Луна. Никому не верь

Однако мечтаниям Сел о том, как она в ночи прокрадётся к унитазу и избавится от подозрительной таблетки, сбыться было не суждено. Обед принёс уже знакомый ей плюгавый Уринас, на этот раз он не пытался смухлевать, но Сел на всякий случай демонстративно осмотрела маркировку — больше в воспитательных целях. Ничего особенного, такой же паёк, как у соседей, обычного серого цвета концентрат «со вкусом фасоли и рыбы», который Сел проглотила, почти не чувствуя этого самого вкуса. Рыбу она часто видела в трансляторе и хорошо представляла её себе, а вот загадочная фа-соль совершенно сбила её с толку. Наверное, какая-нибудь пряность. Или соль с витаминами. С такими, чтобы трахаться не хотелось. Селен знала, что такие витамины, антисекс, дают в войсках солдатам, чтобы они там не еблись по углам друг с другом, как кролики, а всё ж таки держали оборону границ во славу Императора. Ну, наверно, и заключённым тоже такие витамины дают, какая разница-то? Армия — та же самая тюрьма, только ещё и автоматы всем раздали. Короче, неизвестно, как там с витаминами против секса в этой фа-соли, а вот самой соли там было предостаточно. Во всяком случае, пить после неё хотелось просто атомно. Что Сел и сделала, подошла к раковине и, жадно сербая в ладошке из-под крана неприятно тёплую и невкусную воду с лёгким металлическим ароматом, напилась. Рыба, кстати, говорят, — это не сказки. Есть такой зверь. Правда, в реках ни одна тварь не выживет, а вот в морях… дед Сел рассказывал, что очень далеко, если лететь несколько дней на Вест, есть такая земля, то есть тьфу, не земля, а, короче, сплошная вода вместо земли. Её так много, что она даже называется специальным словом — море. И можно лететь над этой водой на планере пару дней, и конца и края ей не будет видно. И вот там есть эта самая рыба. Потому что воды в море так много, что отравить её всю не удалось, как ни старались, вот рыба и выжила. Сел слушала эти сказки, открыв рот, когда была маленькой. Но когда подросла, то поняла, что всё, что рассказывает дед, хотя и безумно интересно, однако ж надобно делить на восемь. В последний год жизни дед и вовсе заговариваться начал. Сел его почти и не слушала уже. Правда, рыба — это не сказки. Рыба в подземных рыбхозах была, немного, конечно, и, опять же, только для маленьких детей. Ну как коровы тож. От мыслей о рыбах и коровах, которые не на шутку заняли ум Сел, её отвлёк звук открывающейся двери в камеру. Что за? Обед уже закончился, а до ужина ещё довольно далеко… Однако через секунду все мысли из её головы вылетели, как мелкие бабочки, из тех, что жрут шубы. На пороге камеры стоял тот самый бугай, мрачный мужик с бугристым лицом, которого Сел видела в санпропускнике в первый день своего пребывания. — Проходи давай, чего застрял? — раздался голос службиста, которого было не видно за спиной вновь прибывшего. Однако мужик не торопился, оглядывая обитателей двадцать третьей камеры взглядом исподлобья и чуть ухмыляясь одним углом рта. — Оглох, что ли? Или зубы лишние? — возмутился охранник, правда особой уверенности в его голосе не было. Мужик всё же сделал пару шагов вперёд и, обернувшись на охранника, довольно развязно спросил: — Слышь, а с чего это ради мне такой подарок? Чего меня из родной двадцать шестой в этот рай с подарками запихнули? Селен съёжилась под его тяжёлым мутным взглядом, от которого хотелось спрятаться. Бывают такие взгляды, после которых тянет умыться. А ещё лучше — принять душ, да не простой, а горячий и с щёлоком. Вот и у новосёла был именно такой взгляд, пачкающий. — Откуда я знаю? — буркнул