Истерзанные любовью

      От запаха крови дурно. Во рту — металлический привкус. В горле — комок. Закрыть бы глаза и не смотреть, не знать, не чувствовать. Ладонь Элии в руке ужасающе ледяная, а сама она бледная до голубизны, до серых губ, до нестираемых теней под глазами. Младенец (мальчик!) кричит, не умолкая, будто всё понимает.       Эшару сзади обнимают руки, тёплые, живые, тянут вверх, заставляя подняться. Она с огромным усилием разжимает пальцы, отпускает ладонь подруги. Крохотные колокольчики на браслетах мучительно вопят, и только так Эшара понимает, что её неудержимо трясёт. Зубы стучат. Слова, слёзы застревают внутри и мучительно ноют, раздирая горло и лёгкие. Рейегар что-то шепчет, но это не имеет никакого значения. Его присутствие лишь подстёгивает чувство вины, и без того безграничное. Эртур тоже здесь, белый, как и его броня. Наверное, он может что-то понять по тому, как Рейегар Эшару обнимает, но сковавшее тело отчаяние душит любые попытки отстраниться. Принц держит её едва не навесу, встряхивает, пытается влить через стиснутые зубы какой-то отвар. Эшара сглатывает сладкую жидкость, закашливается и, наконец, заходится плачем, утыкаясь Рейегару в грудь.       Дни сливаются в одну вереницу восходов и заходов, тусклую, как зимнее солнце. Со смертью Элии столица блёкнет, становится ещё более постылой. Время тягучее, словно мёд, тяжёлое, как руки Эртура на плечах. «Тебе стоит вернуться домой». Эшара кивает, обещая: «Позже», а сама ждёт чего-то. Снежинки танцуют в воздухе, выстилают внутренний двор белым, как волосы Рейегара, покрывалом. В морозном воздухе звон колоколов невыносимо громкий и чистый. Эшара мотает головой, пытаясь избавиться от этого призрачного гула: Элия мертва, колокола отскорбели по ней сколько-то дней назад. Но траурный рёв лишь нарастает, нарастает, грозя поглотить. Дрожат стёкла, обжигающе ледяные под ладонью, и Эшаре кажется, что они поют по ней. Джейн врывается в комнату, растерянная и взбудораженная:       — Король мёртв! Мёртв! Эш, слышишь? Умер во сне!       На похоронах в септе Рейегар находит Эшару глазами, и она кивает ему едва заметно, прежде чем отвернуться. Ему не нужно больше ничего решать, изводить себя невозможностью никого спасти из рук собственного отца. Безумец мёртв, и корона принадлежит Рейегару. Всё так, как и должно быть. Всё слишком легко. Жаль, Элия больше этому не обрадуется.       — Тебе стоит вернуться домой. Так лучше, — повторяет Эртур, и его взгляд говорит о том, что он считает её несчастной птичкой в силках.       — Мой дорогой, но я ведь ещё не нашла себе мужа. Неужели ты всё забыл? — Эшара смеётся почти, как и прежде, и льнёт к нему в тщетной попытке унять внутреннюю дрожь. Её брат замечательный (временами), но ей нужен рядом вовсе не он. Каждый день приходится давить в себе мучительное желание пойти к Рейегару, вернуть их порочные встречи… Но она не придёт первой. Вина жжётся в груди, но сердце заходится в истерике громче, ощутимее. Может, лучше действительно сбежать домой, пускай Эшара и никогда не бежала от опасности?       Сына Элии называют Эйегоном. Он беспокойный, крикливый малыш с белой прядкой на лбу и глазами Рейегара. Эшара дразнит его стянутым с руки гранатовым браслетом и воркует над колыбелью.       Рейенис прибегает к ней в покои, притаскивает своего кота, и они оба прячутся в подоле её чёрного платья, как в домике. Эшара кормит их сладким виноградом, всегда припасённым в вазе на столе. «Приходи ко мне перед сном. Приходи». Эшара улыбается, гладит Рейенис по головке и знает, что не придёт: каждый вечер у постели маленькой принцессы её отец поёт песни, пока та не уснёт.       На стенах больше не горят костры, и зелёные языки пламени не рвутся в небо, но снег перестаёт идти. Природа замирает, словно не решив, приветствовать новую весну или подождать. Эшара поправляет на плече шаль, вышитую серебряными, сапфировыми и чёрными нитями. Ласточки расправляют крылья на шерсти. Эшара ласкает пальцами одну, примостившуюся на плече, с маленькими гагатами вместо глаз. Ласточки приносят весну, так, кажется, говорила Джейн. Маленькие вестницы оттепели и надежды, но вместе с тем символ опасности и непрочности, приносящие на своих хвостах смерть из-за моря.       Эшаре не нужно поворачиваться, чтобы знать, что в покоях она больше не одна. Внутри знакомо вздрагивает, точно где-то там, под сердцем, менестрель тронул струны арфы, желая печально запеть о любви. Эшара выдыхает и, вопреки своим обещаниям, прижимается плотнее к чужой ладони, лёгшей на плечо. Рейегар избегал её все эти дни, и за то Эшара его не винит: сама пряталась. Он не обнимает её со спины, как делает обычно — садится рядом, устало вздыхая. Она пробегает глазами по его траурному дублету, борясь с желанием уткнуться в мужское плечо лбом.       — Мне не стоило давать тебе надежды, звать за собой, втягивать во всю эту грязь. Я так виноват, — без предисловий начинает Рейегар. В его голосе искреннее раскаяние, и Эшаре хочется заставить его умолкнуть, хотя бы даже поцелуем. Разве он не понимает, что делает этим лишь хуже? Сводит всё то, что между ними к обычной ошибке. Рейегар её жалеет, а жалость Эшаре ненавистна, противна ото всех. Да и какой жалости она заслуживает? Она, предававшая подругу, легко ложившаяся в постель к её мужу… Она сама выбрала свою дорогу. — Но видят Боги, я не смог бы иначе. Ты ненавидишь меня?       