Полтора века назад
Кроваво-алый закат уже окрасил вечернее небо. Она любила смотреть, как лучи уходящего солнца несмело тянутся за горизонт, а сияющий диск плавится, забирая с собой последнее дыхание тепла. Они гуляли по дворцовому саду, когда за каменным мостом раздался взрыв.
Миримэ, принцесса Ниреи, вздрогнула, тут же притянув к себе белокурого мальчика. Её супруг, Элладан, оглянулся назад, с готовностью опустив ладонь на рукоять меча. К ним уже спешил начальник городской стражи. Приблизившись к подчинённому, Элладан заметил у того кровоточащую рану под ребром.
— Это то, о чём я думаю? — нахмурившись, спросил он.
— Да, ваше высочество. Падшие нанесли удар. Ваш брат… — тяжело дыша, стражник схватился за раненый бок и поморщился от боли, — вам необходимо сейчас же оставить дворец. Они идут за принцессой и ребёнком.
— Его величество в безопасности? — Миримэ, совладав с собой, придала голосу твёрдости, но руки, сжимающие плечи сына, подрагивали.
Стражник опустил голову и с прискорбием сообщил:
— Мне жаль, ваше высочество, но короля спасти не удалось.
Принцесса задохнулась, из её горла так и не вырвался крик горечи. Она в мгновение ока вырвала из ножен мужа меч, а в глазах, затаивших слёзы, не было больше ничего, кроме решимости.
— Мама! — их сын с большими глазами растерянно схватился за руку отца. Элладан осторожно растрепал его короткие волосы и выступил вперёд, преграждая дорогу Миримэ.
— Оставь это на меня, — он протянул к ней руку, прося отдать меч. — Лучше спрячь Аквилона у нашей знахарки.
— Но я обязана пойти с тобой, — принцесса на миг растерялась, но тут же, расправив плечи, стряхнула с себя нерешительность. Она не хотела быть слабой рядом с любимым мужчиной. — Сегодня я отправлю Корнелия в Ад!
Элладан приблизился к жене и с нежной грустью поцеловал её губы. Аквилон всё так же держался за руку отца и не хотел отпускать, несмотря ни на что. Он был недостаточно взрослым, чтобы всё понять, но уже не так мал, чтобы держать родителей за руку. И всё же Аквилон понимал, поэтому сильнее цеплялся пальцами за широкую и мозолистую ладонь отца. И молчал. Потому что так было правильно. Ведь родителям тоже страшно, зачем говорить очевидные вещи? Ведь ему всё равно придётся отпустить, потому что в руке отца была сосредоточена сила и власть небес.
В ладонь Элладана легла рукоять меча, снова заняла законное место. Миримэ сдалась под напором серых глаз, её муж всегда побеждал в их спорах. Она очень любила его, иначе никак. Однажды и навсегда. И только поэтому.
— Нестерпимо хочу обидеться на тебя, — плавно отвела голову в сторону, задумчиво глядя куда-то в небо, посеревшее от дыма, но по-прежнему алое. — Обещай, что с тобой ничего не случится.
— Я люблю тебя, — он хотел улыбнуться, но уже совсем рядом раздался второй и третий взрывы.
Земля под ногами содрогнулась и, как будто живая, охнула, а потом начала стремительно лопаться. Из образовавшихся трещин, дымясь, начала подниматься лава.
Настоящее время
Корнелий шустро переместился к стене и остановился рядом с сидящим на полу, сгорбленным Илаем, который затуманенным взором смотрел куда-то вперёд, через Корнелия, словно тот был совсем невидимым.
— Вставай, — профессор дёрнул за цепь, соединённую с кандалами, от чего Илая потянуло в сторону, и он, резко качнувшись, но удержав равновесие, поднялся. В синих глазах, подёрнутых туманом, промелькнуло что-то живое, смутно напоминающее ярость. Корнелий удовлетворённо хмыкнул и выкинул использованный шприц, где совсем недавно была сыворотка с кровью караконджала.
— Освободи его, — обратился к стоящему в тени стражнику.
Демос с недоверием шагнул в их сторону, было заметно, что он колеблется. Корнелий нетерпеливо сузил глаза.
— Ну же! Живее!
— Но он… — тюремщик указал пальцем на Илая.
— Сделает всё, что я прикажу.
