***
Через неделю после того, как лорд Соло начал ночные посещения ее комнатки, Рей собрала одежду леди Леи на неделю, чтобы подготовить то, что ее госпожа хотела бы надеть. Леди Лея была тиха и молчалива. Когда вопрос о том, какое платье она пожелает надеть завтра, остался без ответа, Рей обернулась и увидела, что пожилая леди словно в трансе смотрит в окно своей спальни на открывающийся вид на земли поместья. Рей пришлось дважды повторить попытку позвать свою госпожу, прежде чем та ответила. — О! Да, хорошо, — леди Лея выпрямилась и попыталась сосредоточиться. — Думаю, на завтра черное. Рей смутилась. Леди Лея несколько недель назад повесила свою траурную одежду, и, хоть с тех пор не носила ничего яркого, но и такого темного цвета тоже. — Как пожелаете, — Рей кивнула и занялась подготовкой одежды. — Ты мне завтра не понадобишься, Рей. Можешь потратить этот день так, как тебе захочется. Рей удивленно глянула на госпожу, снова оторвавшись от работы. Как и у большинства слуг, у нее был свободный день — воскресенье; но завтра вторник. — Почему, госпожа? Если вы не возражаете, что я спрашиваю… Леди Лея вздохнула и снова стала отстраненной. — Завтрашний день для меня — день памяти. Я хочу провести его в одиночестве. Обычно я этого не делаю, но в этом году… Рей ничего не сказала. Любая попытка надавить на леди Лею была нежелательна и закончилась бы неприятно. Поэтому она, как хорошая горничная, продолжила заниматься своим делом.***
Рей пришлось сделать крюк, чтобы зайти в конюшни и сообщить мистеру Чубакке о кое-каких работах, которые, как считала леди Лея, необходимо было сделать на приусадебном участке. Дело было минутное, и мистер Чубакка ответил в своей обычной грубоватой, но совсем не обидной манере. Рей начинала сомневаться в том, что его словарный запас составляет лишь череда ворчаний. Она подумала, что это удачная возможность заглянуть к Финну и проверить, как у него идут дела. Во всей этой суматохе последнего месяца она начала как будто несколько… пренебрегать им. Он был ее самым старинным и самым дорогим другом. На самом деле, ее вообще самым первым другом. А она не забывала своих друзей, что бы ни случилось. К ее разочарованию, Финна в конюшнях не было. Конюшни поместья Иллиниум были одними из самых лучших во всем королевстве. Любовь Хана к лошадям побуждала его для своих прекрасных скакунов делать лучшее. Конюшни останутся великолепны, даже если Хан больше никогда не пройдет здесь… Прошло немало времени с тех пор, как Рей горевала в память о лорде Хане, но ее горе никогда нигде не было сильнее, чем здесь. Крепкий запах сена и мягкое ржание лошадей возвращали воспоминания о его грубоватой, но заботливой привязанности и уважении к ее знаниям. Она подошла к одной из лошадей, высунувшей голову из стойла, и ласково погладила ее по носу. Вы это чувствуете? Эту боль? Мое желание знать, что могло бы быть? Представлять леди Лею как мать и, может быть, даже лорда Хана — как отца? По гравию возле конюшни прошуршали шаги, замершие позади нее. Рей обернулась, чтобы поприветствовать Финна и подумать о чем-нибудь более радостном… И встретила прямой, направленный на нее взгляд лорда Соло. Она удивилась, что было забавно — впервые за последние дни его взгляд был ясным, не затуманенным страстью. Тем не менее, увидеть сейчас лорда Соло, живое воплощение союза Хана и Леи, их естественного сына, стоящего перед ней… того, кто бросил их много лет назад и отвернулся от любви, к которой Рей так стремилась… Эти мысли вызвали у нее не учащенное сердцебиение или вспышку жара, а раздражение и почти презрение. — Милорд, — она сделала реверанс. — Слишком официально для нас, не так ли? — заметил лорд Соло. — Мы на виду. — Вокруг никого нет, — возразил он. — Пока что, — Рей отвернулась и продолжила гладить лошадь. — Почему ты здесь? — спросил он. — Я должна была передать поручение мистеру Чубакке, и думала, что на обратном пути увижу Финна, — объяснила Рей, продолжая ласкать лошадь. — Финна? Конюха? — Да. Я давно его не видела и хотела проверить, как у него дела. Мгновение молчания висело между ними, после чего голос лорда Соло щелкнул