Свет наших сердец

      Глава V              — Настоящий маг, Гарри, куда больше, чем простая совокупность известных ему заклинаний.       — С этим глупо спорить, профессор. Благодаря вашим урокам такие вещи воспринимаются мной как нечто правильное и верное, — я пошевелился в кресле и посмотрел на самовар, который стоял в углу на небольшом столике и периодически уютно посвистывал, выпуская пар. Самовар был тот самый, привезенный мною из Колдовстворца и подаренный декану. Несомненно, он им очень дорожил. В Хогвартсе даже выражение появилось «самоварный чай у Флитвика». Многие считали за честь попасть на такое мероприятие. И хотя учитель не делил людей на первый и второй сорт, и приглашал чуть ли не всех, все же такие посиделки стали напоминать своеобразный «Клуб Слизней», который в прошлом существовал на Слизерине.       У меня вполне сносно получалось левитировать два объекта одновременно. А вот больше… Пустая кружка с блюдцем подплыли по воздуху к самовару и замерли в нескольких сантиметрах над небольшим подносом. Продолжая удерживать их в воздухе, я освободил часть внимания и осторожно сдвинул кран на самоваре. На деле все выглядело куда сложнее, чем на словах. Я старался держать чашку неподвижно, а блюдце продолжало плотно прилегать к донышку. Они дернулись лишь один раз, чуть не упали, но я успел восстановить концентрацию. Кипяток устремился в чашку. Дождавшись, когда она наполнится, я закрыл кран и переместил их к себе поближе.       Флитвик внимательно смотрел за моими манипуляциями. Я прекрасно помнил одну из его вроде бы простеньких, но таких глубоких идей — даже обыденная жизнь может служить нам источником и возможностью для роста.       — Неплохой контроль, — бесстрастно заметил учитель, когда все так же с помощью магии в кружку попал кусочек сахара, а чайная ложка совершила несколько оборотов. — Но ты можешь большее.       — Спасибо!       — Помнишь, мы говорили, что все в жизни подвержено циклам? Циклы и Ритмы — это законы нашего мира.       — Конечно, помню.       — Ничто не покоится — все движется, все вибрирует. Все втекает, вытекает, имеет свои приливы и отливы, все поднимается и падает — маятникообразные колебания проявляются во всем. Мера колебания налево есть мера колебания направо. Ритмы компенсируются и они различны по продолжительности. Некоторые процессы могут занимать год или месяц и их легко фиксировать, но иные продолжаются веками и осознать их куда сложнее.       Я молча пил чай и не прерывал своего учителя. Как часто бывало, он говорил очень важные вещи. И знание их позволяет магу понимать глобальные процессы и свое место среди них.       Эти Ритмы и Циклы поначалу казались мне не слишком достоверными и важными. Но спустя некоторое время я осознал их невероятное влияние и то, как простые люди под него попадают. Да, мы можем создать прецедент, но дальше он начнет действовать самостоятельно.       Как пример — история, связанная с рабством. Веками западные страны занимались работорговлей и унижали черное население. Это одна часть цикла, и маятник двигался в одну сторону. Сейчас он пошел в другую сторону. Черному населению в тех же США и Англии живётся иначе, уже белые начали подвергаться насилию и дискриминации. Их обвиняют в расизме и отсутствии толерантности. Им стало тяжелее устроиться на работу и вообще, жизнь меняется в худшую сторону. И пока процесс не уравновесится, он не закончится. И сейчас маятник еще далеко от крайней точки.       Есть и другой пример — нынешний феминизм. Он развивается и набирает обороты. А все началось несколько веков назад, когда в Средневековой Европе женщину притесняли. Её не считали полноценным человеком и вообще, ходило выражение «и придумал дьявол женщину». Оно показывало, что на женщину Церковь смотрела, как на сосуд разврата, который создан нам на погибель.       И как я помнил из своей прошлой жизни, в двадцать первом веке эти тенденции: расовая дискриминация и феминизм, лишь усиливались.       