Ileenium Manor / Поместье Иллиниум

Что касается тюрем — в его тюрьме условия были прекрасные. Апартаменты, в которых обитал Бен (или, вернее, был заперт), были роскошнее, чем его комнаты в поместье Иллиниум. Здесь было больше позолоты и золотистых тонов — пусто и бессмысленно. Ему была предоставлена небольшая комната на этаже, где располагались лучшие комнаты этого особняка — на том же этаже, что и комнаты Сноука. Все для того, чтобы обеспечить его удобство и убедиться, что он не попытается снова сбежать. Бен же был более не в состоянии куда-либо бежать. Из обстановки у него остались кровать, комод, несколько свечей и распятие, чтобы он мог помолиться. Он не молился так горячо, как раньше. Теперь это не имело значения. Он поднял тарелку, посмотрел на отражающегося в полированном серебре человека и отшвырнул ее. В тишине комнаты раскатился ужасный грохот. Его лицо было рассечено пополам — алая полоса тянулась через нос вниз по щеке. Ему повезло, что левый глаз не был задет. Ему очень повезло. Все было не так, как должно было быть. Он не хотел даже находиться здесь. Его целью было не поместье Сноука. Бен собирался отправиться на фабрику в Джакку, чтобы начать поиски Рей. Вряд ли она была там, но он должен был в этом убедиться. Конечно, для этого пришлось бы собственноручно проверить каждый дюйм этого места. Поскольку, даже если она поклялась никогда туда не возвращаться, какое другое место было значимым для нее? Рей холодела от одной лишь мысли о возвращении туда. Ей очень повезло, что тяжелая работа на этого ублюдка Платта не убила ее в детстве. Удача такого рода обычно не приходит дважды. Он был на пути к Лондону, когда его остановили. Хакс поджидал его вместе со своими солдатами. Бен часто задумывался над тем, как Хакс его обнаружил, но вскоре бросил это дело. Это было неважно; любой встретившийся ему на дороге путник мог оказаться соглядатаем Первого Ордена, тем более что сам Бен ночевал в придорожных тавернах, не отличающихся респектабельностью. Он попытался избавиться от сопровождения. Пробовал торговаться с солдатами. Пытался угрожать им. Перепробовал все, что возможно. Конечно, он все еще служил Сноуку и собирался отправиться к нему, но… как только более важное дело — найти Рей — будет сделано. Хакс в ответ на это только покачал головой, и солдаты окружили лошадь Бена, чтобы он не смог ускакать. По мнению Хакса, ничто не было важнее, чем дела Сноука. Бен посмотрел ему в глаза и увидел, что человек, с которым у него были вежливые отношения, больше не собирался подставлять себя ради него. Хотя он был достаточно любезен, чтобы предложить ему шанс спокойно сдаться, чтобы его не пришлось связывать и везти на Корусант силой. Видимо, благородства в нем было недостаточно… Бен спокойно сдался и приехал в мерцающий город как осужденный под конвоем. Хакс отвел его в его обычные апартаменты, дав совет привести себя в порядок. Бен принял ванну, сбрил волосы на лице, надел чистую одежду и снова стал выглядеть как джентльмен. Он с нетерпением ждал встречи со Сноуком. Чем скорее это произойдет, тем лучше. Оглядываясь назад, Бен понимал — с его стороны было безрассудно с такой беззаботностью отнестись к этой встрече. Он не боялся наказания, которое, вне всяческих сомнений, ожидало его, хотя сознавал, что был крайне небрежен в исполнении своих обязанностей. Письма от Сноука, полученные с момента свадьбы, были либо проигнорированы, либо в раздражении брошены в огонь; все, что не было новостями о местонахождении Рей, вызывало у Бена отвращение. Он пренебрег своими обязанностями и теперь должен был за это ответить. Но все, о чем он мог думать — потраченное впустую время. Наконец его привели в комнаты