— То же самое могу сделать я, — Демос опустил голову и сцепил руки за спиной в замок.
— Болван! — старик с гневным рыком выдернул из пояса стражника связку ключей. — Дубина стоеросовая! Каким образом ты попадёшь в академию незамеченным, а? Скоро сюда явится Аквилон, и мы определённо застанем его врасплох.
Демос с отвращением скривил губы, решив промолчать. Он подумал о том, что скоро его смена закончится и тогда ему представится возможность отдохнуть в любимой таверне, где за кружкой крепкого эля он будет представлять, как этот старикашка однажды ночью в своей постели захлебнётся собственной желчью.
Когда кандалы соскользнули с запястий Илая, мгновенно рухнув всей тяжестью на каменный пол, Корнелий в предвкушении растёр ладони и хлопнул ими, гипнотизируя взглядом парня.
— Что ж, теперь ты готов! Найди её и приведи сюда.
Илай опустил голову, выражая покорность, и в тот же миг, такой безмолвный и будто неживой, исчез. Что-то глубоко в груди, где-то в центре под рёбрами направляло его. Неведомый порыв притягивал, яркий импульс кристалла души заставлял повиноваться и искать ту, от которой стало многое зависеть. Он не понимал, зачем, каким образом, но она была необходима ему. Словно без неё в его груди зияла огромная дыра. Он чувствовал нечто странное. Простой пучок нервных клеток на глубине сознания, превратившийся в искреннее желание избавиться от своей ноши. Желание жить. Сейчас он понимал это так чётко, как никогда ранее. Это желание привело его именно к ней.
Илай появился в огромной комнате рядом с широкой постелью. Он прислушался к размеренному дыханию девушки, медленно склонившись к ней, рассматривая. Она показалась ему знакомой, и от этой мысли всё его тело потяжелело. Ощущение дежавю отдалось резкой болью в висках, переходящей в звон в голове. Илай поморщился и глубоко вздохнул, прежде чем поднять Алаию с постели. Она была совсем лёгкой и, к его удивлению, совершенно не отреагировала на смену положения. Только поджала пальцы на ступнях и скрестила ноги, будто тот холод, что принёс с собой Илай, безжалостно захватил её хрупкое тело. Её рука, лежавшая на животе, медленно соскользнула и безвольно повисла. Илаю захотелось поскорее убраться из этой комнаты, для него это испытание оказалось слишком тяжёлым. Сердце не могло разбудить Илая. Его сон был крепче сна Алаии, но где-то на задворках сознания он понимал, что совершает что-то ужасное.
Корнелий нетерпеливо расхаживал по коридору, задумчиво глядя на кинжал в руках. Всё складывалось как нельзя лучше. Илай получил кровь необычного демона, интеграция душ прошла успешно; его кристалл наконец наполнился тёмными силами, чтобы слиться с кристаллом души Алаии.
Задремавший Демос внезапно дёрнулся на месте, когда затёкшая рука соскользнула с колена на пол. На его плечо упала густая капля лавы, зашипела, растеклась кляксой, соприкоснувшись с металлом наплечников кожаной куртки. Вверху что-то громыхнуло, и тюремщик, лениво разлепив глаза, нашёл взглядом профессора, склонившегося над студентом. Присмотревшись, Демос увидел нож в его груди и тёмные языки энергии, которые выходили из неё и тянулись к головке кинжала, где сиял гранат. Этот камень хранил похищенные души заключённых, теперь он забрал и душу Илая. На полу, прислонившись к стене, рядом с ними — он узнал её по алым волосам — сидела Алаия. Она спала, опустив голову к плечу, и ничего не чувствовала. Рана на её боку снова открылась, кровь впиталась в рубаху и успела подсохнуть. Корнелий с безумным блеском в глазах нетвёрдым движением незамедлительно вонзил кинжал в грудь гадалки. Она на миг вздрогнула, в агонии выгнув спину, но тут же расслабилась и обмякла. Острие ножа вошло с глухим звуком, камень снова вспыхнул кроваво-красным.