охранник, не расположенный особо разговаривать, однако и резко обрывать бугая он не стал. Аккуратно так буркнул. И с неохотой пояснил: — Терек приказал, а приказы начальства не обсуждают. Мужик криво осклабился и тяжёлым шагом прошёл к кровати, на которой раньше располагался Харт. Под его тяжестью сетка прогнулась, кровать скрипнула. Положил руки на колени и сально подмигнул Селен. — Постойте, — крикнула та в стремительно сужающуюся дверную щель, — постойте! Я хочу дать показания! Я вспомнила! Дверь дрогнула и немного приотворилась. Службист скользнул взглядом по бледному лицу девушки, как будто что-то прикидывая. — Вспомнила, говоришь? Ну… хорошо. Я доложу, чтобы завтра тебя вызвали на допрос. — Сегодня! Это срочно! — отчаянно продолжал цепляться за последнюю возможность Селен. — Завтра может быть поздно, это очень важно! Она уже перестала надеяться, с ужасом наблюдая, как дверь закрывается вновь, подписывая тем самым ей приговор, когда услышала последние слова службиста, сказанные нехотя: — Ладно, попробую, — дверь отрезала камеру от коридора, а Сел от спасения. Бугай хохотнул. — Дак вот что этот Терек имел в виду, когда говорил, что я теперь его должник? Вот, бля, сюрприз так сюрприз! И где же это таких кошечек делают? Ладно, не дёргайся, я натраханный сейчас по самые уши. «Неужели тебя, бугая, аж по самые уши натянули?» — хотела было брякнуть Селен, у которой инстинкт самосохранения периодически отказывался выполнять свои прямые обязанности. Но вовремя удержалась, заставляя себя сохранять молчание и спокойствие хотя бы внешнее.  — Не ссы, котик, — лениво протянул ещё раз бугай и широко зевнул во весь рот, не прикрываясь и позволяя окружающим вдосталь полюбоваться на все свои четырнадцать зубов. Впрочем, может быть, их было и восемнадцать, Сел не была уверена. Зубы могли позволить себе лишь состоятельные члены общества, зубы были, пожалуй, даже дороже, чем жениться. Поэтому большинство граждан просто ждало до тех пор, пока количество рудиментов (так их, эти зубы, называли в передаче, посвящённой здоровью зубов, в трансляторе, эту передачу вела одна из немногих женщин-ведущих со смешной фамилией Большева) достигнет критического числа, потом быстренько удаляли оставшиеся пять-семь штук и вместо них получали стандартную вставную челюсть. Для того, чтобы принимать концентрат, этого, как правило, было достаточно. Селен в этом плане пока заморачиваться было рано, она в силу возраста пока ещё была счастливым обладателем тридцати двух. И, скорее всего, надолго. Во всяком случае, и у её матери, и у отца все рудименты были на месте, что говорило о хорошей наследственности и здоровом генотипе. Можно было надеяться на то, что и у Сел до самой старости… хотя, куда это её опять понесло? Какая старость? Через несколько лет работы на радиоактивном, ну или токсическом производстве, куда она попадёт через пару хорошо, если недель, а то, может быть, и дней, зубы выпадут почти в полном составе… — Ааамм… — громила меж тем перестал зевать, прищёлкнув оставшимися зубами, и завалился прямо на колючее одеяло с явным намерением поспать. Ему до вставной челюсти было ещё тоже далековато. Хотя… Вряд ли он заработал ущерб рудиментов естественным путём. Тут по позвоночнику Селен опять пробежал холодок животного ужаса, пожалуй, в десятый раз за сегодняшний день. Скорее всего, бугай их в замесе каком–нибудь потерял. Мужик прервал поток её панических мыслей тем, что приоткрыл мутноватый глаз и перевернулся на бок. — Скучааешь? — томно промурлыкал он с придыханием. Получилось у него это настолько жутко, что Селен тихо икнула от