Парадокс нежности

Не уйдет. Маринетт Дюпен-Чен не ускользнет из рук деспотичного няня. Только не сейчас, когда она под его контролем и защитой. Не сейчас, когда узнала нечто, не предназначенное для ее личности. Не сейчас, не сейчас… когда мышцы его сердца сужаются от беспокойства за неё. Если раньше Адриан не проявлял в отношении подопечной своей черты характера, воспитанной отцом — деспотичности — то сейчас самое время. Хватит с ней сюсюкаться. Она уже достаточно взрослая, чтобы осознавать, во что ввязывается. И риск, на который идет, принимая участие в гонках под проливным дождем — это не шутка. Или шутка, выходящая за рамки. За грани его понимания. Накинув байкерскую кожанку, парень уверенной походкой вышел из дома. Замкнул дверь. По пути к заказанному такси вертел ключи на пальцах — брелок весело побрякивал. Жаль, Агресту было не до веселья. Вычислить место заезда было проще простого. Гугл в помощь — и всего. Неофициальные мероприятия, если они претендовали хоть на толику грандиозности, обязательно заявляли о себе в сети. Зарекомендовали себя наилучшим образом, заманивали неуравновешенных подростков, которые слетались на возможность легко подзаработать, как мотыльки на пламя. А потом разбивались вдребезги. Ломали ноги, руки, шеи. Их дальнейшая судьба шла под откос, а все из-за неоправданного риска. И желания подзаработать. Или засветиться перед сверстниками. Или получить кайф. Все причины — глупость неимоверная, но искушения сладки, а детям сложно противостоять мелочным порывам души. Адриан не осуждал — искренне сочувствовал. Подопечной он тоже сочувствовал. До поры до времени. Пока она не перешла черту дозволенного. Перешла — пусть примет последствия.

***

Темнело. Байкеры выстроились в шеренгу. Незаведённые моторы, взбудораженные переговоры зрителей и участников заезда. Кожаные перчатки. Нервные постукивания костяшек пальцев по рулю. И ожидание, ожидание… Томящее ожидание какой-то трагедии или драмы. Никто не признается себе в этом, но Маринетт знает — люди любят зрелища: за этим они и приходят. И подсознательно ждут смертей, ран, поломанных судеб — не своих, конечно, но сочувствовать горю незнакомцев порой куда проще, чем искренне радоваться успехам близких. Как и лицей, это место пропитано лицемерием. Лживые добрые жесты, ласковые улыбки и обещания. И все равно девушка любила это место. Она чувствовала себя на каждом таком мероприятии частью какого-то тайного заговора. Наверное, каждому человеку хочется быть недостающей цепочкой в звене. Поэтому люди тянутся сюда — им хочется ощутить единение с тайными, запретным миром. Хочется польстить себя мыслью: «Я — особенная. Я что-то большее, чем обыкновенная девчонка. Я — часть секрета». Говорят, душа находится посередине грудной клетки. Она небольшая, меньше кулака. Крупица того, что из себя представляет человек. Если эти байки — о чудо! — не пустословие, то сейчас душа Маринетт расширяется в размерах, пульсирует, теплеет и бьётся, так радостно бьётся, как маленькое сердце! Здесь — приют свободы. Здесь — ее дом. Стоящая рядом Алья проводит рукой по обивке сиденья. — А глаза так и горят. Спрячь энтузиазм, не выдавай себя. — Тон обвинительный. Дюпен-Чен столько раз слышала его за последние сутки, что уже успела привыкнуть. Она закатила глаза и повернулась к подруге. Ее встретили карий взрыв, в котором плескалось бушующая волна вызова. Маринетт удивлённо присвистнула. Неужели подруга до сих пор не теряет надежду отговорить ее от заезда? Ха! Ну надо же, какое завидное, почти смехотворное упорство! — Если заметят, что ты участвуешь не ради выигрыша, а ради удовольствия, то попытаются отстранить тебя в первую очередь. Уверенность пугает конкурентов. Ты же понимаешь это. Мари пожала плечами. Пусть ее настроение пугает закомплексованных, пусть ее радостное предвкушение заставляет их грызть ногти. Ей-то что? — Запугиваешь меня местью маленьких щенков? Зря. Не боюсь. — Я знаю. В этом-то и проблема. Отсутствие