Всё, что имеет какую-либо ценность, приходит через боль

Умереть в старшей школе – это совсем не то, что я планировала. Любое движение, даже самое маленькое, отдается протяжной и тянущей болью. Так и должно быть, когда ты мертв? Но все чувства, словно оголенные провода, были обострены и натянуты, позволяя мне чувствовать абсолютно все. - Может заколем её и дело с концом? – предлагает Деймон и склоняется надо моим лицом, обжигая кожу холодным дыханием с ароматом мяты и рома? – Я пошлю Кэтрин шампанское, за то, что свернула ей шею. Я резко открываю глаза и, вытянув руку, сжимаю шею Сальваторе так сильно, как могу. Он и раньше действовал мне на нервы, сейчас он же будто танцует румбу на моей, поехавшей с катушек, психике. Все, кто находится в гостиной, замирают от напряжения и ничего не говорят, кажется, даже дышат через раз. Деймон широко улыбается и хватает меня за запястье, с легкостью и брезгливостью, убирая мою руку от своей шеи. Я морщусь от боли, когда вампир выворачивает мою ладонь, намеренно причиняя мне дискомфорт. - Когда бросаешься на вампира, которому хреллион лет, советуюсь обзавестись чем-то деревянным и острым. Ну или хотя бы мозгами. Он отпускает мою ладонь, и я расслабленно выдыхаю. Деймон снова широко улыбается и встает с дивана, поднимая с декоративного столика свой стакан с крепким алкоголем. Я привстаю, принимая сидячее положение, оставляя ноги подогнутыми лежать в мягком пледе (все еще морозит), и тру шею, которая неимоверно болит и даже подергивает. Стоит ли списать все на нервы? Имею право, меня все-таки умертвили. Елена поддается вперед, но Стефан останавливает её, поймав легко ладонь. Она оборачивается на него, и они обмениваются долгим пронзительным взглядом, словно передают свои мысли друг другу. Деймон, глядя на всю эту картину, закатывает глаза и отворачивается, по-хозяйски падая в кресло. Стефан обреченно опускает руку Гилбберт и напряженно смотрит за каждым её движением, поглядывая на меня, готовясь в любое мгновение броситься в атаку. - Хез, - Елена садится рядом и кладет руку на мою ногу, легко сжимая сквозь плед в одобряющем жесте. – Как ты себя чувствуешь? - Как мертвец, - острю я настолько, насколько позволяет ситуация. – Подожди-ка, я ведь итак умерла. - Еще нет, - встревает Стефан, обращая на себя все внимание. – У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы решить. Елена кивает, подтверждая слова своего парня, и скорбно смотрит на меня, боясь того, к чему я приду. - Это только твое решение. Слова Елены заставляют меня задуматься, обреченно понурив плечи. Было ли это только моим решением? Определенно нет. Есть те люди, за которых я в ответе – мама. Пусть и вопреки всем законам логики, это она должна оберегать меня, сейчас все иначе. Она не вынесет той правды, которая может обрушиться на её долю: вампиры, ведьмы, гибриды. Как и не вынесет то, что я умру, совсем, не так как Джастин, умру по-настоящему и она не сможет с этим справиться. На самом деле, выбора у меня нет. - Я не могу оставить маму, - признаюсь я, обводя взглядом Стефана и Керолайн, которая, на удивление, сидит тихо. Она коротко кивает, впервые, за долгое время относясь ко мне с пониманием. Я слабо ей улыбаюсь и чувствую, как глаза начинает щипать от слез, а в голове где-то заработали шестерёнки, пытаясь воссоздать причину в памяти, почему мы потеряли связь с Форбс. Я поднимаюсь с дивана и делаю несколько шагов в сторону блондинки, которая, тут же оказываясь рядом, заключает меня в свои крепкие и дружеские объятия. Мы отстраняемся друг от друга и вытягиваем руки, приглашая присоединиться Елену. Гилберт с удовольствием обнимает нас, заставляя забыть о проблемах на мгновение. Я слышу едкий комментарий Деймона, что-то о девчачьих посиделках и его алкоголе, когда Стефан, понимая, что они тут лишние, просит брата убраться – легко толкая в плечо. Стефан возвращается спустя минуту и держит в руках бумажный стаканчик из-под кофе, наполненный доверху. Я отстраняюсь от подруг и мои чувствительные рецепторы улавливают приятный аромат, который мгновенно заставляет меня забыть обо всем, кроме самого странного – чувства жажды. Сальваторе протягивает мне стакан, и я с большим трудом контролирую себя, чтобы грубо не выхватить его из рук вампира. Я не понимаю, к чему такая жестокость, пока в голове не всплывает диалог с Еленой, которая упоминала о том, что после обращения не можешь думать ни о чем другом, кроме жажды крови. Человеческие воспоминания, как это странно, я припоминаю нечетко. Расплывчатые, лишенные контура, лица старых знакомых и беглые сцены с их участием, из разных этапов моей жизни. Все то, что я четко помнила, это сильное воспоминание, когда я стою на могиле брата, оплакивая его; когда Клаус сообщает мне, что он жив; и дикое разочарование, когда встречаюсь с ним нос к носу. Неужели связь близнецов настолько сильна? Он стал вампиром, и я тоже. Только он сделал выбор сам, а за меня его сделала неудачный оригинал Елены. - Мы рядом, - Елена улыбается мне, когда я забираю стакан из рук её парня. Аккуратно, одолеваемая страхом