Пока смерть не обручит нас

Иван Брагинский покрутился у зеркала, проверяя, не заметны ли ножны с новеньким кинжалом. Убедившись, что оружие не бросается в глаза, он прихватил лежавшие на комоде телефон и ключи и стал спускаться на улицу. На площадке между родным пятым и четвёртым он по привычке просмотрел на ходу уведомления. Пара рассылок по почте, объявление об уже прошедшей трансляции… Юльхен Байльшмидт его последнее сообщение так и не прочитала. Ощущая смутную обиду, Иван остановился возле электрощитка третьего этажа и перешёл на страничку своей калининградской коллеги. «Была в сети 12 августа в 22.54». Полмесяца назад. И с тех пор ни ответа, ни привета. Брагинский вздохнул. Не то чтобы Юлии не было свойственно пропадать и игнорировать звонки и сообщения. В конце концов, у неё двойное гражданство. Она часто ездит в гости к родственникам и при этом меняет российскую симку на германскую. А ещё она увлекается исторической реконструкцией — с неё станется укатить с друзьями-ролевиками в какую-нибудь глушь, где даже сотовая связь не ловит, и носиться там в прусской форме с саблей наголо. И они не настолько близки, чтобы она об этом обязательно предупреждала. Но… Подспудное, навязчивое чувство тревоги сводило на нет все попытки найти молчанию Юльхен нормальное объяснение. О паранормальном и думать не хотелось. «Завтра ещё попробую позвонить». Иван убрал мобильный в карман и побежал по ступенькам, навёрстывая упущенное время. Миша уже ждал его, нахохлившись на низеньком заборчике палисадника. Заслышав писк кодовой двери, он встал и сделал несколько шагов навстречу. — Привет. — Привет. — Брагинский помедлил и всё же спросил: — Как поужинали? Друг звучно вздохнул. — Понятно, — покладисто свернул разговор Иван. Они вышли на тротуар и двинулись к торцу дома, где ютились вдоль дороги автомобили, которым мысль проектировщиков шестидесятых не предусмотрела места во дворе. Там, между запылённой семейной машинкой и покрытым чехлом гоночным зверем, дремала папина Ласточка. Приближаясь к ней, Иван до сих пор, как в детстве, ощущал лёгкий трепет. Александр Григорьевич своё авто очень любил и, будь его воля, ездил бы на нём до сих пор, тем более что вышедший однажды из строя старенький слабый мотор, как и некоторые важные детали, давно сменили новые мощные запчасти, и на трассе Ласточка могла дать фору многим современным иномаркам. Но вот незадача — для загородного зимнего бездорожья и весенне-осенней распутицы она была слишком низко посажена. Поэтому, перебравшись жить на дачу, родители обзавелись прытким подержанным внедорожником, а Ласточку отдали сыну. Иван, конечно, оказанной честью был польщён, но ездить по привычке предпочитал общественным транспортом. В Ласточку они с Мишей садились, когда нуждались в скорости, независимости от расписания и отсутствии посторонних глаз. И делать это каждый раз было волнительно, как в первый. — Ух, — выдохнул Арбатов, пристегнувшись и растёкшись на пассажирском сидении, покрытом чехлом из деревянных кубышек. — Хорошо? — улыбнулся Брагинский. — А то, — мурлыкнул Миша. — Знаешь, как я за сегодня находился? — Могу представить, — посочувствовал Иван и завёл двигатель. — Н-н-наше Радио! — объявил диктор из ожившей магнитолы. Началась реклама. Брагинский приглушил звук. Аккуратно выехав из дворов на многополосную дорогу, он перестроился в левый ряд. Первичное волнение сменилось спокойной сосредоточенностью. Наверное, что-то похожее ощущал за штурвалом папа, когда служил в ВВС… Рекламный блок сменился песней. Взглянув на задумавшегося о чём-то своём друга, Иван сделал радио погромче и прибавил газу. Михаил, глядя на проплывающие мимо вывески, витрины и жёлтые фонари, размышлял