Парадокс нежности

Алья не то чтобы злилась — вернее будет сказать, что она была в зверином бешенстве, готова рвать и метать, вгрызаться в глотки всем нерадивым, но защитить свою девочку. Маринетт же, в свою очередь, хоть и по-доброму насмехаясь над бурной реакцией подруги, все же с нежностью наблюдала за тем, что есть на свете человек, помимо родителей, который готов заступиться за нее в случае напасти. Честно говоря, это… льстило. Они близки с детства. И Алья ни раз доказывала свою верность, преданность, уважение… Но что в ней, Маринетт, обычной девчонке, есть такого особенного, что притягивает других людей, как магнит? Где этот стержень? Насколько глубоко он спрятан? Это из-за него Сезер постоянно бросает все, лишь бы спасти их задницы из передряг? Вот бы кто-нибудь дал ответ… Вопросы летели один за другим — как будто отравленные стрелы. Не задевали части тела, но яростно втыкались в землю. Мари волновалась больше, чем хотела бы показать. Она с остервенением дёргала застежку на куртке туда-сюда, что ускорься она хоть немного — механизм сломался бы. И правда. — Дьявол, — шикнула, как кошка, облитая водой, и остановилась посреди улицы. Пару секунд не мигая пожирала взглядом наручные часы. — Где бы достать мотоцикл? У нас меньше часа. К слову, о воде. Первые капли отразились на асфальте. Шатенка беспомощно оглянулась по сторонам — вдруг неподалеку обнаружит какую-нибудь корягу и смачно огреет ей подругу по затылку, чтобы вправить той мозги. Может, придет в себя наконец. Гонки — это драйв. Это ни с чем несравнимое ощущение свободы, полета, расправленных крыльев за спиной. Алья никто, чтобы отрицать это. Тем не менее, у нее хватает здравого смысла, чтобы знать, когда нужно остановиться. Любое удовольствие должно иметь ограничение. Незнание меры — вот самое страшное искушение. Мера должна быть у всего. А у такого опасного занятия, как гонки под дождем — тем более. Будет скользко, грязно, плохо видно. А если вовремя не затормозить и не справиться с управлением — есть риск… боже мой, грудь будто сжимают тисками, когда Алья думает об этом… смерти. Однако хуже смерти будет остаться калекой. Это не та судьба, которую Сезер хочет для своей подруги. Это не та судьба, которая устраивает саму Маринетт. И она все равно стремится к этому. Что с ней не так? — Это все, о чем ты можешь думать в этот момент? Алья берёт подругу под локоть, и они вместе забегают на крыльцо продуктового магазинчика, чтобы не промокнуть под нагрянувшим ливнем. — Не все, но… — Видя, как Алья зло поджимает губы и смотрит с неприкрытым возмущением, осуждением и прочим набором негативных чувств, девушка закатывает глаза. — Дракон, не рычи. Этого мне ещё не хватало. Твоих нотаций. Сезер вздыхает, будто делает одолжение, и тоном проигравшего озвучивает: — Ладно. Я тебе не говорила, но если для тебя это так важно, то у моего кузена есть байк. Он старый и с ним ты вряд ли выиграешь, но хотя бы поучаствуешь. Прямо перед лицом задребезжал слабый луч надежды. Это же просто отличная новость! — Ничего. Главное — мастерство. Показывай дорогу, сенсей.