Такие циклы занимают сотни лет, но искушенный разум способен их наблюдать. Причем, со слов Флитвика выходило, что те, кто подвергался унижению или сам унижал в одной части цикла, в другой, перерождаясь, как правило, играет противоположную роль. Этим достигается равновесие, так работает карма и крупные циклы вмещают в себя огромное количество более мелких. И естественно, все совершается руками и устремлениями простых людей и магов, а не какими-то мифическими силами.       — Почему-то мне кажется, что вы ведете к более прагматичным и близким идеям, учитель, — заметил я.       — Так и есть, — он с видимым удовольствием сделал несколько неторопливых глотков. — Я хочу вернуться к Воландеморту.       — Слушаю вас, — учитель Чар не стал говорить про крестражи и все, что с ними связано, но я и так понял.       — Даже сильные маги подвержены циклам и ритмам. И их жизнь вплетена в общее полотно мироздания. Они, как и все мы — часть Узора. Те, кто отрицает это, сами себя загоняют в невыгодное положение.       — Значит, вы думаете, что цикл не завершен?       — Вот! — он поднял указательный палец вверх и улыбнулся моей догадливости. — Именно! Ничего еще не закончено и ничего не решено окончательно. Магия не пришла в точку равновесия.       — Так что делать?       — Делай, что должно, Гарри. И помни главное — если и сражаться, то не против Зла и Тьмы, а за Добро и Свет. И если тебе понадобится моя помощь, то стоит лишь попросить.       — Я знаю, и я благодарен вам. За все! — мой замечательный учитель и не думал набивать себе цену, говоря, что в критической ситуации я должен просить его о помощи. Вовсе нет. Таким образом он просто уважал чужой выбор и давал свободу воли. И с моей точки зрения, все выглядело куда лучше, чем когда такую помощь тебе навязывают.                     — Итак, мое имя Моргана Келтс, — произнесла среднего роста женщина. Её темные прямые волосы опускались до плеч. Наверняка на них лежало какое-нибудь заклятие, чтобы отдельные волоски не выпали и не попали в посторонние руки. — С вами мы будем изучать Алхимию.       Женщина надела длинную, до пола, отливающую фиолетовым, мантию. Она практически полностью скрывала острые мысы изящных туфелек. В вырезе мантии виднелась белоснежная блуза и связка тяжелых бус из потемневшего серебра.       Она чем-то напоминала Макгонагалл — такая же внушительная, серьезная и немногословная. Вот только очками она не пользовалась и палочку еще ни разу не достала.       Все мы — те десять человек, что подписали заявление о желании изучать Алхимию, сейчас сидели в кабинете на седьмом этаже. За узкими окнами хмурый октябрьский день перевалил за полдень. Над Запретным лесом кружилась стая птиц. Может, они готовились к зиме и тренировали молодняк перед дальним перелетом. Солнце желтым пятном просвечивало сквозь светло-серую дымку. Воздух казался невероятно чистым и приятным — мы с Малфоем уже успели побывать с утра на улице и как следует «понюхать» погоду.       — Ближайший год мы будем изучать Алхимию — науку древнюю, серьезную и непростую. Что вы знаете о ней? — профессор обвела нас внимательным взглядом серых глаз. Она смотрела совершенно бесстрастно, словно ее не особо волновало, как мы к ней относимся, и что вообще из всего этого получится. На вид ей можно было дать лет сорок, но с магами все относительно. С таким же успехом ей могло исполниться и шестьдесят, и даже больше лет.       К тому же, она с помощью легилеменции легонько прощупывала нас. Само собой, глубоко в голову Моргана не лезла, но общее эмоциональное состояние считать могла. Причем, делая все так открыто, она специально демонстрировала свою позицию и отношение к ученикам.       О том, что Алхимию нам разрешили, и теперь у нас появится новый профессор, мы узнали несколько дней назад, еще в конце сентября. Естественно, что все это всколыхнуло любопытство. Мы с Драко попытались узнать, что она за человек.       На удивление, сведений о ней оказалось не очень-то много. По идее, её где-то отыскал Дамблдор, но вот какие между ними отношения, так и осталось тайной. Кажется, она его не слишком-то жаловала, но почему он обратился именно к Моргане и почему та приняла его предложение, мы пока не выяснили.       