Луна. Никому не верь

У них оставалось ещё два дня, и пролетели они до обидного быстро. Сел ни за что бы раньше, в прежней жизни, не поверила, если бы ей сказали, что покидать изолятор она будет не то что с сожалением, а даже с отчаянием. Она была полностью раздавлена и деморализована. И не только потому, что заканчивалось её относительно безопасное заточение. Не только потому, что её впереди ждало отвратительное ближайшее и ещё более отвратительное отдалённое будущее. А ещё и потому, что Мерк, после того раза, когда они умудрились наставить друг другу отметин в виде ссадин и синяков, появившихся в результате короткой схватки и длительного секса после неё (да, ещё же Селен умудрилась заехать по морде службисту! Интересно, как он объяснил этот факт появления фингала после допроса своим сослуживцам?), так вот, Мерк на следующий день пришёл на предпоследний допрос мрачнее ядовитого облака и на все расспросы Сел только отмалчивался и огрызался, неожиданно заставив Селен вспомнить, что она вообще-то заключённая, а её страстный любовник — её же конвоир и дознаватель. Она ведь было совсем об этом и забыла, полностью растворившись в эйфории их свиданий. А иначе как свиданиями она эти «допросы» для себя назвать не могла. Конечно же, свидания. Когда Мерк от нетерпения даже не дожидался окончания санобработки, когда он открывал двери душевой ключом, ещё не успев даже снять форму и встать под струи тёплого душа. Сел мгновенно подрывалась и, как была, голая, мчалась в душ, и там уже встречала любовника, который, раздевшись, тут же приникал к ней, мокрой, тёплой и уже возбуждённой. И они долго целовались там, под этим чахлым водопадом, плевать, что он слабо пах антисептиком, плевать, что толком вытереться бумажными полотенцами никак не получалось, всё плевать… Но в последние два дня всё поменялось. Не было больше болтовни, стёба, взаимных подколок, когда Сел порой казалось, что она снова подросток, и Мерк не старше её, такой же дурной, такой же оглушённый первым чувством пацан, как же это было давно… она уже и успела забыть, как это бывает. Свою первую любовь Селен вспоминать не очень любила, расставание с ней было очень болезненным, и она потом почти полгода не могла прийти в себя и не могла ни с кем встречаться, но вот когда всё у них только начиналось, тогда… это опьянение, первый поцелуй, первый секс… Самое фиговое, что сейчас, в этом сраном изоляторе это чувство вновь к ней вернулось. Сел не хотела пускать его в себя, зная, чем это в итоге закончится, но оно её не особо и спрашивало. Она и махнула рукой. Плевать. Когда каждый день может стать последним, тут не до этой роскоши, «пускать-не пускать». Только один раз за это время между ней и Мерком повисла неловкость. Конечно, Селен не должна была задавать такого вопроса. Но и не задать его она тоже не могла. Слишком она много думала над ним, оставаясь после ухода Мерка в одиночестве и не имея никакого другого занятия, кроме как копаться в своих мыслях. — Слушай. А зачем тебе всё это? — этим вопросом, который, естественно, повис в воздухе и остался без ответа, Сел хотела сказать, что ей непонятно, ради чего Мерку рисковать. Хороший трах? Да его на каждом углу. Хоть попой ешь. Смазливых парней и девушек вагон. И на воле вагон, да и тут тоже. Она сглотнула, вспомнив, что кричал Терек в тот первый день, когда злой, встрёпанный с расстёгнутыми штанами бросался с кулаками на Мерка. «Я разве тебе мешаю, когда ты своих блядей тут ебёшь?» Мысль о том, что Мерк, в общем-то, проблем с личной жизнью не испытывает, да и раньше никогда не испытывал, хотя и была разумной, однако Селен совершенно не нравилась. Это конечно было крайне глупо. Она же вовсе никаких