Той ночью в поместье Эфрон следователь так и не смог заснуть. Домой он уехал не как планировал - вечером, а уже в 6 утра, не дожидаясь даже пробуждения Александра.
Сейчас мужчине нужно просто поработать, это всегда помогало забыться. Благо, тем утром из управления ему как раз подсунули убийств деревне под Полтавой, а значит план касающийся формулы бессмертия наконец вступал в действие.
Меланхолично поправив тёмное пальто, от которого до сих пор мучительно пахло духами Ариадны, Яков вошёл в дом Гоголя - писаря с которым следователь "якобы" познакомился меньше суток назад, человек на которого он собирался ловить колдуна.
Следователь понимал, что все это, наверное, затянется, и если раньше он всегда слегка второпях забегал к Эфрон, то сейчас в большом равнодушном и внезапно ставшим холодным Петербурге ему некуда было идти.
Гоголь уснул, как только они сели в повозку, и Гуро остался наедине с собой.
Ему стало жарко, и он скинул привычный фрак, в котором он ходил обычно на приемы, и который следователь даже не снял из-за сильной суеты и стресса.
Гуро начал убирать вещь и вдруг вздрогнул. Мужчина сильно уколол палец.
Это была брошка, простенькая заколочка с фианитом, которую обронила как-то Риша Эфрон, будучи в гостях у него.
Следователь хотел ее вернуть, однако девушка в очередной раз забыла ее, и следователь решил, что это знак, и оставил вещицу себе.
Сама Ариадна видела ее пару раз, и с этих пор следователь закалывал ее на внутреннюю сторону одежды, если собирался видеться с друзьями, если же нет носил на лацканах пальто или пиджака, но никогда не расставался.
Гуро заботливо снял вещь с камзола и приколол ее на жилет, после чего продолжил перебирать вещи.
Следующим в руки мужчины попала старенькая записная книжка, в которой он уже довольно долго ничего не писал, но частенько брал с собой.
От нечего делать мужчина начал листать ее. Медленно, страница за страницей.
В основном старые записи без дат, но вот пожелтевший от времени карандашный рисунок, который, кажется, выкупил когда-то Яков Петрович у какого-то художника, что был на приеме, где им случилось вместе побывать с Ришей.
Гуро усмехнулся и аккуратно свернув листик положил его к себе за пазуху во внутренней карман.
Ехали они долго, мучительно долго. Следователь настолько вымотался, что больше всего на свете ему просто хотелось поспать.
Однако нужно было разобраться с трупом в деревне.
День далее проходил тяжело, работа едва ли отрывала его от мыслей, касательно того что случилось прошлой ночью.
Сейчас мужчине даже подумать было страшно о том, что теперь думает о нем Ариадна.
В лучшем случае то, что он конченный пьяница, а в худшем же…
Несколько раз за два дня в Диканьке Гуро принимался писать объяснительное письмо, но ничего толкового как на зло не получилось.
Дело закончили как-то уж совсем быстро. Следователь не был ещё готов вернуться в Петербург.
Слишком все в его голове, жизни запуталось. Жаль, что лучший следователь в Петербурге не мог разобраться с этим как с любым уголовным делом.
Собирая уже вещи домой, Яков любовно уложил свой рисунок в металлический сундучок - там он хранил самые дорогие вещи. А это, наверное, что осталось теперь, когда он, очевидно, потерял Эфрон.
Той же ночью за Яковом пришёл всадник. И, всего скорее, его бы и правда убило, да только та самая брошка оказалась выкованной в монастыре и спугнула всадника. Он думал, Гуро в ту ночь задавило жердью, а из-за брошки прикоснуться к нему и проверить не мог.
Яков выбирался, но четко понимал: пока всадник думает, что он мёртв, демон менее осторожен, а значит, все должны думать, что мужчина мёртв.
Следователь видел, как отправляют в Петербург гроб с его останками, вернее с останками какого-то несчастного, очевидно, спавшего в том сарае, остановил обоз, однако письмо о смерти не успел.
Старая пустая хатка, которую Гуро присмотрел уже давно, служила ему домом и, к сожалению, сидя в полутьме долгими вечерами, следователь и предположить не мог, что Гоголь получил письмо для него от Ариадны.
Трясущимися руками Яков открывал его уже по дороге в Петербург. До этого просто не решался.
Здравствуйте, Яков Петрович...
Бог знает скольких усилий мне стоило найти ваш адрес, и я искренне надеюсь, что письмо все же дошло, в эту забытую богом деревушку.
Признаюсь, я и предположить не могла, что вы не в городе. Ведь, если вам нужно было уехать, вы всегда прощались...
Впрочем, вам виднее. Надеюсь, все будет хорошо и скоро вы вернётесь домой с очередной победой. Как всегда.
Но я пишу вам не за этим. Уже давно я мучаюсь воспоминаниями ночи после бала.
Тут Яков Петрович вздрогнул, но все же продолжил читать.
Я много думала, но так и не нашла объяснений вашему поступку. Если у вас есть чувства ко мне, от чего же тогда пропали, даже не объяснившись?
Всего скорее, вы узнали о моей влюбленности. Но зачем же тогда так жестоко? Зачем заставлять меня страдать? Неужели вам, Яков, неизвестно, что такое первая любовь и как может быть больно, если она безответная.
Бумага далее была в разводах от, очевидно, слез.
Возможно, вы не захотите меня больше видеть, но молчать о любви к вам, после того как я уже ощутила нежность ваших объятий, у меня нет сил.
Навсегда ваша, Ариадна Эфрон.