подобно хлысту: — Ты всегда уделяешь его делам такое пристальное внимание? Рей оглянулась. Его бесстрастное, с чуть уловимым намеком на ироничность выражение лица стало напряженным, рот превратился в жесткую линию. — Да. Он мой лучший друг. — Разумеется. И это все? Только друг? Рей рассмеялась бы над абсурдностью ситуации, если бы не была так оскорблена. — Конечно, это так! Финн мне как брат. И он мне очень дорог. — И ты ему дорога? — последнее слово из его уст прозвучало как ругательство. — Я думаю, что да! — лорд Соло теперь выглядел так, будто пытался стереть зубы в порошок. — Он — первый человек, который показал мне, что такое доброта. Он привел меня сюда. Он помог мне здесь обосноваться. Он для меня дороже, чем я могу это выразить. Или объяснить. Но у меня нет ни времени, ни желания объяснять! — Если меня дурят, я предпочитаю об этом знать! — прорычал лорд Соло. — Вы сошли с ума? Вы получили мой первый поцелуй. Вы — единственный мужчина, который когда-либо меня касался. Ничего и никогда не было. Я никогда не хотела, чтобы это случилось… И только потому, что Финн мужчина, не значит, что он в этом виновен. Он — мой друг. И он им останется, нравится вам это или нет! Разъяренная, Рей хотела умчаться прочь, но лорд Соло поймал ее за предплечье. К сожалению, он был гораздо сильнее ее. Боли его хватка не причинила, но и не дала ей двигаться, удерживая на месте. Он пристально уставился ей в глаза, словно пытаясь прочесть в них правду. Рей постаралась не моргать. Наконец он отпустил ее. — Прости меня. Это было несправедливо. — Да, так и есть. Лорд Соло вздохнул. — Я не привык к женщинам с такой искренностью и прямотой. Я не ожидаю получать правду во всем. — Я не такая, как большинство женщин. — Нет, ты не такая, — он подошел ближе и понизил голос: — Могу ли я прийти к тебе сегодня вечером? Рей покачала головой. — Сегодня это невозможно. — Почему нет? — Ваша леди-мать отпустила меня на завтра. Мне нужно все для нее приготовить, если я не буду помогать ей, — Рей серьезно взглянула на него. — Вы знаете, почему она хочет побыть одна? — Моя мать? Нет. Понятия не имею. — Может быть, сегодня какой-то особенный день? — настаивала Рей. Лорд Соло нахмурился, раздумывая, затем его лицо озарилось осознанием. — А. Понимаю. — Понимаете что? Лорд Соло посмотрел на нее. — Тебе нравятся лошади? — Рей осталась недовольна сменой темы, но кивнула. — Умеешь ездить верхом? — еще один кивок. — Завтра… поедем со мной. Рей посмотрела на него так, словно он потерял разум. — Что? — Я и ты. Завтра. Давай оставим это место. — Вы не в своем уме?! Мы не можем… — Конечно, мы по отдельности покинем поместье. И пойдем туда, где нас никто не увидит. Думаю, переодевания будет достаточно, если ты боишься, что нас заметят, но оно не понадобится. Рей только пораженно смотрела в ответ. — Ваша леди-мать может нуждаться в вас. Если это особенный день… — Поверь мне, — перебил он, — мое присутствие завтра будет таким же удобным, как и обычно. Завтра даже менее удобным, чем когда-либо. Он смотрел на нее таким взглядом, что Рей не нашла в себе силы сопротивляться. — Но где… — Та сторона дороги, где я проезжал мимо тебя в карете, — незамедлительно отозвался он. Рей попыталась придумать отговорку или же аргументы для дальнейшего спора, который, несомненно, постаралась бы затеять любая здравомыслящая женщина. И все же… целый день наедине с ним… — Хорошо. Но, пожалуйста, — взмолилась она, — позаботьтесь о том, что скрыть следы. — Позабочусь. У меня много оправданий. Я могу выбрать одно. — Очень хорошо, милорд. Лорд Соло сделал шаг ближе к ней. — Почему ты все еще называешь меня так? Наверное, теперь я больше, чем твой лорд и хозяин? — И как же я должна вас называть? — спросила она. В воздухе между ними проскользнул намек на волнение. Силу, объединяющую их. — Называй меня Кайло. Это мое имя. Рей приподняла брови. Кайло? Затем вспомнила монограмму на носовом платке и имя, которым его называла Базин. — Это не ваше имя! Ваше христианское имя — Бенджамин. Его лицо помрачнело — как будто на сцену посреди действия рухнул занавес. — Я больше не использую это имя. Я не могу остановить мою мать, которая упрямо называет меня им. Я могу терпеть обращение «лорд Соло», пока живу здесь, но зовут меня Кайло Рен. — Тогда вы можете терпеть «лорда Соло» немного больше, — едко ответила Рей. — Я не стану называть вас этим именем. Он наполовину усмехнулся, наполовину ухмыльнулся. — Зови меня как хочешь. Но встреть меня на дороге. Я приеду за тобой. И быстро покинул конюшню, прежде чем Рей успела продолжить спор.***
