Рей проснулась от странного (для нее) шума — высоких криков. Чайки.
Она лежала в задней части повозки, кутаясь в одеяло, и посмотрела в небо, которое, наконец, сменило цвет с тускло-синего и угрожающе серого на синий с розовыми и желтыми полосами.
Путешествие с севера к югу было трудным. Первые несколько часов Рей тонула в собственных страданиях. Как она ни старалась, она не могла не оглядываться из отчаянного страха, что их преследуют. Лил дождь и хлестал ветер, отчего она укуталась в одеяло до самого носа. Если мистер Чубакка и слышал подавляемые ею всхлипывания, он ничего не сказал.
После многих часов в пути они остановились на отдых в трактире, и Рей наконец-то оказалась достаточно измученной и усталой, чтобы пасть жертвой сна. Мистер Чубакка устроился на стуле у камина на первом этаже, оставив комнату наверху в ее полном распоряжении.
Когда они проезжали Лондон, Рей наконец-то убедилась, что за ними нет преследователей и она в некоторой степени уже свободна. Вид задымленного и обнищавшего Лондона, который она когда-то называла домом, потряс ее. Она никогда не рассматривала это место в таком уж выгодном свете, но даже она не была готова к настолько резкому контрасту со свежим воздухом и красотой поместья Иллиниум и городка Ди-Куар.
Рей заметила фабрику «Джакку». Она схватила свою сумку и стиснула зубы. Она никогда туда не вернется. То, что она не могла оставаться в браке, в зависимости от чудовища, не означало, что она позволила бы кому-то затащить ее обратно к печам и опасностям механизмов.
Мистер Чубакка купил для них побольше припасов, и они продолжили путь на юг.
Рей старалась получить от поездки как можно больше. Она пыталась рассмотреть столько достопримечательностей, сколько возможно, и заметила кое-какие ориентиры, чтобы вернуться позже. Однако вскоре бодрствовать стало труднее, и Рей решила отдохнуть в повозке. Ну, как отдохнуть… хотя бы получить столько отдыха, сколько могло дать тряское путешествие по ухабистой дороге.
Приподнявшись, она села, огляделась вокруг и была буквально атакована видами зелени. Солнце садилось, но света с порозовевшего неба было достаточно, чтобы озарить пейзаж. Вокруг нее громоздились горы, и она, казалось, путешествовала по вершине одной из них. А там, где заканчивалась зелень, начинался океан, мили и мили безбрежной, пахнущей солью синевы океана. Рей несколько минут зачарованно смотрела, потом закрыла глаза и просто вдохнула. В сравнении с поместьем Иллиниум это и вправду взволновало ее чувства. На мгновение она даже забыла, что, по сути, является беглянкой. Ни один заключенный не выбрал бы для себя тюрьму прекрасней.
Мистер Чубакка продолжал направлять повозку по склонам холмов и лесам, пока солнце полностью не скрылось за горизонтом. К тому времени, как он остановил лошадей, Рей уже готовилась спрыгнуть с повозки, чтобы проверить, не утратила ли она возможность двигать ногами.
Целью их путешествия было огромное каменное здание с флагами разных стран, многие из которых Рей даже не узнавала. Внутри таверны сияли огни, и царил шум. Много шума.
Мистер Чубакка ничего не сказал, а просто шагнул вперед, как будто видел такое каждый день с самого детства. Возможно, так оно и было. Но побудило Рей следовать за ним отсутствие в нем страха. В ближайшем будущем это место будет ее домом. Лучше сразу привыкнуть к нему.
Когда она ступила внутрь, шум еще сильнее ударил по ее барабанным перепонкам. Обстановка также оставляла желать лучшего: было сыро и настолько сумрачно, что с трудом можно было различить даже собственного собеседника. Рей, минуя посетителей, подумала, что это, возможно, часть притягательности этого заведения.
Рей поняла, что отводит глаза, стараясь ни на ком не задерживать взгляд. Хотя она чувствовала на себе взгляды контрабандистов и пиратов, пока следовала за своим огромным волосатым другом. Возможно, такое внимание было потому, что она была единственной женщиной в зале. Возможно, потому, что была посторонней. Или, быть может, и из-за того, и из-за другого.
Бармен, который, казалось, был единственным работником в этом заведении, поднял глаза от стаканов, которые протирал, и взглянул на Чубакку.