Сноука. Старик сидел на возвышении и обедал с выверенной невозмутимостью. Сноук никогда не был образцом привлекательного мужчины. Ему было хорошо за шестьдесят, когда он впервые принял Бена под свою опеку, и на голове у него не было ни одного волоса. Однако теперь его уродство стало выразительнее: многочисленные шрамы глубже врезались в его лицо, челюсть почти повисла, кожа одрябла и напоминала пергамент — как с виду, так, наверное, и на ощупь, ногти удлинились. Его порочность, казалось, выставляется напоказ, как портрет благороднейшего греха. Бен не мог припомнить, что это было, но в поведении старика было что-то, что заставило его испытывать почти… отвращение. Он глянул на этого человека и впервые не ощутил почти отеческой защищенности и покровительства, но тень паразита. Бен нетвердым шагом прошел вперед и поклонился своему наставнику. — Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видел тебя, Кайло. Ты уехал в спешке и без соблюдения формальностей. Его голос был достаточно глубоким, чтобы заставить посуду дребезжать. Было удивительно, что у такого маленького и старого человека все еще такой внушительный голос. — Прошу простить меня, Верховный лидер, — Бен справился с собой. — У меня было неотложное дело. — Надеюсь, теперь ты со всем разобрался? — нараспев проговорил Сноук, поднимая нож. — Да, сэр. Сноук кивнул и указал на стул рядом с собой. — Присаживайся. Пришло время поесть. Бен вынужденно сел и посмотрел на мясо в своей тарелке. От одного взгляда его начало подташнивать. Тем не менее, он заставил себя есть — неторопливо, по кусочку. Пока тянулся обед, в воздухе висела неловкая и тянущаяся тишина. В конце концов, Сноук соизволил заговорить снова: — Я был несколько озадачен твоей неспособностью ответить на мои письма. Надеюсь, ты не сменил место проживания? — Нет, Верховный лидер, — ответил Бен. — Я… я был немного занят в последнее время. Поглощен кое-какими мыслями. — Несомненно. Могу я спросить, о чем же эти мысли? — в его тоне не было ничего, что предвещало бы… что-нибудь. Но сам тон намекал, что удовлетворительным будет только прямой ответ на поставленный вопрос. Бен медленно дожевывал последний кусочек. — Я… сражался со своей совестью. Относительно дел сердечных. — А. Осмелюсь предположить, что ты имеешь в виду мои матримониальные планы. — Бен ничего не сказал, позволяя Сноуку продолжать. — Очень важно для нас обеспечить тебе самый великолепный брак. В этом я не буду сомневаться. В Первом Ордене много прекрасных молодых женщин, которые составят тебе хорошую и приятную партию. — Неужели мне и вправду нужно немедленно жениться? Мне всего лишь тридцать, — Бен был почти впечатлен тем, насколько спокойным был его тон. Учитывая то, что его сердце учащенно забилось. — Именно так. Тридцать лет — не такой уж и юный возраст, как ты думаешь. На самом деле, сейчас это возраст немалый, — Сноук с равнодушием чистил апельсин. Его длинные ногти упрощали работу. Почему-то наблюдение за этим действием встревожило Бена. — Я дал понять, что хочу, чтобы ты был моим наследником. Поэтому тебе, в свою очередь, тоже понадобится наследник. Бен мог только кивнуть. — Значит, это правда: вы хотите, чтобы я стал официальным наследником. — Конечно, — это было сказано равнодушно, без выражения какой-либо привязанности. Бен такого не ожидал. Он посмотрел в свою тарелку. Съел он немного. — Я не заслуживаю этого, Верховный лидер, — сказал он уважительным тоном и смиренно склонил голову… которую дернуло назад. В черепе расцвела боль. Лицо Сноука не изменилось, рука, сжимающая волосы Бена, не дрогнула. Даже будучи стариком, он обладал потрясающей силой. Бен попытался молчать, но рука продолжала болезненно тянуть его