Рей покинула дом, едва наступило утро. К ее радости, никого не было, и никто не видел, как она уходила. Быть замеченной означало, что возникнет слишком много вопросов. Она сообщила Маз, что намерена провести день в городе — сменить обстановку и приобрести на рынке кое-какое новое белье. В поместье не нашлось дела, которое требовало немедленного исполнения, и Маз пожелала девушке хорошо провести время. Отсутствие подозрений почему-то заставило Рей почувствовать себя хуже. Она отправилась забрать леди Лею после ее ужина с лордом Соло, как и всегда, и следовала за ней, когда лорд Соло быстро сунул ей в ладонь клочок бумаги. Она не глядя спрятала его в свое платье и последовала за своей госпожой. Только в своей маленькой чердачной комнате она расправила записку и прочла: Встречай меня у дороги в 7 утра. Время назначено. Только вот как она будет ждать по дороге, не вызывая подозрений? Молодая горничная, идущая в город, не была необычной, особенно если у нее в руках была корзина. Но девушка без сопровождения, стоящая у дороги, в глазах любого общества выглядела… нехорошо. Ей нужно было убедиться, что ее не узнают. Рей раздумывала, пока ей в голову не пришла одна идея. Это было дерзко… но могло сработать. Теперь она быстро приводила свой план в действие. Поднималось солнце, обещая облачный, но погожий день. Быстрая прогулка — и вскоре Рей была на месте. Она устроилась на обочине и принялась ждать. Какое-то время никого не было. Потом послышался стук копыт. Черный жеребец с поблескивающей шкурой нес мужчину внушительной стати, облаченного в соответствующую одежду. Лорд Соло огляделся. — Мальчик, ты видел — здесь кто-нибудь сегодня не проходил? Рей подняла глаза, и лорд Соло уставился в ответ, поняв, к кому обращался. Она не обиделась. Это доказало, что ее маскировка удалась. Рей пришла в поместье в том, что можно было описать только как тряпки или лохмотья: мальчишеские бриджи, старая рубашка, потрепанная курточка и кепка, под которую она убирала волосы. Маскировка под мальчика была мерой предосторожности, которую она приняла, работая в «Джакку». И для работы эта одежда была более практична. Лорд Соло изумленно смотрел на Рей, а затем сделал кое-что, совершенно нехарактерное для себя: громко рассмеялся. — Боже меня сохрани, ты и вправду осмотрительна. Очень умно. — Лучше приготовиться ко всему, — ответила Рей, глядя на жеребца. Глупо, но она думала, что лорд Соло возьмет карету. На самом деле она и не подумала о том, что они будут делать, когда встретятся. Лорд Соло слез с коня и подхватил Рей. Не успев удивиться, девушка осознала, что ее усаживают в седло, почувствовала себя неловко и неудобно и перекинула ногу, устраиваясь по-мужски. Лорд Соло запрыгнул на коня, садясь Рей за спину, и их тела плотно прижались друг к другу. От соприкосновения ее обдало жаром. — Необычно ездить по-мужски? — заметил лорд Соло. — Какая часть всего этого обычна? — отозвалась Рей. Лорд Соло усмехнулся и щелкнул поводьями. Конь тронулся, и они поехали — не по дороге, но от нее — через зелень и горы Ди-Куар.***