— А, а я-то думал, когда же ты приедешь, Чуи. Кто эта девчонка?
Чубакка что-то сообщил бармену с помощью ворчаний и хрюканья, хотя Рей была уверена, что расслышала имя этого джентльмена — Вухер.
— Но что имеет в виду Маз, отправив… — последовало больше ворчаний от Чубакки. — А? Значит, она помощница? — Взгляд Вухера метнулся обратно к Рей и изучил ее, как будто он скептически отнесся к данной рекомендации. — О, очень хорошо, но лучше ей быть жесткой и грубой. Это место не для нежной души, — бармен повернулся и, наконец, обратился к Рей. — Ты умеешь работать, девочка?
— Конечно. Я ничего не делала, кроме работы, с тех самых пор, как научилась ходить, — язвительно ответила Рей.
— Не так, как ты работала, совсем нет, — отмахнулся Вухер. — Здесь тебе не твои образцовые лорды и леди, девочка. Здесь головорезы, пираты и воры.
Рей оглянулась на посетителей.
— Я все полностью понимаю.
— Отлично. Наверху есть старая спальня, которую какое-то время не использовали. Не стесняйся сделать ее пригодной для жизни, если хочешь.
Приветствие явно оказалось настолько теплым, насколько и ожидал мистер Чубакка. Он обошел бар и прошел в заднюю дверь, не добавив более ни слова. Рей последовала за ним.
Задняя часть таверны была такой же мрачной, как и все остальное, но гораздо более запущенной. Было ясно, что Вухер не жил в заведении, и, если бы у него не было какого-то смысла здесь оставаться, он бы вообще никогда сюда не вернулся. Вокруг лежал толстый слой пыли, в очаге не пылал огонь, а в углу возвышалось нечто, что можно было только отдаленно обозвать печью. Все это маскировалось под кухню.
Мистер Чубакка проворчал что-то об отдыхе, а затем ушел обратно на улицу, чтобы, видимо, начать разгружать отправленную Маз мебель. Рей осталась в компании мрака и камня.
Решив, что эта комната (или все-таки кухня?) — слишком большое дело, чтобы начинать его поздней ночью, Рей отважилась подняться по лестнице. Слой пыли на каменных ступеньках был еще толще, и за Рей оставались четкие следы. Было довольно обнаружить только одну комнату на втором этаже, но, открыв дверь, Рей увидела, что она длинная и просторная. Посреди нее стояла большая кровать с медной спинкой, в стене — камин. В противоположной стене было заколоченное окно. Из любопытства Рей дошла до него и посмотрела в широкую щель между досками. Из окна открывался вид на морской берег; хотя было слишком темно, должно быть, при свете дня это было прекрасное зрелище.
Плотнее запахнувшись в свою шаль, Рей взялась за дело, пытаясь разжечь огонь. Это была нелегкая задача, поскольку дрова здесь были не очень хорошие, а оставшаяся растопка слишком долго пропитывалась сыростью, чтобы от нее было много пользы. Потребовалось множество попыток и много собранного мусора, чтобы в пыльном камине получилось хоть что-то, похожее на огонь.
Она стряхнула паутину с покрывала, но огромной кровати, явно предназначенной для двоих, было для нее слишком много. Лишнее напоминание о том, что она осталась одна. Одна, в новом и совершенно чуждом для нее месте. Одна, без Маз, на целые две недели. Одна, в компании только ворчливого мистера Чубакки, который, несмотря на то, что относился к ней с добротой, не был хорош в разговорах. Она в одиночестве, в нескольких милях от ее единственного дома. От мужа, которого она бросила. От Бена.
Непрошеные слезы снова навернулись ей на глаза. Ее отсутствие уже замечено. Он бы понял, что в спальне слишком тихо. Пошел бы проверить. Долго бы стучал в дверь. Почувствовал бы нарастающую панику и пригрозил выломать ее. Сорвал бы створку с петель и понял, что его жена, которая, как он считал, приняла его путь, собрала свои пожитки и сбежала через открытое окно.
Боится ли он за нее? В смятении? В гневе? Почувствовал ли он такую же пустоту в груди, какую почувствовала Рей? Похожую на голод, но голод по ее дыханию, по ее силе? Было ли его сердце разбито?..
Она перебралась на пол у камина, завернулась в одеяло и позволила жару огня высушить слезы, прежде чем они потекли по ее щекам.