Эшара хихикает и закашливается от горького веселья. В уголках глаз собираются слезы.       — Ты же знаешь, что нет.       — А должна бы…       «Должна бы», — соглашается мысленно она. — «Но не могу».       — Я люблю тебя, — после продолжительной паузы говорит Рейегар так, будто хотел сказать совсем иное. Эшара вздрагивает, когда он опускается перед ней на колени, берёт её руки в свои, ищет взглядом взгляд. В этом ему невозможно отказать, и Эшара вновь оказывается в плену его поразительных глаз, заранее согласная на всё, что бы он ни предложил. За что же Боги наградили её этой остервенелой любовью, наваждением, которое не стряхнуть? Бежать, нужно бежать, хоть расстояние, Эшара в том уверена, ничего не исправит. — Я хочу от тебя детей. Я хочу больше никогда тебя не прятать, а посадить рядом, чтобы все видели, кому принадлежит моё сердце.       Неужели всё же решится на ней жениться? Пошлёт к Неведомому выгоду и союзы, сделает так, как хочет сам. Он король, он может. Неужели у них всё же есть надежда на совместное счастье? Счастье, построенное на смерти. Но даже пусть так: Элию ничто ведь не вернёт. Рейегар вздыхает, встряхивает головой и горько усмехается:       — Но я не могу.       Короткая фраза отзывается резкой болью в груди, и Эшара едва не заходится горьким хохотом.       — Видимо Боги решили, что этого счастья я не достоин. Я… должен жениться на другой. Это дело решённое.       О, да он жесток! Хотя разве бывают драконы другими? Говорит о любви, встаёт на колени, даёт надежду измученному сердцу, а затем объявляет, что женится на другой. А после смотрит так, будто его сожалений достаточно для того, чтобы всё наладилось. Лучше бы и вовсе не приходил.       Эшара улыбается, нежно гладит Рейегара по щеке, хотя хочется вцепиться в кожу ногтями, наклоняется и выдыхает в самые губы:       — Ты разбил бы мне сердце, если бы я тебя любила.       Он изумлённо и неверяще отшатывается, а она пожимает плечами и встаёт, оставляя его на коленях. Стягивает с запястья браслеты: их звон выдаёт дрожание рук, и небрежно бросает на стол.       Его слова о любви — красивая ложь, очередная сеть, чтобы оставить Эшару при себе. Но она не может провести годы в качестве любовницы короля, да и не хочет, что бы там не вопило глупое сердце. Нужно оборвать все связи, вернуть себе утраченный разум. Эшара не игрушка ни принцу, ни королю. Если бы Рейегар её любил, действительно любил так же, как и она его, то женился бы на ней, а не нашёл себе другую невесту, не успело тело Элии остыть. Но он не любит её, что бы там не говорил. Раньше Эшаре было достаточно одного его присутствия рядом, но больше нет.       — Это не…       — Невозможно? — усмехается Эшара. Растерянность Рейегара её даже забавляет. В голове крутятся шуточки Оберина. — Невозможно не любить тебя? Не хотеть? Ты ошибаешься.       Она влюблённая, то правда, но всё же дорнийка. И Рейегару совсем не обязательно знать, как ей больно. Она не станет просто брошенной любовницей. Он не сможет записать эту победу на свой счёт. Эшара тоже может быть жестокой.       — Ты говоришь мне это, лишь чтобы досадить, — Рейегар быстро возвращает себе самообладание, поднимается, оказываясь выше Эшары. Она усмехается:       — Ты удивишься, насколько может быть искусна женщина, добиваясь желаемого. Я играла. Так что тебе не о чем сожалеть, готовясь к свадьбе с… С кем, кстати?       — С дочерью лорда Тайвина.       Эшара огромным усилием воли остаётся на месте, пока Рейегар к ней приближается. Ей кажется, что подходит к ней не мужчина, а крылатое чудовище в непробиваемой броне. Она впивается ногтями в ладони, но смеётся ему в лицо:       — Отличный выбор! Надеюсь, ты позовёшь много гостей со всех Семи королевств, потому что я не собираюсь надолго оставаться незамужней, а в столице с выбором совсем туго.       — Я устрою турнир, — говорит Рейегар очень спокойно, но в глазах пляшет пламя. Его взгляд, его близость заставляют Эшару цепенеть, только сердце стучит в груди безумно. Она не отворачивается, даже когда король проводит костяшками пальцев по щеке, едва касаясь пылающей кожи. Улыбка дрожит на губах, как дорнийка ни старается храбриться, а в горле пересыхает.       К чему эта гордость, когда вот он, совсем рядом? Только поддайся, только позволь… Перед Серсеей не будет стыдно: она не Элия. Как бы только при встрече не придушить эту суку! Она забирает Рейегара, получает исполнение всех мечтаний Эшары. Это несправедливо! Семеро, это совсем несправедливо. Рейегар должен был просить руки Эшары: она ведь этого ждала все дни, не хотела возвращаться домой. Да, именно этого, пускай и не желала того признавать.       — Уходи, — голос, на удивление, не срывается, а только крепнет. — Уходи и больше не возвращайся. Я не буду той, к кому ты придёшь украдкой, прячась словно вор. Больше нет.       — Я понимаю, — он убирает руку и отстраняется — Эшара едва сдерживает вздох облегчения. — Я тебя больше не потревожу.       Рейегар не говорит ей больше ни слова и скрывается за дверью. Эшара оседает на пол и заходится в истеричном смехе. Этому его обещанию, не в пример брачной клятве верности, она почему-то верит.