Рей потеряла счет времени, пока они ехали. Но ее это и не волновало, потому что она чувствовала себя великолепно. Ветер бил ей в лицо, сельская местность проносилась мимо с такой скоростью, что она даже не успевала ничего разглядеть. Ощущение свободы опьянило ее; Рей сама себе казалась заключенной в клетку птицей, которую отпустили полетать. Лорд Соло был отличным наездником, хорошо управляющимся со своей лошадью и одной рукой, пока второй придерживал Рей за талию. Прижимаясь к нему спиной, она, на самом деле, была уверена, что и без того не упадет с лошади. Она достаточно доверяла своему телу и собственным навыкам верховой езды, даже если наездник был бы не настолько внимателен… но от близости внизу живота стало тепло. Они миновали горы, ручьи и некоторых животных и остановились возле полуразрушенного, явно заброшенного сарая. Местность вокруг шла под уклон. От вида на долину захватывало дух. Рей видела многие мили открытого пространства, и аромат горного воздуха заставлял ее широко открыть глаза и более никогда их не закрывать. — Это укромное место, — прошептал лорд Соло, словно доверяя ей тайну. — Мальчиком я приходил сюда, когда хотел скрыться ото всех. Я был здесь раз или два с тех пор как вернулся… — Прекрасное место, — прошептала Рей. — Столько зелени. И так спокойно… Лорд Соло спешился и, несмотря на ее способность обходиться без посторонней помощи, помог ей спуститься. Его руки немного задержались на ее талии. Они смотрели друг другу в глаза, не в силах отвести взгляд. Помоги ей Боже, она не могла отрицать, что он действительно был самым красивым мужчиной. Она бы голыми руками сражалась с тем, кто бы критиковал его внешность. Конь раздраженно фыркнул, привлекая к себе внимание Рей, и девушка поспешила его успокоить. Наверное, устал от путешествия по такой неровной земле. В конце концов он затих. Конь напоминал ей своего хозяина: угрюмый и упрямый, но добрый, стоило лишь его приласкать. — Ты хорошо ладишь с лошадьми, — задумчиво проговорил лорд Соло. — Они замечательные создания, — ответила Рей. — Хочешь покататься на нем? Одна? Рей уставилась на лорда Соло. Ведь это был великолепный конь. — Можно? — наверное, это прозвучало по-детски, но Рей было все равно. Лорд Соло кивнул. Рей легко вскочила на коня и взяла поводья. Голова у нее закружилась от предвкушения. Поначалу она медленно ездила по кругу, чтобы вспомнить навык, поскольку долгое время не каталась на лошади. Но вскоре круг становился все больше, как и скорость. Смеясь, Рей сорвала кепку и подбросила ее в воздух. Так как ее волосы не были туго заплетены, очень быстро они растрепались, дико развеваясь от встречного потока воздуха, и Рей почувствовала себя королевой амазонок. Примерно минут через двадцать она остановила коня. Лорд Соло наблюдал за ней. Он выглядел так, словно его одновременно разрывали на части удовольствие, веселье, благоговение и удивление. Рей застенчиво улыбнулась. Внезапно раздался раскат грома. Они подняли глаза: надвигалась буря. Сплошные облака сменились темнотой, на землю упали первые капли. Лорд Соло испуганно выдохнул: — В сарай. Живо! Рей отвела лошадь к сараю и укрылась от дождя. Лорд Соло смотрел в небо. Рей с любопытством наблюдала за ним, пока он смотрел на дождь. Он всегда остро реагировал, когда портилась погода, и терпеть не мог, когда она промокала под дождем. Это выглядело страстной неприязнью, почти беспощадной ненавистью. Лорд Соло отвернулся и глянул на Рей. Она задумалась над тем, что он видит: растрепанные волосы, потемневшие глаза, раскрасневшиеся щеки, фигура, обтянутая мальчишеской одеждой… Она была тем, что презирало общество. Это не помешало ему схватить ее в объятия и поцеловать до непристойности страстно. Ощущение уединения, отдаленности от дома, от внешнего мира придало им смелости. Рей сдернула с него плащ и жилет с такой силой, что сама испугалась, что могла их разорвать. Он же не глядя отбросил это все в сторону. Поглаживая его волосы, спину, ягодицы, она чувствовала, что ей этого мало. Ночь, проведенная наедине с собственными обвинениями, брала свое, и Рей желала от них освободиться. Лорд Соло повалил ее на стог сена, лег на нее сверху и поцеловал в шею, проведя языком по коже. Рей застонала от удовольствия. Сейчас им не нужно было сдерживаться и молчать — вокруг на многие мили никого не было. Застонав словно в ответ, он сдвинулся ниже, к ее ногам. Она закатила глаза и издала восклицание — полусмех, полувсхлип. Рей была немного ошеломлена и напугана, когда он неожиданно совсем стянул с нее бриджи. Он целовал ее щиколотки и прикасался к ней под ночной сорочкой, но никогда не видел ее полностью открытой… Она закрыла глаза и ждала, когда его пальцы коснутся ее там, где это прикосновение