Утром ее лицо будет в саже и копоти, но ее это не заботило.
Здесь она не была знатной леди. Она была служанкой, которая покинула свою госпожу и должна была начинать все сначала.
Сегодня вечером — спать. Выживать — завтра.
***
Рей проснулась на следующее утро от ноющей боли в теле, но с энергией, которой ей слишком долго не хватало. Это была цель. Рей скучала по ней как по старому другу.
Она закатала рукава своего платья и приступила к работе, первым делом намереваясь отодрать доски от оконного проема. Если она собиралась выживать, ей был необходим солнечный свет, и Рей сомневалась, что Маз хотела бы жить в тени. Руки болели, мышцы ныли, но она продолжала тянуть, и, как только окно освободилось из плена досок, в комнату хлынул свет восходящего солнца. Рей оказалась права — это на самом деле было поразительно: вдруг пыльная заброшенная комната преобразилась, приобретя лучший вид, чем то, на что рассчитывала Рей. Теперь она могла видеть деревья, холмы, спускающиеся к воде, золотые пески и волны.
Рей выбивала пледы с кровати, подметала и мыла до блеска все, что смогла найти, до тех пор, пока не удостоверилась, что хотя комната и не отличается убранством, теперь пригодна для житья.
Спуск вниз выявил более сложную задачу. Мистер Чубакка спал, громко храпя, на стуле у кухонного очага (который он не удосужился растопить), а комната была заставлена пожитками Маз из поместья Иллиниум. Рей выглянула в зал. Там было пустынно и почти жутко. Похоже, днем посетители пить не хотели.
Решив осмотреться, Рей схватила свою шаль и вышла наружу. Здесь воздух был гораздо свежее, и она не стала бороться с желанием просто дышать.
Она могла сделать эту работу. И она ее сделает.
И если это ощущение давления на ребра никогда не ослабнет… что ж, она когда-нибудь насколько к нему привыкнет, что даже не будет его замечать.
***
Две недели после приезда она только и делала, что мыла, скребла, чистила, убирала и планировала. Рей едва позволяла себе отдых, пока занималась благоустройством этого места.
Кухня была наводнена паразитами, и Рей отчищала ее до собственной полусмерти. Она перетаскала так много ведер воды туда и обратно из грота по соседству, что каждую ночь стонала от боли. Вухер поначалу наблюдал за ней так, будто она принимала участие в заведомо безнадежном и бесполезном деле, но потом, впечатлившись, стал приподнимать брови, поскольку заведение стало меняться из полуразрушенного, грязного и мрачного в сумрачное и практически чистое.
Работая, Рей узнала больше о тех посетителях, которые поддерживали выживание Дворца Маз. Никто из них не был так уж заинтересован в соблюдении законов. Большинство из них были известны как наемники и пираты, которым нравилась эта таверна из-за своей близости к гавани, в которой им предоставляли места для швартовки кораблей. Правила заведения были просты: не задавайте слишком много вопросов, пейте свой напиток и не пытайтесь затеять драку. Было множество различных банд. Канджиклаб, которой, кажется, управлял молчаливый джентльмен по имени Тасу Лич. Члены банды выпивали и часто шумно спорили на своем родном языке. Рей не очень хорошо их понимала, однако могла получить общее представление об их разговорах; главными их темами были поручения и лучшие способы получить как можно больше добычи. Они часто умолкали, когда Рей приходила забрать стаканы, и никто из них не пытался говорить по-английски. Обычно они с подозрением поглядывали на нее. Рей не знала, где они обитают.
Еще одной крупной бандой была Гувианская банда Смерти (самое успокаивающее название, какое Рей когда-либо слышала). Их возглавлял бледный парень с самым сильным шотландским акцентом, который Рей когда-либо слышала. Он явно был суровым командиром и имел привычку рявкать повышенным тоном. У них был корабль под названием «Эравана», и они, как правило, соперничали с Канджиклабом… до тех пор, пока не хотели достичь одной цели, а именно — денег.
Командир Гувиан, Бала-Тик, решительнее, чем Тасу Лич, высказался о появлении Рей.
— Откуда ты взялась? — требовал он ответа каждый раз, когда она приходила забрать стаканы. — Какое у тебя дело с такими, как мы? — остальные члены его банды, носившие красную одежду и красные маски, согласно закивали.
