┏─══─━══─━══─━══─━══─━══─⊱ ◆ ⊰─══━─══─━══─━══─━══─━══─┓ Правило четвёртое: если вы решили обучить девушку премудростям древнего искусства каллиграфии, постарайтесь сделать так, чтобы ваш дракон не присутствовал на этом уроке. P.S.: не забывайте надёжно прятать свои пергаменты! Помните: драконы — существа любознательные и любые интересные находки норовят показать приятным людям. ┗─══─━══─━══─━══─━══─━══─⊱ ◆ ⊰─══─━══─━══─━══─━══─━══─┛
«А что ты любишь больше всего на свете?», — это был тот редкий вопрос, который ставил Хозяина Огня в тупик и заставлял его с глупым выражением на лице пялиться на своего собеседника. Зуко никогда не размышлял о таких мелочах как любимые вещи или занятия. Чаще всего он просто делал (или не делал) что-то, не задумываясь, нравится ему это или нет. Именно поэтому заданный Катарой простой, казалось бы, вопрос заставил покорителя замолчать на долгие несколько минут, а после посмотреть на подругу с лицом столь виноватым и грустным, что ей захотелось глупо рассмеяться и махнуть рукой, мол, «не бери в голову! Давай поговорим о чём-то другом». И южанка так и сделала, чувствуя лёгкую вину за то, что в очередной раз поставила Зуко в неловкое положение. Катара в последнее время часто это делала, будто мстя (вроде как не нарочно) за все неловкости и непотребности, в которые её втягивал маг Огня. Однако Зуко, несмотря на острое желание покорительницы Воды увести беседу в иное русло, крепко призадумался: ведь любой человек чем-то любит заниматься. Даже у его сестры были увлечения, пусть и весьма своеобразные и жестокие. Значит, и ему это не чуждо. И действительно, стоило поразмыслить над этим вопросом, как обнаружились любимые мужчиной занятия. Первое, что Зуко нравилось особенно сильно, как ни странно, — упражняться в покорении. И если раньше, когда он ещё был охотящимся за Аватаром подростком, в том была необходимость, от которой сводило зубы, то теперь тренировки с Огнём приносили гораздо больше удовольствия и морального и физического удовлетворения. Второе — это дао-мечи. Помимо огня Зуко любил своё парное оружие, с которым упражнялся едва ли не больше, чем с родной стихией, за которым внимательно следил и ухаживал. Привычка, не более. Но любимая привычка. Важное место в сердце мужчины также занимали черепаховые утки. Хозяин Огня часто приходил в королевский сад и подолгу засиживался возле декоративного прудика — это навевало воспоминания о матери, которая также много времени проводила здесь вместе с сыном. Кормление уток, как теперь понял Зуко, всегда было его любимым занятием, только сейчас оно было возведено в ранг искусства, которому непременно следовало обучать желающих пообщаться с королевскими питомцами. И ещё одним занятием, которому Хозяин Огня уделял достаточно времени в свободные минуты, но о котором мало кто знал даже из приближённых, было искусство рисования. В бессонные ночи Зуко брался за пергаменты, кисти и тушь и писал пейзажи или портреты. Первое давалось ему особенно хорошо, но второе он любил больше. Под утро, правда, изрисованные листы бумаги отправлялись в самый дальний и тёмный ящик: в какой-то степени маг Огня стыдился этой своей слабости, даже отец часто говорил ему, что малевать деревья в цвету — лишь переводить неимоверно дорогие пергаменты, которые можно было бы пустить на более важные дела, да и наследному принцу тратить время на такую ерунду не следовало бы. Однако, как и обычно, Зуко лишь стыдливо опускал голову и соглашался с отцовскими доводами, но потом с упорством горного барана брался за тушь и пергаменты. В тайне ото всех. Лишь дядя да старая нянька Азалия знали о странном увлечении принца. С возрастом желания рисовать лишь