ужаса. И судорожно дёрнула головой. Нет, мол. — Скучаааешь! — на этот раз утвердительно муркнул бугай. — А я вот замёрз, между прочим… Селен молчала, от ужаса не в силах даже слова сказать. Но мужика это абсолютно не трогало. — А знаешь, давай вот что! Давай с тобой поиграем! — подумав, произнёс он. И ему эта мысль, как видно, очень понравилась, так что он оживился и вновь присел в кровати, заставив её пружины предсмертно вскрипнуть. — Если я выиграю, то ты меня погреешь. А если ты — то я тебя развеселю! Идёт? — и он заржал неприятным, кашляющим смехом, весьма довольный своей идеей. Селен затравленно оглянулась на соседей по камере. Все трое дружно «спали», отвернувшись к стенам и мерно посапывая. — Я… — растерянно помотала Сел головой, — я не… С ужасом думая, что счёт пошёл на минуты. Наблюдения в камерах никакого, да если бы даже оно и было, вряд ли кто кинется восстанавливать порядок. Бесплатное представление всяко веселее, чем вероятность получить травмы, сражаясь за этот самый порядок и восстанавливая никому не нужную справедливость. — Ну, чего зависла, кошечка? — уже настойчивее, с оттенком нетерпения проговорил бугай. — Сказано же, сюда иди. Поиграем. И он протянул к ней такую же бугристую, как и его лицо, руку с короткими огромными и грязными ногтями, похожими на крошечные лопаты. Лязг замка. Открывающаяся дверь. — Юджин, на допрос. Кто бы ещё два дня назад мог подумать, что эти слова способны вызвать бурю восторга в душе? Да что там бурю? Сел как будто бы миллион бактеров в лотерею выиграла! Она подскочила, как ошпаренная, и мигом очутилась у двери камеры, сопровождаемая досадливым кряком с соседней койки. — Ну, давай, часок отдохни, — нехотя протянул громила, снова вытягиваясь во весь рост на койке. Ноги у него немного не поместились, и ему пришлось их просунуть сквозь редкие прутья решётки в торце кровати. — Да и я аппетит нагуляю, — с этими словами он закинул руки за голову и прикрыл глаза, готовясь, как видимо, нагуливать аппетит. Сел вышла в коридор. («Лицом к стене! Руки на стену!») Потом поплелась вдоль бесконечного ряда дверей с цифрами, подгоняемая конвоиром. Идти хотелось как можно медленнее, была бы её воля — она бы вообще ползла. Однако нельзя. Конвоир забеспокоился, снова торкнул её дулом между лопаток. — Э, ты чего? Быстро руку из кармана вынула, сука! Вверх подняла! Ты что там в рот засунула, скотина? Открывай рот, сволочь! — Ничего, — просипела Селен, — я кашляю! Она и правда судорожно закашлялась, потому что проглотить капсулу без воды оказалось не так-то просто, и та застряла в горле, не на шутку её напугав. Не хватало ещё задохнуться тут, в длинном тюремном коридоре! Самое дурацкое окончание дурацкой жизни. Однако, прокашлявшись, она всё-таки с усилием протолкнула капсулу в пищевод отчаянным глотком и послушно открыла рот, позволяя службисту осмотреть его, подсвечивая небольшим фонариком. Интересно, а задницу они когда осматривают, тоже фонариком светят? Сел глупо хихикнула, вызвав раздражённый взгляд охранника. — Смотри мне! А то не посмотрю на то, что у тебя зубы красивые, повыбиваю через раз. Службист повернул её к себе спиной и, прижавшись уж слишком тесно сзади, быстро обшарил единственный небольшой и теперь уже пустой карман. Будь что будет, — думала Сел, плетясь с прежней скоростью по коридору и стараясь не зацикливаться на том, что её ждёт. Может быть, она снова попадёт в лазарет? А может быть… может быть там вообще был яд? И Мерк по-своему пожалел её, предоставив возможность безболезненно и быстро уйти, не проходя перед этим через все девять кругов ада? Да