страха — это опасно. — Нажми на кнопку «не читать нотации» и не отпускай. Поздно, Аль. Всегда удивляюсь твоей способности выносить мозг даже тогда, когда ставки сделаны. — Ну извини, что пекусь о твоей заднице! — Сезер возмущённо всплеснула руками. Но ее пыл остыл, когда на трассу, по старинному обычаю, вышла девушка в коротком топе и мини юбке, предостерегающе подняв красный флаг. — Ладно. Удачи тебе. — Спасибо, ворчунья. Алья живенько отошла и скрылась в толпе. Мари заозиралась по сторонам: все уже расселись по байкам. Вот что ещё ей нравится — гул голосов не прекращается никогда. Здесь всегда шумно, людно, как в пчелином рое. Большинство людей — незнакомцы, но она рада им безумно. Рядом с ними проглатывает, как рыба крючок, иллюзию веселья и участливости. Рядом люди. Она не одна, не одинока! Всюду зарычали грозные мустанги — моторы. Дюпен-Чен надела шлем, лихо оседлала старый байк и последовала примеру остальных — нетерпеливо поглаживала руль. Ну скорее бы, скорее! С начала отсчёта время словно деревенеет. — На старт, — негромко провозглашает девушка, но ее спокойный голос слышен отовсюду: он отскакивает от асфальта, от кирпичных стен и, кажется, от туч, сгустившихся над байкерами. Скоро хлынет новая порция дождя. Но до этого Маринет утрет всем нос. Она обязательно победит. Иначе быть не может. — Внимание. Нервы — натянутая струна. Арфы или, быть может, гитары… Байк дрожит — он, кажется, сам спешит и рвется в бой! То приятная дрожь, она обволакивает каждую клеточку тела. — Марш! Восторженные крики оглушили Мари, и она рванула вперёд. Ее распущенные локоны змейками растрепались на ветру. Если бы не шлем, то корни волос переплелись бы и запутались, но, боже мой, как же сейчас на это плевать! Она — чистый, не разбавленный страхом или тревогой адреналин. Адреналин, вынутый из самых закромных переулков подсознания. Адреналин, который копился в ней годы и выплеснулся в одном душераздирающем, обжигающим голосовые связки крике. Как хорошо! Свобода — вот какова ты на вкус! Ты — свежий прохладный ветер после дождя, ты — безумный крик, гейзером лопающийся во рту, ты не осязаема, но ты — ощущение. И ты — восхитительна. Ты стоишь жертв. Первые капли дождя упали на асфальт. Мокрый круглый след. Сначала один, потом ещё и ещё — и вскоре шлем Маринетт промок. Воды стекала со лба на брови, с бровей — на ресницы и глаза. Становилось опасно. Но девушка уже разгорячилась. Из десяти участников она ехала шестой, но это ничего — скоро она будет первой и заставит всех позади глотать пыль. Неважно, какой у нее мотоцикл, главное — ее маневры при ней. Но вот, приближается самый криминальный район Парижа, а Маринетт по-прежнему шестая. Несколько раз ее чуть не обогнал седьмой участник, но она вовремя ускорялась и выравнивалась, когда колеса визжали по влажному асфальту и откланивались от курса. Да, к маневрам этот байк не приспособлен. Ужасная новость, но ещё хуже — отчаянье. Нельзя ему поддаваться. Все не безнадежно. Капли барабанили по шлему. Такой знакомый звук… Наконец, печально известный Восточный вокзал, считающийся районом африканских и индийских стран. Бедняки, дикари, грязнули и невежды — так о них отзывались, такими и были некоторые из них. Странно. Район располагается вблизи к центру, но там процветает криминал. Так уж повелось в стране — иммигрантов считают преступниками. Хотя там проживают люди разных рас и вероисповеданий. Тем не менее, лучше сюда не забредать. Вот и Дюпен-Чен сглотнула вязкую слюну. Здесь жутко, к чему лукавить? Не столько из-за слухов и дурной славы, сколько из-за местности. Крутой поворот. Она так задумалась — чудовищная оплошность! — что не заметила, как с ней поравнялся седьмой участник. Решив устранить соперницу, он вильнул вправо, в ее сторону и, ускорившись, подрезал. Ах! Мари, не ожидавшая такого, резко затормозила, но не справилась с управлением. Мотор заглох, а она спрыгнула и перекатилась на землю, чудом не оказавшись придавленной