Парадокс нежности

А Адриан, оказывается, любил радио — песни Virgin Radio басом били по ушам, волнами разбиваясь о скалы сознания и заполняя всё существо теплотой. Маринетт с удовольствием уплетала шоколадные хлопья, а нянь колдовал что-то на кухне. Самой признавать не хочется, но Мари стыдно. Стыдно настолько, что даже уши её вспыхивают и краснеют. То, во что она втянула Агреста — непростительно. Многие подростки залили в интернет видео, где модель и Натаниэль дерутся. Это дало трещину в репутации блондина — Дюпен-Чен едва сдерживала желание заступиться за няня, когда, скрипя зубами, читала, что его необоснованно называют диким и избалованным сыном своего папочки. Сама девушка растянулась на кровати, обновляя ленту в социальных сетях. Спускаться вниз, как было упомянуто выше, ей страшно неловко. Стрела пронзила сердце — яд медленно, но верно растекался по венам, отравляя все живое. Чувство вины легло на ее хрупкие девичьи плечи тяжёлым грузом — она задыхалась от бессилия, захватившее ее в свой плен. Чем она может помочь Адриану? Ответ очевиден. Ничем. Судя по тому, что он с утра к ней не заглядывал и не звал на завтрак, можно предположить, что он на нее в обиде. И это было ужасно. Ужасно, когда из-за тебя страдает человек, по сути, невиновный ни в чем. Впервые за долгое время ей стало действительно стыдно за свои поступки, и чувство это оказалось столь острым, что резало по сердцу больнее ножа. Телефон завибрировал — пришло новое уведомление — её любимый паблик приготовил статью об… Адриане Агресте! Черт!.. Дело в том, что этот паблик разоблачает знаменитостей, в число которых блондин, к сожалению, относится. — Ну-ну, — предвкушающе цокнув языком, она открыла статью, — посмотрим, какой материал вы собрали. Она быстро пробежалась глазками по экрану, и ей потребовалась как минимум минута, чтобы отойти от шока. «Недавний инцидент с участием Адриана Агреста, сына популярного дизайнера, Габриэля Агреста, не закончился одной лишь дракой. Судя по всему, начинающая модель приехал в дом Куртцбергов на своей машине, которую в последствии угнали. Но сегодня утром к нам поступило интересное сообщение от угонщика о том, что он готов сдаться и вернуть автомобиль законному владельцу с одним условием: Адриан публично извинится за своё поведение и назовет себя жалким. Что же ответит на это модель? Потому что иначе, как утверждает неизвестный, он разоблачит звезду, ведь в бардачке его машины много чего любопытного». Ноги сработали быстрее, чем мозг — вскочив с кровати, брюнетка, полная радости, понеслась на первый этаж, чтобы поделиться с нянем информацией о его автомобиле. Он, наверняка, будет рад услышать, что с его «крошкой» все в порядке! Возможно, у него даже поднимется настроение… Наивно, конечно, но как же хотелось в это верить!.. Похоже, подопечная ворвалась на кухню не в самый подходящий момент. Немедленно сориентировавшись в ситуации, она притормозила и спряталась за стенкой, тяжело дыша. Грудь нервно вздымалась — она быстро бежала. В нос поспешили ударить чудесные ароматы разных вкусностей — Мари с наслаждением прикрыла веки и втянула струю воздуха. Какие ароматы! У Адриана определённо талант к готовке. Почему же он стал моделью, если из него мог бы выйти отличный повар? Это было главной ошибкой Агреста — он разговаривал по телефону, но положил его на стол, поставив на громкую связь, поскольку возиться с тестом и одновременно придерживать гаджет было неудобно. — Слушай сюда, мелкий сопляк, — провозгласил властный мужской голос — даже у Маринетт волосы дыбом встали, настолько от этого тона веяло угрозой, — ты сейчас же записываешь на видео свои сердечные извинения и называешь себя жалким, тогда этот неизвестный вернёт тебе машину. Ты ставишь под угрозу не только свою, но и мою репутацию. Я не могу позволить своему жалкому отпрыску разрушить то, что строилось годами. Что? Дюпен-Чен закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы знать наверняка, кто обладатель этого пугающего, хриплого голоса. До Мари доходили слухи, что у отца с сыном не самые лучшие отношения, но что бы настолько… Дальше она не слушала — мысли заволок туман, и до ее ушей долетали лишь обрывки фраз. Она помнила, как из груди Адриана вырвался раздраженный рык — она никогда не видела в его глазах такого первобытного бешенства. — Иди к черту, отец, — движения сделались резче, и подопечная выглянула в тот самый момент, когда