***

— Это… как бы сказать, мне придется ехать на этой развалюхе? Он хоть заведется? Маринетт честно не хотела показывать всю ту какофонию негодования, непонимания и скепсиса, что всколыхнул в ее душе старый, не на шутку потрепанный временем мотоцикл. Некогда красное лакированное покрытие отлупилось почти вдоль всей левой стороны, тормоз заедал, а рычаг сцепления желал оставлять лучшего. Грех жаловаться. Это круче, чем ничего, но… Мерлин. Дюпен-Чен даже представить себя не может на этом гордом «мустанге». Ей не хочется быть привередливой и обесценивать помощь мулатки и ее кузена, что так мило согласился одолжить незнакомке такое ценное средство передвижения. Да и не игрушки все это. Но, боже мой, какой стыд заядлой гонщице, победительницы нескольких заездов ехать вот… на этом?! Пока Маринетт стремительно краснела, представляя реакцию парней и девчонок из банды, вела войну с собственными мыслями и сомнениями, Сезер подкралась к ней сзади и положила руку на плечо. Та чуть ли не вскрикнула от неожиданности, но виду, что испугалась, не подала. — Кто-то не так давно толкал громкие речи о том, что мастерство — это самое главное, — нравоучительным тоном заключила Алья, даже не пытаясь скрыть едкой насмешки. — Брось. По лицу твоему вижу, что ужасно недовольна. У тебя все ещё есть выбор. Ты не обязана там присутствовать. Дюпен-Чен смиренно похлопала байк по сиденью и на выдохе объявила: — Да ладно. Могло быть и хуже. Поехали. Мари пожала плечами, мол, будь что будет, и запрыгнула на мотоцикл, как настоящая лихачка, завела мотор и, ощутив бедрами и корпусом характерную дрожь, едва ли не замурлыкала от удовольствия, точно ласкающийся к хозяину котенок. — Не забываем о безопасности. Алья села сзади, собрала длинные волнистые волосы в хвостик, надела шлем сначала на подругу, а затем на себя, и обвила талию Маринетт руками. — Трогай. Услышав знакомую команду, которая вознесла девушку на самые небеса, она чуть поддалась вперёд и напряглась, но то было приятное напряжение, и уже собиралась аккуратно выехать из гаража, как вдруг почувствовала вибрацию от телефона. Ее спустил на землю звонок. Кто этот бессмертный? В задумчивости сняла шлем, достала телефон из непромокаемой сумки, которую тоже одолжил кузен Сезер и, увидев незнакомый номер, который высветился на дисплее гаджета, с настороженностью спросила: — Гм. Алло? — Есть ли смысл спрашивать, будешь ли ты к ужину? Этот голос она узнала бы из тысячи, наверное. Что-то внутри нее настойчиво билось, щекотало, трепетало, и она против воли затаила дыхание. Молекулы кислорода витали повсюду, но ее словно обходили стороной. — Нет. Ужин скорее всего пропущу, так что отдыхай, мачо. — А потом до Маринетт дошло озарение такое продроглое, словно ее окатили ведром с холодной водой. — Стоп. Откуда у тебя мой номер?! — Выписал, когда одолжил твой телефон. — Одолжил?! Ты бессовестно выкрал его! Алья толкнула подругу коленкой, и она ойкнула, но намек поняла. — Не ищи меня. Даже не думай, ясно? Это моя жизнь. И мы с тобой так и не поговорили, а нам есть, что обсудить, признай. Насчёт твоей матери. Я все знаю. Не хочешь, чтобы эта информация подверглась огласке? Тогда оставь меня в покое. Иначе пеняй на себя. Мари сбросила вызов, ожесточенно ткнув по экрану телефона ногтем, а затем и вовсе его отключила. Мало ли, няню приспичит перезвонить и донимать ее расспросами, откуда ей известно то, что ни она, ни кто бы то ни был знать не должен. — Полегче. Напугала мальчика своей резкостью. — Он заслужил. Нечего было даже пытаться взять меня под контроль. С отравленным виной рассудком Маринетт двинулась в путь. Ей действительно было жаль Адриана. Быть может потому, что она проводила параллели и находила их прошлое похожие, местами переплетающиеся: насилие имело место быть в их жизнях, они оба прошли через это и понимают, как изощрённые издевательства над телом могут сломать суждения о мире, психику, свести с рельс здравого смысла. Мотоцикл заревел. Со слюной девушка проглотила обиду, страх, несправедливую необходимость угрожать Адриану, и под барабанящие капли дождя нажала на рычаг.