прибавилось, а вот страх быть замеченным за «непотребством» никуда не исчез. Зуко и теперь сидел, запершись в своих покоях, и отточенным медленным движением выводил очередную линию на картине: на пергаменте был изображён королевский сад и небольшое озеро с черепаховыми утками, с тощих полураздетых веток деревьев падали листья сакуры, а в центре стояла Она; тонкая фигурка мановением рук поднимала из водоёма причудливо закрученный поток воды. — Агрх! — Зуко замер над листом бумаги. — Это не Она, идиот! Это просто она. «Конечно не Она. Всего лишь маг Воды! Ты же знаком со многими магами Воды, Зу-Зу». — Мало магов Воды что ли на белом свете? Вон на севере их целый континент. «И непременно все из них ходят в дамских платьях, как у Неё, и заплетают волосы как Она». Мужчина тяжело вздохнул и отложил кисть в сторону. Вести беседы с самим собой в последнее время вошло у него в привычку. С прискорбием Зуко стал замечать, что противный внутренний голос был куда мудрее и умнее его самого: и говорил он громче, и доводы приводил столь твёрдые, что с ними не поспоришь, и вообще… Да и спорить-то мужчине уже желалось меньше. Хотелось лишь признать наконец — Катара ему действительно нравилась. Не просто нравилась, а нравилась. Нравилась настолько, что он начал писать её портреты по ночам, чтобы никто не видел, словно он был не Лордом Огня, действия и причуды которого обсуждать в приличном обществе не принято, а пристыженным юнцом, познавшим сладость первой влюблённости. «Сделал открытие, Зу-Зу!» — Заткнись! Рядом послышалось курлыканье: дракон, габариты которого ещё позволяли ему жить во дворце, облюбовал покои хозяина и даже ночи старался проводить здесь, рядом с ним. — Хорошо тебе, Друк: никаких женщин поблизости… И почему я не родился драконом? Ответом на риторический вопрос было лишь недовольное ворчание, мол, ты себя со стороны вообще видел? какой из тебя дракон? Даже садовая ящерица и та выглядит более грозной и менее неуклюжей. Тяжело вздохнув, Зуко вновь ухватился за кисть, сделал несколько тонких мазков, заканчивая картину, и устало откинулся на спинку кресла, будто рисование отняло у него последние силы. «А что же Катара?», — пытливо спросил внутренний голос. Маг Огня нахмурился; южанка могла нравиться ему сколь угодно долго и как угодно сильно, только какой в том толк, если симпатия не взаимна? Зуко готов был подарить Катаре сотню (несколько сотен!) водяных лилий, нарисовать десятки её портретов и засыпать любимым ею серебром, лишь бы она улыбалась только ему, а не какому-нибудь магу, смеялась бы над его неумелыми шутками и сидела бы вместе с ним на берегу декоративного прудика в королевском саду и кормила бы уткочерепах (Зуко непременно научит её делать это правильно. Правда-правда!). Только вот девушка была по-дружески холодна: сдержанно улыбалась, а в разговорах не позволяла себе лишнего. Редкие прогулки, на которые соглашалась покорительница Воды, чаще проходили в неуютной тишине и довольно быстро заканчивались, лишь в особенных случаях дева могла завязать короткую беседу. Было видно, что Катара всё ещё сердится, хотя с последнего её отъезда из Страны Огня прошло три долгих месяца. Рядом опять послышалось рычание: Друк с высоты своего роста внимательно смотрел на хозяина, и тот без лишних слов понял — дракон недоволен, что Зуко снова засиделся допоздна. Маг Огня знал, стоит ему проигнорировать этот драконоупрекательный взор, как крылатая ящерица всенепременно ухватит его за ногу и начнёт стаскивать с кресла, дабы отправить хозяина ко сну. Отбросив мысли о магах Воды, портретах и черепаховых утках, Зуко небрежно швырнул кисть в пузатую баночку, а пергамент, бывший ещё влажным от туши, быстро убрал в верхний ящик стола, который надёжно закрывался на ключик; за всеми действиями внимательно следил Друк — он непременно курлыкал, рычал и ворчал каждый раз, когда хозяин хоть как-то шевелился. В такие моменты Зуко был благодарен Духам за то, что люди неспособны понимать драконью речь — навряд ли его зверь-хранитель думал о чём-то достойном такого величественного зверя. — Уже иду! И не смотри так на мои ноги.***