за волосы, а длинные ногти впились в кожу. Он почувствовал, как выступает кровь. — У меня есть причина беспокоиться, Кайло, — тон Сноука был спокоен, но остр, как нож, угрожающий в любой момент перерезать Бену горло. — Я веду переписку со многими людьми на Севере, и все они передают мне слухи, что твое внимание к Ордену ослабело, что ты укрепляешь привязанность к этой собачьей дыре, которую называешь домом, и что некая хорошенькая горничная привлекла твое внимание… — Боль притупилась из-за приступа страха, колющего горло. — Теперь, я пытался заставить Митаку рассказать мне все, но мальчик, увы, перенервничал и смог рассказать мне только основное — то, что ты влюбился в горничную своей матери, а она сбежала. И этого хватило, чтобы заставить тебя стать жалким. Теперь я не слишком уверен, верю ли я в такие воспоминания о событиях от кого-то настолько ненадежного, как Митака. Поэтому я спрашиваю тебя… — ногти впились сильнее, и Кайло зарычал от боли. — Что эта девушка значит для тебя? Кайло тяжело дышал. — Она просто… просто служанка, с которой я… — он скривился, когда ногти, кажется, впились еще глубже, — …переспал несколько раз. — И ты бы позабыл о своих обязанностях ради женщины, с которой кувыркался в сене? — с явным омерзением выплюнул Сноук. — Я слаб и глуп, — справился с собой Кайло. Я не знаю, где она, поэтому ты никогда не сможешь мучить меня, вынуждая рассказать о ней. И она останется моей женой и пробудет в безопасности хотя бы еще немного. — Я верен делу. Она ушла и больше меня не побеспокоит. — Так куда же ты направлялся, когда Хакс перехватил тебя на дороге? Кайло быстро придумал ответ: — К моему дяде. Я хотел попытаться примириться с ним, чтобы обеспечить мое наследство. Несколько секунд он морщился от боли, прежде чем Сноук наконец выпустил его волосы, и он упал головой вперед. Коснулся затылка ладонью и увидел, как она окрасилась алым. — Будь осторожен, Рен. Твои личные интересы не должны сталкиваться с моими собственными, — предупредил Сноук. Вскоре он махнул рукой, давая разрешение уйти, и Бен, пошатываясь, почти бегом бросился в свою комнату. Очутившись в комнате, Бен посмотрел на свои дрожащие руки и с отчаянием подумал о будущем. Он будет вынужден стать двоеженцем, мало того — вступить в незаконный брак с женщиной нелюбимой. Женщиной, которая не была Рей. И человек, с которым он только что обедал, не только напугал его, но и вызвал отвращение. Может быть, это был побочный эффект из-за того, что Бен провел столько недель в обществе безбрежной доброты и красоты, но теперь он не мог без тошноты прямо смотреть на Сноука. Он тихо сидел на своей кровати, пока в поместье не начали зажигать свет. Когда пробило полночь, он собрал сумку, набросил плащ и как можно тише и аккуратнее выскользнул из своих комнат. Бен поморщился. Его глупость и наивность были поразительны. Верховный лидер никогда бы не отпустил его, никогда бы не позволил ему попытаться бежать. Он успел добраться до конюшен до того, как его загнали в угол. Солдаты, или штурмовики, как их называли иначе, взяли его в штыки. Он пытался отбиться от них, пытался… и все еще чувствовал момент, когда лезвие меча полоснуло его по лицу. Удар обжег его болью словно огонь. Закрывая глаза, Бен все еще ощущал этот огонь. После этого наступила деградация, день за днем. Почти семь недель ада. За ним ухаживали столько, сколько требовалось. Врачи вправили ребра и присматривали за его рукой и лицом. Швы были удалены неделю назад. Зажило все очень хорошо… но шрам останется вечным напоминанием о его сумасбродстве. Бена переселили еще ближе к Сноуку, и почти всю мебель убрали, так как он продолжал ломать все на куски. Ему нечего было делать