моделька вытаскивал из печи пирог — пар окутал его, и это выглядело жутковато, учитывая его настроение. — Я больше не собираюсь плясать под твою дудку. Тебе известно мое местоположение — можешь присылать сюда своих приспешников, мне плевать. Я буду счастлив, если этот неизвестный мудак не наврал — слишком долго ты гулял на свободе, пора тебе понести наказание за все твои грехи. Когда пар рассеялся, взору брюнетки предстал нянь в розовых прихватках — это оказалось очень милым, и Мари даже заумилялась. Но этот эффект быстро развеялся, стоило парню поставить пирог на стол, снять прихватки и, взяв телефон в руки, пульнуть его в стену. В приступе гнева он не ведал, что творит. Облокотившись о столешницу, он тяжело задышал — атмосфера в комнате накалялась с каждой секундой — Маринетт почти физически ощущала, как крупицы напряжения повисли в воздухе и облепили её тело, словно любопытные пузырьки. Через тонкую ткань белой футболки, облепившей тело парня, как вторая кожа, Дюпен-Чен видела, как напряглась каждая мышца его тела. Накрытая порывом то ли жалости, то ли сочувствия — она сделала необдуманный шаг вперёд. А затем второй, более уверенный. Потом и третий, и так, пока она не дошла до блондина — ладонь сама легла на его плечо в дружеском жесте поддержки. Но он явно не оценил её доброты. Подняв на подопечную мутный, какой-то неосознанный взгляд, из-за которого у нее пробежал табун мурашек по коже, он выплюнул тихо, но от этого не менее уверенно: — Ты всё слышала, верно? — его тон был пугающе скрипучим, а сердце Маринетт совершило кульбит. То, что она делает… правильно ли это? Может, ей вообще не стоило приходить? — Впрочем, можешь не отвечать. Это неважно. Убирайся отсюда. Видеть тебя не хочу. Маленькая дрянь. Сколько у твоих родителей с тобой проблем, я даже не представляю. А знаешь, мне их жаль. Том и Сабина прекрасные люди, за что же им такое чадо? Ты думаешь, ты крутая? Как бы ни так. Ты жалкая. Ты ведёшь себя, как подросток, обиженный на весь мир. Готов поспорить, что ты винишь во всех своих несчастьях несправедливую судьбу, не саму себя. Но, знаешь, во всех твоих проблемах виновата только ты. Ты чертова бестия, невыносимая, неуправляемая, неблагодарная… Где-то в глубине души что-то неприятно кольнуло — девушка тут же отпрянула от няня, словно от огня. В уголке глаз скопились слезы обиды — она непроизвольно прижала руку к груди, стараясь утихомирить пожар в душе, но все попытки сводились на нет. С каждым мигом этот пожар разгорался всё сильнее, намереваясь оставить от ее внутреннего мира пепел, подгоняемый ветром. Его ядовитые слова служили дровами, которые подпитывали и усиливали этот огонь — противоречивые эмоции захлестнули губительной волной цунами, и Мари вся сжалась, попятившись назад. Больно. Больно-больно-больно, просто дико невыносимо, страшно, плохо и ужасно. Почему слышать это настолько больно? Захлебываясь в отчаянии, кусая губы в кровь, Дюпен-Чен почувствовала укол вины; словно она маленький нашкодивший ребенок; словно само её существование служит ядовитым газом для её родителей; газом, который проникает в их лёгкие, отравляет их; они задыхаются от этого. Сердце гулко билось в груди, норовясь разорвать грудную клетку, выбраться из телесной оболочки и спрятаться к чертовой матери, только бы не ощущать, не сгорать от этого пристального взора проницательных, кислотно-зелёных глаз. С губ срывается обречённый вздох — кулаки сжимаются отчаянно крепко — ногти безжалостно вонзаются в нежную плоть. Мысли путаются, и все, что можно сделать сейчас — это, сдерживая порыв расплакаться, броситься бежать в свою комнату. Но кто же знал, что Адриан помчится за ней? Что им управляло в тот момент, она не знала. То ли женские слезы оказались невыносимым зрелищем; то ли чувство вины; то ли он понял, что перешёл черту дозволенного и надавил на больную точку. Потому что его слова — плевок в душу, нож в спину, пуля, застрявшая между лопаток. Время пришло — старые раны открылись и заныли, зачесались, защипали — из них бурным потоком ручья хлынула кровь. — Маринетт, подожди!.. Его голос сорвался — он показался каким-то хриплым, сожалеющим, звонким — он вторгся в сознание девушки со свистом пули. Он рванул за ней, словно вихрь; неумолимо набирая скорость, блондин несся к ней. Переглянув через плечо, она ужаснулась. Он почти настиг её!.. Сдавленно и охнув, и ахнув, она закрылась в ванной — он резко припал