— Что они делают? Зуко встрепенулся — последнюю четверть часа беседа не клеилась, и он уже отчаялся провести наедине с Катарой хоть сколько-нибудь лишних минут; ему думалось, что южанка сейчас (да-да, именно вот в этот самый момент) робко улыбнётся, скажет пару «извинимненадоидти» слов и отправится сидеть где-нибудь в одиночестве. Или в обществе книги. Потому маг Огня, как за соломинку, цеплялся за любой повод побыть с Катарой подольше: если она заводила редкую беседу, то он всеми силами старался её поддерживать, даже если это было откровенно неумело; если она просила показать ей ту или иную часть дворца, то он непременно откладывал дела и проводил экскурсии по отдалённым уголкам замка; если она интересовалась обычаями Народа Огня и принятыми при дворе традициями, то он старался вспомнить всё, чему ему учили дядя Айро и старые нудные педагоги. Вот и теперь Зуко стремился воззвать к своему красноречию (которое напрочь отсутствовало у него от рождения), дабы как можно более красочно рассказать о том, чем таким занималась группка детей в королевском Саду Камней. — Ну… У нас заведено, что дети особенно приближённых ко двору чиновников обучаются во дворце у королевских педагогов, — маг привычно почесал затылок, как делал всегда, когда чувствовал себя неуютно. — И сейчас у них идёт урок. Урок каллиграфии. — Каллиграфии? — Катара остановилась, а после перевела взгляд с Зуко на пятерых детей и немолодого учителя; в саду стояли небольшие столы, которые были застелены листами пергамента, под рукой у каждого ученика были баночки туши, много разных кистей и прочих мелочей, названий которых, как и предназначения, южанка не знала. — Да. Это… искусство письма. В голубых глазах покорительницы блеснули искорки интереса: она и предположить не могла, что такой простой навык, как умение писать, можно отнести к искусству, которому непременно требовалось обучаться под надзором строгого педагога. Ей всегда думалось, что красивый почерк — это как дар покорения: либо Духи дали его тебе, либо — нет. — Этому учат? — Конечно, — Зуко с долей удивления посмотрел на Катару, будто она сказала великую глупость. — Все представители высшего сословия этому обучаются. Южанка фыркнула («Высше-низшее сословие! Тоже мне…»), но тут же стыдливо опустила глаза: ну конечно! Зуко ведь королевских кровей, не пристало ему писать, как полярный медведь задней левой лапой. Она хорошо знала, какой у мага Огня был почерк: ровный, иероглиф к иероглифу, аккуратный, округлый; каждое его письмо, бережно хранимое Катарой в шкатулке у себя дома («Но это ничего не значит, нет-нет!»), было настоящим шедевром — казалось, что текст в каждом из них был напечатан, а не написан от руки. Девушка невольно вспомнила свой почерк и скривилась: на Южном Полюсе её некому было обучать даже грамоте — Пра Пра, жившая когда-то на Севере, смогла научить её простому счёту да чтению по слогам, на большее не имелось ни времени, ни нужды; кроме снега и войны на юге не было ничего, а умение потрошить тюленей было куда важнее грамоты — что уж говорить о высоком искусстве каллиграфии? Катара смогла обучиться хорошо читать и кое-как писать лишь в дни путешествия с Аватаром — просто в этом была необходимость, да и возможностей для этого было гораздо