требовалось больше всего. Вместо этого она ощутила нечто иное — более мягкое, влажное и такое невероятное, что она распахнула глаза мгновенно. Лорд Соло прикоснулся к ней не рукой, но… ртом. И приник к ней так, словно был человеком, умирающим от жажды. Рей мысленно возблагодарила то, что они уединены, потому что сейчас оказалась совершенно не способна быть спокойной и бесшумной: не смогла сдержать безумный, неистовый крик. Она никогда бы не подумала, что люди могут делать так. Она слышала истории, но… в общем, она думала, что это всего лишь россказни. Движения его губ и языка и вибрация его стона заставляли ее тело плавиться, а кровь вскипать. Столь явное бесстыдство происходящего заставляло ее почувствовать себя грязной и все же — усиливало ее удовольствие. Может быть, с ней самой было что-то не так… или, возможно, что-то не так было с миром. В тот самый момент, когда он губами захватил приподнятую плоть, Рей словно потеряла себя, растворившись в волне наслаждения. Она рванулась, дрожа и дергая ногами, но его руки успокаивающе потерли ее бедра с внутренней стороны. Он продолжал нежно упиваться ею, пока она не стала настолько чувствительна, что получаемое ею удовольствие почти граничило с болью. Очень сильно хотелось спать, но Рей боролась с сонливостью, уверенно расстегивая брюки лорда Соло. Это больше не беспокоило и не смущало ее. Его член оказался рядом с ее обнаженной женственностью. Рей уговорила его податься чуть вперед и провела кончиком его мужественности вдоль ее нижних губ, не вводя в себя. Этого хватило, чтобы они оба задохнулись. Рей начала двигать рукой быстрее, растирая его. Она была слишком чувствительна, чтобы снова достичь высшей точки удовольствия, но определенно это было приятно и достаточно, чтобы вспотеть. Он в конце концов навалился на нее немного тяжелее и излил семя на ее обнаженный живот. Волосы прилипли к его покрасневшему, искаженному удовольствием и облегчением лицу. Он ахнул ей в плечо, когда Рей притянула его к себе, без слов предлагая отдохнуть. Наконец он заговорил: — Хорошо… можешь называть меня Беном.***
Вернулись они в поместье поздно: дождь, не прекращаясь, лил большую часть дня, что означало, что они вынужденно оставались все это время в сарае. Рей была совершенно этим довольна. Лорд Соло предусмотрительно прихватил с собой немного еды в седельной сумке: хлеб, сыр и флягу с пивом. Они ели и разговаривали о глупостях: Рей спрашивала его об играх, в которые он играл в детстве здесь, в этом тайном месте; лорд Соло спрашивал о ее выживании, когда она была девочкой. Они вместе лежали в сене, дремали, много разговаривали, а еще больше — овладевали своей страстью. В последний раз она набралась храбрости и попробовала взять его член в рот, чтобы доставить ему удовольствие, как это делал он ей. Нервничая, она делала легкие движения, напоминающие то, как лижет котенок… но он оказался очень восприимчивым, вскоре излившись на сено и задыхаясь при этом так, будто пробежал сразу сотню миль. Это был просто их день. Бена и ее. Бен. Ее любовника звали Беном. Для нее это значило намного больше, чем быть любовницей лорда. Они вернулись в поместье под покровом темноты. Рей спрятала в конюшнях платье, чтобы переодеться, и лорд Соло был вынужден оставить ее одну, чтобы первым войти в дом. Он сопротивлялся, но в конце концов смягчился и уступил. Этой ночью Рей ложилась спать изнуренной и с уверенностью, что в волосах все еще осталось сено, но с чувством тяжело одержанной победы во всем теле.***