к стене, но упустил тот момент, когда дверь с шумом захлопнулась — замок щёлкнул. Он не пройдет. Она в безопасности. Но надолго ли? — Послушай, Мари, — его рука сама накрыла ручку двери, нерешительно сжимая её — желание с ноги пнуть дверь набирало обороты, но он держался стойко. — Я ляпнул лишнего, облажался. Прости. Я не должен был говорить этого. — Облажался? — взорвалась брюнетка, в свою очередь отходя от двери подальше, словно от той исходила угроза мирового масштаба. — Да не то слово! Какой бы сучкой, стервой, тварью и ещё пару сотен ласковых я не была, тебя это не касается. Ты не тот, кто имеет право осуждать меня за это. Знаешь, ты такой… такой… ты… — Ну и? — ехидно поинтересовался Агрест — откровенная, ничем неприкрытая насмешка так и лилась из его уст. Ух, как хотелось заткнуть его! — Какой я, малышка? Скажи мне. — А знаешь, что? — с вызовом спросила она, рьяно топая ногами и неизбежно приближаясь к двери — руки тряслись и чесались — уж слишком велико было желание посмотреть на его самодовольную моську и показать язык, а лучше — плюнуть в лицо. — Не буду я тебе отвечать, во! Не буду опускаться до твоего уровня! — М-м-м, — «красноречиво» изрёк Адриан, вытягивая губы в своей фирменной ухмылке, Мари в этом не сомневалась. — Долго ответ придумывала? Нервы сдали позиции — вулкан взорвался и, подгоняемая этим неудержимым порывом, Дюпен-Чен яростно распахнула дверь. Брови сдвинуты к переносице — в глазах пляшет прекрасное бешенство. Девушка уже открывает рот, чтобы высказать своё «фи», как вдруг, её прерывает нянь. — Ты такая милая, когда злишься. С искренним умилением промурлыкал Агрест, да с таким придыханием в конце, что она даже испугалась сначала — лёгкие в одночасье покинул воздух, а к щекам против воли прилил румянец, когда Адриан уверенно приблизился к ней — о боги! слишком близко! — и баззастенчиво, даже настойчиво обхватил пальцами её подбородок и впился в губы. Глаза едва ли не вылетели из орбиты — но искры из них посыпались точно. Поцелуй оказался на удивление нежным — тысяча ощущений пронзило Маринетт — коктейль из эмоций превратился в смертельный ураган, а в животе завязался тугой узел. Маринетт знала — разноцветные бабочки выпорхнули наружу, взмахи их крыльев отзывались желанием во всем теле. И пока она переварила эти ощущения, Адриан отстранился, смотря на подопечную с игривой улыбкой. — Ах ты! Ты!.. — Маринетт безуспешно пыталась поднять челюсть, поцеловавшуюся с полом — ее рот сам собой открывался и закрывался, и она походила на рыбу, выброшенную на берег. Слов не находилось — только отголоски разума где-то в уголке мозга шептали о том, что все это неправильно, а она посылала эти мысли к черту. Остались только красноречивые эмоции: стыд, смущение, страх, непонятное волнение, будто кошки своими острыми когтями царапают сердце — все это смешалось в непроглядную бурю эмоций, в плен которой она невольно попала. — Ну, милая? Что, а-а? Что, я? — во время своей речи он на миг дразняще высунул язычок, и этого вполне хватило, чтобы выбить из лёгких девушки кислород. Она резко сдвинула брови к переносице, негодуя от такой наглости. Да что этот парень себе позволяет?! «Играет со мной, козёл! — мысль пролетела в голове, словно стрела — и задела самую пульсирующую ветвь сознания. И девушку осенила внезапная догадка. Она даже пошатнулась на месте, сжимая кулаки, чтобы подавить злорадную ухмылку. — Однако не на ту напал, малыш. Вызов принят! Ну, была не была!..» — А-А-А-А-А!!! С диким воплем и воинственно сжатыми кулаками подопечная набросилась на обескураженного Агреста. Она знала, куда бить. И, воспользовавшись его минутной слабостью, брюнетка глубоко вздохнула и шумно выдохнула, приготовилась и-и-и… совершила тот самый, безотказный прием. Ударила парня между ног. Дважды! Повторять сие действие в третий раз не пришлось — парень ошарашенно простонал, схватился за ушибленное место и растерянно огляделся по сторонам, явно не догоняя, что происходит. — Извини, милый, — настало время женщин ликовать, и Маринетт определённо не будет собой, если упустит эту возможность, — что-то ножки зачесались. Пока Адриан приходил в себя, Мари напоследок показала язык, да с такой болезненной пылкостью, словно это действительно оскорбит или заденет самолюбие парня, а затем юркнула в свою комнату. Конечно, закрыв дверь на замок. И проверив дважды. Она села на пол, обхватив коленки руками и прижавшись