больше. Однако это не умаляло одного — её почерк был чуть менее ужасным, чем почерк Сокки, а почерк Сокки был по-настоящему кошмарным. — А представители не высшего сословия? Зуко едва заметно нахмурился, уловив сарказм в словах подруги — он знал, как Катара не любила все эти сословноразличительные разговоры. — Да, но обучаться этому стоит немалых денег. Не у всех простых людей они есть… — Жаль, — девушка поникла, ведь к сословию выше низшего она себя не относила. — Я бы хотела попробовать. — Оу… эм… — Зуко растерялся. — Ты же знаешь, что тебе достаточно просто попросить. — Глупая, та самая юношеская улыбка появилась на его лице. — Для господина Ки будет большой честью обучить тебя. — Знаешь, я бы не хотела, чтобы за моей спиной стоял старик с огромной указкой, которой он мог бы огреть меня за неправильно нарисованную закорючку, — южанка с недоверием покосилась на хмурого рослого учителя, стоявшего рядом с одним из мальчишек. — Других мастеров каллиграфии во дворце нет и… — А ты? — Я? — Зуко в удивлении поднял единственную бровь, а изъеденный огнём глаз, казалось, навечно застывший в прищуре, широко распахнулся. — Ты. — Не думаю, что из меня хороший учитель… — Ты обучал Аватара магии Огня, неужто простолюдинку с Южного Полюса не сможешь научить красиво писать?***
Катара, на удивление, оказалась старательной и способной ученицей. Не то чтобы Зуко сомневался в её умениях, просто слова о том, что в детстве она ни разу не бралась за перо и кисть, привели Хозяина Огня в замешательство: ведь именно в ранние годы люди особенно хорошо обучаются основам. Девушка уже целых две четверти часа сидела за столом подле окна в покоях Зуко и, стараясь держать кисть в правильном положении, выводила иероглиф, обозначавший первый слог её имени. И хотя маг Огня хвалил её, Катара всё равно была недовольна тем, как у неё получалось выводить эти закорючки: то вертикальная палочка была слишком наклонена в сторону, то горизонтальная больше походила на диагональную, а крючки и петли так и вовсе выглядели недокрученными как положено; кисть, которой приходилось писать, казалась растрёпанной («И зачем в ней столько ворса?»), сухая тушь недостаточно размокла, а пресс-папье для удержания бумаги так и вовсе лежали неудобно, постоянно мешая делу. Однако девушка с упорством равнинного осла продолжала выводить злосчастный слог «ка». — А ты неплохо справляешься. Южанка скосила глаза на рядом стоящего Зуко: и хотя она понимала, что мужчина всего лишь хочет её поддержать, ей упорно мыслилось, что он просто издевается над ней, говоря столь ободряющие слова про откровенно плохую работу. Катаре иногда хотелось плюнуть на все приличия, как следует обмакнуть кисть в разведённой туши и вывести какой-нибудь неприличный иероглиф на лице Хозяина Огня, лишь бы он перестал хвалить её каллиграфическую бездарность. Однако южанка упорно держала себя в руках: много лет назад Зуко не позволял себе и капли раздражения, когда она в аватарских скитаниях учила его элементарным, по её меркам, вещам, например, готовке риса или потрошению рыбы, хотя и видела, что не привыкший к таким занятиям принц чувствует себя, как минимум, неловко. Однако больше всего её отвлекали не столько слова, сколько само присутствие Зуко, хотя Катара, конечно же, отрицала сей «немыслимо-позорный факт», стараясь спихнуть всё на его от природы излишне раздражающую персону. Разве мог пленительный запах мёда и корицы, раздававшийся подле лица, как-то отвлекать девушку? Безусловно, нет! Или могли отвлекать длинные пряди чёрных волос, настойчиво лезшие в девичье лицо, когда мужчина наклонялся ближе, чтобы лучше рассмотреть, как она справлялась с заданием? Вздор! Или могли