Потанцуй со мной!

Проходит неделя, за ней ещё одна, а Дэхен все ещё никак не хочет отказаться от своей цели. Нет, теперь это уже мечта, по-прежнему маняще-недостижимая, но от этого ещё более желанная. С каждой новой репетицией его решимость не только не разбивается вдребезги, но, кажется, даже становится все крепче с каждым новым движением, которое ему удается повторить без ошибок. И ещё, что само по себе кажется удивительным и невозможным: после каждой из репетиций, после всех этих часов, проведенных в опасной близости от Чонопа, его странно-мягкой улыбки, Дэ, обычно вспыльчивый и раздражительный, становится до невозможности спокойным, если не невозмутимым. Шуточки Химчана, так и не оставившего своих изощренных попыток вывести Чона на чистую воду, внезапно оказываются оставленными без внимания. Дэхен лишь отстраненно улыбается, удобнее устраиваясь на диване рядом с Ендже, лениво переводит взгляд с Кима, разочарованно нахмурившего брови, и снова возвращается к недочитанной книге. Нет уж, он никогда и никому не позволит выставить себя дураком теперь, когда эта игра выходит за рамки шахматной доски. Эта партия будет только их с Чонопом партией. Дэ переводит взгляд на младшего, удобно расположившегося на полу, и, то и дело вычерчивающего странные графики-символы на листке, вырванном из старой тетради, и улыбается, осторожно, словно пробуя собственную улыбку на вкус. Не важно, что он до сих пор боится признаться самому себе в том, что его чувства к танцору резко вышли за пределы графика обычных его отношений, резко прочертив кривую, которая пусть и медленно, но все же стремится к тому, чтобы связать их с Чонопом воедино. Насколько длинной окажется эта кривая, и сможет ли она связать вместе тех, кто ещё совсем недавно находился в разных зонах комфорта, не знает никто. Только вот улыбка на губах Дэхена появляется все чаще, словно отражение такой же точно улыбки Муна. Первым несоответствие картинки замечает, конечно же, Ендже. Кому, как не ему знать обо всем, что творится денно и нощно в голове пусанского упрямца Чон Дэхена?! Дже требуется всего лишь пара дней, чтобы понять, в чем тут дело. И, кажется, он остается доволен результатами своего мыслительного процесса, во всяком случае, никаких проникновенных разговоров с Дэ, на тему весьма и весьма внезапного изменения его обычного поведения, он не предпринимает. Он просто решает подождать до поры до времени, пока Дэхен сам не расскажет ему обо всем. Так будет безопаснее и для него самого и для всех тех, кто все ещё надеется раскусить этот крепкий орешек. Чоноп же замечает все произошедшее одним из последних, как будто все то, что происходит теперь в голове Дэ, относится не к нему, а к кому-то другому. Словно отказывается верить в то, что чудеса все же бывают. Такой, новый Дэхен отчего-то пугает его ничуть не хуже ужастика, который они смотрели позавчера все вместе, с огромным трудом умещаясь на чересчур неудобном диване. Все эти мимолетные взгляды и улыбки старшего резкой болью отзываются в костяшках пальцев, едва слышно рассыпаются рвано-судорожными вздохами где-то внутри. Кажется, что он настолько привык к прежнему, сотни раз изученному образу Чона, что принять его обновленного будет тяжелее всего. «Это как полюбить человека, которого ты, оказывается, и не знаешь совсем» - думает Мун, ожесточенно расчерчивая серые тетрадные листы непонятными даже ему символами и фигурами. Последней каплей в его и без того пошатнувшемся мире становится печенье. Да-да, самое обычное печенье, из тех, что каждый уважающий себя кулинар готовит к обязательному утреннему стакану с молоком. Когда во время репетиции Дэхен вдруг, отчего-то едва заметно смущаясь, просит его остановить музыку, Чоноп лишь удивленно вскидывает голову, щуря глаза. Но музыку все же выключает. Дэ тут же исчезает в коридоре, осторожно прикрывая дверь за собой. Удивление в глазах танцора нарастает по мере того, как нарастает странное шуршание в коридоре, достигая своей