неет, по-любому Мерк бы дал ей в этом случае знать… Ай, какая разница? В любом случае, худшего варианта, чем вернуться после допроса назад в камеру, у неё нет. Будь что будет. Тем более, что этот поступок, который она совершила больше импульсивно, чем обдуманно, теперь уже не исправить. У Сел вновь возникло ощущение щепки, которую несёт бурный поток сливных ядовитых вод, бросая её от берега к берегу. И неизвестно, что будет раньше — гибель от удара башкой о бетонные берега реки или же смерть от разъедающей одежду и кожу безумной смеси активных веществ. «Лучше бы от удара, конечно», — тоскливо подумала Селен, уже в который раз переступая порог знакомого кабинета и уже в который раз ловя на себе взгляд голубых глаз. Она вдруг вспомнила, как эти глаза вспыхивали огнём, перед тем, как крепко зажмуриться, когда Мерк кончает. Постанывая и сдвинув тонкие брови, чуть приоткрыв красиво очерченные губы. Как будто бы ему немного больно в этот миг, как будто бы он в этот момент находится в каком-то другом, параллельном мире, на несколько секунд переносится туда, оглушённый и беззащитный. Сел помотала головой, отгоняя наваждение. Сейчас всё по-другому. Если дело дойдёт до секса, на что и намекал Терек, а, скорее всего, так оно и будет, то Мерк не станет заниматься ею лицом к лицу. Уткнёт Сел мордой в подушку и грубо оттрахает, и хорошо ещё, если немного подготовит перед этим. Он всегда очень бережно относился к своим вещам. И поэтому, слава Провидению, наверное и не хочет ни с кем делиться Селен. Он вообще по жизни такой. Эгоист. Сел вовсе не удивится, если после сегодняшнего допроса будет секс в знакомом уже изоляторе. Она вдруг ясно поняла, что думает об этом без досады. Наоборот, чем больше она об этом размышляла, тем понятнее для нее было, что она соскучилась. Парадоксально, но это было так. Желания тела никуда не делись, и сейчас, глядя в голубые внимательные глаза своего визави, даже разумом понимая, что этот гад, скорее всего, причастен самым непосредственным образом и к её аресту, и к её теперешнему бедственному положению, Селен почувствовала, что безумно хочет секса с ним. Внутри груди стало горячо и тесно. А уж что происходило ниже — об этом вообще стыдно было даже подумать. — Селен, — Сел даже не поняла сразу, что её зовут по имени, не по фамилии, — Сел, что с вами? Вы не больны? Бляааа! Таблетка! Эти бредовые мысли о сексе, эти жгучие и странные ощущения, этот пожар — это, скорее всего, действие таблетки! Всё оказалось так просто! Мерк накормил её стимулятором! Офигеть! Селен завыла, не веря, что она так легко и глупо попалась. Мерку не захотелось трахать бесчувственное, равнодушное или ненавидящее его тело! Он хотел просто-напросто создать иллюзию взаимности, страсти, вернуть, хотя бы и искусственно, ту простоту и бесхитростность, которая у них была раньше, все эти месяцы! — Э, эй! Что с тобой? Ты в порядке? Лицо расплывалось, превращаясь в две полные луны, сияющие на небе, это так неправильно и нелогично… так в жизни не бывает, чтобы одновременно появились две полные луны на небе! В реальности одна из них растёт, а вторая в это же время стареет, они встречаются в ночь равнолуния на середине фаз, будто бы кивают друг другу половинками, и на следующую ночь снова начинают свой разбег, уже в обратную сторону… Селен почувствовала, что проваливается в темноту, проклиная и себя, и собственную глупость, и заодно свою бездарную, ущербную и никому не нужную жизнь. Последнее, что она слышала — это были слова Мерка, произнесённые в трубку коммутатора. — Заключённой плохо. Похоже, тут у нас ситуация ноль-ноль-два.