Женщина жила в Шотландии, недалеко от Эдинбурга. В войне с Воландемортом замечена не была. Причем, ни на одной из сторон. Кажется, ее волновали совсем иные проблемы. В политике она так же не светилась и вообще, о ней даже старшие маги помнили на удивление мало.       Тот же Флитвик лишь знал, что она закончила не Хогвартс, а Дурмстранг, и написала десяток статей об Алхимии в серьезных, но мало кому известных изданиях.       В общем, женщина во многом оставалась загадкой, но репутацию в определенных кругах имела серьезную.       — Разрешите? — вполне ожидаемо Грейнджер подняла руку. Вообще, говоря откровенно, когда Герми слышит вопрос от учителя, она в девяти из десяти случаев не сможет на него не ответить. Может, у нее инстинкт такой? Или рефлекс, как у собак Павлова?       — Представьтесь, мисс, — сухо заметила профессор. — Мне необходимо вас всех узнать.       — Гермиона Грейнджер, Когтевран, — сразу же ответила девушка и продолжила. — Многие считают Алхимию лженаукой. Но это не соответствует действительности. Просто она изучает так называемое «преобразование», вероятность которого не очень велика.       — Сфера преобразования?       — Объекты окружающего мира и сам маг, — конечно, кто бы сомневался! Грейнджер успела вполне основательно подготовиться, прочитав необходимые книги. Сейчас она отвечала достаточно уверенно, хотя такие базовые вещи знали все присутствующие.       — Как преобразование соотносится с личностью мага? — последовал новый вопрос. Моргана оперлась бедром о край стола и скрестила руки на груди. Ее голос звучал бесстрастно, а на нас она смотрела как ученый, наблюдающий за развитием муравейника. С некоторым научным интересом, но без особой теплоты.       — Маг изменяется и становится более сильным, — как мне показалось, Грейнджер вступила на скользкую дорожку домыслов. Это не укрылось от профессора.       — Конкретики! — последовало новое указание.       Грейнджер, что называется, «забуксовала». Она, конечно, пыталась говорить, но выглядело все не очень убедительно. Оно и понятно — Алхимия предмет непростой, полный всяких загадок, суеверий и легенд. Где кончается выдумка и начинается правда, знало совсем мало людей и мы лишь готовились вступить в это число.       — Садитесь! — наконец профессор смилостивилась над Гермионой. Что характерно, никаких баллов она ей не начислила, не похвалила, но и не поругала. — Кто-то еще хочет дополнить мисс Грейнджер? Нет? Хорошо. Как я вижу, в своем представлении об Алхимии вы недалеко ушли от среднестатистического мага-обывателя с зашоренным взглядом и классическим набором стереотипов. Примем это за данность.       Десять человек недовольно пошевелились, обмениваясь взглядами. Гринграсс, Нотт, Лонгботтом, Аббот, Малфой, Корнер, Макконли, Грейнджер, Голдштейн и я вполне заслужено считались лучшими учениками на шестом курсе, а то и во всем Хогвартсе. Мы могли заткнуть за пояс почти всех выпускников, и это уже не говоря про младших ребят. И вот сейчас нам так откровенно и недвусмысленно сказали о некомпетентности.       Оглядывая остальных, я постарался скрыть улыбку — завышенное самомнение это одно из качеств, делающих мага слабее. И сейчас большинство учеников проявляли именно его. Не будь Флитвика и его философских бесед, я бы точно входил в это число. Хотя, может и сейчас вхожу, просто собственное тщеславие вот так все выкручивает, выставляя меня более продуманным и наблюдательным.       — Начнем с основ. Алхимия обладает рядом классических, можно сказать, изначальных благородных черт: авторитарность, традиционализм, символизм и некоторый догматизм, освященный веками.       Учитель говорила, а на доске за ее спиной мел выписывал основные слова. Все это выглядело как вполне прозрачный намек, и мы с Малфоем одновременно открыли конспекты.       — Два основополагающих уровня Алхимии подразумевают два круга — внешний и внутренний. Во внешнем круге маг изучает окружающий мир и пытается его преобразовать в соответствии со своими нуждами. Это основа и мы начнем именно с нее. Профаны считают, что алхимик ищет рецепт получения золота и материального обогащения. Такой взгляд весьма поверхностен. Настоящая Алхимия, ее суть и краеугольный камень начинается там, где маг подходит к трансмутации самого себя. И на всех этапах невероятно важен Философский камень. Кто-нибудь рискнет сказать, что это такое?       Мы все, включая Грейнджер, молчали. С первых минут стало ясно, что лежащие на поверхности ответы не удовлетворяют нашего нового профессора. Более того, они могут быть весьма далеки от истины. У меня, конечно, имелись, кое-какие идеи по поводу заданного вопроса. Но я предпочел промолчать. Как и остальные. Тот же Голдштейн, учитывая его еврейские корни и изучение Каббалы, наверняка мог бы что-то сказать. Но и он не делал ни малейшей попытки поднять руку, не желая садиться в лужу и выставлять себя в невыгодном свете.       Даже Флитвик несколько дней назад, посмеиваясь, отказался подробно отвечать на мои вопросы, заметив, что Алхимию следует изучать неспешно и вдумчиво.       — Философский Камень — понятие настолько же многообразное, как и драгоценный камень с множеством граней. Цель мага — безусловно. Инструмент преобразования материального мира — несомненно. Способ изменить себя — бесспорно. Камень проникает во всё. Он открывает путь к бессмертию — для тела на первоначальном этапе и для духа как вершины всего.       — Разве Дух не бессмертен? — все же я не удержался и поднял руку. — Гарри Поттер, Когтевран.       — Дух бессмертен, но он не тождествен вашей личности в данный момент, Поттер. Здесь под бессмертием понимается бессмертие вашей личности, которая сама решает, какие качества и свойства взять с собою в Вечность.       Я сел, так до конца и не поняв ответа. Во многом он конфликтовал с тем, что я слышал от Флитвика. Ладно, время разобраться со всем этим у меня еще появится. Да и учитель наверняка захочет об этом поговорить.       Хотя, уже сейчас становилось ясно, что Философский камень намного превосходит все то, что думал о нем канонный Поттер, когда Хагрид забрал его из банка. Профессор намекнула на такие вещи, из-за которых маг может пойти на многое. Ну и мог ли быть камень из канона настоящим при таких условиях? Сомневаюсь.              Так началась Алхимия. Предмет этот оказался необычным. В силу традиции, там часто использовался язык символов и метафор. Было очень интересно, но не всегда понятно. И именно изучение этих символов и понимание, что, почему и за чем стоит, занимало определенное время.       Я и раньше предполагал, что превращение простого металла в золото не является главной целью Алхимии. Так оно и оказалось. Вот только это лишь верхушка айсберга.       К моему невероятному удивлению, алхимики окутывали свою науку тайнами и защищали их. И все мы принесли нечто вроде Непреложного Обета не раскрывать секретов, когда стали продвигаться дальше.       Зато теперь стало понятно, почему об Алхимии ходит так много слухов, и имеется так мало достоверной и проверенной информации.                     Семнадцатого октября Когтевран отмечал день рождения Флитвика, которому исполнился шестьдесят один год.       Мы с Луной подумали и подарили ему книгу из букинистической лавки. Она называлась «Испытание Богов». Сириус отыскал её по моей просьбе, купил и переправил в Хогвартс. Сам я услышал это название от учителя.       Малфой подарил зажим для галстука и запонки. Грейнджер — кожаную папку с защелками. Остальные по выбору, по желанию и по достатку.       Флитвик никогда и ничего не просил. Но как-то так получилось, что те, кто хотел, дарил ему подарки. Это стало нашей маленькой традицией и никак не отражалось на успеваемости. И вообще, ни на чем, кроме увеличения доброты в мире, не отражалось.       