прав на эту самую личную жизнь офицера не имеет. И не имела никогда. У того — очередь на жену, у того — очередь из желающих, узников и свободных, законопослушных граждан, что совсем неудивительно, если принять во внимание отпадную внешность парня. А что Селен? Заключённая-неудачник? (Как будто бывают удачливые заключённые, дааа…) Невзрачная девушка-шлак, неяркий эпизод, который скоро подойдёт к концу? Да что там! Уже подходит! Нет, нет, не думать об этом. Надо воспользоваться этой сказкой, выдоить её до конца, поиметь её и в хвост и в гриву, чтобы она даже мявкнуть не смогла, когда уйдёт из её, Сел, жизни, обессиленная и оттраханная… Однако конец этой сказки, неудачной сказки, ущербной и горькой, наступил намного раньше, чем рассчитывала Селен. Последние два дня Мерк замкнулся, в его глазах вновь появилось то самое холодящее душу ледяное выражение, и он вновь стал так же немногословен, как и в самом начале их знакомства, ещё когда они встречались дома по выходным. Только один секс не поменялся. Казалось, что они хотят натрахаться на несколько лет вперёд. Тут у них не было совершенно никаких разногласий. Службист в последние дни умудрялся приходить по нескольку раз в день, а накануне выхода Сел из изолятора даже чуть не остался на ночь, вырубившись без сил буквально на Селен и проспав таким образом около часа. У неё затекло всё, что можно, однако Сел боялась даже пошевелиться, чтобы не разбудить Мерка. Тот проснулся сам, быстро взглянул на часы, коротко выругался и, даже не сказав ни слова, подорвался и исчез, оставив её в полном раздрае. Для того, чтобы назавтра появиться уже в полной форме, одетым по уставу, без санобработки, просто пройдя через санпропускник. — Селен Юджин, на выход, — холодно бросил он, не глядя на заключённую, и кинул в Сел запечатанный пакет с одеждой. Селен оделась, путаясь в штанинах и рукавах и ненавидя себя за эту растерянность. Она ожидала увидеть в пакете такой же клоунский комплект, на пару размеров больше, что и в прошлый раз, однако на этот раз роба и штаны были ей впору. «Ах да, старый же костюм погиб в печке», — подумала Селен, натягивая куртку и проведя ладонями по грубому полотну. Карманов в куртке не было. Перед выходом она попыталась было поймать взгляд голубых глаз, однако офицер на неё старательно не смотрел. Кинув прощальный, а скорее всего, последний, взгляд на место своего заточения, она переступила порог, физически чувствуя, как ей между лопаток упирается взгляд. Без эмоций. Без жалости. Без надежды. Длинные, бесконечные коридоры Корпуса Дознания. Прошло всего десять дней, а кажется, что Селен полжизни провела в этом изоляторе. Она старалась не думать о том, что ждёт её в камере. Наверняка ничего хорошего. — Лицом к стене! Руки на стену! — это голос Мерка. Сел его даже сразу не узнала. Поняла только после того, как уже на автомате, заученным движением повернулась и положила ладони на холодный цемент стены, недоумевая про себя. Они ж ещё не дошли! Больше половины пути до её камеры осталось! Впрочем, через несколько секунд загадка решилась. Из глубины коридора показалась и быстро приближалась такая же пара, как и они. Конвоир и заключённый. Мерный, нарастающий постук каблуков сапог о каменный пол. Мерное шарканье сапог заключённого. Сел уткнулась лбом в ледяную стену и терпеливо ждала, пока пара минует их с Мерком. Мерк вынул из кобуры револьвер и взвёл курок. Сел сглотнула. Тотчас вслед за этим услышала сухой щелчок другого револьвера. Наверное, второй офицер сделал то же самое. Сердце у Сел бешено заколотилось. Может быть, по правилам расхождения двух конвоев так оно и должно быть? Она закрыла глаза и постаралась ни о чём не думать. Это было