— Маз — моя подруга, — в тон ему ответила Рей. — И у меня есть такое же право быть здесь, как и у всех.
Даже Вухер покачал головой.
— Это не место для девчонки, — прорычал Бала-Тик. — Мы люди бывалые. Не хотелось бы, чтобы твой нежный слух пострадал из-за моей брани.
— Я не цветок, — огрызнулась Рей, — так что не беспокойтесь. Мне доводилось слышать и лучшее, и худшее.
Тасу Лич что-то проворчал своей команде. Рей удалось разобрать: «Слишком мягкая. Долго не продержится».
Рей со стаканами удалилась прочь и практически брякнула их перед Вухером, чтобы он их протер.
Присутствие мистера Чубакки странно успокаивало, и Рей понимала, что время от времени он был чем-то вроде защитника. Пока она работала в таверне, он сидел в углу и выпивал. Кажется, с некоторыми из посетителей таверны он был знаком. В баре было два человека, с которыми он иногда разговаривал: Понда Баба и доктор Корнелиус Эвазан. Судя по всему, они были в прошлом приятелями. У доктора Эвазана лицо было покрыто шрамами, и он был слеп на один глаз, а Понда Бабе не хватало руки. Очевидно, доктор Эвазан лишился рассудка много лет назад, но, как правило, держался особняком, а инцидент, в котором Баба потерял руку, означал, что его друг был почти безмолвен. Тем не менее, они оказали Чубакке своеобразное уважение и, как следствие, то же самое, что и Рей.
У мистера Чубакки явно было прошлое, и оно было для Рей тайной. Он был хорошим другом лорда Соло, прежде чем тот женился на леди Лее, но ясно, что у них осталось что-то вроде партнерства. Как ни странно, Рей, узнав, что ее свекор известен как легендарный мошенник, ничуть не расстроилась, даже напротив — ощутила гордость. Может быть, потому, что это было полной противоположностью учтивому, благовоспитанному обществу. Знание того, что ее образец для подражания на самом деле преуспел из ничего, успокаивало ее, что она может поступить точно так же. И это укрепило ее решимость никогда не отказываться от стремления бросить вызов Сноуку. Даже если это значило потерять Бена.
Иногда Эвазан говорил с Рей о Хане в те несколько раз, когда он открывал рот. Он рассказал ей о стычке Хана и охотника за головами по имени Гридо в другой таверне.
— Гридо хотел, чтобы он умер. Он был на жалованье у Джаббы Хатта, но Хан застрелил его. Некоторые говорят, что Гридо выстрелил первым, но… я так не думаю.
Рей только кивнула и в благодарность снова наполнила его стакан. Хотя мистер Чубакка посоветовал ей не дать им напиваться. Судя по всему, начало пьяной драки с дурным человеком и было причиной тому, что один из них в первую очередь потерял руку.
Бала-Тик также иногда беседовал с мистером Чубаккой. Так он узнал, что Хан умер.
— Умер, говоришь? Какой позор. Он должен мне деньги.
Рычание мистера Чубакки быстро заставило его заткнуться.
Рей заметила в углу таверны запыленный портрет. Это была странное изображение банды, что было еще более странно — возглавляемой женщиной. Женщина была маленького роста, но явно сильная, с каштановыми волосами; ее голову укрывал шарф — попытка стать незаметнее, но ее глаза улыбались. Мужчины, окружавшие ее, выглядели как сборище наемников, однако чувствовалось, что они — как одна семья. В углу была подпись «Изгой-Один». Рей хотела спросить о них, но работа, как это всегда бывает, подкралась и отвлекла ее. Может быть, когда приедет Маз, она сможет спросить у нее.
Благоустройство таверны, как в зале, так и в задней комнате, помогало Рей занять день, но ночи тянулись угрожающе долго. Она все еще спала рядом с камином, избегая кровати и пытаясь игнорировать то, что огонь блеском отражается в золоте ее кольца.
Она спала, не видя никаких снов — но его. Его глаза. Его волосы. Его мягкий рот и ловкий язык. Его огромные руки и прекрасное тело. Рей проснулась, тяжело дыша, почти на грани помешательства. Она попыталась снять обручальное кольцо, но почувствовала себя обездоленной без него. Вместо этого она поцеловала холодный металл и просто позволила себе ждать.
— Бен… О Бен!