к земле тяжелым мотоциклом. Жива, хах… Мари сняла шлем, тряхнула шевелюрой и, рассмеявшись, села на бордюр. Какая удача — никого. Она была рада людям, но не здесь, не в этом районе. Жуткие воспоминания лязгнули девушку копытом страха, но она махнула рукой. Все хорошо, все будет хорошо. Она встала и осмотрела байк. Безнадежен. Не сломан окончательно, но сейчас не заведется. Да и до того, как ее подрезал конкурент, он стал снижать скорость. Тогда ее это раздосадовало, но, как оказалось, именно это спасло ей жизнь. Если бы она летела на более бешеной скорости, то могла бы получить куда более серьезные травмы, чем содранную с ладони кожу и кровоточащие бедро. Дюпен-Чен достала телефон и дрожащими руками набрала номер Альи. Послышались гудки. Аль, пожалуйста, ты нужна мне, как никогда прежде… Мулатка словно на расстоянии услышала мольбу подруги и незамедлительно сняла трубку. — Алло? Проглотив смесь паники, волнения и злости, Маринетт объяснила ситуацию и попросила приехать за ней. — Пиздец, — провозгласила Алья. — Все так плохо? — добродушно хохотнула Маринетт, но самой было не до смеха — она промокла, промокла до ниточки. Замёрзли и ее посиневшие губы, и зубы, отбивающие чечётку. — Не то слово. Это полный и безоговорочный пиздец. Ещё и в таком районе. М-да. — Ай-ай-ай, Сезер, не выражайся. — Знаешь, иногда слово «пиздец» более ёмкое, чем «я думаю, дорогая подруга, ты по уши в дерьме. Пора бы тебе избавиться от своих заморочек и послать клятые гонки куда подальше». Маринетт закатила глаза. Алья как всегда в своем репертуаре. Что ж, она знала, на что идёт. Звонок Сезер — это все равно что звонок в службу «прочитаем нотации онлайн и без регистрации». — Да-да-да, я плохая, не рассудительная, безответственная и дальше по списку. Так ты приедешь за мной? На том конце трубки повис тяжёлый вздох. — Разве я могу оставить тебя одну? Но придется подождать. А ты пока иди в центр. Нет, лучше беги! Если с тобой что-нибудь случится, пока я еду за твоим нянем, я лично надеру тебе зад. Маринетт опешила. Не на такой ответ она рассчитывала. — Не смей говорить ему ничего! Мне не нужна его помощь! — Ну да, как же. Отрицай очевидное, а я уже рядом с твоим домом и вот-вот постучусь в дверь. Дюпен-Чен медленно закипала. Она раздражённо прикусила внутреннюю сторону щеки, силясь сдержать поток ругательств. В словах Альи есть смысл. Дом Дюпен-Ченов недалеко от заезда, до поместья Сезер добираться значительно дольше, но… гордость барабанит в перепонки: «Ни за что!» — и ее вопль сильнее шёпота здравого смысла. Как мелочна она, Маринетт! Упрямство дороже ей собственной безопасности. Но, Адриан… Зря она растрепала ему, что знает о его матери. Он это так просто не оставит. Он понял, что она встречалась с угонщиком его авто — больше ей знать неоткуда. По непонятным причинам ей не хотелось выдавать Эрика. Ей не было жаль его, но он действительно мог умереть. Он связался с Габриэлем Агрестом. Пару лет назад ходили слухи, что тот мафиози, но тогда это казалось необоснованной клеветой… Сейчас эти слова приобрели иной смысл. Они вполне могли оказаться правдой. После всего увиденного, Мари убеждена — она вязнет в болоте чужого семейства, чужой истории. И все из-за Адриана. Ей просто хочется плюнуть на него и не быть замешанной в чужих интригах. — Вот черт! — громким шепотом выруталась Сезер в трубку. Мари побелела. Что случилось? — Нетти, Маринетт… Возле твоего дома какие-то люди. Я спряталась за фонарным столбом. Сука… вот сука… Они меня заметили. Я тикаю, перезвоню — будь на связи! ... и она отключилась. Шум крови в ушах заглушал дождь. Брюнетка поднялась с бордюра, отряхнулась, положила шлем рядом с байком и замерла на несколько секунд, как вкопанная. Какие-то-то люди? А что, если это... О нет! Все ее существо восстало против этой мысли. Но все же, как быть, если эти люди примчались по велению Агреста? Вот оно! Вот чего стоит совать свои дела в чужие дела. И ты влипла по горло, Дюпен-Чен.