просто. Ни одной мысли в голове не остаётся, когда висок холодит воронёная сталь. А Мерк прижал отверстие ствола вплотную к коже Сел. «Господи, когда уже это закончится?» — отчаянная, последняя мысль, оставшаяся в пустой голове, всё же промелькнула яркой вспышкой, как будто бы ослепив несчастную. Но она дёрнулась не из-за этой вспышки, а из-за крика, который раздался внезапно в тишине коридора, нарушаемой лишь звуком шагов. — Это не я! — отчаянный крик раздавался, отражаясь от стен коридора и прыгая между ними, как резиновый мяч. — Сел! Это не я тебя сдал! Не я! И жутким обрывом прогремел выстрел, который оглушил, и казалось, что пуля разорвалась прямо в голове у Сел. Только вот отчего-то она осталась жива. Одновременно с выстрелом раздался звук удара и падающего мешком тела. — Твою мать, я тебя урою! Под трибунал пойдёшь! — это орал Мерк, себя не помня, продолжая прижимать сталь ствола к виску Селен. Орал на второго офицера, который быстро нагнулся к упавшему на цементный пол парню и судорожно нащупывал у того пульс на шее. — Вперёд! — кинул напряжённым голосом Мерк Селен, пряча револьвер в кобуру. Однако она не могла даже пошевелиться, глядя помертвевшим взглядом на тело, лежащее посреди тюремного коридора. Это было тело Канта. Её бывшего любовника. Человека, который её сдал. Или он не врал сейчас, в последнюю секунду перед смертью? «Это не я, Сел!» Она застыла, не в силах шевельнуться, будто в кошмарном сне глядя, как офицер переворачивает тело на спину и продолжает его быстро осматривать. — Вперёд! — уже со злостью почти крикнул Мерк и, рывком развернув заключённую, толкнул её в спину, так, что Селен чуть не упала. Она механически зашагала дальше по коридору, подавляя желание обернуться. Когда дверь в камеру за ней затворилась и замок затих, прогромыхав напоследок, Селен осмотрелась. Её койка была уже, ясное дело, занята. И ни одного знакомого лица. Ни старика, ни мужика с газетой, ни громилы… Хотя… чему она удивляется? Десять дней — это же целая жизнь, когда речь идёт о КД. Целая жизнь… она прикрыла глаза. Или целая смерть… — Чего жмуришься? — неласково окликнули её. Какой-то рябой парень с койки, на которой раньше был Харт. Харт, вспомнила она весёлого веснушчатого парня. Как бы хотелось, чтобы ему было хоть чуточку легче, чем оно обычно бывает на каторге… — Я к тебе обращаюсь, шалашовка! — парень всё не унимался. Надо было реагировать, а то не отстанет. — Я не поняла, — равнодушно и тихо сказала Сел. Все её эмоции остались там, в коридоре, рядом с остывающим трупом то ли бывшего любовника, то ли предателя. Теперь уже не узнать… — Я не поняла. Тебе что, моргалы выколоть? — она повернулась и спокойно прошла на свободное место. Какая разница, где валяться? Она, правда, плохо себе представляла, что это за моргалы такие, когда услышала эту фразу раньше, мельком в приемнике. Татуировка такая специальная, что ли? Но сказала уверенно, будто бы всю жизнь только и делала, что эти моргалы выкалывала. Как ни странно, это равнодушие подействовало намного лучше, чем ор и разрывание майки. Во всяком случае, парень тут же заткнулся, буркнув напоследок, видимо, привычный оставлять за собой последнее слово: — Так бы и сказала, понимаешь… — и, поймав ничего не выражающий взгляд Селен, тут же добавил, — а я что? Я уже молчу! Селен повалилась на койку и, отвернувшись к стене, закрыла глаза. Кажется, она провалилась в сон. Ей уже было всё равно. Она подумала было, что во сне она совершенно беззащитна, и, если уж на то пошло, этот мутный парень вполне может, воспользовавшись её таким беспомощным состоянием, запросто и самой Селен выколоть эти самые загадочные моргалы, тем более что никто из обитателей камеры