кульминации как раз в тот момент, когда старший, пятясь на манер пресноводной улитки, возвращается обратно, старательно прикрывая рукой пластиковую тарелочку из числа тех, что продаются в любом крупной супермаркете рядом с кассой. - Это тебе, - едва слышно произносит Чон, неуклюже опуская на пол странный предмет, который зачем-то накрыт салфеткой, явно вытащенной из неприкосновенных запасов Химчана. Именно такие, с узором из голубовато-белесых цветочков, Ким хранит в одном из дальних шкафчиков на кухне, - Угощайся, что ли, - Дэхен ожесточенно морщит переносицу, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения. Черт, он сейчас выглядит как юная старлетка на первом свидании, ей-богу! - Спасибо, - тихо произносит Чоноп, осторожно протягивая руку, словно боится, что все это окажется очередной, и не слишком-то удачной шуткой изобретательного хена. Он задумчиво вертит в руках печенье, ещё горячее, пачкающее руки крошками, вперемешку с растертыми в мелкую пудру орехами, - Если честно, не ожидал, - танцор медленно жует печенье, не сводя с Дэхена взгляда, внимательного и будто бы сканирующего все, о чем Дэ сейчас предпочитает умолчать. Чоноп не спрашивает ни о причинах такого немного странного, на его взгляд, поступка, ни о чем либо-ещё. Он лишь улыбается донельзя загадочно и мягко, снова щурится, протягивая руку за ещё одним печеньем, и молчит, позволяя старшему самому закончить этот безмолвный разговор, этот обмен жестами и взглядами. - Я подумал тут, что…, - Дэхен страдальчески жмурится, подбирая слова, ускользающие от него вот уже в который раз, - Это… вроде как благодарность тебе… за все, - он не успевает договорить, как Мун мягко касается его руки, согревая судорожно сцепленные пальцы своим теплым дыханием. И Дэ снова, как тогда, тонет в его янтарно-медовых глазах, чувствуя, как сердце начинает новый отсчет, секунда за секундой, на раз-два-три. Ему до последнего не верится, что все эти игры в ледяного и недоступного принца закончены, что до финишной прямой остается лишь несколько метров, которые нужно пройти, несмотря ни на что. И плевать, что скажут остальные, потому что ему самому уже не кажется смешным это глупое слово «любовь». - Как странно, - едва слышно смеется Чоноп, по-прежнему не отпуская его руку, - Ты говоришь те слова, которые, по идее, я должен говорить тебе, хен. Только вот, кажется, мы на секунду поменялись ролями. Как странно, - повторяет он, протягивая последнее печенье Чону, - Твоя очередь хен, - Мун разламывает печенье пополам, пачкая майку в охряно-желтеющих крошках. Дэхен пробует отказаться, мотивируя тем, что в процессе приготовления сего кулинарного шедевра он и так достаточно съел, но младший упрямо мотает головой, не оставляя путей к отступлению. Наконец Дэ сдается и откусывает малюсенький кусочек, неловко поджимая ноги под себя. За первым кусочком следует ещё один, Дэхен прикрывает глаза, смакуя целый букет ярких вкусов, созданный не столько его вкусовыми рецепторами, сколько его богатым воображением, после чего, улыбаясь не хуже чеширского кота, произносит, - И все-таки я неплохо готовлю, да ведь? - Неплохо, неплохо, - смеется Чоноп, придвигаясь ближе, - А толку-то? Похоже, я единственный счастливчик, которому удалось попробовать твою стряпню до того, как ты съел её сам. - Да ну тебя, - Дэхен тут же стирает улыбку с лица, едва не подавившись последним кусочком печенья, резко встает с пола и исчезает в раздевалке, не сказав ни слова Чонопу, едва не рванувшему за ним следом. Младший ещё долго сидит на месте, бесцельно уставившись в зеркало, попеременно облизывая пальцы, испачканные в хрустяще-пряных крошках. Спустя десять минут, он все же покидает зал, отлично понимая, что сегодняшняя репетиция пошла прахом. Когда он осторожно приоткрывает дверь, ведущую в раздевалку, Дэхен, угрюмо разглядывающий привычную трещину на потолке, нервно передергивает плечами, вжимаясь в угол. В его взгляде, брошенном в сторону Муна., неуклюже переступающего