здесь — только спать и молиться. Книг его лишили, в письменном приборе было отказано. И к нему не могли приходить посетители. Его мать была в городе, он много слышал об этом, но понимал, что никогда больше не увидит ее, если у Сноука на него свои планы… Отчасти Бен задумывался, хочет ли он, чтобы она его увидела. Если она боялась его, когда он был в поместье Иллиниум, то теперь была бы в ужасе от его состояния. Его держали на диете из жидкой каши и слабого вина. Пищи было достаточно, чтобы не позволить ему умереть от голода, но мало, чтобы придать сил. Он чувствовал себя пустым и сонным. Раз в неделю его отправляли на ужин со Сноуком. Ему хватало достоинства, чтобы не засунуть как можно больше настоящей еды в рот, но и только. Сноук никогда ничего не говорил об его попытке сбежать, но Бен знал, что наказан за все свои страдания. Сноук, ухмыляясь, говорил, что пока Бен доказывает, что заслуживает доверия, ему нечего бояться. Бен доказал достаточно. Он потерял отца из желания Сноука получать постоянные доказательства лояльности. И, несмотря на страх и свое ослабленное состояние, не мог заставить себя полностью подчиниться. Маленький акт мятежа был глупым и обозначил, что он теперь все время в ухудшающихся условиях… но все же он не сдавался. Хакс в это время отсутствовал: он уехал за границу. При всей их вражде и стычках Бен обнаружил, что ему не хватает его рыжеволосого оппонента. Они никогда не были друзьями, но уважали друг друга, и это что-то, да значило. Однако Бен не погрузился в страдания. Не так, как раньше. Вместо этого он пытался вызвать в воображении лицо Рей. Оно казалось размытым, потому что он так долго не видел ее, но все еще мог представить ее большие карие глаза. Ее улыбающиеся губы. Ее изящную фигурку. Она все еще была там… хоть он и не знал, где это «там». Пока она там была, Бен не мог позволить себе сдаться. И если он умрет в попытке храбриться… что ж, это будет расплата за то, что он причинил отцу. Он лег на кровать, пружины которой чувствительно впивались в его бедро, и позволил себе мысленно проплыть в место, где она все еще была. У него не было ее сорочки, чтобы снова вдохнуть запах, но он был уверен, что все еще сможет его вдохнуть. Запах хлопка, мыла и невинности. О, он сделал бы все, что угодно, чтобы снова ощутить его… Должно быть, он задремал, потому что открыл глаза, только когда услышал, как у его двери меняется стража. Он не обернулся, когда спустя пару минут дверь открылась. — Оставьте кашу на полу. Я съем ее позже, — сказал Бен. От этой пищи в остывшем виде он получит не больше пользы, чем от только что приготовленной. — У вас ничего не выйдет. Бен резко обернулся в постели. Он знал эти голоса. Перед ним стояли Финн и По. Они были облачены в полковую белую форму Первого Ордена и смотрели на него широко распахнутыми глазами, по сути, как самые преданные слуги. Кроме того, они не спешили остановиться и поболтать. Бену на ум пришли лишь самые дурацкие и банальные слова: — Что вы двое… — Никаких вопросов! — резким шепотом оборвал По. — Нет времени. — Это спасение, — таким же тоном продолжил Финн. — Мы помогаем вам сбежать. — Почему? — воскликнул Бен. — Нам скучно, а сегодня вечером в театре нет ничего интересного! — съязвил По. — Наденьте это! — Финн вытащил из мешка длинный плащ с достаточно большим капюшоном, чтобы скрыть голову. Бен схватил его и надел. — Почему вы это делаете? — потребовал он, решив получить ответ. — Ради леди Леи, — ответил По, не потрудившись поднять глаза. — Мы не можем больше вынести ее горе. Бедная женщина страдает. Почему, по-вашему, мы согласились на такую миссию? Бен посмотрел на Финна для подтверждения. Тот выглядел более серьезным. — Потому