Наш факультет тогда здорово посидел, попивая «самоварный чай». Как и обычно, Флитвик малость растрогался от всеобщего внимания и ударился в сентиментальность. Я вообще заметил, что это качество начало в нем прогрессировать. И все благодаря нам.       Многие считают сентиментальность сомнительной эмоцией, которая способна помешать истинному магу, делает его слабым и подверженным манипулированию. Но зная Флитвика, его острый, как бритва, ум и несокрушимую волю, можно четко понимать, что для него такие вещи не являются проблемой. В нужное время и в нужный момент он просто задвинет все мешающее куда подальше и всецело сосредоточится на важном и актуальном.                     — Восемнадцать, девятнадцать, двадцать! — я досчитал до конца и разжал руки, заканчивая очередное упражнение на турнике. Подтягивание — четыре подхода по двадцать раз широким хватом и без рывков — не хило так выматывало. А турником служила та самая металлическая палка, которую мне подарил Хагрид на первом курсе. Раньше я крепил ее с помощью веревок, но позже заменил их «липким» заклятием.       Такие упражнения хорошо помогают набирать и поддерживать форму, делая человека сильным и выносливым. Обожаю это чувство, когда мышцы «забиты» после хорошей физической нагрузки. Да и то, как я стал выглядеть благодаря турнику, не стоило сбрасывать со счетов. Одно дело, когда ты мелкий дрищ-очкарик, и совсем иное, когда поджарое и мускулистое тело способно на многое. Оно добавляет уверенности и спокойствия, да и при занятиях боевой магией выступает не хилым подспорьем.       — Атлет! — насмешливо бросил Малфой. Он лежал на своей кровати и лениво перелистывал «Основы Алхимии». Кроме нас здесь больше никого не наблюдалось. Майкл, судя по всему, торчал с Грейнджер в библиотеке, а может и еще где, а наш Горец наверняка околачивался по Хогвартсу с братьями Криви.       — Здоровый дух в здоровом теле! — я вовремя припомнил подходящее изречение.       — Да уж, насчет тела ты прав. Перекусить бы не помешало, — друг захлопнул книгу, резко подкинул ее в воздух, а потом аккуратно подхватил Левиоссой и бережно опустил на полку. К книгам Малфой относился с уважением, почти таким же, как и у Гермионы. — Может, займемся ментальной магией?       — Идет, — сразу же согласился я.       Оставшиеся до ужина сорок минут мы поочередно пытались продавить друг другу защитные щиты. Дело это интересное, но выматывающее, позволяющее одновременно тренировать как окклюменцию, так и легилименцию. Несмотря на то, что физическим трудом мы не занимались, усталость чувствовалась именно в теле, а не в голове.       За последнее время мы с побратимом часто проделывали такие упражнения и добились определенного прогресса. До полноценного мастерства в данной области как до звезд, но что-то получалось на вполне приличном уровне.       Закончив и быстренько умывшись, отправились на ужин. В холле Когтеврана было пусто — все уже ушли раньше нас. Как видно, ученики торопились очутиться за праздничным столом.       Пустые коридоры Хогвартса производят странное впечатление. Кажется, что в них стало слишком тихо, мрачно и неуютно. Это иррациональное ощущение. Оно не соответствует действительности, но, тем не менее, иной раз появляется.       Большой зал встретил нас теплом, смехом и вкусными запахами.       Сегодня основная часть Хогвартса отмечала Хэллоуин, а меньшая — древне ирландский праздник Самайн, почитание мертвых. В нашем замке в этот день неожиданно появилась мода на различные костюмы. Бум распространился со скоростью пожара в сухом лесу. И сейчас все сидели в масках факультетов, различных животных, страшилищ, чудовищ и всякой нечисти.       Своих поклонников нашли и обычные тыквы. Они пришлись по сердцу тем, кто не хотел сильно заморачиваться и тратиться.       — О, глянь на Уизли, — Малфой показал на гриффиндорский стол. Еду еще не подали, и все продолжали сидеть в нарядах и масках. Над плечами Уизли возвышалась внушительная тыква. Где-то в глубине угадывались красные глаза, но само лицо отсутствовало — наверняка кто-то наколдовал соответствующие чары. — Пустая тыква для пустой головы. Удивительное совпадение.       