с ноги на ногу, бурлит коктейль из самых разнообразных эмоций, только вот главный ингредиент всего один. Это жуткая, рвущая тело и душу на части боль, не почувствовать которую Чоноп не в силах. - Хен? – как можно мягче произносит он, виновато опуская глаза. Он не понимает, что такого произошло за эти несколько минут, что Дэ провел в раздевалке, но совершенно точно знает, во что грозит вылиться этот отточенно-жесткий взгляд из-под полуопущенных ресниц, - Что-то случилось? - В ответ Дэхен лишь упрямо качает головой, до упора вжимаясь в стену, пачкая спину и руки в облупившейся краске, - Это из-за меня? Я опять что-то сделал не так, хен? – Чоноп продолжает атаковать Дэ вопросами, от которых тот бессильно сползает вдоль стены, снова и снова мотая головой, до крови прикусывая губы, с которых вот-вот готовы сорваться хлесткие, обидные слова. Чон не понимает, откуда вдруг взялась эта всепоглощающая злость, это липкое словно деготь чувство ненависти ко всему, что его окружает. Неужели, простые слова могут так задеть того, кто никогда не обращал никакого внимания не мнение других?! А может он зря накручивает себя и упрямо молчит всякий раз, когда это пугающее чувство рвется наружу, нанизывая друг на друга ничего не стоящие слова? Может, станет легче, если он сейчас возьмет и расскажет обо всем Чонопу, который, на самом-то деле, ни в чем не виноват?! Каждая новая мысль разрывает его изнутри, словно снаряд, начиненный двумя-тремя килограммами взрывчатки. Ещё немного и он точно съедет с катушек, запутавшись в беспрестанно ворочающемся и от того все больше запутывающемся клубке собственных мыслей, желаний и слов. Дэхен сипло выдыхает воздух, отчего его усмешка все больше напоминает звериный оскал, и прячет голову в коленях, дрожа от непонятного холода. Ещё никогда он не казался самому себе таким беспомощным. Чоноп слабо улыбается, не зная, как поступить. Он чувствует, не иначе как своим шестым чувством, насколько хреново сейчас Дэ, каждый вздох которого словно вычерчивает кардиограмму, расползающуюся по углам раздевалки. Чувствует и в тоже время не знает, как поступить, ведь всего лишь одно лишнее движение, всего лишь один взгляд и он выдаст себя с головой. Все же, поколебавшись с минуту или около того, Мун неловко опускается на пол рядом с Дэхеном, касаясь сведенных судорогой рук, приобнимает эти до странного узкие плечи хена, такие же холодные, как и этот цементный пол, оставивший блекло-серые пятна на пальцах Чонопа. - Дэхен-а, - на выдохе шепчет он, перебирая пальцами, влажные слипшиеся пряди волос, намертво прилипшие к горячо пульсирующей коже, - Можешь не говорить ничего, можешь молчать, просто знай, твой донсэн всегда будет с тобой, слышишь, всегда, - слова повисают в воздухе, насквозь пропитываясь остро-пряной горечью чувства, которое ни один из них назвать не в состоянии. Чоноп даже не успевает среагировать, когда Дэ, резко подается вперед, и, прошептав что-то непонятное, впивается в его губы, рвано, неуклюже, но по-своему нежно и страстно. Он лишь откидывается назад, позволяя делать с собою все, на что готов пойти Дэ. Дэхен весь дрожит от странного нетерпения, снова и снова пробуя на вкус губы танцора, чуть горьковатые на вкус. Кажется, он все-таки нашел способ рассказать Муну о своих чувствах, вот так, без слов, сплетая языки, ощущая каждой клеточкой кожи, как податливо прогибается под ним чужое, сильное тело. Дэхен неторопливо смакует каждую секунду их близости, медленно проводя кончиками пальцев вдоль ключиц, растворяясь без остатка в матовой глубине глаз Чонопа, один взгляд которого стоит тысячи слов, каждый вздох которого значит гораздо больше всех этих глупых песенок о любви. А пальцы все продолжают свой путь, оставляя едва заметные метки на невесомо-бледной коже - Дэхен-а, - Чоноп все же находит в себе силы на одно-единственное слово, больше похожее на сдавленный всхлип. - Ничего не говори, - так же тихо выдыхает Дэхен, когда наконец-то находит в себе силы