Луна. Никому не верь

Она поняла, что вокруг что-то изменилось только по тому, что спине внезапно стало холодно. Да, и ещё одно. Боль в анусе не исчезла, но перестала быть режущей, притупилась, и медленными волнами стала откатываться, оставляя после себя чугунную тяжесть и саднение. Окончательно же Селен привёл в чувство громкий мат и грохот, а также звон крошащегося стекла. Кажется, в комнате что-то рухнуло на пол и разбилось. Сел, щурясь от ослепительного света, с трудом повернула голову в ту сторону, откуда доносились резкие звуки, и несколько секунд пробовала сфокусировать взор, а следующие несколько секунд пыталась упорядочить в мозгу ту картину, которая перед ней возникла. Первое, что она увидел — это был Мерк. Такой же, как и несколько часов назад, когда он в комнате для дознания проводил допрос. Такой же спокойный, аккуратный и холодный, и только лишь по некоторым признакам можно было догадаться, что он в бешенстве. И он не матерился, а молча наблюдал за другим участником мизансцены, тоже в форме, который поднимался с пола, отряхиваясь от осколков стекла, пунцовый от ярости, мокрый и встрёпанный. Медицинский шкафчик зиял пустой огромной дырой в дверце, которая раньше стыдливо скрывала его внутренности за полупрозрачным стеклом. Застегнув форменные брюки, разъярённый службист кинулся на Мерка, однако последний оказался быстрее и неуловимым движением отклонился, так, что встрёпанный потерпел фиаско, врезался в стену и, от неожиданности потеряв равновесие, снова упал. — Остынь, Тер, — лениво процедил Мерк. — Мы так не договаривались. Терек. Это оказался именно он, что Сел, к слову сказать, вовсе не удивило, хотя трудно сказать, что её могло бы ещё удивить сейчас. Пожалуй, разве что, только сам Император, если бы он вдруг собственной персоной заглянул к ним на огонёк проверить, как обстоят дела в вверенном ему ведомстве. Тем временем второй участник схватки, а вернее, её пострадавшая сторона, поднимался с пола, сжимая кулаки и, кажется, был готов снова кинуться в драку. Однако в последний момент он всё же затормозил, с ненавистью раздувая ноздри и продолжая изрыгать многоэтажные конструкции, брызгая слюной на полметра от себя. Кровь росинками выступила на его лице и руках, которые получили мелкие порезы при встрече со стеклом. — Мы с тобой, сука, вообще никак не договаривались, какой же ты ублюдок, Мерк, ты, уёбок, мне кончить не дал! Я разве тебе мешаю, когда ты своих блядей тут ебёшь? Мешаю, а? — Это не твоя блядь, — холодно парировал Мерк. — И ебать её никто не будет, пока я не разрешу. — Ты, — Терек задохнулся от ярости, — ты, сука, охуел, совсем рамсы попутал? Её я нашёл, это моя девочка! — Без разницы, кто нашёл. Была твоя — стала моя. — Да ты… блядь… да я тебя урою, суку! С какого хера? — С такого, что я так хочу. И да, вот что. Ещё одно слово, — предупреждающе поднял руку Мерк, — и я пишу рапорт. Ты знаешь, что я это сделаю, Тер. Ты и так на волоске висишь. Злое сопение в ответ. Кулаки ещё раз сжались и разжались. Терек отошёл в сторону и, тяжело дыша, прислонился мокрым окровавленным лбом к бронированному стеклу окошка, за которым была непроглядная чернота. Когда он снова заговорил, придя в себя и оттирая кровавые потёки платком, выдернутым из нагрудного кармана, ярость в голосе была уже сдержанной, но от этого не менее выраженной. — Какая же ты мразь, Мерк! Всё всегда поворачиваешь по-своему. Ненавижу тебя! Мерк коротко рассмеялся. — Я тебя тоже люблю, милый. Терек ощерился и резко развернулся, вперившись в словно высеченное из камня, без единой эмоции, лицо, процедил уже вполголоса: — Всё-то у тебя выходит так, как ты хочешь. Только знаешь, не надо всех окружающих за дураков считать. Думаешь, никто не догадывается, как ты этот ранг получил, сопляк? Думаешь, никто не знает? Волосы-то, поди, не скоро отрастут, а? Ну и как это, через три ступеньки прыгать? Седалище себе, случаем, не порвал? — Я думал, ты мне расскажешь, как это. Ты-то очевидно, как раз его себе порвал. — Ладно, Мерк, — помолчав