На следующий день она разбудила леди Лею. Пожилая женщина вела себя как обычно, но… Рей неожиданно получила ответ, на который никогда бы не задала вопроса. — Леди Лея, не сочтите это неразумным… что вы делали вчера? — Я провела день в церкви. Рей моргнула. Леди Лея была прихожанкой, но не особенно набожной. — Вчера был особенный день? — Она почувствовала себя смущающе невежественной. — В некотором смысле. Хотя особенный — болезненное слово для этого дня. Я никогда не отмечаю его в церкви, но в этом году, в связи со смертью Хана, я почувствовала, что мне это нужно… Леди Лея замолчала, глядя на Рей, села на свое место у камина. Она выглядела смирившейся, но указала Рей, чтобы она села на место напротив. Рей медленно опустилась в кресло и принялась ждать, когда ее госпожа заговорит. — Как тебе известно, Бен — лорд Соло — мой единственный наследник. Мой сын. — Рей кивнула. Конечно, она это знала. — То, что ты не знаешь, Рей, состоит в том, что он не единственный мой ребенок. Он мой единственный выживший ребенок. На самом деле я родила четверых детей. Рей побледнела. — У вас… было четверо детей? Леди Лея кивнула. Рей онемела, растеряв все слова. Казалось, леди Лея воспользовалась этим, чтобы продолжить. — Когда мы с Ханом поженились, я сразу же забеременела. Это была неожиданность, но неожиданность счастливая. Однако в то время мой брак с Ханом, человеком низкого положения и богатства, все еще был спорным событием. Меня подвергли остракизму из-за моего выбора, и я решила сохранить беременность в тайне. Чтобы лелеять это счастье, греться в его лучах наедине с мужем в нашем доме. Это было, пожалуй, самое мирное и спокойное время для меня и Хана в течение всего нашего брака. Медовый месяц. Это стало потрясением, когда я обнаружила, что у меня не один, а сразу двое детей. Двойняшки. Они и вправду должны были появиться в семье, сразу двое. Тем не менее, мы чувствовали, что готовы. Беременность прошла относительно легко, но роды были тяжелыми. Даже был момент, когда доктор выразил опасения, что я, возможно, не выживу… Но я сплотилась. И родила двоих детей: мальчика и девочку. Дети были маленькими. Маленькими, но сильными. Я не волновалась, верила, что через худшее мы уже прошли. Мы могли бы сплотиться против чего угодно. Хан был одурманен ими… Мы оба. Не думаю, что любой из нас когда-либо чувствовал подобную любовь. Я назвала девочку Джейна, мальчика — Джейсен. Сначала мы потеряли Джейну. Это случилось так внезапно. Однажды ночью мы уложили детей спать, им было около трех месяцев. Когда я легла спать, у меня было двое детей. Когда я проснулась, у меня остался один ребенок. Врач сказал, что это промысел Божий. Он не смог найти причину. Так уж устроен мир. Я держала ее, прежде чем ее увезли. Она была такой хорошенькой. Такой мирной. Ее маленький хохолок темных волос топорщился, а ресницы были такие красивые. Моя крошка… Преподобному Текке потребовался час, чтобы убедить меня передать ее на отдых. Горе Хана было ужасно. Это был тот редчайший случай, когда я видела, как он бросил паясничать. Он был потерян, раздавлен. Она была его драгоценностью. И моей. Это заняло у нас много недель, но мы решили вернуть себя. У нас еще был сын, и он нуждался в нас. Джейсен отметил свой первый день рождения. Чахотка была быстрой и немилосердной. Он упорно боролся, Бог тому свидетель, он боролся так упорно… Но он был ребенком. А у ребенка только столько борьбы с неизбежным… Хан отправился служить на флот. Это был его способ справляться со всем этим. Я ударилась в политику. Скандал, разразившийся в Лондоне, был ничем по сравнению с болью воспоминаний. Прошел год. Я беременела, но теряла ребенка, прежде чем появлялись внешние признаки. Это стало самым нелепым циклом — надежды и отчаяния. Хан пытался быть оптимистом. Мы оба. Но становилось все труднее не встречать каждую беременность с почти гневной усталостью. Затем, на пятый год брака, я родила ребенка до срока. Роды прошли легче, и мальчик был сильным и здоровым. Мы были так счастливы, Рей, я не могу выразить как. Доктор сиял от удовольствия; он был таким цветущим ребенком. Мы назвали его Энакином. Хан остался дома, и мы оба наблюдали за тем, как он растет. Казалось, он растет очень быстро. Он обожал Хана и следовал за ним по всему дому, едва научившись ходить. Все было готово. Наше будущее приобретало яркие краски. Мы даже начали задумываться о том, чтобы пытаться завести больше детей. Мы больше не боялись… Самое жестокое в любой потере то, что она подкрадывается в темноте. Когда ее не ждут. Это была всего лишь простуда. Небольшая лихорадка. Ничего серьезного, чего он не перенес раньше. Мы не понимали, что это была дифтерия, пока не стало слишком поздно. Он умер у меня на глазах. Ему было