обо всём и одновременно как будто ни о чём — мысли и образы постоянно смешивались, как стёклышки в калейдоскопе, и бесконечно складывались из одних и тех же тем. Варвара, Пётр с этими своими видениями… Мама, сгоревшая за каких-то три недели. Магия — магия и смерть — смерть и магия. Какой-то — Арбатов горько усмехнулся — заколдованный круг. Раньше это представлялось чем-то внешним и, следовательно, преодолимым. Но если Васильев прав — а ему нет смысла врать — то всё, оказывается, было в нём самом. И вечно окружающие его чары, нежить, может, даже странное ощущение родства с хаотической громадой столицы, особенно сильное в толпе, — не случайность, не обстоятельства, а закономерность. Мысли нехотя обратились к папаше. Он практически ничего о нём не знал. Дома не было ни одной фотографии, ни одного письма или открытки, хотя мама упоминала, что ухаживал отец красиво и часто оставлял ей записки со стихами. В сущности, всё, что ему было известно о родителе — что его звали Александр, и он очень хотел назвать его так же. Ведь сын — это «продолжение его самого». Мама, говоря об этом, прятала смущение за саркастичным тоном. Ей, умной, уверенной в себе женщине, было неловко рассказывать о себе тех времён — слишком молодой, слишком зависимой от общественных стереотипов, слишком влюблённой, чтобы увидеть очевидное пренебрежение своей ролью. Неловко было признаться, что, оставшись в девятнадцать одна с ребёнком на руках, она первое время думала не о нём, а была всецело погружена в обиду — настолько, что в отместку за Александра Александровича назвала его как себя. Хотя уж что-что, а быть Михаилом Ивановичем потому, что у его матери редкое и красивое имя Михалина, а деда звали Иваном, ему всегда нравилось. Напрасно мама стеснялась этой истории. Арбатов посмотрел на фосфоресцирующие стрелки наручных часов и задумался над новым фактом, который сегодня узнал. Его папаша колдун. Сильный и явно лишённый моральных дилемм колдун, раз даже в нём тёмной магии под завязку. Где-то он ведь бродит, живой или немёртвый. Кто с такими силами связался, покоя не обретает, как Варя говорила… Впрочем, чёрт с ним. Ему-то что с таким наследством делать? Жить, как князь посоветовал? Так ведь мешает жить. Даже в спящем состоянии мешало. Он вспомнил свои сумрачные шатания после маминой смерти. Заброшенные долгострои, какие-то подворотни, сомнительные компании… Опасные места манили его, словно мёдом намазанные, а он сам притягивал к себе, как магнит, тёмных личностей и глубоко несчастных, отчаявшихся людей, и получал какое-то странное, почти подсознательное наслаждение от их декадансного взаимопонимания. И неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не дядя Шура и его искреннее, отеческое участие. И Ванька. И тётя Аня… На душе стало спокойно и ностальгически светло. Остаток пути он просто дрейфовал от воспоминания к воспоминанию — пока голос друга не вернул его в реальность: — Вроде где-то тут, нет?.. Иван, сбавив скорость до минимума, всматривался в номера домов. Михаил быстро сверился с адресом Татьяны Кирилловны и подсказал: — Дальше, дальше. Сто двадцать шестой. — Хорошо… Брагинский проехал вперёд и свернул к нужному строению. — Звони Татьяне Кирилловне, — остановившись у единственного подъезда, велел он и дёрнул наверх ручник. Арбатов, пролистав список контактов, приложил телефон к уху. Татьяну Кирилловну долго ждать не пришлось — она ожидаемо собралась заблаговременно и только и ждала, пока они приедут. — Здравствуйте! Как ваши дела? — поинтересовался Иван, когда женщина с сыном забрались на заднее сидение. — После вашего средства Ване стало получше, — сообщила Татьяна Кирилловна. — Хорошо, — обронил