её, великого мага Воды, хоть как-то отвлекать прикосновения мозолистых ладоней, когда Зуко, дабы показать, как необходимо держать кисть, накрывал её руки своими? Да никогда! Просто Хозяин Огня был мистером Я-умею-раздражать-и-отвлекать-магов-воды-одним-своим-видом. Только и всего. Правда-правда. И всякие пленительные медово-коричные запахи, горячие мозолистые руки и голос с хрипотцой были здесь совершенно ни при чём. — … только вот здесь мазок нужно сделать мягче. Эм… Катара? Ты меня слушаешь? Девушка встрепенулась — к своему стыду она осознала, что целых несколько мгновений бездумно пялилась в пергамент, отвлечённая мыслями о горячих руках и сладких медово-коричных ароматах. «Кох!» Жирная тягучая капля разведённой в воде туши капнула на девичью руку. — Ой… — южанка, про себя смачно выругавшись, смахнула каплю чернил покорением, однако тёмный след всё равно остался на смуглой коже. — Подожди. Не трогай, — Зуко жестом остановил Катару, которая порывалась начать выводить чёрное пятно безжалостным трением, и спешно удалился. Стоило девушке остаться наедине с собой, как на неё волной накатило облегчение: наконец-то! никакой корицы, никакого мёда, никаких горячих рук и щекочущих длинных волос! Казалось, с уходом Зуко ушло и всё напряжение, даже воздух в комнате сделался менее горячим, а мысли более ясными. Однако даже ясные мысли не смогли избавить деву от множества вопросов и упрёков в свой адрес; в какой, собственно, момент она стала так остро реагировать на присутствие огненного мага? Последние два года она злилась на него за все обидные слова, брошенные в порыве ссоры, а события тех злосчастных двух месяцев окончательно убедили Катару в том, что у Зуко напрочь отсутствует совесть. Но, несмотря на это, покоритель сумел довольно быстро заслужить девичье прощение, что, однако, странно на него влияло: радость и удовольствие на его лице часто перемежались с грустью и задумчивостью. Сама же девушка стремилась быть сдержанной: в присутствии покорителя Огня она старалась меньше улыбаться (но так хотелось), нарочито не желала поддерживать бессмысленные разговоры (но так хотелось), терпела прохладу вечеров, не желая просить Зуко развести огонь или обнять её (исключительно в согревательных целях; но так хотелось)… «Пусть помучается», — твердила себе дева. И на этот проклятый урок она согласилась лишь бы «пусть помучается!». Хотя кто из них мучился больше, южанка до сих пор не очень-то и сознавала. Рядом что-то громко курлыкнуло. Катара вздрогнула и обернулась на звук, уже зная, что её там ждёт; и верно — пара золотистых змеиных глаз смотрела на неё с прищуром. Хитрым прищуром. — Если ты опять надумал что-то воровать, то я… Дракон не курлыкнул в ответ, даже не рыкнул. Он лишь молча развернулся и потрусил в сторону большого стола, который, как подумала Катара, вероятно, был рабочим местом Зуко в его покоях, и принялся скрести лапой о ящики. — Ты что делаешь? Эй! А ну нельзя. Ты же их испортишь. Впрочем, рептилии было всё равно: она самозабвенно продолжала царапать ящики, будто там было что-то очень важное, важное настолько, что это непременно требовалось показать. Когда ящики всё же не поддались натиску коротких лап, Друк вцепился зубами в резную ручку и принялся тянуть несчастный кусок дерева, грозясь выломать его с доброй половиной стола. — Великие Духи! Проклиная на чём свет стоит ненавистного дракона, южанка бросилась к нему, вцепилась в его шею и попыталась оттащить от стола, однако ящер зарычал, предупреждая двуногую: «Отпусти!» — Нельзя сюда лезть, бессовестный! Ты весь в своего хозяина: такой же упрямый и напрочь лишённый стыда. Друк лишь громче рыкнул и в какой-то момент раскрыл