всего четыре года. Как же это было больно! Я чувствовала себя обманутой. Энакин был сильным, он должен был дожить до преклонных лет. Мы достаточно пострадали. Предполагалось, что он – наша награда за перенесенные страдания… И, когда я узнала год спустя, что вновь беременна, я не почувствовала радости; я ощутила ужас. Потому что к тому времени была твердо уверена в том, что потеряю и этого ребенка. Хан разделил мои чувства: он едва отреагировал. Мы готовили себя к неизбежному. Я доносила ребенка и родила сравнительно быстро и легко. Ребенок родился. Еще один мальчик. Доктор осмотрел его. Хороший вес и хорошее сложение, сказал он. Все настоящее и правильное. Как у счастливого и здорового ребенка, какого он когда-либо видел. Его положили мне на руки. У него были черные волосы. Он был таким милым ребенком. Я расплакалась. Все думали, что это от радости, но это было не так. Это потому, что я его уже любила и не могла принять мысль о том, что потеряю его. Я окрестила его Беном. И стала ждать. Хан вскоре ушел на войну. Думаю, он был рад… ухватиться за это оправдание. Он заглянул в колыбель своего сына, но я не смогла заставить его подержать малыша: он был слишком напуган, чтобы создать связь. Потому что все наши узы были оборваны. Когда мы прощались друг с другом, он попросил меня написать ему, если… что-нибудь случится. Однако… ребенок не умер. Он рос. Вырос сильным. Учился ходить. Учился говорить. Он заболел. Однажды лихорадка, в другой раз — ветряная оспа. Я ждала до конца ночи, но наступило утро… и он все равно дышал. Он был тихим мальчиком. Серьезным и вдумчивым. Он смотрел на меня так, словно пытаясь понять меня. Споткнувшись и упав, он мог заплакать, но не пришел бы ко мне. Не просил бы его обнять. Вместо этого, как выяснилось, он собирался обнять собаку. Я спросила его однажды, когда он разрезал свою руку после падения с лошади, почему он не подошел прямо ко мне. Он пожал плечами и сказал, что я занята. Я сказала, что не слишком занята, чтобы заботиться о нем. Он покачал головой и сказал: «Все в порядке, мама. Я знаю, что тебе не нравятся объятия». Я была в шоке. Признаю, что всегда была очень жесткой и неестественной, давая ему ласку, но я не думала, что он заметит. Как же глупо с моей стороны! Должно быть, это было все равно, что обнимать кирпичную стену. Тогда я попыталась обнять его. Пыталась протянуть руку. Он уклонился. «Я не хочу сейчас обниматься», — сказал он. Ему было десять лет. Хан отсутствовал большую часть его детства. Только время от времени появлялся, чтобы проверить, как идут дела. Он всегда был поражен тем, что Бен растет и крепнет. Я уверена, он думал, что это жестокая шутка. Затем, когда его долг закончился, он вернулся домой. И столкнулся с двенадцатилетним мальчиком, который не знал, как ему ответить. Хан и Бен… они были такими разными. Хан был громким, мог быть грубым и высокомерным. Бен почти всегда молчал, но его глаза могли заглянуть в душу. Если Бен был утомлен моими проявлениями материнской привязанности, он относился к ним сдержанно; для Хана же это оказалось невозможно. Хан затевал дуэли, ездил верхом и вел светскую жизнь. Бен был очень искусен в фехтовании и хорош в верховой езде, но был хорош и в других вещах. Он был умным. Уже в пять лет он умел читать и много времени проводил в библиотеке. Хан не знал, что с этим делать. Он пытался поговорить с Беном, но у него часто заканчивались аргументы. Он попытался вовлечь Бена, например, в охоту… и почти всегда это заканчивалось катастрофой. В конце концов, я подумала, что самое приятное и разумное решение — отправить его к моему брату Люку, чтобы продолжить его образование. Люк был ученым и всегда любил Бена. Я думала, что это может пойти Бену на пользу. Когда я сказала ему, я впервые увидела гнев Бена. Он решил, что я хочу избавиться от него как от проблемы. Ставлю любовь к своему мужу выше него. Казалось, он чувствовал, что Хан хочет, чтобы он ушел. Конечно, полнейшая бессмыслица. Хан не имел к этому никакого отношения. Я попыталась это объяснить. Объяснить, что он наследник великого сословия и богатства. Его образование должно