Алаия начала меняться. Кожа её лица засветилась прозрачным блеском; на руке, где была метка, вспыхнул золотым цветок; а волосы, которые секунду назад были алыми, потемнели и покрылись инеем. Демос опустил голову, вспомнив об управляющем академией, их первую встречу, и ему сделалось вдруг нехорошо. Аквилон был чем-то похож на Корнелия, в основном, угнетающей духовной энергией, но и глаза этих магов практически не различались. Пронзительные, холодные, жестокие. Сейчас, он понял одно, два сильнейших мага встретятся как враги, и ему в их войне участвовать незачем. Бросив последний взгляд на Алаию, Демос поднялся с пола, упершись рукой в колено.
«Её тоже убьют, — пронеслось у него в голове. — Выходит, всё к этому и шло».
— Стой, — Корнелий заставил остановиться. Повернув голову через плечо, тюремщик поймал нож. — Ты ещё нужен мне, — приподняв уголок губ, профессор указал рукой на Алаию. — Забери её. Будь рядом, пока я не приду за ней.
Демос, сжав челюсть, поднял на руки гадалку. Он не хотел возиться с ней. Не желал видеть её лица. В конце концов, в его планах всего этого не было. Но почему-то…
— Почему она без сознания? — его голос вышел хриплым, не совсем безразличным. — После интеграции она должна была… Ведь всё прошло так, как надо?
Корнелий сделал глубокий вдох, указав пальцем на потолок, откуда до их слуха донеслась новая волна взрывов.
— Он спрятал её сознание. Она под чарами. Я убью Аквилона, и всё изменится. Уходи! — крикнул и поднял руку. Лава из пола начала подниматься и тянуться к его ладони, пока Демос не увидел перед собой ступеньки вниз.
Следующий взрыв был последним. Каменные стены затряслись, из их трещин посыпалась земля. В поднявшейся пыли появились две высокие фигуры. Корнелий закрыл локтем половину лица и прищурился.
— Быстро же ты меня нашёл, — скрипучим голосом заговорил он, пытаясь разглядеть лицо Аквилона.
— Ради этого стоило прожить полтора века, да, дядя? — гневно выкрикнул маг, разрезав рукой пространство перед собой, и пыль вокруг них разлетелась в разные стороны. Его серые глаза источали дикую волну ненависти и желание убить.
А потом он увидел Алаию.
Его Аю.
Его и не его одновременно.
Которая казалась тряпичной куклой в руках Демоса.
— Что ты с ней сделал? — глухо прошипел Аквилон, задыхаясь и сжимая кулаки.
— Не двигайся, — предупредил Корнелий, — ведь она всё ещё жива.
— Зато ты сейчас подохнешь, — за спиной Корнелия воздух зашевелился. Невидимая рука развернула профессора, а затем вонзилась когтистыми пальцами в центр солнечного сплетения. Из ничего сверкнули ярко-золотистые глаза, потом появилось искажённое страшной ухмылкой лицо, а затем всё тело Наткхала. Корнелий издал гортанный рык и трясущейся рукой направил волну лавы на Демоса. Когда волна упала, разбившись о пол, тюремщика и Алаии уже не было на месте.
Аквилон не шелохнулся, суровым взглядом обжигая демона.
— Снова меня ослушался, — недовольный, холодный тон.
Наткхал разочарованно поморщился, фыркнул, а потом резко оттолкнул от себя задыхающегося Корнелия. Из разорванной груди сочилась кровь, в руке Наткхала осталось его сердце.
— Ну и? — Наткхал впился когтями в багровый орган, выжимая из него всю кровь. — Ты же хотел этого. Давай же, его демон сохранит ему жизнь.
Профессор хрипло рассмеялся и, покачиваясь, выпрямился, после чего поправил бороду, выпачканную кровью.
— Быть убитым весьма здорово, — глаза старика светились энергией, рана затягивалась. — Только у этого парня, — посмотрел на Илая, — не будет второго шанса. Ты ведь за ним пришёл, Аквилон?
Илай лежал с открытыми глазами, стеклянным взором задержавшись на потолке. Почти живые, не поблекшие, с крупинкой страха и разочарования. Аквилону показалось, что именно это он увидел в его безумно синих глазах.
— Забирай, — Корнелий с издевательской ухмылкой взмахнул рукой. — Или, может быть, — выпучил глаза, озарившись новой идеей, и поднял указательный палец вверх, — я продолжу его использовать?
Наткхал с раздосадованным выражением лица отбросил сердце, как надоевшую игрушку, через плечо и удручённо произнёс:
— А ведь я хотел вырвать не только его, — облизал с пальцев кровь и брезгливо поморщился. — Отдаёт гнилью.