и, видимо, немного остыв, уже более спокойным тоном проговорил Терек. — Проехали. Забирай себе эту дырку. Но ты меня тоже знаешь. Я угрожать не хочу. Но и девочке твоей с этой минуты не завидую. «Не завидую? Очевидно, до этого момента судьба моя была просто предметом зависти окружающих», — с горькой насмешкой промелькнула при этих словах мысль в голове у Селен. Двигаться у неё сил не было абсолютно. Не то, чтобы она не могла. Могла бы, наверное. Но не хотела. Ей было совершенно всё равно, было плевать, что холодно спине, что она лежит без одежды, и что вид её кровоточащей задницы может вполне служить иллюстрацией к учебнику судебной медицины. «Глава восьмая, насилие и изнасилование». Мерк молчал. — Сам знаешь, допустимые потери среди состава заключённых… — не закончив фразу, гаденько хохотнул Терек, оттирая остатки крови грязи со своего лица. — Она подозреваемая. — А что, есть какая-то разница? — искренне-издевательски удивился Терек и, не дождавшись ответа, продолжил: — На твоём месте я бы таскал её с собой на верёвочке, если уж она тебе так приглянулась, а то мало ли чего, — и он заржал во весь голос, видимо, весьма довольный своей фразой. К этому моменту Селен уже снова отвернулась к стене и не видела, как уходил Тер, а только слышала тяжёлые шаги форменных сапог по хрустящим осколкам стекла и грохот двери, которую тот изо всех сил приложил об косяк. Приглушённые ругательства становились всё тише, пока совсем не смолкли вдали, быстро сожранные звукопоглотителем, которым, как видно, тут были покрыты коридорные стены. На прощание он успел бросить, когда уже стоял в дверях: — Всё-таки сука ты, Мерк! Вдвоём мы, конечно, вряд ли поместились бы, но разве ж я бы тебе потом не дал? Что тебе стоило подождать пару минут, мне бы хватило! Вот ты дрянь, я ж с тобой всегда делился, сволочь ты. Мерк на это ничего не ответил, и, только после того, как шаги и ругательства стихли, подошёл к двери, так же хрустя стеклом при каждом шаге, прокрутил ключ в личинке замка, запирая тем самым изолятор изнутри на два оборота. Лампочка под потолком только в первый момент, по контрасту с темнотой, показалась Селен яркой. Сейчас, когда глаза уже притерпелись, стало ясно, что она очень даже тусклая, однако даже её скудного освещения вполне хватало на такой маленький метраж комнаты. Во всяком случае, все трещины и местами отколупанная тёмно-синяя краска на стене были ясно различимы в её свете. И даже накарябанные там же, на стене, надписи. «Я люблю Эни». «Слава Императору». «Позвоните Милоне», — и номер телефона. Старая, полузатёртая надпись. Интересно, позвонил ли кто-нибудь этой самой Милоне? Или нет? Что-то не видела она тут у заключённых средств связи… Сел так и продолжала лежать, уткнувшись носом в стену. Она не хотела думать о том, что сейчас будет. Рот ее по прежнему бы наглухо заклеен, и она сейчас жалела только о том, что её всё же не вырвало пять минут назад. Тогда бы сейчас уже, наверное, всё было кончено. Так думала Сел. Однако у её тела было своё мнение на этот счёт. Тело отчаянно, малодушно и истерично цеплялось за остатки жизни, тело хотело дышать, вот потому-то оно и среагировало самостоятельно и очень бурно, когда уверенная ладонь крепко зажала её нос. Правда, Сел даже не успела испугаться, потому что следующим движением оседлавший её Мерк быстро содрал скотч, намертво приросший к коже вокруг рта. Вместе с верхним слоем этой самой кожи. — Тише ты, брыкун! — прикрикнул на неё службист, вставая и брезгливо отряхивая мундир. — Лежи так. Не переворачивайся. Сел по большому счёту было всё равно. Переворачиваться она не особенно и стремилась, поэтому просто осталась лежать так, как лежала, малодушно радуясь тому, что может беспрепятственно, роскошно, открытым ртом, со свистом втягивать воздух, противно пропахший хлоркой. Воздуха было сколько хочешь, можно было дышать и дышать, и как же это было прекрасно! — В душ тебя не потащу, поэтому просто не лягайся, — спокойно проговорил Мерк. Но не вздрогнуть у Селен не вышло, уж слишком неожиданным