кормил их кота! Эту адскую зверюгу, этот гибрид кошки с диким тигром! Да он мне сгрыз шнурки на кроссовках и устроил вокруг них чертов персидский залив в миниатюре! — Ендже картинно заламывает руки, изображает всем своим видом нечто среднее между вселенской скорбью и праведным негодованием, и, собственно, ведет себя вполне обычно.  — Я, конечно, соболезную твоим кроссовкам, но не понимаю, к чему это ты клонишь, — пусанец недоуменно улыбается, и правда не понимая, к чему вот это вот все.  — Я предлагаю тебе сделку, балда! — второй вокалист успевает весьма ловко щелкнуть друга по носу, пока тот пребывает в прострации от избытка полученной информации, и даже отступить в сторону, дабы не схлопотать в ответ. — Ты поливаешь цветы в их квартире, кормишь кота, по возможности, хотя бы раз в сутки, иначе он сожрет эти чертовы цветы, а взамен получаешь отличное местечко для того, чтобы провести там свой собственный медовый месяц. — Ендже подмигивает Дэхену, совершенно ошалевшему от подобной перспективы, — Чувак, там даже мини-бассейн есть! И просто охренительная двуспальная кровать, там можно даже втроем… спать! — Ендже заливисто хохочет, уворачиваясь от подушки, прицельно брошенной прямо в него, — Вы только свое постельное белье захватите, не то и меня и себя подставите. Но серьезно, это того стоит! — второй вокалист кидает подушку обратно и она приземляется как раз на колени пусанцу, до которого наконец-то доходит вся суть предложения друга.  — А… твой брат. он не приедет раньше времени? — осторожно спрашивает он у Ю, — Знаешь, будет совсем не весело, если они вернутся в самый неподходящий момент, — Дэхен незамедлительно краснеет и комкает в руках подушку.  — Да вроде не должны. У них там обе недели забиты. Я помню, мне Енвон рассказывал. Что они там собрались весь остров облазить. Квадроциклы там, серфинг, какой-то супер-пупер тур по ресторанам и всякое такое. Кто ж свалит из такого рая раньше времени?! — Ендже вдруг останавливается посреди комнаты, словно игрушка, у которой кончился завод, и задумывается на мгновение.  — Ладно, уговорил, — Дэхен поднимается с кровати и внезапно сжимает друга в объятьях, — Покормим мы эти ваши цветы и польем кота. То есть наоборот, — Ендже пытается вырваться из его удушающей хватки, но бесполезно, — Только чур, ему ни слова! Это будет моей ему сюрприз, понял?!  — Да понял, я понял, не обязательно мне ребра ломать! Можно и просто поблагодарить лучшего друга, а не превращать его в инвалида, — бормочет второй вокалист, когда старший наконец отпускает его, — Я тебе ключи на полке оставлю. И, удачи вам что ли, — Ендже подмигивает Дэхену и выходит из комнаты, пробормотав себе под нос что-то насчет того, что наградил же его бог лучшим дружком. А Дэхен так и остается стоить посреди комнаты с самой идиотской, но такой счастливой улыбкой на лице. Теперь главное дождаться, пока старший брат Дже уедет в свой отпуск. И тогда он покажет Чонопу все, на что он способен. Во всех смыслах этого слова.