Формалин / Темная лань

Над влагой душу наклоня, так незаметно ты привыкнешь к кольцу тончайшего огня; и вдруг поймешь, и тихо вскрикнешь, и тихо позовешь меня…

декабрь       На пятки наступало Рождество. Колющее щеки лёгким морозом и оставляющее на изгибе длинных ресниц белые кристальные хлопья. Оно уже ощутимо дышало в затылок необходимостью покупать подарки, чтобы не носиться вдоль торговых рядов в последний день, навевало приятные воспоминания о детстве, отце и друзьях. Рождество — семейный праздник, в который хочется завалиться на диван, обнявшись с тазиками вкусной еды, смотреть рождественские фильмы и телешоу, готовить ужин, украдкой прятать под размашистыми ветками ёлки подарки.       Эмилия медленно ходила вдоль рядов сувенирного магазина с космическими ценами, присматривая что-то, что нашло бы отклик в душе. Отражение вытянутого овального лица с висящими на носу очками отражалось в витринах, отвлекая внимание по разным причинам. Что-то было неправильно в том, как она угрюмо бродила, выбирая подарки близким людям, чтобы хоть чем-то занять свои выходные. Ведь за окнами уже размеренно опускался на голову прохожим холодный снег. Раньше, когда мир был чуточку добрее, Эмилия любила ловить ртом снежинки, наблюдая за недовольным этим занятием отцом сквозь опущенные ресницы. Любила с Джексоном и Мэри Джейн выбираться на каток, пить горячий шоколад и смеяться над несмешными шутками Мартина. Но сейчас, стоя на пороге новой жизни, волшебство рождественской ночи куда-то пропало. Если так проходит взросление, то это больно и неприятно.       Прошло достаточно времени для того, чтобы вновь научиться дышать полной грудью, но недостаточно для того, чтобы жить, не оглядываясь назад. Прошлое так и тянуло на дно тяжёлым грузом, отцеплять который не хотелось. Лучше тонуть с ним, но точно знать, что никто не назовет тебя этим мерзким словом — предатель.       — Знаешь, ты стала выглядеть как преподаватель в университете, — рядом материализовался Паркер с двумя стаканами кофе из Starbucks и пышными багетами, зажатыми подмышкой.       В коричневой куртке, жёлтой шапке и шарфе ей в тон Питер казался по-прежнему мальчишкой из выпускного класса. Эмилия воровато огляделась: не смотрят ли на них подозрительно, потому что девушка с чувством собственного достоинства стояла на высоких каблуках, в пальто с меховым воротником, длинных вельветовые перчатках и бежевом берете. Она скорее чувствовала, чем знала, что стала выглядеть старше своего возраста.       — Прости, я не подумал, — тут же пробормотал себе под нос Питер, вручая девушке её кофе. — Выглядишь всё равно отпадно.       — Боишься, что меня припишут в твои тёти? — добрая полуулыбка.       Эмилия зубами стянула перчатки сначала с одной руки, затем с другой, растолкав их по карманам, и обхватила руками бумажный стаканчик. От него исходило приятное тепло, запах карамели и корицы. Руки непроизвольно подняли напиток к потрескавшимся губам.       — Скорее, в старшие сестры, — Питер пожал плечами, но вернул улыбку. — Ты уже выбрала что-то?       Девушка наморщила носик и покосилась на три фирменных пакета в своих руках. Питер, недолго думая, тут же их перехватил, перекинул через плечо и, как ни в чем не бывало, двинулся к выходу.       — Осталось придумать что-то Мэри Джейн и… Тони, — карие глаза тут же нашли её зелёные, чтобы удостовериться, что девушка не находится на грани истерики, панической атаки или чего-то подобного.       — Расслабься, — посоветовала девушка, поправила берет и вышла за другом на заднюю парковку торгового центра. — Я в полном порядке.       Народа здесь было больше, чем обычно, что объяснялось грядущими праздниками и удивительно солнечным воскресеньем.       — Что в мешочке? — чтобы как-то перевести тему, парень пошелестел плотными пакетами.       — Все тебе расскажи, — беззлобно подтрунила Эмилия, но, догнав друга, подхватила его под руку. — Роуди давно хотел квадрокоптер, всё жаловался, что самому нет интереса ходить по магазинам и разбираться в параметрах. Поэтому с его подарком было меньше всего заморочек. Пеппер получит на это Рождество элегантную подвеску, на большее моей фантазии не хватило, хотя я думала купить ей коробку влажных салфеток, потому что со мной она прольёт ещё море слез. Я в делах компании до сих пор ничего не понимаю.       Она рассказывала обо всем искренне, понимая, что никому, кроме Питера и ЭмДжей, ее россказни не будут интересны. А рассказывать хотелось, потому что её жизнь стремительно набирала обороты, заставляя меняться, подстраиваться под мир. Главное — не прогнуться под него.       Почти три месяца прошло с того дня, когда Тони Старк исчез из её жизни. Отсутствовал — упрямо продолжала напоминать себе девушка, в душе грея надежду, что однажды всё изменится. С тех пор жизнь круто развернулась и заставила окунуться в мир, о котором Эмилия не знала ровным счётом ничего. Её ждали проблемы, с которыми двадцатилетней девушке, как правило, сталкиваться не приходится. Но, тем не менее, Судьба, в которую Эми перестала верить, с холодным безразличием доказывала обратное.       В самую первую очередь пришлось выучить главный жизненный урок: родители рано или поздно уходят. Новость о гибели отца подкосила ещё сильнее, словно жизнь решила добить и так без пяти минут труп. Гарольд Хатчерсон, вопреки всем детским обидам, был лучшим из отцов. Пусть, не идеальным; пусть с характером, терпеть который приходилось в сотрудничестве с постоянным стрессом, но он был её папой. Единственным человеком, который провел её за руку через всю жизнь, который был рядом в те моменты, которые можно назвать знаковыми, их общими: личными и семейными. Она не рассказывала ему о первой любви, о ссорах с подругами, о переживаниях по поводу лишнего веса и выскочившем перед свиданием прыще. Но она точно знала: появись у нее желание, он бы терпеливо выслушал, потрепал бы копну пшеничных волос и сказал, что в жизни нет ничего важнее, чем улыбка его маленькой принцессы.       Они жили вдвоём в каком-то своем мире. Мире детства, добра и любви. Были трудности, с кем их не бывает. Были ссоры, крики, битая посуда. Но с ними в их жизни приходил бесценный опыт. У Эмилии Хатчерсон была семья, о которой можно только мечтать, даже если её семьёй оказался один-единственный человек. Девушка не знала, что пришла в жизнь отца в тот момент, когда он меньше всего был готов к пелёнкам и распашонкам, но он встретил её в этот мир со счастливой улыбкой и трепетом в сердце. Так, как по отцу, она не скучала ни по кому.       Ей часто вспоминались вечера, когда отец возвращался раньше обычного, хлопая дверью и погружая спящую квартиру в суетливый хаос. В такие дни — редкие, оттого и запоминающиеся, — Эми с топотом спускалась по лестнице, принимаясь разогревать ужин. Она ставила красный в белый горошек чайник на индукционную плиту, насыпала в вазу любимые отцовские конфеты, забрасывала в микроволновку то, что осталось от обеда. Мужчина устало вздыхал, садясь за барную стойку, снимал очки и растирал покрасневшую от них переносицу. Они долго разговаривали, подливая в кружки дымящийся чай с бергамотом каждый раз, когда они пустели. А их сердца в такие дни единения наливались теплотой, которую может принести только родной человек.       Дом — это не место, — говорил отец, — а люди, к которым хочется возвращаться. Для Эмилии домом был Гарольд Хатчерсон. И Тони Старк.       Она продолжала вспоминать его, часто возвращалась к тому самому посланию на экране, чтобы ещё раз услышать его смех, увидеть ставшие до боли родными глаза. И каждый раз, говоря себе, что это последний просмотр, Эмилия возвращалась к нему снова и снова. Не потому, что хотела изводить себя дикой тоской по человеку, устало смотрящему на нее с экрана монитора, а потому, что надеялась найти ответы на оставшиеся нерешенными вопросы. Их было так много, что в голове скатался уже порядком большой снежный ком.       Жизнь с каждым днём всё больше и больше напоминала спринтерский забег, во время которого по какой-то непонятной причине тебя окружают сложные доктора с липовыми дипломами. Каждое новое утро начиналось теперь ровно в шесть утра, убив в зародыше надежды на сон до обеда и последующий вяло протекающий день. Первое, что врывалось в сознание — был механический голос Пятницы, вещающий о погоде за окном, пробках и расписании на новый день. Расписание — это то, что Эмилия ненавидела в своем новом положении больше всего.       — Я рада, что ты, наконец, сдал на права, — хмыкает Эмилия, забираясь на соседнее с водительским сидение. — Не приходится дергать Хэппи каждый раз, когда вы с ЭмДжей планируете куда-то меня вытащить.       — Это разве плохо, что мы проявляем участие? — парень хмурится, но машину заводит.       — Я разве говорила, что это плохо?       — Нет, но весь твой вид показывает, что ты хочешь быть где угодно, только не здесь.       Машина выехала на главную дорогу, направившись вдоль высоток Манхэттена. Дворники на лобовом стекле работали с тихим скрипом, и Эмилия следила взглядом за тем, как они совершают эти механически точно выверенные движения.       — Вовсе нет, Питер, — девушка закусила щеку изнутри и решила, что в этот раз выдержать проницательный взгляд друга не сможет, поэтому уставилась в окно.       За ним суетились тысячи жителей Нью-Йорка. Город жил своей жизнью, выбросив из головы события трехмесячной давности. Никому из пешеходов или водителей не было никакого дела до того, что в одной из машин — неприметной серой Мазде, — ехала гендиректор Stark Industries.       Эта новость вызвала в обществе настоящий ажиотаж, в большей степени связанный с тем, что никто не верил в наличие у двадцатилетней девушки умений управлять огромной компанией. Да ей и не нужно было, во всех делах по-прежнему разбиралась Вирджиния Поттс, от Эмилии требовались подписи и посещения собраний. Даже известные издания Нью-Йорка продолжали жевать эту тему за неимением ничего более яркого и неординарного.       «Акции Stark Industries рухнули на десять пунктов: новый гендиректор Эмилия Хатчерсон потеряла контроль над ситуацией».       «Энтони Эдвард Старк — гениальный ум настоящего времени совершил фатальную ошибку, доверив руководство бизнесом двадцатилетней девушке без образования в сфере бизнеса и продаж. Что это? Очередной план непонятого гения, который пошёл не так после его трагической гибели? Или внедрение в ядро Stark Industries подсадной утки? Напомним, что главным действующим конкурентом корпорации является Оскорп и её генеральный директор Норман Озборн».       «Норман Озборн передает право управления своим детищем единственному сыну Гарри. Не связано ли это с новым гендиректором Stark Industries? И стоит ли ждать объединения компаний?».       «Вирджиния Поттс на внеочередном собрании директоров заявила о новом курсе компании. Её доля в бизнесе составляет 26% акций. Согласованы ли действия знаменитой мисс Поттс с решением совета и гендиректора в лице Эмилии Хатчерсон? Или внутри Stark Industries разгорается очередная война?».       Ей не стоило уделять так много внимания мнению прессы, но она уделяла. Каждый журнал стремился выдвинуть гипотезу, которая по своей абсурдности и «феноменальности» превосходила все остальные вместе взятые. Поэтому вовсе неудивительно, что в определенных кругах её имя упоминалось чаще, чем хотелось бы.       — В Башню? — спросил Питер, остановившись на светофоре.       Эмилия коротко кивнула. Было что-то в поведении парня, что делало его на шаг ближе, чем Эмилия хотела подпускать. Ей казалось, если она вновь впустит в сердце хоть кого-то, этого человека обязательно у нее отнимут. Джексон Мартин. Тони Старк. Гарольд Хатчерсон. Все они были теми, кого она любила не так, как остальных. Не хотелось бы, чтобы и Питер пострадал.       — На Рождество мы собираемся устроить небольшое семейное торжество, — Паркер выглядел напряжённее обычного, когда машина остановилась возле Башни Старка. — Ничего особенного, семейные посиделки. Будут только самые близкие, — он как-то по-своему вскинул брови. — Тётя Мэй и Мэри Джейн. Было бы здорово, если бы ты выбралась тоже.       — О, Питер, — отказывать было неловко, а соглашаться не хотелось. — Могу я подумать? Нужно согласовать с Хэппи и… моё расписание. Я не уверена, что там не появится внеочередное собрание.       Питер поник. Он указательным пальцем почесал лоб и отвёл взгляд. Наверное, ему было так же неловко, как Эмилии. Да и вовсе не нужно обладать паучьим чутьём, чтобы догадаться, когда человек пытается как можно более обтекаемо соскочить с темы. Для этого нужно всего лишь разбираться в человеке напротив.       — Эмилия, — Питер махнул рукой, останавливая монолог подруги. — Тебе не нужно оправдываться. Если ты не хочешь, то я не буду настаивать.       — Я хочу, Питер! — тут же встрепенулась девушка. — Просто…       — Просто — что?       Ей было ужасно неприятно признавать, что асоциальность может быть приобретенным качеством. Хотелось провести Рождество наедине с собственными мыслями, она даже Хэппи солгала, что собирается на празднование к Питеру. На самом деле у неё были другие планы.       — Ничего, — девушка отрицательно помотала головой. — Я приду.       Питер тяжело вздохнул, но кивнул.       Каблуки стучали по мраморному полу, вызывая зудящее желание снять обувь и пойти босиком. Её кабинет находился на восемьдесят третьем этаже и представлял собой то, что осталось от предыдущего хозяина. Эмилия ничего там не трогала, лишь в порыве странного помешательства однажды вечером приволокла синюю орхидею и вставленную в серую рамку фотографию Тони. Она долго искала новым обитателям кабинета пристанище, пока не решила, что фотографии самое место за рабочим столом, а цветку — на одной из встроенных полок с документами.       Надобности в личном кабинете у неё не было абсолютно никакой, но должность гендиректора обязывала к тому, чтобы на одной из дверей огромной Башни всё-таки красовалось её имя. Тем не менее, место ей понравилось. Оно каким-то назойливым образом было связано с Тони, поэтому после мастерской кабинет стал её любимым местом во всем мире.       С ней постоянно здоровались в коридорах, в лифте, даже на улице. И не чувствовать свой новый статус было практически невозможно. Однако он больше давил на и без того нестабильную психику, чем помогал справиться с эмоциями. Бизнес-леди — это не тот образ, с которым она бы хотела слиться. Пеппер подходили все эти стопки бумаг, она смотрелась за столом личного кабинета как раз так, как будто родилась в нем. Но с Эми такой сценарий не сработал. Интереса к глянцевым журналам, дорогим костюмам, высокомерно вздернутому носу Эмилия сама за собой не наблюдала, но и отказаться от места теперь, после оставленного Старком сообщения, она не могла.       Хотя бы ради него.       — Доброе утро, мисс Хатчерсон       Секретарь — высокая стройная блондинка, — тоже осталась после Старка. Не сказать, что Кейт была из той категории женщин, которые ради высокооплачиваемой должности секретаря Железного человека идут по головам. Нет, она была совершенно дружелюбной, улыбчивой и харизматичный девушкой, у которой, как оказалось, был муж и двое детей. Позже Эмилия выяснила, что Кейт, сохраняя образ двадцатипятилетний модели с июньской обложки журнала Maxim, на самом деле недавно отпраздновала свой тридцать пятый юбилей. Такого поворота в сценарии никто не ожидал.       Беспокоило другое — было ли у них что-то с Тони? Мэри Джейн, услышав о подобных переживаниях подруги, помрачнела и заявила, что Тони Старк не был святошей, хоть и был директором нескольких крупных благотворительных фондов. В его постели побывали дамы, до которых Эмилии даже со средствами Старка не добраться при всем желании. Потом Эмилия подумала, что Тони любил Пеппер и, став Железным человеком, завязал с беспорядочными половыми актами, алкоголизмом и вечеринками. Это звучало логично и довольно неплохо. Но Кейт как-то слишком болезненно отнеслась к новости о гибели своего начальника, чем и зажгла в груди подозрения.       Ты больная? — спрашивала Эмилия саму себя. — Ревнуешь того, кого даже нет?       — Здравствуйте, Кейт, — Эми отсалютовала секретарше подарочным пакетом.       — Доставить покупки в ваши апартаменты? — спросила блондинка, поднимаясь из-за своего стола, где разбирала какие-то бумаги.       — Не стоит, я справлюсь сама, — Хатчерсон прошла к двери, но остановила ладонь в паре сантиметров от холодной металлической ручки, потому что Кейт позвала её по имени. — Есть новости от Стива? — Надежда умирает последней.       — Нет, мэм. Но в вашем кабинете вас дожидается гость. Я пыталась остановить его, но меня даже слушать не стали. Я сказала, что вы отсутствуете и вряд ли появитесь сегодня, но он был настойчив.       В приемной заметно похолодало. Эмилия костным мозгом почувствовала, что ничего хорошего предстоящая встреча для неё не несёт по ряду причин, во главе готовых тот малоприятный факт, что никто, кроме Пеппер, Роуди и Хэппи не посещают её кабинет. В таком случае складывался вполне резонный вопрос: кто решил посетить её и с какой целью? Стараясь сохранять безразличие в голосе, Эмилия спросила об этом у Кейт.       — Ваш посетитель — господин Озборн, директор Оскорп.       Черт!       — Черт!       — Мне связаться с охраной? — глаза секретаря наполнились тревогой, девушка уже потянулась к рабочему столу, но была остановлена.       — Нет, всё в полном порядке, — голос все равно предательски дрогнул. — Спасибо.       Как она могла забыть про Озборна? Не то чтобы встреча с ним в тот роковой день пролетела мимо неё, но голову словно отключило на долгие три месяца. Словно кто-то, кому доступны большие возможности, на время забрал у нее воспоминания о разговоре с директором Оскорп, о договоре.       Пришлось приложить усилия, чтобы трясущимися руками надавить на ручку двери и толкнуть её внутрь. Подарочные пакеты остались в приемной, их наличие или отсутствие сейчас волновало в последнюю очередь. Эмилия шагнула внутрь просторного светлого кабинета, и каждый сделанный ею шаг отзывался тоннами тревоги, ложащейся на плечи. Словно в тот момент, когда она перешагнула порог, ей в лицо ударила волна опасности. Этой опасностью — открытой, легко читаемой и горькой, — кабинет словно пропитался насквозь. Каждый сантиметр, каждая папка, всё, что было там. Эмилия скользнула взглядом сначала поверх мебели, а затем глаза остановились на двух фигурах. Они стояли к ней спиной и из-за бьющего сквозь панорамное окно яркого зимнего, рассеивающего света, ложащегося на фигуры посетителей, трудно было разобрать даже их затылки. Одна фигура вальяжно разместилась в директорском кресле, догадаться о том, кто скрывался в тени, было не так уж и сложно. А второй человек стоял полубоком — худощавый и высокий, с темными волосами и в идеальном черном костюме.       — Настало время поговорить, мисс Хатчерсон, — кресло медленно развернулось и Эмилия почувствовала, как холодные серые глаза пронзают её насквозь. — Должен признать, я с нетерпением ждал встречи с вами.       — Мистер Озборн, — сквозь зубы процедила Эмилия, останавливаясь на достаточном расстоянии, чтобы не умереть от страха. — Надеюсь, кресло директора Stark Industries вам не жмёт?       И она хмуро проследила за тем, как меняются эмоции на точеном, аристократически бледном лице. В нее с удивлением и так непонятной в тот момент озадаченностью уставился второй посетитель. Им оказался молодой человек такой же бледный, как Норман, но и в треть он не испускал той опасности, которая шла от его отца. Эмилия узнала в молодом человеке, её ровеснике, мальчишку из газет — единственного сына Нормана Озборна.       — Смотрю, с прошлой нашей встречи вы пересмотрели свои взгляды на общение с людьми, Эмилия? — он тихо рассмеялся.       — Исключительно с вами, мистер Озборн.       — Отчего это?       С кресла мужчина всё-таки встал: то ли ему не по нраву было терпеть недовольные взгляды девчонки не его круга, то ли дело было в весьма колком замечании, которое Эмилия выразила, даже не успев сгенерировать. Оно родилось на губах абсолютно самопроизвольно.       — Что вам здесь нужно? — по той причине, что старалась делать голос как можно холоднее, заболели голосовые связки.       Мужчина криво улыбнулся. Его наверняка вышколенная годами выправка навевала отдаленные воспоминания о парадах военных. Пришлось отгонять подобные мысли.       — Помнится, вы не сдержали своё обещание, моя красавица, — Озборн посмотрел ей прямо в глаза. — Я только по доброте душевной дал вам время, чтобы отойти от скорбных событий. Настал час вернуть долги.       — Да что вы говорите? — что-то смутно похожее на негодование проскользнуло в голосе, и Хатчерсон с трудом, вцепившись ногтями в ладони, заставила сердце сбавить обороты. — Наша сделка аннулируется, господин Озборн. Вы не выполнили свою часть обязательств, Тони мёртв. Поэтому я не собираюсь выполнять свою, — девушка развернулась вполоборота к двери, так, что глаза отпрыска Озборна с интересом осмотрели её фигуру. — А сейчас прошу покинуть мой кабинет, господа. Была не-рада с вами пообщаться.       Что-то было в том, как Озборн хмыкнул. Он словно ждал чего-то подобного и поставил галочку рядом с очередным пунктом в своём чертовски пугающем плане. А потом Эмилию посетила мысль, от которой ноги налились свинцовой тяжестью, а каблуки словно в миг увеличились в размерах. Будто это то единственное, чего Норман ждал. Спусковой крючок. Эмилия почувствовала, как сама себе поставила мышеловку.       — Не думаю, что это в ваших интересах, мисс Хатчерсон, — её ужасно злило, как брезгливо он выплевывал её имя, словно оно марало его изнутри. — Есть в вас что-то от Энтони Старка, — и он поднял со стола фоторамку, несколько секунд с гадкой ухмылкой смотрел на нее, а затем небрежно отпустил назад, положив стеклом вниз. — К счастью, одной головной болью меньше. И лучше бы вы задумались о том, хотите ли оказаться в такой же щепетильной ситуации, как ваш… друг.       — Вы угрожаете мне?       Конечно, угрожает. Такие люди, как Норман Озборн, в совершенстве владеют навыками устрашения и запугивания. Испугалась ли Эмилия? Да, до простреливающей виски головной боли.       — Нет, что вы, — Озборн ухмыльнулся. — Угрожать такой прелестной девушке, как вы, да ещё и бизнес-леди, Боже упаси, — и он поднял руки в примирительном жесте. — Я лишь предупреждаю, что вам следует внимательно относиться к огню.       Эмилия застыла в оцепенении. Он не играл, он запугивал. И эта угроза не была мнимой уловкой, она была угрозой. Той, которая в считанные минуты может превратиться в суровую реальность.       — Что вам нужно от меня?       — Так лучше, — хмыкнул мужчина. — Познакомься с моим сыном. Гарри — мой наследник, подающий надежды на замену подходящему к старости отцу.       Эмилия бегло осмотрела Гарри. Он так же холодно пробежался взглядом по ней, а затем скрестил руки на груди и надменно фыркнул. Тоже мне, герцог Бургундский.       — Весьма поэтично, но нельзя ли ближе к делу?       Норман Озборн кривовато улыбнулся. Его зачесанные назад темные волосы отливали сединой, когда прямые полуденные лучи пробивались сквозь закалённое стекло. Костяшками пальцев он постучал по дубовой поверхности стола, и каждый стук словно вбивал в голову новые и новые угрозы. Но четкое понимание, что она не должна показывать свой страх, иначе игра будет проиграна на первом акте, заставило Эмилию расправить плечи и с видом, словно контролирует все вокруг, сделать шаг в сторону рабочего места. Девушка с каменным лицом села в кресло.       — Я бы на вашем месте не был столь самонадеянным, — Озборн-старший обошел стол под пристальным взглядом Эмилии и сел в кресло напротив. — Сотрудничество со мной в ваших личных интересах.       — Я так не думаю. Вам не получится меня запугать, потому что я не боюсь смерти.       — Не по той ли причине, что сами готовы были прыгнуть с Бруклинского моста?       Вопрос повис в воздухе лампой накаливания, которая светила все ярче и ярче. Ещё чуть-чуть и — бум! , — она лопнет, изранив осколками всех, кто был от нее в радиусе пары метров.       — Откуда вы… — скрыть растерянный взгляд не получилось.       Эмилия закусила щеку изнутри, заставляя себя сохранять спокойствие.       — Откуда знаю о твоём с Человеком-пауком маленьком секрете? — ухмыльнулся мужчина. — Я знаю достаточно, чтобы требовать от тебя сотрудничество. Ещё раз повторюсь, что оно в твоих интересах, — не дождавшись никакой реакции, он недовольно поджал губы. — Возможно, тебе и нет дела до своей жизни, но с твоими друзьями может случиться что угодно. Несчастные случаи в последнее время учащаются с пугающими тенденциями.       — Вы используете грязные методы, мистер Озборн.       — Extremis malis extrema remedia, моя дорогая, — мужчина кивнул сыну, который встал за его спиной и теперь рассматривал Эмилию с легко читаемой снисходительностью. — Отчаянные времена требуют отчаянных мер.       Эмилия с трудом отвела взгляд от Гарри Озборна. Что-то в нем было, какая-то странная черта, которая словно пряталась от зрения, ускользала из рук в последнюю минуту. Когда казалось, что Эми уже уцепилась за ответ, пальцы сжимались в пустоте. Молодой человек рассматривал её с интересом, который, однако, не отменял факт узко поджатых губ и недовольного взгляда из-под темных бровей. Он вроде и был похож на своего отца, но в то же время казался на его фоне зашуганным подростком. И, чего греха таить, возможно, таковым и являлся.       Заметив неподдельный интерес сына к гендиректору Stark Industries, Норман Озборн попросил (нет, приказал) ему выйти. Хатчерсон проводила его долгим мрачным взглядом, пока дверь из белого дерева не скрыла точеную фигуру в иссиня-черном дорогом костюме. Таких как Гарри Озборн в старшей школе Куинса называли мажорами.       — Надеюсь, сейчас ты готова выслушать моё предложение? — с уходом Гарри фигура его отца словно выросла, занимая все пространство кабинета.       — Если я правильно поняла, у меня нет выбора.       Руки мелко дрожали и скрывать это приходилось, зажав ладони между колен. Скорее всего, Озборн не сделал бы ей ничего на её территории, но что мешало ему воплотить угрозы в жизнь? Такие, как Норман, идут по головам, совершенно не задумываясь о том, сколько жизней ломают своими действиями и поступками. Да им до этого откровенно нет никакого дела.       — Для начала я хотел бы услышать ответ на один вопрос, — и директор Оскорп замолчал, дожидаясь разрешения.       Он оставался мерзким аристократом, и этот аристократизм пропитал его до костного мозга.       Эми кивнула.       — Пост главы компании открывает тебе доступ ко всем проектам Stark Industries, не так ли?       — Думаю, вы знаете ответ, — напряжённо отозвалась девушка.       — Знаю, но вопрос не в этом, — Озборн говорил чисто, с нотками превосходства. — Ты же фактически не выполняешь обязанности гендиректора, я прав? Кто-то управляет компанией за тебя. Кто-то, кто уже давно работал со Старком и знает его дело. Вряд ли это Гарольд Хоган. Думаю, что Вирджиния Поттс. Ты — лишь фальшивка, красивое лицо компании, которое не решает абсолютно ничего. Верно?       — Сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к… — девушка запнулась, кровь отлила от лица, отчего казалось, что в кресле директора сидит не привлекательной наружности девушка, а полутруп. — Я гендиректор. И через меня проходят все вопросы. Не хочу вас обижать, но…       — Ты не умеешь врать, моя дорогая.       — Когда это мы успели перейти на «ты»?       — Перескакиваешь с темы на тему? — фыркнул мужчина, вальяжно откинувшись на спинку широкого кресла. — Так поступают люди, которые врут или ещё не придумали свою гениальную ложь. Я бы хотел, чтобы ты была честна со мной, Эмилия. В благодарность я оставлю в покое твоих друзей и тебя. Мне лишь нужна информация про один из проектов, — Озборн постучал пальцем по подлокотнику кресла: нервничает, значит ответ ему необходим. — Проект «Атлант». Знакомое сочетание?       Если это, вообще, возможно, то Эмилия побледнела ещё сильнее. Она сглотнула, вжимаясь в кресло, словно собиралась утонуть в нем. Что-то подсказывало, что дело добром не кончится.       — Понятия не имею о чем вы, — голос дрожит.       — Правда? — Озборн наигранно рассмеялся. — Послушай, Эмилия, — холодная сталь глаз въелась в её лоб, прожигая сильнее, чем самая концентрированная кислота. — Тони Старк обманывал тебя по поводу смерти твоего отца, разве нет?       — Откуда вы… — это уже было смешно, но смех был какой-то болезненно истеричный.       — Не будь глупой, с моими связями я знаю практически все. Ты же умная девочка. А сейчас подумай: стоит ли рисковать жизнью и здоровьем близких людей ради человека, с которым у тебя нет ничего общего? Старк обманщик, лжец и притворщик, скрывающий за своим железным костюмом настоящее зло.       — Я думаю, настоящее зло сидит сейчас напротив меня, — девушка с трудом соображала, а складывать слова с словосочетания и предложения было ещё труднее, чем думать о них. — Разве не вы убили моего отца? — в притянутом за уши удивлении девушка хмыкнула. — Не трудно сложить два и два, господин Озборн. Думаю, вы дорылись в этом деле достаточно глубоко, чтобы проследить связь Stark Industries с фирмой моего отца, поэтому убрали его с дороги. Затем Тони. Когда свергнуты директора двух организаций, проще проворачивать свои грязные делишки? Только вот я посмею разочаровать вас, — и Эмилия впервые почувствовала, что делает что-то правильно. — Вы не узнаете от меня ничего. А сейчас прошу прощения, у меня много дел. Думаю, вы не понаслышке знаете, что значит быть директором многомиллионной корпорации.       Он выглядел не просто недовольным, Норман Озборн покинул кабинет гендиректора в ярости, громко хлопнув дверью. Этот гул ещё долго циркулировал по помещению, составляя прекрасный аккомпанемент под внезапно ударившую паническую атаку. Это было едва ли не самое страшное событие за последние два месяца. Когда директор Оскорп покинул кабинет, стало легче дышать, но терпкий запах дорогих духов продолжал играть с воображением злую шутку: словно он все ещё здесь, все ещё неприязненно смотрит ей в глаза, изучает, анализирует. Чтобы однажды вдруг найти слабые места. Но самое страшное было в том, что он уже знал каждое из них, и Озборну не составило бы никакого труда ударить по ним со всей силы. Чтобы сбить девушку с трека.       Неужели она реально думала, что может что-то против личности вроде Нормана Озборна, что выдержит схватку с самым опасным волком в лесу? И от этого все тело пробивал мелкий озноб.       Она обзвонила всех: начиная с Пеппер и заканчивая Питером, чтобы убедить их быть внимательнее в ближайшее время. Рассказала о визите Озборна и его угрозах, решив, что достаточно тайн. Её самодеятельность уже привела, и неоднократно, к катастрофическим результатам. Сейчас допустить такую ошибку было бы самым провальным из всего, что девушка когда-либо предпринимала.       В приемной Эмилия встретилась с встревоженным взглядом Кейт.       — Мисс Хатчерсон, — тихо позвала девушка, вставая из-за стола. — Мистер Гарри Озборн просил передать вам это, — и она протянула зажатую между пальцами крохотную бумажку.       На ней каллиграфическим мелким почерком было написано: «23 декабря, 3:00 p.m. Кафе «Розовое фламинго». Советую не опаздывать, если хочешь получить ответы на свои вопросы. Г.О.».       Холодный северный ветер бросал на лобовое стекло крупные хлопья кристально чистого снега. Со скрипом резины о стекло работали машинные дворники. Голубоватый свет от панели управления отбрасывал на юное лицо едва уловимый в полумраке холод. Эмилия с остервенением сжала ладонями ремень безопасности, даже не замечая, как сильно впилась в руку его плотная грубая материя.       У нее было достаточно времени в дороге, чтобы придумать отговорки для Хэппи. Хоган был замечательный, но объяснить свой поступок для него будет практически невозможно. Для всех них — Пеппер, Хэппи, Роуди, Роджерса, её побег был лишь очередным глупым, необдуманным поступком. Но Эмилия точно знала, что только в этом месте может проститься с ним. Она шла к этому решению сначала с отрицанием, затем с отвращением и злостью, на смену им пришел страх. И, наконец, после разговора с Озборном пришло осознание, что бороться на два фронта невозможно. Если она будет упрямо искать доказательства чудесного спасения Тони, то времени и сил на оборону от Оскорп у неё не останется. А она была уверена — Норман Озборн просто так не отступит. Что-то такое было в его взгляде: словно он знает больше, чем говорит. И от этого понимания до боли сводило челюсть. Озборну нужна была информация по проекту, который Тони просил держать в секрете, ради которого, в общем-то, он и отец погибли. И от мысли, что Эмилия не сможет уберечь это, что у нее не получится сохранить разработки отца и Старка в тайне, становилось не по себе.       Щелкнул замок ремня безопасности, Эмилия шумно вздохнула, толкнула двери наружу. В лицо ударил ледяной декабрьский ветер, хлопья снега тут же зарылись в пшеничные волосы, когда ветер игриво отбросил их назад, принявшись играть с прядями. Глаза защипало то ли от слез, то ли от сильного ветра, то ли от оставшегося запаха гари. На месте домика у озера остался выжженный пустырь. Здесь не было ни единого напоминания о произошедшем, лишь обожжённые и покорёженные взрывной волной ветви вековых елей. Снег припорошил место, где когда-то стоял дорогой, изобилующий изыском и лоском, особняк, скрыл за толстым тяжёлым слоем следы преступления Нормана Озборна.       Одиночество и боль утраты — единственное, что ощущалось здесь с космической силой, словно место, как губка, впитало в себя её эмоции. Ветер громко свистел между хвойными деревьями, вершины которых были освещены лучами заходящего солнца. Где-то неподалеку ухала сова. Снег под ногами скрипел и предательски проваливался, но Эми, не обращая внимания на забитые снегом полусапожки, на бьющий по лицу снежной коркой ветер, упорно продвигалась вдоль озябших голых яблонь к замёрзшему пруду. Она остановилась на покрытом льдом мостике, вцепившись ладонями в обледеневший поручень.       Стало трудно бороться с подступающим к горлу комом, а понимание, что никто на нее не смотрит, словно с нечеловеческой силой выталкивало слезы из глаз.       Все в порядке, Эмилия, — успокаивала она себя, шмыгая носом. — Это ничего. Пройдет. Просто… спокойно.       Она хотела закричать, чтобы весь лес встрепенулся, услышав ее отчаянный вопль, заканчивающийся жалобным стоном. Жалкая, уставшая, потерянная девочка не знала, куда идти дальше. Ей хотелось верить, что Старк не ошибся в ней, что она действительно сильная и способна справиться не только с миллиардной компанией, но и с собственными эмоциями. Они клокотали, душили изнутри. Но это было не так: Эмилия, при всем своем желании быть сильной, оставалась маленькой девочкой, которую бросили, не объяснив причин.       — Я ненавижу тебя, — шёпотом, — слышишь? Я ненавижу тебя, Тони Старк! За то, что ты заставил меня пережить, за то, что ты оказался таким… идиотом.       Здесь. Только здесь она могла не сдерживаться, не кричать в подушку, не зажимать рот ладонью, чтобы не разбудить Роджерса и не дать ему право отправить ее к психотерапевту. Здесь отчего-то казалось, что Тони был близко, рядом. Словно эта граница между жизнью и смертью стиралась, становилась тонкой, как рисовая бумага. Словно потянись немного и коснешься родной шершавой ладони отца или проведёшь рукой по напряжённым плечам Тони. В этом месте было иначе, чем во всем мире.       — Тони… — прошептала она, задыхаясь от сковавшего тело ужаса. — Ты знал, что отец погиб. Я не виню тебя в том, что ты молчал. Но… я не прощу тебя, что поступил со мной так же, как он. Ты не имел права, слышишь? Уходить не имел права, сваливать на меня свою компанию, свои проблемы. Это не моя жизнь. Это то, в чем всю жизнь варился ты, а не я. Если бы ты был рядом… Если бы только я могла попросить у тебя совет. Тони, не было похорон, этих слов сожаления, ничего не было. Я не смогла проститься с тобой, ты лишил меня этого. Если есть рай или ад… или что там ещё. Если ты все ещё где-то есть, слышишь меня, просто знай, что ты разбил моё сердце. Ты просто взял и… разбил его. Показал тем поцелуем, что у тебя есть что-то по отношению ко мне, дал мне на секунду поверить, что я могу быть счастлива с кем-то по-особенному. Что я могу быть особенной для тебя. А потом просто… ушёл. Тони, я виновата в этом. Только я. Знаю, что если бы сказала тебе, если бы не повелась на поводу у этого больного идиота, ты был бы рядом со мной. И мне так больно… Больно, потому что каждую ночь перед сном я думаю о тебе, представляю, как все сложилось бы у нас. Могли бы появиться эти самые мы. Или мы уже были? Мне бы немного больше времени с тобой, чтобы сказать, что я…       Она хотела сказать «что я люблю тебя», хотела прокричать эти слова в вершины сосен, в пустоту без него, надеясь, что где-то он услышит ее. Может, Тони на эти слова сурово нахмурился, плотно поджал губы и в тёплых карих глазах промелькнула бы строгость. Или он мог ласково улыбнуться, а в радужках его глаз цвета плавленой карамели, густого цветочного мёда, золотистого янтаря, блеснуло отражение её зелёных глаз. Все могло быть иначе у них. Сейчас ни разница в возрасте, ни социальное положение не были такими важными факторами, они словно отошли на задний план и померкли на фоне одной важной проблемы — его не было рядом.       Вряд ли они с Тони могли бы стать образцово-показательной парой с пышной свадьбой, официальным заявлением для прессы, совместными выходами в рестораны. Эмилия вряд ли подбирала бы платье в цвет его галстука, а Тони вряд ли заботился бы о крое её нижнего белья. У них не получилось бы этих нормальных отношений, когда пара встречается, ходит на прогулки, держась за руку, заводит золотистого ретривера, а потом — детей. Их отношения были далеки от понятия нормальности, но что-то медленно тлело между миллиардером Тони Старком и студенткой медицинского университета Эмилией Хатчерсон. Между ними была нездоровая зависимость друг от друга, желание просто знать, что они могут улыбаться друг другу, сидя напротив за обеденным столом или проходя мимо. Это чувство выжигало что-то в груди Эмилии, не оставляя от немного наивной, чуть-чуть с характером и приправленной перепадами настроения девушки, абсолютно ничего. Страшно было пускать в себя эту новую Эмилию, но это должно было произойти, чтобы она смогла перешагнуть через произошедшее.       Лишь маленькая искорка, догорающая где-то в потёмках души, позволяла мечтать бессонными ночами. Эми представляла, как носила бы его фамилию — Эмилия Старк. Как готовила бы завтрак, завязывала галстук, напоминала о встречах и мероприятиях, потом целовала на прощание и весь день ждала его возвращения. А вечером бы крепко прижималась к родному телу, зарываясь носом в складки дорогого пиджака. Она предлагала бы ему свою опору, верила бы в него тогда, когда даже он терял веру. Ближе к утру Эмилия часто думала, что родила бы Тони дочку, которая всей душой любила бы отца, боготворила его и знала, что он — самый главный мужчина всей её жизни. Но несбыточные мечты рассеивались с наступлением утра, когда после двухчасового беспокойного сна в сознание врывался голос Пятницы.       По щеке скатилась одинокая слеза. Не хотелось биться в истерике, рыдать или биться в конвульсиях, а над девушкой плотным куполом нависла апатия. До тех пор, пока затуманенный слезами взгляд не выцепил среди сводов деревьев бездвижную фигуру. Отразившись от лица человека, скрытого тенью деревьев, последний луч солнца теплой вспышкой отразился в глазах.       Эмилия широко распахнула глаза, смаргивая соленые слезы, чтобы лучше рассмотреть показавшуюся знакомой фигуру.       — Тони? — прошептала девушка, делая шаг вперёд, а затем, прочистив горло, крикнула, — Тони, это ты?       Фигура плавно скользнула из-под сени деревьев. Воздуха перестало хватать, Эмилия почувствовала себя выброшенной на берег рыбой: неуклюже барахтающейся в надежде выбраться в свою среду обитания.       Да, это было он. Точно Тони.       — Этого не может быть, мне сказали, что… — шаг назад.       Она пятилась, задыхаясь от возмущения, пока не почувствовала, что под подошвой хрустнул хрупкий лёд. Нога по колено вошла в воду, показавшуюся миллионом ледяных мечей, прорезающих мышцы. Икру сковала нестерпимая судорога.       — Нет, — прошептала девушка, упрямо пытаясь вытащить ногу из ловушки.       Воздух обжигал ещё сильнее, чем вода. Эмилия рывком выдернула ногу на поверхность. Шаг назад, ещё один, ещё. Лёд жалобно хрустит под ногами, в правом ботинке хлюпает вода, пальцы словно обжигает огнем.       — Эмилия, остановись, — голос Старка звучит отдаленно, и непонятно: это из-за расстояния, отделяющего их друг от друга или от шума крови в ее ушах.       Нет. Это сумасшествие. Игра воображения. Это все не взаправду. Бежать. Бежать, не оглядываясь.       С каждым шагом казалось, что сердце разрывается на части. Это было больно — видеть его, слышать его голос, даже если всё было игрой воображения, фантомом, навязанным ей воспалённым сознанием. Эмилия не заметила, насколько далеко ушла от берега, потому что взглядом все ещё цеплялась за обеспокоенное смуглое лицо, покрытое неухоженной бородой. Точно не Тони — Тони не запустил бы свою гордость до состояния джунглей.       — Я сказал: остановись! — он стоял на кромке между льдом и берегом, тяжело дыша, не сводя с нее своих болезненно воспалённых глаз.       — Нет, — Эмилия отрицательно мотает головой. — Нет!       — Хатчерсон, мать твою, ни шага больше! — кричит, срывая голос. — Стой на месте! Я сейчас заберу тебя. Стой, не двигайся. Ты поняла?       Очередной шаг привел к катастрофе. Она шагнула на воздушную подушку, почувствовав, как мир вдруг замедляет свой ход. Вот нога проваливается, за ней — подгибается вторая. Эмилия руками хватается за поверхность, но ледяная вода жжёт тело вплоть до груди. Она не чувствует ничего, кроме холода и растерянности. Карие глаза в отчаянии смотрят на нее, мужчина срывается с места, расстегивая куртку. Ещё мгновение, которое кажется какой-то мизерной долей секунды, и она полностью оказывается под водой.       Лёгкие сжимаются в судороге, выпуская последние клочки кислорода. Глаза ядовито жжёт, в нос и рот начинает проникать горькая на вкус вода. Тяжёлое шерстяное пальто тянет на дно.       А перед глазами — в панике блуждающий по ней взгляд карих глаз.       Я знаю, что это ты, Тони. И я иду к тебе.       Ей не хватало воздуха. Эмилия чувствовала, что каждая клеточка тела просит жизненно необходимого кислорода. Темная пучина страха и паники заглотила в свои темные воды, унося на дно тяжелым камнем. Она понимала, что идет ко дну. Как в прямом, так и в переносном смысле. Тонет. Кровь в головном мозге пульсировала, толчками билась в висок, густой тягучей субстанцией обволакивала голову. Ледяная вода казалась миллионом стальных клинков, вонзившихся в плоть. И Эми будто чувствовала привкус этого металла у себя во рту, но не могла выплюнуть, понимая, что это последний клочок, который помогает жить. Сколько человек может продержаться без кислорода? Минуту? Две? Казалось, что она уже целую вечность боролась со своим телом, которое тягой уносило в темноту глубинных вод маленького озера без названия. Эти считанные мгновенья, которые оставались ей, тянулись невыносимо долго, и Эмилия хотела, чтобы всё, наконец, прекратилось. Закончилось навсегда.       Как странно, но ей не было жаль. Не жаль, что она тонула. Легкие саднило, в груди словно полыхал необъятный и несокрушимый пожар, уносящий за собой лишь мимолётные мгновения счастья, которые довелось когда-то пережить. В этом огне сгорало её прошлое вместе с Тони Старком.       Она боролась до последнего, билась руками и ногами, пытаясь вытолкать своё тело на поверхность, но не могла. Ноги онемели, резкая боль при нелепо легком движении болью отдавалась где-то в груди. А всё, что крутилось в голове — испуганные глаза Тони. Карие, прозрачные.       Интересно, ждет ли меня отец там — за гранью, перед которой я стою? Покажет ли верный путь, по которому я буду должна следовать дальше? Или я просто ступлю в темноту, которая поглотит меня и обвернет в одеяло черной боли и отчаяния? Но я знаю, что мне не нужен ответ… Иногда лучше уходить, не зная, что ждет тебя за очередным поворотом.       И когда Эмилия приняла то, что уже произошло, как должное, когда перестала бороться с водой и просто позволила течению нести ее ослабевшее тело в свои пучины, когда пустила в свои легкие горькую воду, что-то резко дернуло назад, потянуло наверх, захватив в кольцо крепкой хватки. Это выбило из груди последний воздух, и темная пелена небытия опустилась на глаза.       Эмилия резко села в постели, хватая ртом так необходимый кислород. Ледяные ладони обхватили горло в попытке убедиться, что оно все ещё на месте. Взгляд скользнул на запястья, на которых отчётливо контрастировали с бледной кожей синяки в форме крупных человеческих пальцев. Сощурившись, девушка всмотрелась в отметины на своей руке, стараясь выискать в глубине сознания того, кто мог их ей оставить. А потом яркой вспышкой в сознание ворвался заснеженный пустырь, потерянный взгляд Тони Старка, озеро, ледяная вода и недостаток кислорода.       Мысли спутались: девушка не могла точно сказать, сколько времени прошло с очередного её фиаско на льду, сколько она проспала, где оказалась. А потом вдруг, словно пыльным мешком из-за угла, ей в затылок ударилось одно единственное имя: Тони. Он был там, точно был.       Сердце предательски дрогнуло, а потом начало биться с такой силой, словно целенаправленно планировало выбраться наружу. Нет, тебе туда не нужно, там тебя растопчут эти злые люди, там одна боль и страдание. Будет лучше, если ты продолжишь свою работу в груди.       Соображалось все ещё трудно, болела голова, а руки потряхивало от мелкого непрекращающегося тремора. Когда она успела превратиться в это аморфное существо? Когда ее жизнь изменилась до неузнаваемости, свернув на тропинку, которая в конечном счёте привела её в этот момент.       Девушка оказалась в небольшой уютной комнате. Она лежала на коричневом диване, укутанная сразу в несколько одеял, рядом стояла кружка с каким-то приятно пахнущим настоем. Вдоль стены тянулись сразу несколько книжных шкафов из темного дерева, заполненные собраниями сочинений, они окружали горящий камин. Живой огонь наполнял комнату приятным уютом и словно говорил, что Эмилия в безопасности. Безопасность — весьма пространное понятие, особенно в последнее время. Была ли она в безопасности в Старк Тауэр — самом охраняемом месте Нью-Йорка, если Норман Озборн угрожал ей прямо в ее кабинете? И была ли она в безопасности здесь?       Сквозь зашторенные окна пробивалась полоска лунного света, разрезающая комнату на две неравные половины. Точно так же раскололась и ее жизнь когда-то. Эмилия чувствовала слабость, которая так и манила вновь закрыть глаза и опуститься на мягкие, приятные на ощупь подушки. Эмилия решила, что ничего страшного не произойдет, если она поспит ещё совсем немного, чтобы избавиться от этой мерзкой, сбивающий с толку усталости.       Во второй раз пробуждение выдалось ещё более тяжёлым. Эмилия с хрипом втолкнули в грудь как можно больше кислорода, почувствовав, что начинает задыхаться. Это сводило с ума, заставляло девушку немеющими пальцами впиваться в теплый плед и выравнивать сердцебиение. Она глубоко вдыхала и медленно выдыхала, как учил ее доктор Адамс, а потом говорила себе, что находится в полной безопасности.       С трудом скинув с себя одеяло, Эмилия поняла, что находится в растянутом коричневом свитере на голое тело. Кто-то переодел её, и от этой мысли щеки налились пунцовой краской. Кто бы это ни был, он видел её без одежды. Пришлось, превозмогая боль в суставах, спускать ноги с дивана, утопая в ворсе ковра практически по щиколотки. Он приятно холодил разгоряченные ступни. Несколько попыток встать — и только одна удачная, когда Эми немеющими пальцами вцепилась в напольный торшер, покачнувшись. Сколько она здесь пролежала? Это голод или что-то ещё?       Дверь со скрипом открылась, привлекая внимание. Из коридора через нее прорывался холодный стерильный свет. Он был не таким, как в помещении, где она проснулась, а больше напоминал свет в больничной палате. Эмилия вся напряглась, разворачиваясь. Она всеми фибрами души чувствовала тревогу, исходящую из-за двери, но её посетитель не спешил заходить: Эми видела лишь его плечо, обтянутое в хлопковую ткань футболки. В глубине души она знала, кто стоит за дверью и ждала встречи, но ещё больше она боялась этого. Боялась, что мир рухнет во второй раз, если она ошибается.       