Проходя, я легонько ущипнул Луну и сел вместе с остальными парнями. Успели мы вовремя, появившись в зале в числе последних. Дамблдор как раз начал свою речь и поздравил всех с праздником. Он звонко хлопнул в ладоши, и на столах появилась еда. Все сразу принялись за дело. Загремели ложки и вилки.       Я лакомился запечённой уткой, в то время как мой взгляд скользил по преподавательскому столу.       Вот сидит Амбридж — в мантии лимонного цвета и с дурацким бантом на голове. Ее уроки — это что-то. Она заставляет нас писать контрольные работы на совершенно идиотские темы. Например, «куда я побегу сообщать, если увижу боггарта». Или «как избежать встречи с оборотнем». В общем, не как со всем этим бороться, а как свалить, переложить проблему на другие плечи и не «отсвечивать». Хотя последний пункт имел некоторую пользу.       Амбридж в Хогвартсе не любили. И нынешний маскарад во многом сделали для нее. Учителю не нравились подобные торжества и наряды, поэтому почти все так и вырядились. Дамблдор и Макгонагалл не имели ничего против. И сейчас Амбридж во всю улыбалась, стараясь не показывать раздражение.       Наши с ней отношения складывались непросто. Она чаще прочих обращала на меня внимание — вызывающе сижу, плохо учусь, ничего не знаю, не обладаю памятью, и вообще, растяпа и оболтус. Примерно так она считала и постоянно давала поручения — то протереть доску, то раздать книги, то прикрыть дверь или окно.       Рон Уизли ходил на ее уроки лишь за тем, чтобы посмотреть на мое унижение. Он считал все это именно унижением и получал от зрелища непередаваемое удовольствие. Ну, а я сам держался и делал вид, что мне фиолетово. Пока получалось, но я был уверен в том, что Амбридж придумает что-то еще. Тем более, по Защите я неожиданно стал учиться хуже всех на шестом курсе. С этим все было понятно, но мои усилия не могли ничего изменить. Жаба пыталась вывести меня из себя и спровоцировать конфликт. Так я думал и всячески этого избегал.       Амбридж перехватила мой взгляд и улыбнулась самой доброй и искренней улыбкой. Меня аж передернуло.       А вот и Флитвик. Он чуть заметно подмигнул, одновременно общаясь с Авророй Синистрой.       За прошедшие два месяца Флитвик выработал индивидуальную программу. Теперь я повторял самые простейшие заклинания, начиная с Люмос. Декан считал, что именно такие занятия позволят вернуть мой магический потенциал к тому состоянию, которого я достиг перед извлечением крестража.       Я ему сразу поверил. Если говорит, значит, так и есть. И к сегодняшнему дню, к тридцать первому октября, я окончательно проверил, что все так и есть. Магический резервуар юных волшебников невероятно подвижен и гибок. Его можно растягивать, буквально надувая, как волшебный шарик. Главное, не дать ему лопнуть. Вот и я, прорабатывая простейшие чары, постепенно возвращался на прежний уровень.       — Заканчивай глазеть, утка улетит, — Малфой ткнул меня в бок.       — Не, не улетит. Не заметил, я же ее вилкой прихватил.       — Ну, тогда ладно, — он рассмеялся.       Вечер шел своим ходом, и никто не торопился покидать Большой зал. Лишь в девять вечера мы очутились в гостиной Когтеврана. Поначалу с нами сидели малыши, а потом старосты разогнали первый, второй, третий и четвертый курс по спальням. Все остальные расселись своими компаниями около трех каминов.       За окнами завывал ветер. Разбушевался дождь и его порывы били в окна, заливая стекла внушительными потоками.       Здесь же было тепло. Негромко потрескивали дрова, распространяя приятный запах. Мы с Луной сидели под одним пледом и молча смотрели на языки пламени.       — Иногда я вижу саламандр, — тихо призналась Луна и потерлась затылком о мой подбородок.       — Везет же! — я ничем таким похвастаться не мог и просто крепче ее обнял. Она глубоко вздохнула и надолго замолчала, заворожённо поглядывая в камин.       