Брагинский, выруливая со двора. — Я не слышал, как меня зовут, — добавил парень, — и сушняка… то есть, жажды не было. Поспать смог нормально. Но сейчас опять начинает хотеться пить. — Ночь, — заметил Михаил. — Русалки в это время сильнее, чем днём. — Кстати, об этом, — Иван посмотрел на пассажиров через зеркало заднего вида. — Когда мы окажемся на набережной, зов станет ещё сильнее. Мы все должны очень хорошо знать свои роли и чётко им следовать, чтобы всё прошло благополучно и никто не пострадал. Давайте повторим, о чём мы договорились в офисе. Ваня? — Я… должен встать там, где вы скажете, — неуверенно проговорил паренёк, — и… И стоять. — Татьяна Кирилловна? — приняв ответ, спросил Брагинский. — Мы с Михаилом будем рядом с Ваней, — бросив взгляд на Арбатова, откликнулась женщина, — и будем отвлекать его разговорами, чтобы его не тянуло к воде. — А если не получится? — уточнил Иван. — Будем держать, — выдохнула Татьяна Кирилловна. Михаил ощутил в её вздохе тщательно скрываемое беспокойство и сдержанно усмехнулся — не столько губами, сколько про себя. Татьяна Кирилловна, разумеется, предпочла бы, чтобы её сына держал не он, а более рослый и визуально более крепкий Брагинский. И не то чтобы чужая предвзятость не была понятной. Мать, которая боится за своего ребёнка и при этом толком не знает тех, кто берётся его спасти, имеет полное право ещё не на такие сомнения. И всё же такое отношение его задевало. По крайней мере, вызывало некоторые чувства. Анализировать, какие, времени не было — впереди показалась набережная. Брагинский остановил Ласточку на обочине и, вынув из кармана пузырёк с половиной Вариного зелья, осушил его залпом. Затем развернулся к пассажирам — Михаил сделал то же самое — и осведомился: — Готовы? — Нет, — признался Ваня, — но пойдёмте. Татьяна Кирилловна только взволнованно кивнула. Не сговариваясь, они все вылезли из машины. Женщина тут же подошла к сыну и взяла его за руку. Брагинский огляделся и посмотрел на друга: — Думаю, вы можете встать на тротуаре вон у того указателя. Ближе не надо. Арбатов, оценив расстояние до реки, согласно угукнул. До нужного места они дошли вместе. Иван ободряюще похлопал тёзку по плечу и направился дальше — туда, где к самой воде спускались широкие каменные ступени. Москва-река, совсем тёмная в свете уличных фонарей, следила за ним с заинтригованным плеском. «Чёрная река», — вспомнилась ему одна из услышанных в дороге песен, — «примет чужака. Заберёт улов и утопит снасти…» Мысль, что не хотелось бы такого расклада, не успев толком сформироваться, захлебнулась под накрывшей его волной странной, ритмически пульсирующей вокруг тишины. Несмотря на то, что ветер дул в другую сторону, запах реки стал особенно ощутимым. Ушей коснулся шёпот: — Ваня! Брагинский остановился. Зов окреп, перешёл в нежный, звучный полушёпот: — Ванечка… В ушах зашумело эхо кровотока. Иван сглотнул. Это не вода. Это его собственная кровь, пульсируя в жилах, говорила неожиданно напевным, сильным женским голосом: — Иди… Иди туда… Рябь на реке становилась зыбкой, перекатывалась бархатными складками. Михаил, глядя на поднимающиеся волны, нахмурился и чуть не упустил из вида, что вот уже минуту слышит исключительно успокоительные рассуждения Татьяны Кирилловны. — Ваня, — требовательно позвал он. Юноша не ответил. Спихнув с плеча руку матери, он решительно направился в сторону спуска к воде. — Ваня! — испуганно воскликнула Татьяна Кирилловна. Арбатов тратить силы на крики не стал. Одержимые в трансе что роботы — ничего не слышат и прут напролом. Вместо этого он в пару скачков обогнал парня и, не дожидаясь, пока тот осознает его близость и расценит её как помеху, техничной подсечкой