Он бесшумно шагнул в помещение, стараясь не смотреть в определенную точку. Тони — а это точно был он, — без особого интереса осматривал помещение, хотя, Эми была уверена, бывал тут часто. Все тот же Тони: сведённые к переносице брови, плотно поджатые губы, сцепленные за спиной руки. Только вот привычные ярко-янтарные глаза стали цвета горького шоколада, на висках проступило больше седины, лоб разрезали ещё несколько глубоких морщин. Он словно постарел на пятилетие: был тем же Тони, но словно далёким, чужим. От этого сердце больно сжалось, с губ сорвался надсадный вздох.       Жив.       Как только их взгляды пересеклись, как только Тони позволил себе коснуться глазами её глаз, они словно снова сцепились в этой молчаливой кровопролитной бойне. У Эмилии не было сил биться с ним, но в груди с каждой секундой нарастала вопящая ярость. Та самая, которой так не хватало в последнее время: чистая, дающая силы, разжигающая в груди огонь жизни.       Тони выглядел уставшим от жизни. Он выдохнул сквозь полуоткрытые губы, прикрыл глаза. А Эмилия, не в силах бороться с накатившей волной цунами болью, в три крохотных шага преодолела разделяющее их расстояние. Слишком серьезный для нее взгляд снизу вверх. Вздувшаяся на лбу голубоватая венка. Растрёпанные волосы. Эмилия хотела обнять его, всем телом прижаться к родному человеку, чтобы удостовериться в его реальности. Но она почему-то выбрала другой путь.       Звонкий звук пощёчины разрезал гробовую тишину. Казалось, замолкло все: завывающий за окном ветер, треск поленьев в камине, стук её собственного сердца и его тяжёлое дыхание. Тони с секунду стоял с повёрнутой в сторону головой, а потом вернул взгляд на разъяренное лицо девушки. Он знал, что она имеет полное право злиться, а эта пощёчина — малое, чего он достоин. И от этого понимания глаза наполнились искренней болью. Тони Старк ненавидел себя за то, как поступал с ней, но не мог иначе. Он просто не мог. Как не посмел оставить ее там, на этом озере, в машине или в больнице — замерзшую и мокрую. А перед глазами все ещё стояла эта картина, вызывающая потребность в искуплении: его маленькая Эмилия лежала на холодном снегу, ее синяя кожа напоминала тонкий, едва сцепившийся на озере лёд. Она не дышала.       Тони сжал руки в кулаках. Она здесь, она жива — это главное. Он не должен был ей показываться, нужно было увезти её в больницу, и никто не поверил бы её словам о том, что Тони Старк жив. Никто, кроме нее самой и, быть может, Хэппи. Но он просто-напросто не мог позволить ей в одиночестве проснуться в больничной палате, не смог бросить её во второй раз.       — Прости, — Тони вздохнул, глядя девушке куда-то в переносицу.       Единственное, чем он жил последние три месяца — желанием снова увидеть её. Она была одновременно всем, что у него было и той единственной, которая была ему недоступна.       — Прости? — её голос сорвался на возмущенный шепот, но она не кричала. — Прости? — и девичий кулак несильно ударил его по груди, но от неожиданности Старк шагнул назад. — Это всё, что ты можешь мне сказать? «Прости»?       По её щекам катились крупные слезы, теряясь где-то в складках его старого свитера времён университета. Очередной удар в грудь оказался ожидаемым, но Тони не спешил защищаться, он знал, что заслужил этого, хоть и не чувствовал боли. Эмилия била его не сильно, слабые руки просто делали это на автомате, чтобы чем-то занять мозг. Тони знал, она злится.       — Тебя не было три месяца! — Эмилия зашипела, надрывно, болезненно. — Ты ушел, хотя обещал никогда не бросать меня! — бить его было жизненно необходимо, а Тони просто наблюдал за ней с тоской в глазах. — Старк, какой же ты… сволочь! Все твердили мне, что ты мёртв, что у тебя не было шансов, а я верила! Верила все эти ебучие месяцы, что ты вернёшься! И ты вернулся, когда я уже приняла, что буду жить без тебя! Ты — негодяй! Ты самый мерзкий, самый гнусный лжец! Отмахнулся от меня какой-то тупой видеозаписью, свалил на меня свои проблемы: на, сука; крутись в этом дерьме, как хочешь, Эмилия. А сам прохлаждаешься здесь! Какой же ты гадкий! Ты…       — Достаточно! — рявкнул он, перехватив её ладони. — Прекрати эту истерику.       Пальцы сжали её запястье как раз в том месте, где остались следы. Это был он — он вытащил её из воды. Эмилия дернулась, собираясь вырваться, но попытка была пресечена в зародыше. Крепкие родные ладони обхватили её за плечи. Мгновенье, и мужчина довольно сильно ее встряхнул, словно вернул на место съехавшую крышу.       Крыша возвращается домой.       — Успокойся, — уже более миролюбиво произнес Старк, но девушку не отпустил. — Нам нужно многое обсудить. Но для начала тебе нужно…       — Тони, — она всхлипнула, и этот жалостливый звук заставил мужчину проглотить незаконченную фразу. — Тони…       Маленькая ладошка мягко легла на его заросшую щетиной щеку. Наполненные слезами глаза всего секунду смотрели в его карие, выискивая что-то, что дало бы толчок к дальнейшим действиям. И Эмилия нашла, потому что неожиданно даже для самой себя крепко вжалась в мужскую грудь, сцепила руки за его спиной и задрожала. Она держала его так, словно он был единственной спасательной шлюпкой в бушующем океане её жизни. Его тело рядом было реальным: руки цеплялись за реальные напряжённые плечи, лицо уткнулось в реальную мужскую шею, все было чертовски необходимой реальностью. Ей хотелось вдавить себя в него, слиться во что-то единое, чтобы он больше не смел бросать её одну. Так они всегда были бы вместе.       Она плакала. Плакала впервые не из-за горя потери, а из-за счастья приобретения. Она плакала потому, что была благодарна, неважно — кому; просто за то, что ей вернули Тони.       Старк с несколько секунд медлил, а потом запустил одну ладонь в копну мягких на ощупь волос, а второй теснее прижал девушку к себе. Им обоим не хватало этого — близости с кем-то, кому доверяешь, кому готов вновь и вновь открывать сердце, даже если тебе делали ужасно больно. В этот момент, в объятиях Тони, Эмилия чувствовала, что её мир собирается по осколкам. Он никогда не станет прежним, но он будет функционировать до тех пор, пока мужчина будет рядом.       — За что ты так со мной? — она выдохнула ему в шею. — Моё сердце было разбито, Тони…       — Прости, малышка, — он действительно сожалел, и единственным доказательством своим словам крепче обнял девушку, выдыхая ей в макушку. — Прости, я должен был, чтобы защитить тебя. Ради тебя.       — Ты сделал мне больнее, чем кто-либо мог сделать.       Тони зажмурил глаза.       — Я словно умерла вслед за вами с отцом, — она не могла остановить эти слезы, даже не пыталась, потому что так просто было сейчас говорить об этом. — Когда пришел Роджерс, а не ты, я умерла вместе с тобой, так и осталась там, на этом чёртовом складе! Я ходила, словно живой труп, делала что-то, но ничего не понимала. Потому что я принадлежу тебе, Старк, слышишь? — она шепчет эти слова ему прямо в ухо. — Я. Принадлежу. Тебе. Как твои костюмы, твои гениальные проекты. Я — то, что ты создал собственными руками. И я…       Зелёные глаза в упор посмотрели в его, стремясь передать то, что терзало изнутри болезнью, зависимостью. Он был ее морфием. Обезболом, который помогал, когда растекался по венам, и без которого начиналась ломка. Только сейчас, пережив потерю, она осознала его роль в собственной жизни.       — Что? — спрашивает Старк хрипло.       Он знал, наверное. И она знала. Но, в отличие от Эмилии, он никогда бы не произнес вслух банальную фразу, которую люди привыкли говорить направо и налево. В этом он и был Тони Старком.       — Я люблю тебя, — без единого звука, одними губами, но он все понял.       Понял и шумно втянул воздух через плотно сжатые зубы. Эмилия почувствовала, как его кулак крепче сжимает копну сухих волос, как вторая рука до боли впивается в изгиб талии. Наверняка останутся следы, но Эмилия не чувствовала боли, она лишь ощущала эту сумасшедшую потребность в нем — простоять так всю оставшуюся жизнь, чтобы навсегда запечатлеть на себе его запах, запомнить тепло тела, которое никогда ещё не было так непозволительно близко.       Старк не мог позволить ей любить себя, он не должен был позволить ситуации выходить из-под контроля. Но он позволил, а она вышла. Они оба не знали, когда все началось, где был тот самый неправильный поворот, после которого в сердце девушки родилось чувство зависимости, а в сердце мужчины — потребность. Хотелось держать ее при себе, чтобы точно быть уверенным, что никто не посмеет её обидеть, что эта улыбка однажды подарит кому-то то же тепло, которое чувствовал он. Эмилия обязательно найдет человека, которого полюбит. И это не должен быть Тони. Старк до последнего надеялся, что это будет не он.       Её тело мелко дрожало, ноги с трудом держали на весу тело, и если бы не крепкие мужские руки, она бы давно лежала у его ног. Она сама хотела оказаться там.       Тони молчал, продолжая впиваться пальцами в ее талию, но теперь и вторая рука вцепилась в её изгиб. На выдохе Эмилия прогнулась в позвоночнике, теснее прижимаясь животом к мужскому торсу. Внизу живота болезненно тянуло, отчего хотелось ещё сильнее обнять его, ещё ярче почувствовать его рядом. Живого. Необходимого. Его разочарованный шумный вздох произвел совсем не тот эффект, который должен был. Эмилия поднялась на цыпочки, провела ладонями вдоль напряжённых, обтянутых хлопком предплечий, обвила ладони вокруг тугой шеи. Тони выдохнул, струя горячего воздуха поцеловала её щеку лёгким прикосновением.       Он был её воздухом.       Веки дрогнули, погружая мир в темноту. Ей не нужно было видеть, его, чтобы знать, что сейчас Тони напряжённо вглядывается в её расслабленное лицо, хмурит брови.       Он был её теплым костром, согревающим холодной зимой. Мир вокруг пришел в движение, оставив в покое двух человек, связанных друг с другом чем-то большим, чем просто дружба, чем-то более важным, чем влюбленность. Они были семьёй — странной, далёкой от стандартов, которую бы не приняло общество. И только в полумраке маленькой комнатки, освещенной камином, казалось, будто нет ничего важнее, чем человек рядом с тобой.       Он был для неё смыслом жизни.       Порывистое движение, от которого забранные в слабый высокий хвост волосы рассыпались по плечам. Эмилия подалась вперёд, чуть приподнимаясь на цыпочках, потянула мужчину вниз. Она просто должна знать, что он рядом. Сухие горячие губы оставили теплое прикосновение на колючей щеке, обрисовали изгиб скулы, пока на замерли в уголке плотно сжатых губ. Лёгкий, невесомый, открытый поцелуй в краешек рта оказался мизерной долей того, чего ей хотелось. Губы Эмилии скользнули дальше, неловко накрывая собой рот Тони. Мужчина не ответил, он замер, стараясь не дышать. Влажный язык проник между туго сжатыми мужскими губами, вырывая изо рта Тони полухрип, полустон.       — Остановись, — прошептал он, но не отстранился, потому что больше всего желал почувствовать вкус запретного плода снова. — Эмилия, просто… остановись.       — Я не хочу.       Секундное замешательство, материя вокруг сжалась в густую черную точку, оставив только их. Старк утробно прорычал и сам властным влажным поцелуем впился в её губы. Мир не имел значения в тот момент. Чужое мнение не имело значение. Возраст. То, что для всех Железный человек оставался мёртв. Были только они — студентка Эмилия Хатчерсон и гениальный инженер Тони Старк. Никого и ничего больше.       Её ладони зарылись в густые жёсткие волосы, его руки бродили по изгибу ее талии, пальцы пробегались вдоль рельефного позвоночника, слегка надавливая. Звуки упругих, разрывающихся для коротких вбросов воздуха в легкие, поцелуев заполнили тишину комнаты, звучали громче, чем треск горящих в камине поленьев.       Сухие теплые ладони скользнули вниз по бёдрам, забирая гармошкой ткань свитера, грубо сжали нежную атласную кожу женских ягодиц, подтягивая ближе, теснее. От того, что в живот упиралось тугое, напряжённое естество, Эмилия тихо простонала, закусив губу, сама впечаталась в него теснее, закинула одну ногу на мужское бедро.       