что это правильно. Бен решил больше не спорить. Если уж появилась возможность сбежать, ему придется ею воспользоваться. И немедленно. Натягивая плащ так, чтобы укрыть себя настолько, насколько возможно, он слушал сумасшедшие указания По. — Финн и я будем неподвижно стоять у двери, как бы охраняя ее, как будто вы все еще там, в комнате. Мы будем стоять так полчаса — не больше, не меньше. После этого нам придется быстро уходить. Нам потребовались недели, чтобы нам доверили эту службу, и если нас поймают, у нас уже не будет шанса получить такое хорошее размещение. — Здесь золото. От вашей матери, — Финн вручил Бену сумку. — Вы должны использовать его, чтобы обеспечить свою безопасность. Мистер Чубакка ждет в конюшне. Он сообщит вам место назначения, — Финн схватил Бена за руку, чтобы полностью завладеть его вниманием. — Идите туда и только туда. Там вы найдете все, что ищете. Бен мог только смотреть на двоих мужчин, которые, в свою очередь, выглядели так, будто старались не смотреть на его шрам. Но это было неважно. — Спасибо вам, — тихо сказал он. И затем, так тихо и быстро, как только мог, выскочил из комнаты и по темным коридорам спустился на первый этаж. Сердце от напряженности момента словно бы билось где-то в горле. Бен был более осторожен и молчалив, чем в последний раз, когда пытался сбежать. Каждый угол вызывал у него подозрения, и он старался так тщательно маневрировать, что был тихим, как призрак. Он почти наткнулся на людей, которые могли бы его узнать, но капюшон был достаточно большой, а ниши — темными. После времени, показавшегося ему вечностью, он сумел прокрасться в темноту ночи и, как сумасшедший, побежал в конюшню. Завернув за угол, Бен удивленно уставился на двух конюхов, лежащих без сознания на полу, в луже крови. Хотя он не очень удивился, заметив, как мистер Чубакка, дымя трубкой, седлает лошадь. Огромный волосатый человек, ничего не говоря, бросил ему меч и пистолет, которые Бен поспешно пристегнул к поясу, и подсадил его на лошадь с такой быстротой и силой, что чуть не перекинул его через седло. — Чуи… — пробормотал Бен, пытаясь начать, но старый смотритель только покачал головой. Казалось, это говорит: никаких слов. Никаких оправданий. Просто иди. Он сунул в руку Бена кусок сложенного пергамента, несомненно, с нынешним адресом его дяди, затем хлопнул лошадь ладонью по крупу. Лошадь заржала и галопом сорвалась с места; не будь Бен опытным наездником, наверняка бы свалился. Лошадь была резвой. Когда несколько солдат заметили, что их пленники сбегают с такой скоростью, и начали стрелять, ни один не попал в Бена или лошадь, а несколько осторожных выстрелов в ответ отправили их в вечный покой. Бен пролетел по улицам Лондона во всем великолепии и темноте, которые предлагает ночь. Он скакал во весь опор, игнорируя боль и истощение своего ослабевшего тела. Потому что был свободен. Свободен. Почти целый час он ехал так, будто за ним гнались гончие ада. Только выехав из города и очутившись в сельской местности, он позволил себе оглянуться назад. Насколько он мог видеть, никто его не преследовал. Ссутулившись, не в силах сдержать смех, он вздрогнул и поморщился, когда тело снова стало требовать внимания. Ребра и рука не беспокоили его, пока в крови бурлил адреналин побега, но теперь давали о себе знать. Он торопливо вытащил из жилетного кармана пергамент с адресом дяди и матери, развернул его и прочел. И моргнул. Это не могло быть местом, где они должны были быть — потому что они были в городе. И все же слова Финна звенели у него в ушах: «Идите туда и только туда. Там вы найдете все, что ищете». Он перечитал одно-единственное слово несколько раз, прежде чем поверить. Такодана.