Рядом с нами так же тихо сидели Гермиона и Майкл. Правда, они малость стеснялись и не обнимались. Малфой наколдовал толстый плед и лежал на полу по правую руку, вытянув длинные ноги прямо к огню. Рядом с ним, обхватив колени руками, пристроилась Ханна Аббот — ее Драко пригласил к нам и никто не имел ничего против. Она принесла с собой скрипку и уже успела сыграть нам «Времена года» Вивальди.       Иногда кто-то шутил, и слышались взрывы хохота. Чаще мы молчали, правда, успев спеть несколько песен. Корнер рассказал очередную легенду о драгоценных камнях. На сей раз о сапфирах.       В Самайн ни простым людям, ни магам лучше не пить спиртное. Но немножко — можно. Малфой достал литровую бутылку «Джемисона» из наших запасов после посещения Дублина и плеснул каждому по нескольку капель.       Макконли притащил огромный термос и делился душистым, с лимоном и мятой, чаем. Появился поднос с бутербродами. Семикурсники угощали остальных пивом — сливочным и вполне обычным Фуллерсом.       В ту ночь мы сидели до самой полуночи. И хотя ничего особенного не произошло, многие посчитали тот день одним из лучших в жизни.              В девяносто шестом году Хэллоуин пришелся на ночь с четверга на пятницу. День прошел без особых новостей, а уже в субботу, второго ноября, мы с Драко аппарировали в Лондон, на Гриммо-12, в старинный особняк Блэков. Как и договаривались, нас встречал Сириус.       — Уф, наконец-то я не один, — шумно выдохнул Бродяга. Меня он крепко обнял, а Малфою пожал руку. — Эй, Кричер! Быстро прими одежду и сообрази легкий перекус.       — Мы только позавтракали, — напомнил Драко. — И есть не хотим.       — Да? Тогда ладно. Кричер, отбой!       Сириус провел нас в собственный кабинет. Здесь было грязновато. Я не люблю капать на мозги, но глядя, как на столе семнадцатого века тут и там виднеются круги из-под чашек с кофе, винные пятна, крошки и прочие радости жизни, меня как-то передергивает.       — Ты бы еще бычки об него тушил, — я показал на стол. — Почему бы не прибраться?       Комната действительно нуждалась в некоторой уборке. Причем пыли и мусора особо не наблюдалось — с этим Кричер как раз справлялся. Просто везде валялись книги, карты, какие-то грамоты, писчие принадлежности, одежда и различные безделушки и мелочи. В общем, бардак Сириус развел знатный. А Кричер не мог начать уборку — хозяин прямого приказа не давал, и вдруг все валяется не просто так, а с умыслом?       — Когда занимаешься спасением мира, то на порядок как-то нет времени, — Бродяга махнул рукой. — Не обращай внимания, короче.       Малфой аккуратно обошел груду сваленных на ковер книг, убрал с кресла непонятно откуда взявшийся футбольный мяч, аккуратно сел и поправил брюки.       Я нашел свободное место и плюхнулся на диван. Сириус остался на ногах и принялся мерить комнату, ходя от окна к двери и обратно.       — Ну, как наши дела? — подстегнул я его.       — А дела наши херовы, — признался крестный.       — Не получилось? — Малфой подался вперед.       — Вообще никак не выходит! Эти ублюдочные коротышки ничего не хотят слышать. Я испробовал десятки способов и ничего не достиг.       — Плохо дело, — теперь я сел.       Разговор касался возможности обследовать сейф Беллатрисы Лейстрейндж. В нем находился последний крестраж Воландеморта — чаша Пенелопы Пуффендуй.       Сам сейф стоял в гоблинском банке «Гринготтс» и попасть туда оказалась чертовски сложно. Сейчас я не понимал, как же это получилось в каноне у Золотого Трио.       Сириус и Малфои двигались параллельными курсами, то объединяя усилия, то работая поодиночке. И Блэки и Малфои могли аккумулировать невероятные возможности, но даже у них пока ничего не выходило. Гоблины не пускали к сейфу посторонних.       Мы перебрали десятки вариантов, в которые входили подкуп, угрозы, шантаж, вооруженное нападение, скрытое проникновение, подкоп, дача взятки и иные. И ничего не выходило, хоть ты тресни.       А это порядочно напрягало. Цель находилась близко, а вместе с тем — так далеко.       