Тони не нужно было просить дважды. Он, шумно дыша, подхватил девушку под ягодицы, прижимая дрожащее от желания тело к книжному шкафу. Спина упёрлась в острые углы книжных полок, но Эмилия словно не чувствовала, она была полностью сосредоточена на влажных губах на своей шее, на широких ладонях, мягко поглаживающих внутреннюю сторону бедра. Трясущиеся пальцы потянулись к резинке его футболки, собирая приятную на ощупь ткань. Она полетела куда-то назад, а Эми ладонями провела вдоль тугих мышц груди, скользнула пальцами по рельефному упругому животу, подцепила ими дорогой кожаный ремень на брюках. Порывистым движением она дернула пряжку ремня на себя, затуманенный разум не мог дать четкой команды дрожащим пальцам. Тони, не разрывая поцелуй, расстегнул ремень, пуговица на брюках под ловкими пальцами выскользнула из петли. Эмилия простонала, дёрнув замок мужских брюк вниз.       Она чувствовала, как горит от желания, как по шее стекают мелкие капельки пота. Тони собирал их языком, срывая с губ девушки надсадный вздох. Происходящее граничило с абсурдом, и если поцелуи Тони доводили её до этого неописуемого исступления, заставляли пальцы нервно дрожать, то она не знала, чем все это закончится. Её смертью. Её била крупная дрожь, вынуждая плотнее прижиматься грудью к мужской груди, когда его ладони потянули свитер вверх. Под ним не было ничего, кроме маленькой полоски черных трусиков. Упругая маленькая грудь утонула в шершавой ладони, с губ слетел первый громкий стон. Влажная дорожка поцелуев протянулась от ключиц до впадинки между грудей, заканчиваясь на груди. Тони ртом обхватил её правую грудь, посасывая со звуками влажного секса. Вторая была смята в его ладони. Эмилия, запрокинув голову назад, упёрлась затылком в собрания книг, подставляя грудь чужим ласкам. Тони обхватил зубами возбужденный горошек соска. Громкий стон растворился под потолком.       И этот звук словно отрезвил мужчину, заставил, наконец, поднять на трясущуюся в его руках девушку взгляд. Юную, совсем ещё не привыкшую к подобным ласкам. Тони крепко сжал челюсти, до скрежета зубов сцепил их, зажмурился. А потом, отгоняя возбуждение, вдруг заставил себя почувствовать, как горит ее тело.       — У тебя жар, — голос хрипел от все ещё не сдающего свои позиции возбуждения. — Эмилия.       Тони обхватил её за острые плечи, вынудив посмотреть на своё лицо. Сам он старался не смотреть на маленькую, влажную от его действий грудь.       — Не останавливайся, Тони… — протянула Хатчерсон, глядя на него сквозь пелену желания. — Тони…       Мужчина негромко выругался, прижимая девушку к себе, чтобы она ненароком не свалилась с его бедер. Но Эмилия крепко сцепила ноги на его пояснице, словно старалась слиться с ним таким образом. В два шага преодолев расстояние до дивана, Старк сдернул с него клетчатый плед, обмотав девушку в два раза и практически грубо, потому что она все ещё не желала отцепляется, усадил на подушки.       — Тони, я хочу, чтобы ты сделал это, — шептала она, стараясь дотянуться до его лица поцелуем, но оставила влажный след лишь на его животе. — Сделай это со мной, Тони! Тони…       Его имя на её устах казалось тающим под горячей карамелью мороженым. Сглотнув, Старк обернул девушку во второе одеяло, теперь крепко стягивая им руки девушки. Она недовольно проворчала, но устало откинулась на подушки.       — Вероника, проведи полное сканирование её состояния, — попросил Тони.       — Выполняю сканирование, сэр.       Эмилия широко распахнула глаза, высвобождаясь из-под одеяла и, потянувшись вперёд, схватила Старка за расстегнутый ремень, привлекая к себе.       — Какая ещё Вероника? — её голос звучал так, будто принадлежал умирающему человеку. — У тебя появился кто-то? Ты изменяешь мне?       — Ты бредишь, — Тони схватил девушку за запястья, вновь убирая её руки под одеяло. — Постарайся не шевелиться.       — У тебя есть какая-то то Вероника! — ее праведный гнев заставил улыбнуться. — Ты делаешь с ней то же, что вытворял со мной.       Тони невесело усмехнулся.       — Поверь, тебе будет стыдно за это, — заверил он девушку, болезненно поморщившись.       Виски прострелила головная боль, вынуждая мужчину зажать их между большим и указательным пальцем руки, которой он не держал рвущуюся в бой Хатчерсон.       — Ты спишь с ней?       — Эмилия! — укоризненно.       — Спишь, да? — продолжает возмущаться девушка, все еще пытаясь выбраться из плена одеял и подушек.       — Хватит, — Тони толкнул ее в плечо, несильно, но так, чтобы девушка упала на подушки. — Вероника — это искусственный интеллект, хватит истерик.       — Искусственный интеллект, — повторила Эмилия блаженно. — Как Пятница?       — Как Пятница, угомонись.       Девушка замолчала, пробубнив себе что-то под нос.       — Сэр, у мисс Хатчерсон жар. Температура 40,6. Необходима срочная медицинская помощь. Мне приходится констатировать двухстороннюю пневмонию и воспалительный процесс. Промедление может стоить девушке жизни.

***

      Она проснулась от того, что под одеялом стало слишком жарко. Ворочаясь, чтобы освободиться из плена ткани, которая обмотала её по рукам и ногам, девушка все же смогла вынырнуть из импровизированного кокона и полной грудью вдохнуть воздух. Показалось, что дышать стало вдруг легче, чем обычно. В помещении пахло пихтой и лекарствами, в камине горел огонь, облизывающий закоптившиеся каменные стенки своими горячими языками, за окном завывал холодный декабрьский ветер, создавая ещё больше уюта, чем требовалось. Это было приятно — проснуться не в привычной комнате с панорамным окном и видом на просыпающийся Нью-Йорк, а в маленькой уютной библиотеке с крохотными крупицами пыли в воздухе, которые можно было рассмотреть лишь у испускающего теплый оранжевый свет камина.       Не сдержавшись, девушка громко чихнула в раскрытые ладони. В дальнем углу комнаты скрипнул резной работы деревянный стул. С тревогой подняв глаза к окну, Эмилия встретилась с встревоженным взглядом Тони. Он сидел к ней вполоборота, облокотившись локтем на спинку стула, и грозно хмурился.       Сознание услужливо подбросило последние воспоминания, от которых в этот же момент захотелось сгореть со стыда, провалиться сквозь землю, да что угодно, лишь бы не ощущать это мерзкое чувство стыда. Что она вытворяла там, что говорила?       — Проснулась? — родной хриплый голос вернул её в реальность, заставляя растерянно осмотреть помещение.       Она была все там же. На спинке дивана был аккуратно сложен коричневый растянутый свитер, в котором ей довелось проснуться в первый раз в этом доме. Глаза тут же метнулись к груди, руки слегка отстранили от тела одеяло. Она была одета в хлопковую пижаму с отвратительными розовыми облаками. Шутка что ли?       Заметив её взгляд, Старк усмехнулся и окончательно оторвался от того, чем занимал себя до её пробуждения. А именно — перестал крутить что-то в старинных настенных часах, запчасти от которых были небрежно разбросаны по столу.       — Сколько я спала? — спросила девушка, подгибая под себя ноги и принимая относительно удобное положение.       — Пару суток, — сказал, словно ничего особенного не произошло, словно говорил о погоде за окном или предстоящем футбольном матче между командами Нью-Йорка И Вашингтона. — Как себя чувствуешь?       — Пару суток? — искреннее удивление, и Эмилия прикладывает ладонь ко лбу, покрытому капельками пота. — Нормально, немного кружится голова.       — Конечно, кружится, — кивнул Старк. — Я принесу тебе что-нибудь поесть.       Он встал, отчего стул со скрежетом деревянных ножек о дорогой паркет отъехал назад, пока не упёрся спинкой в книжную полку. Мужчина обошел диван, оставляя какую-то книгу по ремонту часов на кофейном столике, и направился к оставленной открытой двери. Эмилия не была за ней, весь ее мир сейчас ограничивался этой маленькой уютной комнатой и Тони Старком в ней. Поэтому меньше всего хотелось, чтобы он уходил куда-то. Особенно сейчас, когда главным страхом стал страх потерять его снова. Вновь пережить этот Ад на земле, почувствовать, как ноги перестают держать, как гравитация сильнее тянет к ядру, как мир рушится, а за ним — и она сама.       Хотелось сказать Тони о том, что она чувствовала, но слова вряд ли могли выразить нечто подобное. Истинные чувства трудно описать, трудно сказать о них даже самому себе. Они похожи на что-то мимолётное, что кружит вокруг белым мотыльком, даря свою энергию, но не позволяя разгадать их раньше времени. Однажды Эмилия узнает ответ, но не сейчас.       — Постой, останься, — тихо попросила девушка, а Тони остановился в дверях. — Есть столько вещей, которые я хотела бы узнать и столько всего, что хотела бы сказать тебе.       Шумный вздох. Мужчина обернулся. Его скрещенные на груди руки прямо-таки кричали о том, что ей необходимо что-то съесть, но взгляд выражал нечто другое — тепло, перемешанное с горечью. Странная смесь, особенно для Тони Старка. Особенно в присутствии Эмилии.       — Тебе нужно есть, Эмилия, — в голосе Тони прозвучали отцовские нотки, от этого её губы растянулись в неловкой улыбке. — Что улыбаешься? — она отрицательно мотает головой. — Это серьезно, у тебя серьезное заболевание лёгких, я думал, что ты выкашляешь за эти дни все, что у тебя есть там. Прекрати смеяться, это не смешно.       Девушка не могла. Она смотрела на Тони, любуясь тем, как изящно просто он упёрся бедром в дверной косяк, как огонь из камина лизал его лицо своими красноватыми языками пламени, как нос и лоб отбрасывали черные тени. Просто он был жив — и от этого хотелось улыбаться, хотелось чувствовать это опьяняющее счастье. Эмилия уткнулась носом в складки одеяла и хихикнула. Совсем с ума сошла. Во всяком случае, Тони смотрел на нее так, словно готов был сейчас же вызвать неотложку.       — Я не голодна, — все ещё счастливо сказала Эми, её голос прописался улыбкой. — Не волнуйся, просто иди ко мне.       Тони, забыв о том, что хотел спуститься на кухню, приготовить лёгкий куриный суп-пюре, заварить травяной сбор, шагнул обратно вглубь комнаты. Словно заворожённый, словно его заколдовал этот мягкий нежный голос. Тони забыл бы обо всем: о спасении мира, о еде и воде, если бы она попросила. Он бы поменял местами материки, сделал Сахару морем, научил обезьяну говорить, если бы Эмилия этого захотела. Повернутый. Окончательно и бесповоротно зависимый от нее.       Иди ко мне. Так просто, словно её губы были предназначены, чтобы говорить это именное ему. Мужчина остановился возле дивана, сгоняя наваждение. Он шумно опустился рядом с ней, откинулся на спинку кресла. А Эмилия, не долго думая, распахнула одеяло и обняла им мужчину. Крепко прижалась к его вздымающейся груди и уткнулась носом в жилистую тугую шею. Руки скользнули на девичью талию, притягивая. Эмилия с глупой улыбкой юркнула к нему на колени, крепко прижавшись к груди. Так хотелось провести остаток жизни — в коконе с самым дорогим на свете человеком. Им обоим казалось, что мир уже не имел никакого значения.       — Не так ты должна реагировать на моё возвращение, — вздохнул мужчина, убирая с лица девушки торчащие в разные стороны волосы.       Он заправил светлые пряди за уши и слегка наклонил свою голову, с нежностью наблюдая за тем, как Эмилия щурит глаза, силясь рассмотреть что-то на его лице. И нашла. Тони понял это, когда девушка большим пальцем провела по не так давно зарубцевавшемуся на виске шраму. Она знала каждый из них, потому что знала Тони Старка. И новое напоминание о том, что вся его жизнь — забег с единственной целью: выжить, не давало покоя.       — Тебе не хватило моих криков? — спросила она и закусила губу, чтобы не позволить себе поцеловать новую отметину.       — Я лгал тебе три месяца, Эмилия, — напомнил Старк, уловив, как после его слов лицо девушки немного суровеет. — А ты так просто сидишь на моих коленях, словно ничего не произошло.       — Не просто, Тони, — серьезно заявила девушка, поджав тонкие персиковые губы. — Ты действительно хочешь услышать то, о чем я думаю?       — Да.       Девушка слегка отстранилась, чтобы без помех смотреть в его глаза. Время серьезного разговора настало, и от него уже нельзя было сбежать, хлопнув дверью, как раньше. Взрослая жизнь заставляла взрослеть, принимать эти сложные решения, осознанно подходить к их последствиям. Эмилия вдруг почувствовала себя другим человеком, в котором все ещё была заперта верящая в чудо малышка-Эми.       — Ладно, — она взяла его ладонь и сцепила пальцы, Тони с искренним интересом следил за ее действиями. — Я потратила два года на злость к отцу только потому, что он увез меня в другую страну, чтобы защитить. Тони, я не успела сказать ему, что люблю его, не успела объяснить, что он — часть меня. Он погиб, так и не услышав эти слова, — по щеке одиноко покатилась слеза, которую мягким движением Тони смахнул большим пальцем. — И я думала, что ты погиб. Я так жалела, что не сказала тебе то, что чувствовала. Ты ведь единственная моя семья теперь, Тони.       Он уткнулся носом в ее острое плечо и с грустной улыбкой потерся о него лбом. Эми пропустила пальцы сквозь жёсткие черные волосы, расслабленно закрывая глаза. Гармония — так называлось то, что они оба ощущали в тот момент.       — Я злюсь на тебя, но… — девушка набрала в лёгкие побольше воздуха, говорить было все ещё трудно, — я не хочу тратить время на эту злость. Я кое-что поняла, когда ты ушёл. Мы никогда не знаем, когда жизнь близкого нам человека оборвется. Поэтому я просто хочу быть рядом с тобой, просто дать тебе то, что могу. Ты не просишь, но я хочу дать. Заботу, тепло, веру в тебя. Тони, это словно… — Эми закрыла глаза, стараясь собрать летающие в беспорядке мысли во что-то более-менее конкретное и цельное. — Словно второй шанс, да. Я первый пропустила, но сейчас точно не упущу. Я хочу, чтобы ты чувствовал это. Что я люблю тебя не так, как остальных, что твоё исчезновение выбило меня из колеи и заставило собирать сердце по осколкам. Я была убита тобой, потому что не могла поверить в то, что тебя нет рядом. Это сводило с ума. Я всерьез думала, что у меня крыша едет.       Мужчина как-то неопределенно выдохнул ей в плечо, теплые шершавые руки огладили изгиб талии. Он позволил себе, наконец, отстраниться. И то, что было в его глазах — ненависть к самому себе, заставило испытать чувство вины. Она не должна была говорить об этом. Тони же такой: от винит себя во всем.       — Поэтому ты делала себе больно? — совсем тихо спросил он.       — Что?       — Твои шрамы, — на щеках заходили желваки. — Я видел, когда переодевал тебя.       — Тони, это… — девушка замялась, отведя взгляд.       Что ей нужно было сказать? Правду, от которой Тони почувствует вину ещё большую? Или соврать, придумать очередную байку? Но ведь это было. Её боль все эти три месяца была реальной, она жгла откуда-то изнутри, и непонятно — откуда именно. Эмилия не видела её эпицентр, первоисточник, поэтому хотела чувствовать что-то более осязаемое. Что-то, что хотя бы можно увидеть. Это странно — компенсировать душевную боль физической, и так даже не было легче. Просто где-то в голове это было выдолблено, словно первоочередное правило.       Пришлось снова посмотреть на него, чтобы убедиться, что он не испепеляет взглядом собственное отражение в зелёной глади её глаз.       — Что? — мышца на лице Старка нервно дернулась, он резко отвернулся, разрывая зрительный контакт.       — Это сложно, — шёпотом.       Старк дернулся и, схватив девушку за запястье, задрал рукав пижамы. Большой палец коснулся розовой полоски, ярко контрастирующей с загорелой кожей. Эти шрамы сойдут рано или поздно, но сейчас они служили ей воспоминанием о днях, которые она боялась не пережить.       — Я зол на тебя за это, понимаешь? — мужчина говорил сурово, но без плещущейся из него злости. — Какого хрена ты делала? Что дальше? Резать вены? Вешаться? Прыгать с Бруклинского моста? — Эми непроизвольно вжала голову в плечи, осознавая, что с каждой сказанной фразой Тони начинает звереть.       Он уже кричал, хотя этого не требовалось — они и так сидели в непозволительной близости друг от друга. Пальцы сжали предплечье, скрывая под широкой ладонью её шрамы. Эмилия всхлипнула, поднимая на Старка загнанный взгляд. Тот осекся и, вроде как, его потемневший взгляд прояснился.       — Так ты знаешь? — спросила она, все ещё не теряя надежду на то, что она ошибается.       — Знаю ли я, что ты собиралась покончить с собой? — его губы изогнулись в кривой усмешке. — Да, знаю.       — Тони, я…       — Ты думала, что творила, вообще? Эти шрамы, мост, — Тони злился, потому что дело касалось его семьи. — Если бы Питера не оказалось рядом? Если бы ты утонула там? Я бы никогда себя не простил.       — Но Питер был там.       — Да, — кивнул Старк. — Потому что я просил его присматривать за тобой.       — Ты — что? — изумление в голосе.       А чего ты ожидала, Эмилия?       — Не смотри на меня так, ладно? — фыркнул мужчина, убирая руки с талии девушки и скрещивая их на груди.       Снова принял эту свою оборону, снова закрылся. Эми глубоко вздохнула, пытаясь успокоить надсадно бьющееся сердце и хоть как-то прекратить слезы, которые градинами стекали по лицу.       — Может, ты ещё прослушку на меня поставил? Или датчик слежения? — серьезно, Эмилия, ты ещё злишься на него?       — Если надо будет — поставлю.       — Тиран.       — Дура.       — Прекрасно, — встала в позу, тоже скрестила руки на груди.       — Просто замечательно.       Эмилия хотела встать и гордо уйти, но вспомнила, что не должна. Они семья, они есть друг у друга, а это значит, что им обоим однажды придется наступить на горло своим принципам. Это не обойдет их стороной.       — Ладно, Тони, — вздохнула девушка. — Что мне оставалось делать? Я узнала, что ты и отец погибли. У меня не было того, за кого держаться в этом мире. Ты не имеешь права винить меня. И, если на то пошло, ты сделал со мной ещё хуже.       Его тяжёлый взгляд придавливал куда-то к земле.       — Я бы не смог жить без тебя, — Старк сглотнул, вздыхая. — Я виноват. Но я делал все, чтобы ты имела возможности жить. Для меня это главное.       — С тобой я в большей безопасности, чем одна.       — Что за слепая вера в меня?       — Верю в кого хочу, — и они оба выдохнули, напряжение спало, возвращая ту самую гармонию.       Эмилия закусила губу и снова юркнула в его крепкие объятия, целуя мужчину в висок. Так было хорошо и безопасно. Так они оба чувствовали себя дома.       — Пообещай мне кое-что, Тони, — Хатчерсон пробралась ладонями под одеяло, сцепляя их на мужской талии, Тони откинулся на спинку дивана так, что они оказались полулежать среди подушек.       — Что?       — Что никогда не оставишь меня больше. Никогда.       — Рано или поздно мне придется уйти не по своей воле, ты же понимаешь.       — Нет, Старк, нет, — и Эми крепче прижалась к его груди. — Пообещай. Пожалуйста.       Он вздохнул, пробежался ладонью по её волосам, шее, останавливаясь в области спины.       — Я буду рядом, пока моё сердце бьётся, Эмилия Хатчерсон.       — Оно будет биться синхронно с моим, Энтони Старк.       Они оба не поняли, что произошло дальше. Но в одно мгновение соленые от слез губы девушки накрыли плотно сжатый рот Старка. Грациозное кошачье движение, и Эмилия уже прогнулась в спине, прижимаясь животом к тугому мужскому прессу под хлопком. Он на секунду, всего лишь на долю секунды, промедлил, недовольно хмуря брови, пока желание почувствовать её на вкус снова не выбросило прочь из головы лишние в тот момент мысли. Глубокий, страстный, полный эмоций поцелуй позволил им обоим сказать друг другу то, что они пока не могли произнести вслух.       Я люблю тебя, Тони.       Я люблю тебя, Эмилия.       Что-то было особенного в этом маленьком уютном домике из красного камня. Он стоял в отдалении от других домов, уютных и ухоженных, и словно был таким же, как Тони. Самодостаточным, уверенным в себе, окружённым десятком таких же домов, но всё же одиноким. Эмилия хотела бы, чтобы их с Тони жизнь продолжилась именно в этом месте: вдали от Манхэттена и Нью-Йорка вообще, где их не будет касаться ничто, кроме заботы друг о друге.       Последние несколько дней, проведенных с Тони, она думала о возможном создать с ним семью. Ей было двадцать, и цифра наверняка пугала их обоих, просто это было единственное, что приходило в голову. За готовкой, за чтением книг, за просмотром телевизора она думала о нем и том хрупком, что было между ними.       Что-то странное, какое-то новое ощущение. Ведь они провели вместе все эти дни, практически не отходя друг от друга. Они не говорили больше о том поцелуе, готовясь к обсуждению вопросов более насущных. И Эми обязательно подумала бы, что придумала себе и тот поцелуй, и неловкий смех после него, если бы не то, как вёл себя Тони после. Он часто брал её за руку, прикасался к ней как будто случайно, и это сводило с ума — то, как он вёл себя с ней. Чувство, будто она — самое важное, что есть у него, не покидало голову.       Эми отложила коричневый томик страницами вниз, чтобы не потерять место, на котором остановилась, и бегом спустилась на первый этаж, шлепая босыми ногами по деревянной лестнице. Сквозь проём кухонной двери коридор был освещен приглушённым стерильным светом. Эми шмыгнула в кухню, глубоко в лёгкие вталкивая наполненный ароматом базилика и паприки воздух. Тони что-то нарезал, стоя к ней спиной, и тихо напевал себе под нос детскую песенку про алфавит. Теплая улыбка коснулась губ девушки, и она поспешила закусить губу из-за мысли, которая пришла в ее дурную голову.       Было бы просто здорово, если бы он пел эту песенку их общему ребенку.       Кухня была преодолена в пару резвых шагов. С глупой улыбкой, совсем уже привыкнув к жизни с Тони в этих особых отношениях, Эми крепко обняла его со спины, утыкаясь носом в шею и невесомо целуя выпирающий позвоночник. На секунду мужчина напрягся, но когда тонкие длинные пальцы обхватили его живот, усмехнулся.       — Ты бегаешь, как слон, в курсе, вообще? — тихо спросил он, соединяя какие-то ингредиенты в большой стеклянной миске.       — Угу, — промычала девушка ему в шею. — Давай займёмся чем-нибудь.       Тони надсадно закашлялся, подавившись воздухом. Он обернулся и, проскользнув в объятиях девушки, теперь оказался к ней лицом. Эми с интересом рассматривала мужской подбородок, на уровне которого находились её глаза.       — Займёмся чем-нибудь? — переспросил Старк, Эмилия, проигнорировав его напряжённый взгляд, кивнула. — Например?       — Например, мы могли бы прогуляться, — ей надоело сидеть в четырех стенах, какими уютными бы они не были. — В окно из библиотеки отлично видно краешек парка, я бы побродила там с тобой, если ты, конечно, не…       — Никакого парка, Эмилия, — сурово отрезал мужчина, отводя взгляд куда-то девушке за спину. — У тебя пневмония, ты забыла?       — Я чувствую себя просто замечательно, — девушка неловко улыбнулась, поднимаясь на цыпочки и невесомо целуя мужчину в уголок губ.       Это ненавязчивое движение вызвало приятную тянущую боль внизу живота, а когда Тони устало выдохнул ей в губы, голова перестала работать в штатном режиме, подбрасывая изображения радужных замков, единорогов, облака в форме сердечек. Хотелось глупо засмеяться, если бы не серьезный разговор, который только-только проклюнулся сквозь двухдневное мерное течение жизни.       — Дело только в моём здоровье? — спросила Эмилия, оторвавшись от колючей щеки.       Нежность, которая царила между ними, имела разрушительную силу. И скрывать то, что она влюблена, было глупо. Хотя бы по отношению к самой себе. Что в этом такое? Разве Тони нельзя любить? Но любила она его какой-то особой любовью: трепетной, смешанной с воспоминаниями об отце, отчасти отдающей бесконтрольным желанием наброситься и содрать с мужчину одежду. Но это лишь в такие моменты, как сейчас. Бронзовая кожа шеи, резко контрастирующая с белой рубашкой; взлохмаченные волосы, которые сейчас не нужно было приводить в порядок; манящие к поцелую губы, напряжённые мышцы его живота, которые она чувствовала своим телом. Все это заставляло желать Тони Старка так, как нельзя было его желать.       — Нет, не только, — после длительной паузы Тони отстранился и оперся поясницей о столешницу, руки скрестил на груди.       Эмилия сделала шаг назад, увеличивая расстояние. Стоять от него в непозволительной близости было трудно.       — Тогда что? — вопрос повис в воздухе. — Ты можешь объяснить, я в любом случае послушаю тебя.       — Свежо предание, да верится с трудом, — губы Тони дернулась вверх. — Я знаю, что к тебе наведывался Норман Озборн, но я не знаю, о чем вы говорили. Не хочешь поговорить об этом?       — А у меня есть выбор? — нервная усмешка.       — Нет, — строго, но с тревогой.       — Ладно, — Эмилия хлопнула себя по бёдрам, обтянутым в плотную джинсовую ткань. — Только обещай, что не будешь предпринимать ничего, что может навредить тебе.       Мужчина дал своё слово, а Хатчерсон, забрав волосы в высокий хвост, не глядя отступила к обеденному столу и приземлилась на один из стульев с мягкими подушками. Тони последовал её примеру и сел напротив, сцепив ладони в замок на столе.       — Ну, я слушаю, — поторопил он.       — Это не первая моя встреча с Норманом Озборном, — Эми считала правильным решением начать рассказ откуда-то издалека.       Но все равно было сложно признать, что это её очередной просчет.       — Да, вы встречались на открытии платформы, — Старк понимающе кивнул, весь его вид кричал о том, что он уже готов записать директора Оспорп в покойники.       — Нет, Тони, мы встречались с ним ещё, — вздохнула Хатчерсон, силясь не отвести взгляд от двух огоньков, просверливающих хорошую в ней дыру. — В тот день, когда… в общем, когда я сбежала из дома у озера, а его взорвали. Тогда мне позвонил Макс, ну… тот, который, — ядовитый прищур мужчины дал понять, что он знает о ком идёт речь. — Он сказал, что сохранит жизни моим близким, если я приду к нему на встречу. Чтобы закончить всё. У меня не было выбора, я должна была, хотя бы ради ЭмДжей, она тут вообще не причем. И по этой же причине я не сказала ни слова тебе, но я встретила Вижена…       — Благодаря которому и ты, и я живы, — колко подметил Старк и на непонимающий взгляд девушки решил пояснить. — Ты думала, от поддержит твой бредовый план?       — Вижен предупредил тебя?       — Конечно, предупредил, — кивнул Тони. — Тогда я и решил, что это отличная возможность показать врагам, что я больше не в игре. Рассчитывал, что они перейдут в режим активных действий. А у меня будет возможность приглядывать за тобой издалека. Вижен тогда проследил за тобой и сообщил координаты Стиву Роджерсу.       — Кстати, о нем… Не хочешь объяснить, какое отношение имеет он ко всему происходит? Почему за мной пришел он, а не ты? Разве я могла рассказать твой секрет? Ты мог предупредить меня, чтобы я не… в общем, ты понял.       Тони действительно понимающе кивнул.       — Мне было нужно, чтобы мир поверил. А если поверила ты, то поверят и все остальные.       — Но я не верила.       — Знаю, — сухая горячая ладонь накрыла её маленькую дрожащую руку. — Но так было правильно.       — Правильно для тебя? — Эмилия столкнулась с ним взглядом и замолчала, виновато улыбнувшись. — Прости.       — Что хотел от тебя Озборн?       С трудом собрав мысли в нечто целостное, девушка подогнула одну ногу под себя, а другой начала нервно пинать ножку стола, отчего вода из стакана, стоявшего на столешнице, начала выплескиваться за края. Тони хмуро проследила за тем, как девушка справляется с нервным напряжением, но решил промолчать. Весьма тактично с его стороны, потому что Эми и так было сложно говорить о том, что хотелось просто забыть. Лицо Нормана Озборна, например. Или высокомерный, оценивающий прищур его сыночка.       — Он спрашивал меня о вашем с отцом проекте, — Эми чувствовала вину, хотя виноватой, по сути дела, не являлась. — Говорил, что ты не был святым, как и мой отец. И что если я не соглашусь на его условия, пострадают мои близкие.       — Что именно ему было нужно? — лёд в голосе Старка резал уши, он редко был таким отстранённым, особенно с ней.       — Доступ ко всем данным Stark Industries, — секундное замешательство. — Ты не думай, я не сказала ему ни слова, я же не…       — Я и не думал, — Тони вдруг тепло улыбнулся. — Кому я и доверяю, так это тебе.       В груди разлилось тепло, которое чуть ли не залечило все прошлые раны.       — Я выпроводила его, сказала, что от таких мерзких людей, как он, меня учили держаться подальше.       — Не следовало его провоцировать, — мышцы на лицо Тони дрогнули. — Озборн работает грязно. И если что-то хочет, он привык добиваться любой ценой.       — Ты думаешь, что он навредит Питеру или ЭмДжей? — тревога, которая родилась в мыслях, электрическими разрядами пронзила тело, ладони сжались в кулаки.       — Нет, — мужчина задумчиво нахмурился. — Они — его рычаги давления на тебя. Он не тронет их.       — Ещё кое-что, — Эмилия только сейчас вспомнила о небольшом нюансе, который как-то вылетел из головы. — Сын Озборна, Гарри, кажется, назначил мне встречу.       — Что? — замешательство, Тони испытал ступор.       — Думаешь, он действует заодно с отцом?       — Естественно, — Старк почти рычит. — Никаких встреч с Озборновским слизняком.       — Просто мне показалось, что он…       — Тебе показалось! — Тони начал звереть.       Он делал это всегда, когда не мог что-то контролировать, когда ситуация выходила из-под контроля и заставляла его жить с мыслью, что он может сделать не все.       — Извини, конечно, — неловко вставила свои пять копеек Эми. — Но я собираюсь выслушать его. Он назначил встречу через моего… твоего, то есть, секретаря, это уже значит, что что-то не так.       — Что-то не так. В точку. — бубнит Тони.       — Да что с тобой сегодня?       — Что со мной? — и мужчина срывается с места, чуть ли не плюясь огнем. — Ты собираешься идти на встречу с отпрыском того, кто, вероятно, замешан в среде убийств, — его руки опираются на спинку стула по обе стороны от Эмилии, заключая в живую ловушку. — Ты ещё не забыла о смерти отца? Или, может быть, Джексона?       — Спасибо, я помню, — загнанно ответила Эми, смаргивая слезы.       — Я не хочу оплакивать твою смерть, ясно? — с придыханием заканчивает Тони и отступает на шаг назад, избавляя от ощущения, что Эми попала в ловушку. — Никаких встреч с Озборнами, пока я жив.       Хатчерсон покрутила кольцо, обвивавшее её большой палец, помолчала несколько секунд, а потом, словно глотнув свежего воздуха, подняла уже более уверенный взгляд на мужчину. Это удивляло: то, как она могла меняться в мгновение, переключаться словно на другого человека. Сейчас понимающий и немного недовольный взгляд просверливал в Старке дыру.       — Ты не сможешь уберечь меня от всего, Тони, — Эмилия неловко поднимается со стула, когда Тони упирается поясницей в кухонную тумбу и сцепляет на ней руки, его недовольный взгляд не предвещает ничего хорошего. — В мире столько всего, что может со мной случиться. Несчастный случай, болезнь, изнасилование или…       — Вот даже… — Старк шипит, указательным пальцем тыча ей куда-то в переносицу, — даже не смей. Произносить. Это. Просто заткнись.       — Тони, — мягко, душевно.       Эмилия тянется рукой к его лицу, но широкая ладонь перехватывает запястье, отстраняя. Нет, — шепчут его губы. Не хочет, чтобы она его касалась, потому что знает, что она права.       — Тони, — настойчиво повторяет девушка и всё же упрямо гладит его по колючей щеке. — Это нормально. Просто если ты посадишь меня в башню, то это мало что изменит. Просто дай мне встретиться с сыном Озборна. Возможно, именно он — последняя частичка мозаики.       — Нет.       — Старк, какого хрена ты такой?       — А такого, — и он обхватывает широкими ладонями её лицо, заглядывая в глаза. — У меня нет никого, кроме тебя! Никого, ясно?       Что-то было в его словах такое, что и в сравнение не вставало с тем, что ей говорили до этого. Ей говорили, что в неё влюблены, что она — самое прекрасное создание на планете, но никто и никогда не говорил то, что позволил себе произнести Тони. И, словно осознав, что сказал что-то лишнее, мужчина отступил назад, опуская руки по швам, обречённо вздыхая. Эмилия старалась не позволять себе думать об этом, но уж слишком его слова прозвучали синонимом к другой, более известной и употребляемой фразе. Я тебя люблю.       — Ты не должен стараться защитить меня от того, что мне не угрожает, — она хотела объяснить ему многое, но почему-то говорила не те слова, которые хотела.       — В том то и дело, что должен.       Вот упертый болван.       — Нет, Тони, — Эмилия выделила его имя и сурово нахмурила брови, словно это как-то могло изменить то, что Тони по-прежнему относится к ней, как к ребенку. — Не должен.       Мужчина страдальчески закатил глаза и, несмело отстранившись от девушки, скрестил руки на груди.       — Я сказал: никакой самодеятельности, — отстранённо произнес Тони, пальцами отбивая чечётку на своих предплечьях. — Никаких встреч с озборновским щенком. Никаких действий, о которых я не буду знать. Если ты, Эмилия Хатчерсон, задумаешь провернуть что-то за моей спиной, — и мужчина поджал губы, словно размышляя над тем, какое наказание придумать, — я действительно посажу тебя под арест. Я не шучу. Ты до конца твоих дней будешь сидеть в охраняемом бункере с датчиком слежения. Я ясно излагаю свои мысли, надеюсь. Разборки с Озборном — это моя забота. То, что заварили мы с твоим отцом, тебя не касается. Поэтому просто не строй из себя героиню, потому что ты — обычная девчонка из Куинса, которая может лишь усугубить ситуацию.       — Ты серьезно, Старк? — возмущение, подпитанное какой-то необоснованной злостью на мужчину, уже клокотало в груди. — Поэтому ты переписал на меня свою компанию? Чтобы я не вмешивалась?       — Я уже сто раз пожалел, что взвалил на детские плечи то, что они не смогли выдержать.       Не уверенная в том, что услышала всё верно из-за шумящей в висках крови, но подгоняемая в спину женским эгоизмом и обидой, Эми толкнула мужчину в плечо. Совсем не сильно, даже не прикладывая особых усилий, но Старк от неожиданности сделал шаг назад. Под взглядом зелёных огоньков её глаз кожа начала зудеть.       — Детские плечи, значит? — фыркнула Эмилия, её губы моментально сжались в тонкую полоску и задрожали.       Только не плачь. Не реви же, Эмилия, ты не должна показывать ему это. Только не ему.       — Да, потому что ты ещё слишком…       — Слишком — что? — прорычала девушка, задыхаясь от гнева. — Слишком ребенок, чтобы скидывать на меня управление компанией? Слишком ребенок, чтобы говорить о смерти моего отца в видео? Или, быть может, слишком ребенок, чтобы чуть ли не трахнуть меня на столе?       Тони передёрнуло. Он клацнул зубами, и этот звук вдруг отрезвил заблудший мозг Хатчерсон. Глаза девушки наполнились осознанностью, а ладонь быстро взметнулась вверх, закрывая рот. Что она только что сказала? И кому? Тони Старку? Силуэт мужчины расплылся перед глазами из-за подступивших слез. Ну, конечно, давай, зарыдай перед ним для полного фиаско.       Но то, что она говорила, задело Тони куда глубже, чем Эмилия могла подозревать. Не потому, что она говорила с чистой яростью, и даже не потому, что говорила о грязном сексе на столе. Все самое мерзкое было в том, что он действительно хотел это сделать: тогда, в ее спальне, когда трепещущее горячее тело в исступлении жалось к нему всё ближе и ближе. И сейчас, когда на ее остром лице с ровной матовой кожей читалась эта злость на него, перемешанная с необъяснимой страстью, желанием прикоснуться, отложить все проблемы на потом. Это пугало до щемящей боли в груди, но это и привлекало.       — Никакого Озборна, — холодным ровным тоном, хотя сердце его совершало олимпийские кульбиты, отрезал Старк, обходя девушку по касательной и чуть задевая плечом.       — Больной тиран, — через плечо крикнула Эми дрожащим голосом.       И как только дверь за Тони захлопнулась, а кухня-столовая вновь наполнилась гудящей тишиной, по щеке скатилась слеза. Они оба убивали друг в друге какую-то важную часть, но при этом взамен садили семена чего-то прекрасного. Эмилия надеялась, что рано или поздно это принесет свои плоды.