быть самым лучшим. Он долго смотрел на меня, а затем вышел из комнаты. На следующий день он собрал вещи. Если уходить, он хотел бы уйти прямо сейчас, объяснил он. Я умоляла его, убеждала, что еще не все подготовлено, и Люк не ждал его еще месяц. Хан наблюдал за всем, и в конце концов сказал мне, чтобы я позволила ему уйти. Я никогда не видела, чтобы Хан выглядел таким… побежденным. Как будто знал, что потерпел неудачу. Бен это воспринял не так. Он увидел подтверждение тому, что его отец хотел, чтобы он ушел. Я попыталась обнять его. Но он повернулся ко мне спиной. В течение часа он покинул дом. Я так боялась потерять сына, что мой страх воплотился. Но Бена забрала не болезнь, а наше пренебрежение. Как ни странно, теперь, когда он ушел, я пыталась писать ему так часто, как только могла. Заставляла его писать. Сообщать мне об его образовании. Об его жизни. Хоть что-нибудь. Он отвечал, но его ответы были похожи на отчеты: сплошь факты, даты, сухие и безликие. Я писала Люку, чтобы хотя бы он рассказывал мне, чем занимается Бен. Об его обучении, об отказе говорить с ним о чем-то личном, о его одиночестве… Я навещала его как можно чаще. Он становился все выше и крепче. Все более поразительный и все более похожий на отца. Я гордилась им, но почти не знала его. Он ничего не рассказывал, а я решила не настаивать. Вскоре я получила письма от Люка относительно нового знакомого Бена. На балу, когда ему было шестнадцать, он, видимо, завязал дружбу с мальчиком, приезжающим с Корусанта: некий Армитаж Хакс. Рей, молчавшая во время рассказа, могла только кивнуть. У нее было четкое представление о результате этого знакомства. — Люку мальчик не понравился. Он сказал, что мальчик капризный и высокомерный. И у него опасные идеи. Но он был первым мальчиком, который не дразнил Бена, а похвалил его интеллект и увидел его потенциал. И Бен принял решение. Как и любой, кто всю жизнь не знал другого обращения, кроме безразличия и небрежности. Они обменялись письмами. Хакс познакомил его с людьми. И до своего семнадцатого дня рождения Бен убежал на Корусант. Он был зачислен в правительство Первого Ордена. И у него появился новый наставник: Лидер Сноук. Хан и я отправились туда, как только об этом узнали. Мы были в ужасе и волновались за него. Мало того, что Сноук был политическим противником, он также был известен как мастер-манипулятор и жестокий человек. Мысль о том, что Бен оказался в этом замешан… Мы прибыли в особняк, где жил сам Сноук и где он размещал своих протеже. Мы едва смогли пройти через ворота, но, примерно через час наших отказов уйти, Сноук позвал Бена. Мерзкая змея! Он сидел на своем стуле так, словно это был трон. Как будто у него в руках была вся власть. Он сидел там, когда был вызван Бен. Я почти не узнала его. Он так вырос. Он был похож на мужчину. Он стал мужчиной. Сноук спросил Бена: хочет ли он поговорить с родителями? Как будто мы не стояли там прямо перед ним! Знаешь, что он сказал? — Почему я должен этого хотеть, сэр? Я едва знаю их. И тогда я поняла, что он потерян для меня, потерян для нас. Он смотрел на меня с едва скрытым презрением и гневом. Он нас ненавидел. И я сама была во всем виновата. Хан увел меня оттуда. Он был слишком горд, чтобы умолять. В течение четырнадцати долгих лет мы могли только урывками хватать известия о нем. В последний раз, когда Хан был здесь, он казался старше. Умудренный опытом. Печальный. Мы оба были такими. И я тогда попросила: приведи его домой. Он уехал в Лондон, и больше я его не видела. Я не знаю, что случилось, прежде чем лихорадка отняла его жизнь. Видел ли Бен его или даже слышал его… Но он вернулся домой. Я просто хочу… Я желаю прежде всего того, чтобы мне не пришлось обменивать одного на другого. Рей, на глаза которой навернулись слезы, пробормотала: — Значит, вчера… — Годовщина того дня, когда я проводила Бена из дома. В этот день я вспоминаю всех своих детей. Тех, кого я потеряла из-за болезни, и того, которого я потеряла из-за глупости. Две женщины сидели у камина, оплакивая эту историю и глядя в огонь, как будто он давал им ответы на их собственные невозможные вопросы.