спиной к двери. С её губ сорвался удручённом вздох — она недавно пережила целый калейдоскоп различных эмоций, и до сих пор не могла отойти. Чен понимала, что дело в её прошлом. Оно упорно тянет ее вниз, обхватив липкими и противными щупальцами — она тонула и задыхалась в пучине собственных страхов. Но сегодня… благодаря Адриану она смогла осознать всю безысходность своего положения — внутри нее будто что-то с треском щёлкнуло, сказав прошлому «нет». Агрест, сам того не зная, помог Маринетт стать на шаг ближе к самой себе. И в какой-то, пусть даже самой милипиздрической степени, брюнетка даже рада, что этот разговор случился. Что она позволила этому разговору случиться, ведь если раньше родители или Алья заводили эту тему, то она делала все, чтобы ее избежать; отшучивалась, истерила, кричала, угрожала, что если собеседники не замолчат — она вскроет вены… ложкой. Ну не суть. — И всё-таки спасибо, — она выдохнула это в тёплый воздух — крупицы ее слов растворились в атмосфере. — Но в лицо я тебе это никогда не скажу. — Что ты там бурчишь? — неожиданный вопрос прозвучал прямо за дверью и повис в воздухе. Нянь присел рядом, и если бы не дверь, отделяющая их — они бы соприкоснулись спинами. Видимо, девушка ударила нехило — дыхание Адриана было шумным и неспешным, даже каким-то ленивым — Дюпен-Чен слышала каждый его вдох. Лишь спустя пару секунд она в полной мере поняла, что ее одиночество прервано, и тогда ответила: — Не твоё дело. — Ошибаешься, детка. Теперь все, что так или иначе связано с тобой — касается и меня тоже. Я ответственен за тебя, так что в любых своих действиях думай не только о себе. Я сейчас говорю не исключительно о себе, но и твоих родителях. Почему ты так ведёшь себя с ними? — Хах, — она издала ироничный смешок, подняв к глаза к потолку — на первый взгляд белоснежному, — но если приглядеться, то можно увидеть жёлтые разводы вдоль стен. Подопечная помнила этот день, как вчера. Это была очередная пакость. Пакость родителям. Причем в пятнадцать лет, довольно осознанном возрасте. Сердце Маринетт шлепнулось вниз, до самого желудка; осколки с режущей болью впивались в тело. Слишком стыдно, чтобы вспоминать об этом, но память, как назло — будь она проклята! — вырисовывала образы этого дня до мельчайших подробностей. — Я не хочу отвечать тебе на этот вопрос, — предугадав его реакцию — нянь наверняка скептически вскинул бровь — Мари поспешила аргументировать свои слова: — Не только потому, что не обязана этого делать, но и потому, что это мои отношения с родителями. Это не твоё дело, так и пожалуйста, не лезь в него. Меня не устраивает твоя назойливость. То, что нам теперь придется жить в одном доме двадцать четыре на семь, ещё не означает, что ты должен знать обо мне все, — горестный полустон сорвался с ее губ. — Это долгая история. Я не всегда была такой. Я люблю и уважаю своих родителей, мне с ними очень повезло, но... Она споткнулась, а Адриан глубоко задумался — не зря же она говорит, что не всегда была такой. Значит, было время, когда она являлась совершенно другим человеком. Так что же послужило толчком к таким переменам? — Но... — он неосознанно подгонял ее, и это давило на психику похлеще, чем неловкое молчание. — Черт! — вспылила девушка, раздражённо гаркнув. Нервы лопнули, и она даже подскочила, словно по сигналу. — Я же сказала, что не хочу об этом говорить! Просто оставь меня в покое, ты и так достаточно наговорил! Ты уже высказал все, что обо мне думаешь. Доволен? Маринетт с разбегу плюхнулась на кровать, упав лицом в мягкую подушку. Кровать, будто живая, обняла подопечную невидимыми руками, прижимая к себе и успокаивая. Дюпен-Чен всхлипнула, до боли прикусив губу — из той незамедлительно брызнула кровь — тонкий ручеек стекал по подбородку, впитываясь в ткань подушки. Порыв оказался столь мощным, что на этот раз слезы сдержать не удалось. И она зарыдала, не помня себя от отчаянья. — Ты моя хорошая, кроваточка, — в бреду шептала девушка, с трепетом и лаской гладя простынь. — Ты единственная, кто меня понимает. Ты знала об этом? Конечно, знала, — отвечала за кровать она. — Вот видишь, ты даже знаешь, когда нужно молчать, а когда нет. Спасибо, милая, мне так необходимы безмолвные объятия. С этими словами она, объятая воспоминаниями о прошлом, провалилась в беспокойный сон. Адриан что-то кричал, но она уже не слышала — ее сознание застлала пелена, чему Маринетт была ужасно рада.