пасть, отпуская ящик. Катара, целиком и полностью полагавшаяся на дракона, не ожидала, что он расцепит челюсть и, резко подавшись назад вместе с ящером, упала на пол, не удержав равновесия. — Ай! — Друк лукаво сверкнул глазами и снова принялся выламывать ящик, при этом не давая Катаре подойти ближе — дракон размахивал хвостом, да так сильно, что в любой момент мог пришибить покорительницу Воды, если та подойдёт ближе дозволенного. В конце концов, ящик поддался и с хрустом вылетел из боковины стола; лежавшие в нём пергаменты фонтаном бумажных брызг взвились в воздух и, кружась, принялись медленно опускаться на пол. — Посмотри, что ты наделал! — южанка сидела на полу и со злым упрёком смотрела на довольного дракона, который, будто бы, только и мечтал посильнее напакостить людям вокруг. Особенно Зуко и самой Катаре. Девушка хотела было вытянуть воду из стоявшего в углу огромного растения и броситься на дракона, как взгляд зацепился за один из валяющихся пергаментов: это явно не документ — на нём не было изображено письменных символов или гербовых печатей, вместо этого на нём красовался рисунок, разглядеть который издалека Катара не смогла. Южанка подползла к валяющемуся листку бумаги и обомлела — на пергаменте была изображена девушка, сильно походившая на неё саму: те же черты лица, так же уложенные волосы, то же помолвочное колье водного племени… Дрожащей рукой Катара схватила листок и поднесла ближе, будто так она смогла бы лучше его рассмотреть и убедиться, что изображённая на пергаменте дева вовсе не она. — О Юи… — южанка почувствовала, как к щекам прилила краска смущения — никто никогда не писал её портретов и не прятал их в ящиках, запертых на ключ. Вторая волна смущения накрыла девушку, когда она поняла, что рисунок был сделан Зуко; Катара вмиг представила себе сурового, всегда хмурого Хозяина Огня, вечерами сидящего за пергаментами и банками рисовальной туши и пишущего картины. Это весьма… необычно и, Кох всех раздери, привлекательно! Невероятно привлекательно! Покорительница в какой-то момент словила себя на непотребной мысли, что хочет увидеть огненного мага за рисованием. Рядом лежали ещё с десяток исписанных пейзажами и портретами листов, среди которых девушка обнаружила один явно незаконченный рисунок: знакомый королевский сад, пруд с черепаховыми утками, ветвистая сакура, посыпающая всё вокруг мелкими лепестками; рядом с водоёмом стояла невысокая девушка, взмахом кисти подчинявшая себе потоки воды. Катара сложила в несколько раз пергамент, что держала в руках, и поспешила спрятать его в вырез платья и потянулась к лежащему на полу листку бумаги; насмешливая улыбка озарила девичье лицо: картина была почти идеальной — лишь размазанная тушь подле головы водной покорительницы немного портила впечатление. Вероятно, краска была ещё сырой, когда художник возжелал спрятать свою работу от посторонних глаз. — Катара, я принёс… — Зуко, совершенно тихо вернувшийся обратно в комнату, замер подле входа. Сосредоточенное мужское лицо вытянулось в изумлении: посреди его покоев был устроен настоящий бардак, в центре которого неизменно располагались двое — покорительница Воды и дракон. Оба сидели на полу, окружённые разбросанными пергаментами, неподалёку валялся ящик стола, сам же стол безвозвратно испорчен — боковина была выломана. — Что… Друк лукаво сверкнул глазами и спрятался за Катару, мол, не я это в твоих вещах копался, а эта двуногая, с неё и спрашивай. Девушка же, красная от смущения, подлетела с пола и попыталась нацепить на себя маску возмущения, за которой стремилась скрыть накрывшее её стеснение. — Катара, что тут произошло? — Это ты у него спроси! — южанка указала на дракона, что