Само собой, я и Драко особо активной роли во всем этом не принимали. Старшие с такими делами могли справиться куда лучше. Мы с другом переложили все на других, но руку, как говорится, держали на пульсе, и знали обо всех телодвижениях Бродяги и семьи Малфоев.       Причем я четко понимал, что все работают всерьез, без дураков. Мы с Малфоями оказались в одной лодке. Обратного пути не наблюдалось и все догадывались, какая прилетит «ответка», если не успеем, и Воландеморт возродится.       — И у моих родителей глухо, — признался Малфой.       — Да я знаю об этом, — Блэк с досадой сморщился. — Мы с ними общаемся чуть ли не каждый день. Координируем, так сказать, силы. Только толку с этого, как с Кричера молока.       — Может, стоит зайти со стороны тетушки Беллы? — предложил Малфой. — Моя мать ее родная сестра, как-никак.       — Думали. И не раз, — Сириус подошел к столу, прихватил пачку сигарет и закурил неизменный «Кэптан Блэк». — Моя кузина Белла считает Воландеморта самым лучшим человеком на свете. За него она умрет. Поэтому в открытую лезть к ней невозможно. Как ты себе это представляешь — мы получили возможность попасть в Азкабан и с милой улыбкой протягиваем ей доверенность. Мол, милая Белла, подпиши-ка разрешение на допуск к собственному сейфу. Так, что ли?       — Конечно, не так. Так она лишь насторожится. Иначе!       — Иначе не получается. Правда, мы прикидываем вариант с Империус. Попасть в Азкабан относительно несложно, но надо будет наложить на кузину Непростительное и заставить ее подписать кое-что. Это непросто, но пока кажется единственной стоящей идеей. Твой отец работает в этом направлении.       — Понятно, — ответил Драко.       — А вариант с обороткой вы полностью отработали?       — Да, Гарри. Никаких вариантов. У гоблинов там такая система защиты, что бесполезно выдавать себя за Беллу. Не прокатит. Никак. И подпись ее на бланк не подделать. Они проверяют, и их не обманешь.       — Плохо дело.       — Может, стоит привлечь Флитвика? — после молчания поинтересовался Блэк. — Думаю, связи у него среди гоблинов есть.       — Нет. То-то и оно, что нет связей. Гоблины за золото убьют не раздумывая. А Флитвик не разделяет их взглядов и ценностей. Он для них полукровка, тем более изгнанный из общины. У него с ними нет никаких контактов. Он говорил об этом.       — Чертовски жаль, — Бродяга стряхнул пепел прямо на ковер. — До победы остался один шаг, а мы кувыркаемся на месте, как свиньи в навозе.       Малфой молча встал и подошел к окну. Он встал к нам спиной, засунул руки в карманы и принялся изучать улицу. В его позе чувствовалось бессильное раздражение.       Да уж, никто не предполагал, что последний крестраж вызовет столько проблем. Я, например, почему-то думал, что если подключатся Малфои, то для нас откроются все двери и проблему решат если и не за час, то за сутки. И вот что мы получили в итоге.       Никто пока не паниковал, но напряжение уже начало появляться. Правда, Люциусу удалось заполучить копию плана, и теперь мы точно знали, где располагается нужный сейф. Даже такой незначительный успех можно было посчитать прорывом.       С Бродягой посидели около часа, раз за разом обсасывая различные идеи и решая, как быть дальше. Я даже диадему Ровены надел, надеясь, что она поможет мне найти правильную мысль.       Не помогла. Хотя, может и помогла, так как на ум пришла Белла Лейстрейндж. Но мы и так ее обсуждали. Или все мы что-то упускали? Или чего-то не видели?       Блэк подтвердил то, что мне чуть раньше говорил Драко — Малфои не исключают вопрос с силовым решением. Собрать необходимую группу боевиков и напоить их обороткой выглядело не сложно. Но как прорваться в банк через несколько поясов охраны, замести следы, учесть все нюансы и возможности и отвести от себя подозрение? А если кого-то поймают и он укажет на организатора?       Чтобы немного развеяться, мы выбрались в город и прошлись по обычному Лондону. Даже Драко начали нравиться такие походы.       На тот момент, несмотря на временные неудачи, нам всем, включая отсутствующих, казалось, что ситуация более-менее под контролем. И решение вот-вот найдется.