Аквилон присел перед Илаем, протянув руку к его глазам: пальцы медленно закрыли веки, убрали растрёпанную чёлку с лица. Он не произнёс ни единого слова, позволяя тишине внутри себя медленно переродиться в болезненный судорожный крик души. Скорбеть он будет потом. И винить себя — всё потом.
— Наткхал, — тихо позвал он, вставая и удерживая на руках тело студента, — не позволяй ему уйти.
— Снова сбегаешь, мальчишка? — Корнелий самодовольно скривил губы.
— Теперь я точно не сбегу, — Аквилон поднял голову и бросил на него многозначительный взгляд.
Луная бежала по коридору, иногда встречая на своём пути тюремщиков, но те, пребывая под чарами Сэлгара, не замечали постороннего присутствия. Она бежала, ухватившись за тонкую слабую нить из духовной энергии, которая извивалась, резко подпрыгивала вверх и снова опускалась. Эта нить вела её к неизбежности; сердце Лунаи громыхало, жалобно умоляя не останавливаться и подталкивало бежать быстрее, быстрее, быстрее. На лестничном пролёте она резко остановилась, её ноги приросли к полу, пальцы судорожно впились в перила. Сердце тяжело громыхнуло, замерло, громыхнуло и, кажется, будто совсем остановилось.
Сжав рукой губы, она убито осела на пол, не замечая, как на ресницах собираются горячие слёзы, не замечая давления в горле. Совершенно потерянно смотрела сквозь мутную пелену в глазах на бездыханное тело Илая, на его руки, безжизненно покачивающиеся в такт шагам Аквилона, и сердце её вместе с ней умирало.
— Как же так? Я его потеряла? — рывком поднялась и совсем неслышно прошептала одними губами, растирая влажные щёки пальцами и не веря.
Аквилон остановился рядом, в холодном взгляде плескалось сочувствие. Луная судорожно вцепилась пальцами в плечо студента и с отчаянной болью зарыдала. Всё, о чём она сожалела, о чём не сказала и не сделала — было рядом. Было рядом и мучило, отдаваясь набатом в голове. Потому что она его потеряла. И это всё, что теперь имело значение.
***
— Почему ты всё время хмуришься? — он каждый раз задавал ей один и тот же вопрос.
— Почему
вы, — а она вечно его поправляла, каждый раз находя новую причину для «потому, что».
— Ну, ведь
вы не такая старая, — он вытягивал губы как-то по-детски, но её это ничуть не раздражало. Она лишь делала вид, что сердилась.
— Илай, — и по привычке протяжно вздыхала, отбирая у него сломанный карандаш, ведь он им даже не пользовался, — если ты ещё надеешься привлечь моё внимание, просто в следующий раз постарайся не завалить проверочный тест. Твой брат в скором времени сорвёт голосовые связки.
— Неужели? — усмехался, укладывая голову на ладонь, и практически нежным взглядом исследовал каждую чёрточку её лица. Тогда она начинала злиться, ведь лицо его искрилось счастьем. Ей нравилась его аура. Но она боялась и не могла согласиться с тем, что влюбилась. У неё на него не было права.
Но это ему не помешало однажды её поцеловать.
— Ты безнравственный! — кричала она в пустом кабинете, хлопнув тяжёлой стопкой листов по паркету. Взметнула руки вверх, схватившись за воротник блузки и нервными движениями пальцев ослабляя бант на шее. — Совсем не уважаешь меня?
— Люблю я тебя, дура! — он тоже закричал, вжимая её тело в стол, с жадностью рассматривая вблизи её раскрасневшееся от смущения и злости лицо.
Она чувствовала, с какой нежностью его крепкие жилистые руки сжимают её талию, гладят спину; впивалась в его кожу пальцами и отталкивала, но он не двигался, упрямо и настойчиво подчиняя её губы, ловя ртом возмущения, позволяя себе слишком многое. Несмотря на всё это, она не считала его незрелым. Он был слишком хорош для неё.
Для неё, боявшейся всё потерять.
Он не боялся. Он был смелым. Он был…
***
И теперь его нет. Безжизненное тело её студента исчезло, в один миг рассыпавшись на облако светящихся точек. Именно так, красиво, но трагично, умирали маги.
И это всё, что теперь имело значение.