было касание прохладной мокрой тряпки к саднящей и ноющей промежности. — Откуда в тебе столько кровищи, — раздражённо бормотал между тем службист, аккуратно и быстро обрабатывая рану. — Трещина небольшая, а хлещет из неё как будто поросёнка зарезали. Кто такой был этот поросёнок, Сел не знала. Видимо, в этом месте нужно было бы обидеться, но эта функция была уже сознанием давно переведена в разряд абсурдных и бесполезных. Поэтому она просто наслаждалась прохладой и чувством какой-никакой, но всё же чистоты, которую ему дарила волшебная мокрая тряпица и ловкие руки. К тому же, эта была хоть и недолгая, всего на пару минут, но передышка. Селен отчего-то подумалось, что Мерк брезговал пользоваться ей вот так, после Терека. Он же вообще повёрнут на чистоте. Сейчас вот кровавые потёки уберёт, натянет на себя защитный нано-чехол, и… Тут Сел взвизгнула одновременно от неожиданности и от лёгкой боли. Видимо, она рано размечталась насчёт передышки. — Тихо ты! — шикнул на неё Мерк. — Это димекс. Сел не знала, что и думать. Димекс — достаточно дорогое средство, и свеча, бесцеремонно и ловко запиханная её неожиданным лекарем в задний проход, подействовала почти мгновенно, успокаивая и охлаждая. За что это ей такая неожиданная, без преувеличения сказать, ласка? — Через пару часов можешь встать. Когда я приду, чтобы была готова, — процедил лекарь, брезгливо отмывая руки под струёй холодной воды, бегущей из крана и со звоном разбивающейся о дно металлической, оставшейся с незапамятных времён раковины. Тусклое зеркало отразило безупречное, как всегда гладко выбритое лицо. — Как готова? — оторопела Селен, у которой прорезался к этому времени голос, и врожденная борзость. Да нет, ну правда, как? Что церемониться-то? Слабо ее оттрахать безо всех этих соплей «готова-не готова»? — Мне колени к ушам ещё привязать, что ли? Я и сейчас готовее некуда. Тут же она пожалела о сказанном. Да уж, девуля, язык у тебя всегда был шустрее мозгов. — Готова — в смысле оденься, идиотка, — похоже, её пронесло. Мерк решил пойти в своём великодушии так далеко, что даже спустил на тормозах хамство в отношении представителя власти Императора. Он вытер руки и посмотрел на Сел. Селен хотела было ответить, что одеться в наручниках не смог бы даже Барри Будини, великий фокусник, прославившийся тем, что выбирался из запертого на десять замков сундука, да ещё находясь внутри, связанным и в смирительной рубашке. Сундук, кстати, сбрасывали с моста в реку ядовитых отходов, но Будини уже через пять минут появлялся из розовых волн и успешно доплывал до берега. Сел сама по транслятору видела. Хотеть-то хотела отбояриться, но, подумав, решила, что второй раз вольность может не прокатить, поэтому просто молча выпростала из-под себя скованные руки и продемонстрировала их Мерку. Тот также без слов достал из-за пояса связку ключей и разомкнул замок. Боль мгновенно распространилась в кисти рук, и Селен спрятала их под тёплым животом, стараясь не шевелить ими до тех пор, пока кровообращение не восстановится. Руки быстро потеплели и отошли. В отсутствии боли мозг поспешил наполниться новыми мыслями. Интересно, почему это Мерка Тер сопляком назвал? Наверное, из-за того, что он был постарше, а ранг у него был ниже. Сел никогда не задумывалась над тем, сколько Мерку лет. Не до знакомства было им, короче, и никакой лишней информацией они друг о друге не владели. Да и зачем она, по большому счёту, эта информация, когда даже о следующей встрече они никогда не договаривались? Теоретически каждая их встреча могла быть и последней. Не хочешь — не звони. Не приходи. Зачем расспрашивать друг друга о том, что не интересно ни одному, ни другому? Правильно. Незачем… И все-таки как же мало нужно человеку для счастья! Отсутствие боли и холода. Вот как мало. И всё это у Селен сейчас было. Потому что Мерк, уходя, поднял с пола тоненькое колючее одеяло и швырнул его прямо комком на неё, распластавшуюся на кушетке. Это было здорово. А расправить его и аккуратно укрыться Сел и сама сможет.