насмешливо курлыкал в стороне. — Я просила тебя держать своего зверя-хранителя от меня подальше, Зуко. Как он оказался в твоих покоях? Маг Огня бездумно хлопнул глазами — не говорить же Катаре, что Друк спит в его комнате. Она точно примет его за идиота. — И… и знаешь что? — нет, она не собиралась признаваться Зуко в том, что польщена его картинами, пусть помучается. — Прежде чем писать портреты людей, потрудись поинтересоваться их дозволением. — Портреты? О чём… — мужчина осёкся: в тот же миг он понял, что за бумаги валялись всюду — чешуйчатая пройдоха, как оказалось, разворотила верхний ящик его стола; щёки Зуко вспыхнули алым — ну и стыд! — Катара, я… — И у меня нет щупалец на голове, — девушка показала мужчине рисунок, тот, с размазанной тушью: влажные вчера чернила неудачно легли подле её головы, и теперь создавалось стойкое впечатление, что вместо волос у Катары действительно росли щупальца осьминога. Южанка гордо вздёрнула подбородок и, стараясь твёрдо смотреть на Хозяина Огня, широким шагом направилась к выходу из комнаты. Поравнявшись с Зуко, она впихнула ему в руки злосчастный пергамент и зашагала быстрее, дабы не выдать своего истинного настроения. Раздался хлопок массивных дверей. Оставшийся наедине с самим собой, маг Огня озадаченно и смущённо посмотрел на созданную им самим картину (Катара действительно выглядела странно со «щупальцами» на голове, ей определённо это не шло), про себя смачно выругался и тут же спалил её к коховой матери; взор вдруг зацепился за змеевидную тень, юркнувшую к окну. — Эй! А ну стой! — дракон бросил лукавый взгляд на хозяина и попытался просочиться через полуоткрытое окно, однако безнадёжно застрял в узком проёме. Зад рептилии болтался по одну сторону рамы, в комнате, а остальная часть свисала по другую её строну — на улицу. Зуко схватил дракона за хвост и потянул на себя — рептилия зарычала и завыла, беспрестанно болтая короткими лапами, которым не за что было даже уцепиться. — Поделом тебе. — Мужчина настежь распахнул окно и вытолкал Друка в королевский сад. — И чтобы я тебя больше здесь не видел! Рама с треском захлопнулась. Зуко, сгорая от стыда, обернулся, дабы ещё раз оценить масштабы трагедии: стол из дорогого сандалового дерева, подарок правителя Царства Земли, безнадёжно испорчен, а ценные бумаги измяты и изодраны драконьими когтями. Но всё это меркло и бледнело в сравнении с тем, что Катаре стал известен самый страшный секрет Хозяина Огня — он пишет картины. Ещё более ужасно — Катара видела эти картины. Но совсем кошмарно — Катара не оценила эти картины! Но настоящая катастрофа заключалась не в этом. Катастрофа была в том, что покорительница Воды теперь точно заподозрит Зуко в чём-то нехорошем, например, в непристойностях! Ведь какой нормальный мужчина станет хранить в запертом ящике своего рабочего стола женские портреты? — Проклятый дракон! Мужчина, красный, как королевская мантия, подошёл к окну и распахнул его — внизу, в жасминовом кустарнике полулежал обиженный Друк. «А дядя всё интересовался, что ему изобразить на рекламных буклетах своей чайной. Вот ответ». — Кормить и выгуливать себя будешь сам! Вновь раздался грохот закрываемого окна.***
В тот день Зуко пополнил свою копилку осознания несколькими вещами. Первое: никаких частных уроков каллиграфии там, где живёт дракон. Второе: в принципе, никаких частных уроков каллиграфии. Особенно с девушками из Племени Воды. Особенно если эти девушки вас итак не особенно-то привечают — вдруг они захотят отработать приёмы правильного письма и исписать стены вашего дворца непристойностями в ваш адрес? И самое главное: никаких женских портретов в верхнем ящике стола!❈ ═══════❖═══════ ❈