даже и пальцем бы не пошевелил, чтобы помешать. Но ей реально было уже всё равно. Дыхалка, заводной механизм её личности, сорвалась. Она бы даже не произнесла ни слова, если бы её сейчас схватили и без суда и следствия потащили на казнь… …а вот сейчас, кажется, это самое и произойдёт. Когда Сел открыла глаза после короткого больного сна, она увидела перед собой лицо того самого офицера, который стрелял в Кантора. — Встала, быстро! — офицер коротко рявкнул и ткнул её небольшой дубинкой, чехол от которой также крепился на поясе, как и кобура. При взгляде на неё Селен застопорило, и она не могла оторвать от неё глаз, ещё не совсем отойдя от сонного морока. Она присела на своей койке, так же продолжая немигающим взглядом смотреть на кобуру. — Ты что, не поняла? — взревел службист. «Нервный какой-то, — равнодушно подумала Сел. — Неудивительно, что он сорвался и в Канта выстрелил. Вот Мерк бы не стал…» Следом она тут же подумала, что Мерк вполне мог бы её и пристрелить в случае такой нештатной ситуации, если бы был менее хладнокровным, и порадовалась, что у того всё ж таки не дрогнула рука. Ну как порадовалась… вяло так, как будто вовсе не о её жизни шла речь… — Я ещё не поела, — сообщила она психопату спокойно, как будто бы не замечая, что у того уже почти пар из ушей идёт от злости. — Я никуда не пойду, пока не поем, я знаю свои права заключённого. В самом деле, на небольшой тумбочке рядом с кроватью лежал на куске газеты сероватый брусок. Кто-то из сокамерников позаботился о ней, пока она спала, видимо, обед разнесли как раз в это время. Сел не удивилась бы, если бы узнала, что это тот самый рябой парень притаранил. Такие вот наезжалы часто сразу шёлковыми становятся, если отпор получают. Сел протянула руку за брикетом и стала отламывать от него небольшие куски, отправлять в рот, медленно их пережёвывать и старательно глотать. Время хотелось протянуть, насколько это было возможно. «Со вкусом свинины и спаржи», — прочла она между делом на упаковке. Что за херь? Никакой фантазии не хватит эти вкусы себе представлять. Спаржа. Похоже на что-то неприличное. Хотя и сам кусок приличным, вообще-то, назвать тоже нельзя. И вкус у него больше всего похож на картон. Она медленно ела и смотрела на офицера в упор, ожидая, что у того вот-вот лопнет терпение и он пустит в ход свою дубинку. Однако тот молча ждал, на удивление терпеливо снося демонстративный борзёж. «И правда, что ли, права есть какие?» — удивилась про себя Сел, но вида не подала. Доела, вытерла руки одноразовой влажной салфеткой и покровительственно кивнула службисту: — Пошли. У рябого парня с соседней койки открылся рот. Службист, как видно, тоже озвезденел от такого хамства, однако нашёл в себе сил только дёрнуть головой и указать Сел на дверь. Получилось смешно. Как будто не он Селен, а она его на допрос ведет. Но никто из сокамерников, разумеется, не смеялся. Да и не допрос это оказался, кстати. Но прежде, чем Селен это поняла, ей пришлось перенести шок, по силе сравнимый с тем, который её накрыл двумя часами ранее в тюремном коридоре. Охранник её привёл к знакомому кабинету Мерка. «И почему я не удивлена?» — тоскливо подумала Сел. И это была опять же последняя мысль из разумных. Потому что, переступив порог кабинета, первое, что она увидала — это был знакомый капюшон. Её капюшон из неведомого зверя. Её капюшон, который был частью её же куртки. Та лежала на столе у Мерка во всем своём великолепии, как будто бы ожидала свою хозяйку. Как будто бы она скучала, изнывала в одиночестве и вот сейчас радостно уставилась на Селен своими крупными металлическими замочками и заклёпками. — Одевайся, — бросил ей Мерк, не сказав ни слова в объяснение.