уложил его на асфальт. В глазах Вани прояснилось — возможно, сыграл своё лёгкий удар оземь — но в следующую же секунду он вновь попытался прорваться к реке. Михаил, чуть не упав от яростного толчка, кинул взгляд на оторопевшую Татьяну Кирилловну: — Помогите! Вышло злее, чем хотелось, но у него не было выбора — одному человеку с одержимым не совладать. Женщина, опомнившись, подбежала и обхватила сына поверх рук со спины, не давая подняться. Тот замычал и начал хаотично дёргаться то в одну, то в другую сторону, но вдвоём они его удержали. Татьяна Кирилловна отчаянно до слёз крикнула сыну в ухо: — Ваня! Ваня! — Ваня! — донёсся до Брагинского новый голос. Какой-то далёкий и неприятно истеричный. Голос русалки тут же ревниво перехватил инициативу: — Иди, Ваня. Ванечка… Не слушай их. Иван покорно сошёл с последней ступени на небольшую площадку, о невысокие бока которой плескала вода. Она уже ждала его там, кокетливо опираясь о камень локтями. Сильные руки без видимого напряжения удерживали над волнующейся рекой белое, как мрамор, тело. Пряди мокрых, тинисто-тёмных волос причудливыми узорами лежали на напряжённых от холода, обнажённых грудях — на морок русалка размениваться не стала. Когда она увидела, что зов привёл к ней другую жертву, кроваво-красные, как угасающие угли, глаза удивлённо расширились, но уже через мгновение сверкнули голодом и похотью. — Иди ко мне… — сладко позвала она. Брагинский взволнованно зашарил руками по телу, расстёгивая ветровку. — Сейчас… — пообещал он. Русалка одобрительно улыбнулась и закусила губу, когда он подошёл совсем близко и опустился на одно колено. — Я так ждала тебя… — выдохнула она и высунулась из воды сильнее. — Поцелуй меня… Человек подался навстречу. Над водой раздался влажный, мягкий звук. — Прости, — проговорил Иван и надавил на кинжал, засаживая его глубже в сердце русалки. — Я по живым женщинам. Утопленница несколько мгновений остекленело смотрела на него, будто не веря происходящему, а потом её тело медленно стало сползать обратно в воду, гния на глазах. На её губах так и осталась усмешка на грани оскала. Брагинский, с усилием выдернув кинжал, с отвращением подумал, что если бы не полынное зелье, это плотоядное выражение казалось бы ему сексуальным. Даже когда русалка уволокла бы его в реку и принялась бы жрать. Поднявшись и вынув из кармана тряпицу, он обтёр кинжал от крови и взглянул на лезвие: — Ну, с боевым крещением. В голове ещё немного шумело после русалочьих чар. Похлопав себя по карманам и обнаружив, что сигареты остались дома, Иван вздохнул и, сунув клинок в ножны, побрёл к машине. Под дорожным указателем Татьяна Кирилловна помогала нетвёрдо стоящему на ногах сыну отряхнуться. Миша рассматривал что-то у себя на руке. Ваня, отвлекаясь, виновато косился на него. Поравнявшись с ними, Брагинский первым делом взял кисть Арбатова в руку и посмотрел, в чём дело. Одновременно он спросил у Вани: — Ты как, тёзка? — Плохо, — признался парень. — Но… но голос больше не слышу. — И не услышишь, — пообещал Иван, глядя на свежий кровоподтёк со следами зубов, наливающийся на руке у друга. Потом поднял глаза на Мишу: — Терпимо? Или поискать холодное? — Не надо, — отмахнулся Михаил. — Поехали по домам, светает. Татьяна Кирилловна? — Да, — откликнулась женщина и, тоже взглянув на укус, потупилась: — Спасибо вам большое. Я не знаю, как вас за это отблагодарить… — Никому не рассказывайте о случившемся, — перебил её Брагинский. — Этого будет достаточно. — Можете лайк поставить, если мы напишем по мотивам этой охоты рассказ, — пошутил Арбатов и строго посмотрел на Ваню: — А ты, дружочек, за свои выкрутасы так просто не отделаешься. Придётся поступать на бюджет.