оторваться от младшего. Чон старательно отводит взгляд в сторону, стараясь не смотреть на то, как Чоноп поспешно застегивает толстовку, прикрывая порванную на груди майку, а вместе с ней следы, оставленные цепкими руками Дэхена. Каждая из царапин, отчетливо алеющих на коже, отдается горьковатым привкусом где-то внутри, - Ничего и никому, - его взгляд на мгновение становится жестким, затем просящим, и, наконец, останавливается на грани между ними. Чоноп молча кивает в ответ, выходя из раздевалки. Все, чего он так боялся, уже произошло, разделив его жизнь на до и после. До и после Чон Дэхена. Что будет дальше, Мун не знает. Он даже не уверен, хочет ли он продолжения, потому что слишком высокой будет цена за те крохотные крупицы счастья, что ему удалось получить сегодня. Репетиции тут же резко теряют свою привлекательность. Теперь Дэхен и Чоноп стараются реже встречаться друг с другом, хотя на жалкой площади в тридцать квадратных метров, да и еще в окружении остальных мемберов осуществить задуманное ох как непросто. Дэхен практически перестает выходить из комнаты, пропуская один за другим обед и ужин. Об этом тут же узнают все остальные. Химчан, как самая заботливая мамочка в мире, прорывается в комнату, отпихивая в сторону Ендже, сидящего на краю кровати. Рядом с каменным лицом стоит лидер, которому тот доверил нести так и нетронутую порцию риса с кимчи. - И давно он так? – Химчан, кажется, обеспокоен больше всех и тут же пытается забраться на кровать к Дэхену, едва не грозя свалиться на голову младшему, заглядывающему в комнату. - А я откуда знаю? – Ендже недоуменно качает головой, пытаясь подавить нервный смешок. После безуспешных попыток усидеть на кровати, и одновременно сунуть Чону под нос тарелку с кимчи, которую тот отпихивает в сторону, старший едва слышно ругается, обещая вывалить её содержимое прямо на голову этому «чертову упрямцу». - Я её тебе сам сейчас на голову надену, если не свалишь, хен, - Дэ презрительно щурит глаза, разворачиваясь ко всем собравшимся, - Ну, чего встали-то? – он криво усмехается, заметив, что в этой толпе сочувствующих не хватает лишь одного человека. Может оно и к лучшему, думает Дэхен, запуская плюшевого медведя прямо в голову Ендже, который о чем-то шепчется с Чунхоном. Посовещавшись ещё пару минут, отряд армии спасения покидает комнату, оставляя после себя лишь слабый запах риса и приправ. Дэхен снова отворачивается к стене, пытаясь хоть на пару секунд забыть о том, что произошло сегодня днем. Только вот пальцы все ещё помнят каждое прикосновение, каждое движение, а в ушах до сих пор стоят все те невнятные стоны и вздохи, которые они делили напополам все те минуты сладостного обладания друг другом. С Чонопом творится тоже что-то непонятное и от этого все более и более подозрительное. Нет, со стороны он, конечно, выглядит, так же как и всегда, только вот спокойствие его чересчур нарочитое и наигранное, да и улыбка выглядит не то чтобы неестественной, а скорее наспех нарисованной на чересчур бледном от внутренних переживаний лице. - Хен, поговорить надо, - тянет его за руку Чунхон, которому жуть как не хочется ждать обещанного свидания. Тем более что он и так прождал достаточно – целую неделю, в которой как известно семь долгих дней, разделенных на не менее долгие часы, минуты и секунды. Чоноп покорно плетется следом за ним, не понимая, зачем все это: глупые бессмысленные разговоры, ничего не значащие обещания, лживые слова, - Ты меня вообще слушаешь, Чоноп-а? – Чунхон вполне ощутимо ударяет его по руке, приводя в чувство, - Ты же обещал…, - поджав губы, тянет он на одной ноте. - Ах да, - Мун старается улыбнуться, но ничего не выходит, - Подожди ещё немного. Совсем чуть-чуть. Должен же я разработать хоть какой-то план. - Ну да, конечно, - маннэ неверяще улыбается, - У вас с Дэхеном ведь никакого плана не было... А результат вот он! – Чунхон кидает весьма и весьма красноречивый взгляд на Чонопа, как будто и правда догадывается обо всем.