превратиться в животное, я подношу к губам трубочку и, крепко обхватив её, делаю неуверенный глоток крови. Как только первый глоток крови очерняет меня, десна пронзает сильная боль и я, желая справиться с ней, разжимаю руку и прислоняю к губам, напрочь тут же позабыв о стакане. Он падает на дорогой ковер и выливается. Большое алое пятно очень быстро распространяется, безобразно портя белоснежное покрытие. Мое лицо меняется, под глазами пролегает паутинка из высохших вен и глаза чернеют, даже скрывая белки. Из-за рта торчат два острых, как бритва клыка, а с губ срывается злобное рычание голодного зверя. - Тихо, - аккуратно, боясь навредить еще больше, шепчет Стефан и вытягивает руки в успокоительном жесте. – Дыши, Хезер, ты просто сильно напугана. Елена и Керолайн отшатываются подальше и не сводят с меня внимательных глаз, боясь, что я сделаю лишние движение и смогу навредить им. О, Господи, все в этой комнате бояться меня: вспыльчивую, неуравновешенную, обращенную в вампира Хезер. Наверное, они сейчас жутко жалеют, что дали мне выбор. Я всхлипываю и без сил оседаю на пол, подтягивая к себе ноги и устраивая на них свою голову. Наконец, позволяю дать волю эмоциям, которые сводят с ума и заставляют закипать во мне всем тем чувствам, которые я теперь должна старательно избегать: злости и раздражительности. - Ты справишься, Хезер, - Стефан присаживается рядом со мной и успокаивающе гладит по голове, стараясь обратить мое внимание на себя. – Я помогу тебе в этом. Я хмурюсь и поднимаю голову на Стефана, чем вызываю улыбку на его уставшем лице. Его слова «Я помогу тебе», они кажутся мне такими до безобразия знакомыми, что я невольно напрягаюсь, старательно капаясь в своей голове, пытаясь зацепиться за ускользавшее от меня воспоминание, которое, почему-то, кажется мне очень важным. Комната начинает меняться, преобразовываясь в совершенно другую картину. Слишком худая, поникшая девушка, сидит на холодной земле, упираясь спиной в шершавый ствол векового дерева, а на ногах покоится обычный альбом для рисования, рядом, упаковка с простыми карандашами, многие из которых уже сильно затуплены. Темные волосы спадают на лицо, закрывая мне возможность разглядеть её получше, а рука порхает над листком, перенося пейзаж из жизни на бумагу, сохраняя каждую деталь. Я привстаю, чтобы подойти к ней, и иметь возможность рассмотреть девушку получше, но тут же замираю. Уединение неизвестной нарушает вышедший на поляну Клаус, который весьма удивлен, замечая, что не один здесь. Я в ужасе застываю, мне хочется закричать, чтобы она бежала со всех ноги пряталась, мое мертвое сердце предчувствует беду – что-то плохое должно случиться. Девушка, кажется, даже не замечает его. Он подходит ближе к ней, опираясь о то же дерево, и бесцеремонно смотрит на её рисунок, после широко улыбается и, без приглашения, садится рядом с ней. - Не стоит так сильно давить на карандаш, - советует Майклсон. – Будь мягче и получаться будет лучше. Девушка поднимает голову и, хмуро сводя брови на переносице, смотрит сначала долгим взглядом на Клауса, затем на рисунок на своих коленях. Мои глаза расширяются, когда я замечаю такое знакомое движение, которое вошло у меня в привычку, и с ужасом отмечаю, эта девушка как две капли воды похожа на меня. Но это не могу быть я, это просто немыслимо. И, я уверена, что совершенно не помню это воспоминание, когда была человеком, это что, снова какие-то жестокие игры разума, безобразно созданные Клаусом? - Я не нуждаюсь в советах, мистер, - она тянет губы в улыбке и снова возвращается к рисунку и, несмотря на высказывание, следует совету Клауса. Майклсон улыбается, так же, как и я замечаю эту деталь. Он отводит взгляд от девушки и переводит взгляд на открывшийся пейзаж. Клаус был в глубокой задумчивости и сейчас с трудом напоминал мне того Клауса, которого я привыкла видеть и которого он сам показал мне, нагло используя. - Я раньше вас не видела, - признается девушка, не отвлекаясь от своего рисунка. – Недавно переехали? - Вернулся, - поправляет Никлаус, неся в своих словах скрытый подтекст. – Я долго отсутствовал и, наконец, снова здесь. Она не лезет с расспросами о том, почему ему пришлось уехать. Видимо, так же, как и меня, чужая жизнь вовсе не интересовала её. - Это, наверное, интересно, путешествовать и переезжать, - с доброй зависть и немного мечтательно произносит он, наконец, поворачиваясь к Клаусу. – Хотела бы я так же. Майклсон улыбается, и, посмотрев на девушку, заправляет непослушную прядь за ухо. - Я помогу тебе, - он усмехается, не понимая с чего бы вдруг проявляет доброту. Но сегодня позволяет себе это, на мгновения заменяя злодея Клауса Майклсона – Никлаусом, добрым мужчиной, который тоже любит рисовать. – Ты добьешься всего, чего пожелаешь и увидишь весь мир. А пока, - он легко берет её ладонь в свою и целует, в древнем как мир, жесте, - ты забудешь про эту встречу. Я шумно выдыхаю и смотрю на обескураженные лица друзей, который совсем не понимают, что только что произошло. - Мне нужно встретиться с Клаусом, - я решительно выдыхаю.